вспомнили про "Песни невинности".
     "О ягненок, кем ты создан?"
     "Именно это. Не представляете, сколько людей не способны в себе это удержать".
     Я засмеялась: "Как трогательно! Но мне больше нравятся тигры. Нет, спасибо, не курю".
     "А мне можно?"
     "Конечно".
     Над брызгающим огнем французской спички он посмотрел вопросительно. "А можно спросить... Что вы делаете в Субиру? Я понял, не отдыхаете?"
     "Нет. Тоже работаю. Гувернантка".
     "Конечно. Вы, должно быть, английская девушка из замка Валми".
     "Да. Слышали обо мне?"
     "Тут все всех знают. Кроме того я, по здешним меркам, ближний сосед. Работаю в следующем поместье, плантации к западу от Марлона".
     "Дьедонне?"
     "Именно. Замок, на самом деле это просто коттедж, четверть Валми, расположен в долине немного пониже деревни. Владельца там почти не бывает. Его зовут Сен-Вир. Он проводит большую часть времени в Париже или недалеко от Бордо. Как ваш босс, выколачивает кучу денег из леса и виноградников".
     "Виноградники? В Валми?"
     "Ну да, в Провансе, кажется".
     "Конечно, Бельвинь. Но это принадлежит лично месье де Валми, а Валми - нет. Даже он не будет тратить на Валми собственные средства".
     "Даже?"
     Как ни странно, мой голос звучал будто я защищалась: По-моему он очень хороший хозяин".
     "А, это. Лучше нет. Его здесь очень высоко ценят. Но идет слух, что уже несколько лет весь доход от Бельвинь идет сюда, во всяком случае много денег".
     "Здесь и так всего много".
     "Да. Все пробуждается. Два хороших урожая, и можно крышу починить... - Он засмеялся. - Смешно, что здесь всем до всего есть дело. А быть гувернанткой, наверное, гнусно, нет?"
     "В книжках, конечно, бывает, наверное, и на самом деле, но мне нравится. Мне нравится мой ученик Филипп и само место".
     "А не одиноко, так далеко от дома и Англии?"
     Я засмеялась: "Если бы вы знали! Мой дом в Англии - семь лет в приюте. Гувернантка или нет, Валми для меня - роскошное приключение".
     "Да, наверное, вы этого и хотите, приключений?"
     "Конечно! А кто не хочет?"
     "Я, например".
     "А я думала, все мужчины мечтают прорубать себе путь мачете через мангровые топи и стрелять во всяких стремительных существ. Волосатые коленки, костры и широкий-широкий мир".
     Он усмехнулся: "Я этим переболел в очень раннем возрасте. И что вообще такое мачете?"
     "Бог его знает. Оно у них всегда есть. А если серьезно..."
     "Серьезно, не уверен. Мне нравятся путешествия, перемены, новые явления и предметы, но... Хорошо все-таки иметь корни. Извините. Это бестактно".
     "Нормально. Я понимаю. Каждому нужен... центр. Чтобы откуда-то выходить и куда-то возвращаться. Думаю с возрастом возвращаться делается приятнее, чем уходить".
     Он улыбнулся. "Да, я думаю именно так, но вы меня не слушайте. У меня склонность отставать от жизни, а вы идите вперед и укрощайте тигров. До сих пор у вас получалось нормально. Вы ведь нашли одного?"
     "Месье де Валми?"
     "Быстро сообразили. Он, значит, тигр?"
     "Вы имели в виду его. Почему?"
     "Репутация пламенная и непредсказуемая. Как вы с ним? Он какой?"
     "Очень вежливый и добрый, даже очаровательный. Вместе с мадам старается, чтобы я чувствовала себя дома. Я их мало вижу, но когда это случается, они очень добры... - Я посмотрела через площадь. Две женщины разглядывали нас с любопытством. Кто-то резко закричал и дети рассыпались, болтая и вскрикивая, как сойки. - А вы почему тут оказались? Расскажите о своей работе".
