ановил его.
   "Джип? Со скалы? Ты про это не говорил..."
   "Не знаешь всех моих планов, прекрасная леди". Он повернулся к ней. Я
видела только ее лицо. Она осунулась, выражение испуганного мальчишки.
   Он сказал: "Ну ты что? Мы должны как-то  избавиться  от  джипа,  нет?
Если его найдут в джипе в море, все прекрасно объяснится".
   Она сказал почти шепотом: "Он мой. Все знают, что я привезла  его  из
Афин".
   "Ну и что? Все подумают, что ты тоже в нем была".
   Она не шевелилась, только смотрела на него.
   Он подошел к ней так близко, что ей пришлось  поднять  голову,  чтобы
увидеть его глаза.
   Он спросил нетерпеливо: "Ну что ты? Испугалась?"
   "Нет. Мне просто интересно..."
   "Что?"
   Она заговорила тем же торопливым шепотом:  "А  что  бы  ты  сделал  с
джипом,  если  бы...  А  если  бы  не  оказалось  тела   Нигеля,   чтобы
сбросить..."
   Он сказал медленно: "То же самое. Они подумали бы, что там ты..."
   Он засмеялся. Очень темная и  волосатая  рука  медленно  поднялась  и
пробежала по обнаженному оливковому предплечью.
   "Ну, ну, ну... бедненькая, маленькая, хорошенькая, ты что  ли  правда
думаешь, что я сделаю такое с тобой?"
   Она не шевелилась. Тонкая рука стекала вдоль тела, голова  откинулась
назад, большие глаза смотрели в одну точку.
   Она сказала тонким голосом: "Может, сбросить лучше его... Значит,  ты
хотел кого-то еще. Хотел..."
   Его  рука  обвилась  вокруг  нее  и   притянула   поближе.   Она   не
сопротивлялась.
   Его голос стал ниже.
   "И ты решила, что я хотел тебя?.. Тебя? Моя маленькая Даниэль..."
   "Тогда кого? - Он не ответил, ее глаза сузились и опять распахнулись.
- Димитриоса?"
   Он быстро закрыл ей рот толстыми пальцами, тело его  затряслось,  как
от смеха.
   "Тише, маленькая дурочка, тише, здесь у гор есть уши".
   "Но Ангелос мой..."
   "Ну? Ты, кажется, говорила, что знаешь меня, девочка?  Не  понимаешь?
Он помог мне, и его лодка, но разве он заработал половину? Товар мой,  я
ждал его четырнадцать лет, а теперь  получил,  думаешь,  я  буду  делить
его... с кем угодно?"
   "А я?"
   Он притянул пассивную плоть еще ближе, вдавил ее в себя  и  засмеялся
глубоко.
   "Это не дележка. Ты и я, цыпленочек, мы - одно целое..."
   Его свободная рука скользнула по ее  шее  до  подбородка  и  откинула
голову так, что их рты встретились.
   "И ты мне еще нужна, доказать?"
   Его пасть жадно захлопнулась на ее губах, она на секунду  напряглась,
будто хотела освободиться, но устремилась навстречу, обняла за шею.
   Он засмеялся, не отрываясь, а потом сказал хрипло: "Здесь. Быстро".
   Я заткнула уши, отвернулась так, что щека и руки уткнулись в холодную
скалу, в острые камни. Они пахли дождем...
   Не хочу писать, что было дальше, но, думаю, должна. Когда  я  закрыла
глаза, мужчина  целовал  ее,  а  его  лапа  начала  ворошить,  ковырять,
раскрывать ее одежду. Она приникала к нему, ее плоть рвалась  навстречу,
руки тянули голову к жадному рту. Дальше  я  не  смотрела.  Он  бормотал
обрывочные,  задыхающиеся,  непонятные   слова,   смесь   греческого   и
французского.
   Я слышала, как он отбросил камень ногой,  когда  потянул  ее  на  пол
рядом с кучей обломков... с трупом Нигеля... Она издала только один звук
- полувздох, полустон удовольствия. Клянусь, удовольствия.  Я  тряслась,
покрылась потом, мне было жарко, будто в моей сквознячной  щели  развели
костер. Я отломила кусок камня и сжала до боли. Не знаю сколько  времени
прошло, прежде чем  я  поняла,  что  в  пещере  тихо,  раздается  только
глубокое и ровное дыхание.
   Он встал в тусклом свете фонаря у кучи камней, молчал  и  не  уходил,
улыбался вниз Даниэль. Она лежала и смотрела на него, блестели ее глаза.
Лицо его от пота казалось  сделанным  из  мыла.  Он  стоял  очень  тихо,
улыбался девушке,  а  она  смотрела  на  него,  яркая  юбка  помялась  и
запылилась. Я подумала до безумия тупо - как ей, наверное, неудобно. Она
похожа на мертвую. Ангелос шагнул, взял ее за плечи,  потащил  и  бросил
рядом с Нигелем.
   Вот так погибла Даниэль в двадцати ярдах от меня, и я  не  пошевелила
пальцем, чтобы ей помочь.

18

   По милости провидения я не упала в обморок, иначе вывалилась бы прямо
на  свет  фонаря.  Но  узкая  расщелина  удержала  тело,   а   сознание,
замутненное повторяющимся шоком, очень медленно впускало полную  картину
того, что произошло. Какой-то мозговой цензор уронил занавес дымки между
мной  и  сценой  в  пещере,  она  отдалилась,   убийца   перемещался   в
пространстве,  занимался  своими  жуткими  делами,  как  на  экране  или
освещенной сцене. Я  была  невидима,  неслышима,  бессильна  -  человек,
который видит сон. Наступит утро, и кошмар  закончится.  Я  смотрела  на
него в странном состоянии транса. Если бы он пошел в мою сторону,  я  бы
не додумалась спрятаться.