     "Особенно нечего". Он рисовал ложкой на скатерти и рассказывал об очень разумной жизни. Приятный благополучный пригородный дом, школа, два года в армии, никаких событий более существенных, чем маневры. Потом университет, четыре года тяжелой работы с каникулами в Скандинавии и Германии. Хороший диплом и решение заняться дальнейшими исследованиями каких-то болезней хвойных лесов, о которых он мне начал рассказывать с энтузиазмом - о каких-то жуках, предметах, называемых Phomopsis и Megatismus, и о том, что Hylobius, а не Pissodes в чем-то там повинны... Но в конце концов он остановился и покраснел. "Вот почему я здесь. Месье де Сен-Вир - очень порядочный человек для француза, мой отец знал его во время войны. Он дал мне работу своего рода и платит немного за то, что я, в сущности, занимаюсь собственными исследованиями. Я получаю опыт и ценный материал, мне нравится. Люди здесь заботятся о своей земле, но еще многому надо учиться. Включая язык. Почему-то он мне не дается. Может, способностей нет. А очень бы пригодился".
     "Если вы живете один с термометрами, не ясно зачем".
     "Но я не все время там. Большей частью, там плантация, которой я занимаюсь и все мои вещи, и я там ночую, когда денег мало. Это конечно не редко. Но я часто спускаюсь в "Смелого петуха". Там шумно, но босс говорит на английском и пища хорошая... А это ваш маленький мальчик?"
     Открылись ворота в стене церковного сада, и Филипп появился в арке, а за ним - мощная фигура домоправительницы кюре. "Да. Пора идти". Я встала, ребенок меня увидел, сказал что-то женщине через плечо и побежал к нам через площадь.
     "Хорошо, что вы ждали. Я сказал, что вы уйдете гулять, но вы - вот".
     "Да, вот и я. Ты рано закончил, да? Кюре устал от тебя?"
     "Не знаю слова "устал".
     "Ennuye".
     "Нет. Он плохо себя чувствует. Устал, но не от меня".
     "Печально это слышать. Филипп, это месье Блейк, он работает у месье де Сен-Вира. Comte de Valmi". Они пожали друг другу руки, серьезность Филиппу шла.
     "Над чем работаете, месье?"
     "Я - лесник".
     "В Валми тоже есть лесники".
     "Знаю, встречал их. Пьер Детрюш, Жан-Луи Мишо и Арман Лесток, который живет около "Смелого Петуха"".
     "Я их пока еще не знаю. Я здесь недавно, vous comprenez".
     "Да, насколько я знаю, ваш дядя управляет этими вещами".
     "Да, - сказал Филипп вежливо, - он мой опекун". Он взглянул на меня триумфально от того, что вспомнил слово, но это придало ответу оттенок, который развеселил мистера Блейка.
     Я торопливо заявила: "Нам пора. Спасибо за кофе, мистер Блейк, очень рада, что мы встретились".
     Я протянула руку. Англичанин взял ее и сказал: "Пожалуйста, не исчезайте. Когда мы можем встретиться опять?"
     "Не такой уж я и вольный индивид. Иногда у меня свободно утро, но я так далеко не хожу".
     "А вечером?"
     "Да нет. Иногда по пятницам или воскресеньям".
     "Тогда ничего не выходит. - Он выглядел разочарованным. - На этом уикенде я договорился встретиться с приятелями. Может потом?"
     Филипп тихонько потянул меня за руку. "Мне правда пора. Давайте не будем забивать себе голову? Наверняка встретимся, долина не такая уж и большая. И спасибо еще раз..."
     На мосту я обернулась и увидела, как он с деловым видом собирает бинты, пластырь и прочие средства, которые должны сделать приятной жизнь на высоте четырех тысяч футов. Я понадеялась, что он не забудет купить коньяк.

6

     Вечером привычный покой нашего существования нарушился. Попили чаю, легкие апрельские сумерки заглядывали в незанавешенное окно на жизнерадостный свет лампы и камина. Филипп играл в солдатиков на ковре, а я, как часто у нас происходило, читала вслух. Вдруг я услышала, что вверх по зигзагу едет машина. Было тепло, и длинные двери на балкон стояли открытыми. Мотор ревел все ближе, менял тон. Я остановилась и посмотрела в сторону окна. Филипп тоже. "Une autol Quelqu'un vient!"
     "На английском, - сказала я автоматически, - Филипп, что ты делаешь?"
     Он не обращал внимания. Вскочил с ковра, разбрасывая игрушки. Вылетел в окно, как ракета, и бросился направо по балкону. Я уронила книгу и поспешила за ним. Он добежал до конца балкона, который нависал над посыпанной гравием площадкой, и наклонился через перила, пылко и неосторожно. Я подавила порыв схватить его за штаны и сказала, как можно мягче: "Упадешь, если будешь так висеть... Смотри, эта штука совсем расшаталась, вон камень подвинулся, я же вижу. Наверно это как раз они собираются чинить, они говорили... Филипп... - Но он не слушал, а все наклонялся через каменный карниз. Я сказала уже твердо. - Филипп, вернись. Что ты так возбудился?"
     Автомобиль проехал последний поворот и остановился, заскрипев шинами по гравию. Свет фар ворвался в розовый сад, осветил острые прутья решетки прямо под балконом, аккуратные горшки с цветами, скользнул по арке скотного двора и погас. Я услышала мужской голос, низкий и приятный. Кто-то другой, наверное, водитель, ему ответил, машина медленно отъехала, пришелец пересек двор и направился вверх по ступеням. Со слабым любопытством я ждала, когда откроется огромная дверь, и свет из холла наделит этот голос плотью. Но еще до этого Филипп скользнул мимо меня и отступил по балкону к окнам класса. Худенькие спина и плечи выражали такое острое разочарование, что я пошла за ним молча, села в кресло и подняла книгу. Но мальчик не вернулся к игрушкам. Он стоял на коврике у камина и смотрел на огонь. Похоже, он забыл, что я здесь.
     Я перелистнула несколько страниц книги и спросила небрежно: "Кто это, не знаешь?"
     Тонкие плечи поднялись: "Месье Флоримон, я думаю".
     "Месье Флоримон? Ты имеешь в виду модельера?"
     "Да. Он к нам часто приезжал в Париже. Он друг моей тети Элоизы. Про него знают в Англии?"
     "Конечно. - Даже в приюте мы слышали о великом Флоримоне, его силуэт "Алладин" когда-то породил бурю в Париже и Нью-Йорке и, по слухам, заставил великого Диора что-то, задохнувшись, пробормотать, и разорвать пачку эскизов. - Он здесь побудет?"
     "Не знаю".
     Голос ясно выражал, что его это не интересовало. Но разочарование проявлялось так сильно, что я спросила: "Ты ждал кого-то еще, Филипп? - Он коротко взглянул на меня, опустил длинные ресницы и ничего не сказал. Я колебалась. Но, в конце концов, это - моя работа, а он - очень одинокий маленький мальчик. Кого же это он так ждет? - Может, твоего кузена Рауля? - Нет ответа. - Кто-то должен приехать? - Он помотал головой. - Тебе не нравится месье Флоримон?"
     "Почему? Очень нравится".
     "Тогда почему?.. - начала я, но что-то в его лице заставило меня остановиться. - Пора идти в салон, petit. Никто обычного порядка не отменял, поэтому, гости или нет, мы отправляемся. Иди помой руки, а я причешусь". Он подчинился без слов и взглядов. Я медленно пошла закрывать балконную дверь.
     В камине маленького салона горели огромные поленья, перед огнем сидели на вышитом розами диване мадам де Валми и месье Флоримон и беседовали. Не знаю, как должен выглядеть один из Большой Пятерки модельеров, но точно не так, как этот образчик. Он оказался толстым, лысоватым и неаккуратным. Отпечаток спокойной меланхолии на лице заставлял вспомнить Белого Рыцаря, но никто бы не усомнился в здравом уме этого мужчины. Очень умные, добрые и проницательные голубые глаза. Своей суперсовременной одежде прекрасного покроя он явно уделял не больше нежного внимания, чем старому пляжному полотенцу. Карманы уютно торчали во все стороны, а на лацканах разлегся сигарный пепел. В большой руке гость сжимал какую-то рукопись и яростно ей жестикулировал, увлеченный собственным рассказом. Мадам смеялась, выглядела более счастливой и живой чем когда бы то ни было. Я резко почувствовала, какая она была красивая до того, как время и трагедия высосали жизнь из ее лица.
     Она обернулась, увидела у двери нас с Филиппом, и веселость исчезла. Скука и обеспокоенность наложились на нее оскорбительно явно, даже захотелось ударить мадам по физиономии, но Филипп, скорее всего не заметил. Он торжественно и вежливо шел к модельеру, который встал и производил звуки, выражающие огромное восхищенное удовольствие, достаточно громкие, чтобы заглушить раздражение Элоизы. "Филипп! Это восхитительно! Как поживаешь?"
     "Очень хорошо, спасибо, месье".
     "Хм, да, - он потрепал мальчика по щеке. - Еще немножко цвета вот сюда, и будет в самый раз. Сельский воздух - это вещь, и здешний воздух подходит тебе, судя по всему". Он не сказал "больше, чем парижский", но это прозвучало, и мальчик не ответил. Общаясь с этим ребенком, трудно избегать ошибок. Эту Флоримон заметил, но просто добавил дружелюбно: "И ничего удивительного, что Валми идет тебе на пользу! Когда удается постоянно иметь в качестве компаньона красивую молодую леди, по неволе начнешь цвести". Безупречная вежливость улыбки Филиппа показала, до какой степени эта галантная вылазка в мою сторону от него далека. Поскольку они говорили на французском, она должна была пролететь и над моей головой, я постаралась принять как можно более необщительный вид и смотреть в одну точку.
     Мадам сказала с дивана: "Не трать зря галантность, Карло. Говорят, французский мисс Мартин улучшается с каждым часом, но мне кажется, она еще не достигла стадии комплиментов. - И перешла на английский. - Мисс Мартин, разрешите представить месье Флоримона. Не сомневаюсь, вы о нем слышали". Мы пожали друг другу руки.
     "Даже в английском приюте мы слышали о вас. Вы достигали нас примерно с опозданием на шесть лет, но все же достигали. - Я улыбнулась, подумав о дешевых готовых платьях. - Хотите верьте, хотите нет".
     Он не стал притворяться, что не понимает, сделал широкий взмах книгой, я кстати заметила, что это сказки, и произнес: "Вы, мадмуазель, украсите все, что наденете".
     Я засмеялась: "Даже это?"
     "Даже это", - сказал он ничуть не смутившись, но сверкнув голубыми глазами.
     "Масштабы этого комплимента, - ответила я, - лишают меня дара речи".
     Голос мадам зазвучал более жизнерадостно и естественно, чем раньше. "Месье Флоримон постоянно грустит, что только старые и увядшие могут позволить ему одевать себя, а молодые и красивые покупают платья prete a porter... Мой английский не пережил удовольствия от твоего общества, Карло. Какое английское выражение применяется, чтобы сказать готовое платье?"
     "Off the peg", - сказала я, что значит "с крючка", "с вешалки".
     "Вы покупаете платья с вешалки, а все равно выглядите лучше нас".
     "Английский от вас ускользает, мадам, вы перепутали наречие".
     Элоиза де Валми подняла брови, а Флоримон произнес восхищенно: "Это, chere madam, - настоящий комплимент! Правильный! Такой тонкий, что вы не заметили его приближения, и такой subtil, что вы его не поняли и произнесенным".
     Она засмеялась: "Дорогой Карло, комплименты и сейчас не до такой степени редки, чтобы я их перестала узнавать. Спасибо, мисс Мартин, очень приятно было это услышать". Она улыбалась, ее глаза были дружескими и почти теплыми, и впервые я увидела в ней очарование, не поверхностное, как у общительных людей, а глубокое, которое зовет навстречу, дает поверить, что вы нравитесь и ваше общество приятно. Бог видит, я очень нуждалась в таком ощущении... Я была готова ответить привязанностью на полужест. Возможно, наконец... Но только я начала улыбаться в ответ, это опять случилось. Теплота вытекла, как вино через трещину, оставив сосуд пустым, холодной туманной скорлупой, ничего не отражающей. Мадам отвернулась и подняла вышивание.
     Я стояла с застывшей на губах улыбкой, чувствуя острее, чем раньше, что меня по непонятной причине резко отпихивают. Момент назад я точно нравилась этой женщине, но сейчас... Перед тем, как опустить глаза, она точно посмотрела на меня так, как в первый мой день в поместье.
     Я больше не думала, что мадам де Валми боится мужа. Это не проявлялось явно, но было очевидно, что они очень близки. Между ними существовала граница, как между светом и тенью, они очень подходили друг другу. Вероятно, подумала я с жалостью и понимая ее только на половину, отстраненная холодность Элоизы де Валми - побочный продукт самурайского самоконтроля, о котором она никогда не забывает. Молодость не позволяет представить темперамент, отличающийся от собственного, я чувствовала, что жизнь Леона де Валми намного легче, чем его жены. А ее отношение ко мне и Филиппу - должно быть часть ее общей отключки. Нужно время, чтобы сдержанность растаяла, двери открылись. Ее взгляд выражал не понимание, а что-то вроде ожидания, оценки, не больше. Может быть она до сих пор, как и я, думает, с какой стати ее муж сказал, что возможно она сделала "очень большую ошибку".
     Она вышивала с нежной деликатностью. Лампа у плеча, мягкий свет на тонкой белой руке, иголка вспыхивала, протыкая полотно. Мадам не поднимала головы. "Сядь рядом со мной, Филипп, на эту скамеечку. Можешь пробыть здесь десять минут... Нет, мисс Мартин, не ускользайте. Мне бы хотелось, чтобы вы тоже сели и занимали месье Флоримона". Маска на месте. Собрана и элегантна, как всегда. Ей даже удалось выражать слабую заинтересованность в ритуальном разговоре о делах Филиппа и его старательных ответах.
     Флоримон сказал рядом со мной: "Может, присядете?" Я благодарно повернулась и встретилась с мягкими глазами, которые, казалось, ничего не упускали. Он заметил прилив и отлив симпатии и резкого отторжения, которые оставили меня молчаливой и напряженной, и решил полностью выложиться, но развлечь меня. Слегка скандальные истории из его репертуара были чрезвычайно занимательны и, по крайней мере на половину, правдивы. Я знала его Париж лучше, чем он мог подумать, и скоро наслаждалась от всей души. Он слегка, но мастерски со мной заигрывал и выглядел сначала немного смущенным, а потом восхищенным, когда обнаружил, что его галантности меня развлекают, а не конфузят. Он бы, конечно, еще больше смутился, если бы понял, что каким-то чудным образом напоминает мне папу. Последний раз я слышала такую сверхизысканную болтовню десять лет назад, когда меня пустили на папину вечеринку с напитками и стихами. Думаю, простительно, что я радовалась каждому моменту нашего забавно ностальгического разговора.
     То есть радовалась бы, если бы не ловила периодически взгляды прохладных глаз Элоизы де Валми, выражающие неопределенную смесь оценки, беспокойства и, как ни фантастично, страха. И если бы мне не было интересно, кто доложил о том, что мой французский улучшается с каждым часом.
     Нас перебило появление Седдона с подносом коктейлей. Я вопросительно поглядела на мадам, а мальчик шевельнулся, будто собирался встать. Она не успела нас отпустить, потому что Флоримон проворковал: "Не прогоняй ребенка, Элоиза. Обязательная программа выполнена, может быть выдашь его мне?"
     Она улыбнулась, подняв аккуратные брови: "Что ты будешь с ним делать, Карло?"
     Он наконец-то положил книгу на самый край хрупкого кофейного столика и принялся выуживать что-то большой рукой в неаккуратном кармане. Улыбнулся Филиппу, который смотрел на него с ненавистным мне настороженным видом, и лицо ребенка слегка расслабилось в ответ. "Когда мы последний раз виделись, парень, - сказал Флори-мон, - я пытался втянуть тебя в единственное цивилизованное времяпрепровождение для мужчин, обладающих здравым смыслом. Ага, вот и они..." Он выловил маленькую доску из кармана - крохотные шахматы для путешественников с красными и белыми фигурками.
     Мадам засмеялась: "Необоримая страсть, - в ее холодном голосе появилось что-то очень похожее на снисходительность, - Хорошо, Карло, но он должен подняться наверх не позже, чем пятнадцать минут. Берта будет его ждать". Что это не правда, прекрасно знали и она, и я. Хотя разговор шел на французском, она быстро на меня взглянула, и я постаралась лишить свое лицо всякого выражения. Очень интересно, что не я одна умудряюсь не давать Филиппу сталкиваться с дядей.
     Мальчик с готовностью подвинул скамейку, и двое сосредоточенно уставились на доску. "Ну посмотрим, - сказал Флоримон жизнерадостно, - помнишь ли ты правила, mon gars. Припоминаю, что в прошлый раз мы двигались весьма беспорядочно, но в твоей концепции игры присутствует некоторая дикая свежесть, которая дает поразительные результаты. Твой ход".
     "Я пошел, - сказал Филипп серьезно, - пока вы говорили".
     "Да, pardiew? А, королевской пешкой. Классический гамбит, месье... А я - этой пешкой. Так". Филипп склонился над доской, сурово свел ниточкой бр