   Он бросил тело Даниэль в пыль рядом с Нигелем, постоял, посмотрел  на
них, отряхивая руки. Я подумала, что он будет их  закапывать,  потом  до
меня дошло, что раз джип наняла Даниэль, значит,  ее  останки  и  должны
были там найти, Нигель - уже дополнение. План ясен. Ни на  минуту  я  не
поверила, что он намеревался прикончить  своего  родственника,  но  даже
если и так, явно он не собирался делить что-нибудь с девушкой.  То,  что
она могла дать, легко найти везде.  Понятно,  он  не  хотел  убивать  ее
здесь, телу предстояло добраться до места назначения самостоятельно. Она
рано разволновалась, впала  в  истерику  и  вывела  любовника  из  себя.
Пришлось успокоить ее и увеличить груз.
   Он повернулся к фонарю, я смотрела на него, как на плохого  актера  -
лицо без выражения: ни ужаса, ни возбуждения, ни даже интереса. Протянул
руку, поднял фонарь и выключил. Темнота  закрылась,  как  крышка  ящика.
Кажется, он прислушивался. Пыль шелестела, укладываясь  вокруг  тел.  Ни
звука снаружи. Опять включил свет и ушел из пещеры. Мул зашевелился, но,
кажется, он его не отвязывал. Мягкие  шаги  человека  без  сопровождения
острых ударов копыт. Он, должно быть, пошел посмотреть...
   Я ждала. Тишина, только нетерпеливое шевеление животного.
   Одно ясно, он даже не представляет, что Саймон  имеет  хоть  малейшее
основание быть поблизости,  чувствует  себя  в  полной  безопасности  на
Парнасе, как на Луне. А Саймон... Я выскочила из щели и понеслась  через
пещеру, мне не нужен был свет, тело действовало  самостоятельно,  как  у
лунатика, как во сне, я обходила все препятствия на чистом инстинкте.  С
головой у меня... Никаких сознательных планов,  даже  четких  мыслей,  я
должна выйти из пещеры к  Саймону...  предупредить,  что  дело  придется
иметь не с мелким жалким преступником, с двумя убийцами. И выбраться  из
темноты этой скалистой тюрьмы на благословенный свет.
   Солнце ударило меня, как топором. Я закрыла рукой глаза, отшатнулась,
как от настоящего удара, ослепла и поплыла в океане света.  Другая  рука
наткнулась на что-то теплое и мягкое,  оно  шевелилось.  Я  отскочила  в
ужасе, но поняла, что это мул в узком проходе рядом со входом в  пещеру.
Он посмотрел на меня одним глазом и продолжил  аппетитно  жевать.  Запах
его шкуры заставлял вспомнить о  Нико.  Я  протиснулась  и  побежала  на
середину впадины - никаких греков не видно - на тропинку... Жар в центре
можно было трогать руками, пот медленно потек по телу, воздух прижимал к
земле, пыль горела в горле. Все было  неподвижно,  я  летела,  слепая  и
охваченная  паникой...  Подбежала  к  скале.  Похоже,  я  подсознательно
понимала, что Ангелос пошел искать Димитриоса не через  скалы,  а  через
проход. Я рвалась вверх из стен к небу.
   Полдневное  солнце  раскалило  тропинку,  она  прожигала  туфли,  как
раскаленный  металл,  я  взялась  рукой  за  камень,  очень  больно.   Я
карабкалась, как могла, быстро и беззвучно, пыль осыпалась как песок под
ногами, мелкие камушки падали на землю со звуком пистолетных  выстрелов,
я дышала громко до всхлипа.
   Пройдя полпути, я услышала, что он возвращается. Я замерла, прижалась
ящерицей к голой скале, камень прожаривал тонкое платье. Скоро он увидит
меня. Не успею добраться доверху. Спрятаться  бы  как-нибудь...  Некуда.
Голый  зигзаг  козьей  тропы,  природные  каменные   ступени,   открытые
солнцу... Не обращая внимания на шум, я полезла по ступеням, свернула  с
тропы и спряталась за убогое ограждение засохших кустов высотой  в  фут,
как комок колючей проволоки. Я прижалась  к  своему  убежищу,  мяла  его
отчаявшимися руками. Нормальный кошмар - барьер между мной и  убийцей  и
должен осыпаться под руками.
   Я вжалась в пыль. Смогла бы, зарылась  бы,  прижалась  к  ней  щекой,
жарилась на солнце и смотрела вниз. Ангелос быстро  прошел  к  пещере  и
скрылся из виду. Я ждала... Только собралась начать  двигаться,  как  он
появился снова, но уже осторожный, двигался очень тихо и оглядывался.  В
руке - его собственный фонарь, который я уронила у тела  Нигеля.  Улыбка
не сошла с губ. Я лежала  тихо,  звенел  копытами  невидимый  мул.  Грек
поднял голову, обвел глазами скалы,  пожал  плечами,  спрятал  фонарь  в
карман. Из другого достал пистолет, взвесил его  в  руке  и  повернул  к
пещере. Руки мои сжимали пыль. Фонарь он, конечно, узнал. Пошел искать в
пещере того, кто его уронил. Скоро выйдет. Бессмысленно его ждать, чтобы
выстрел смел меня отсюда. Мускулы мои проволочно  напряглись,  скоро  он
скроется с глаз, и я побегу.
   Что-то упало мне на руку, причинив острую боль. Камушек. А потом  душ
из пыли и маленьких камней откуда-то выше меня посыпался, как стая крыс,
стукаясь об скалы выстрелами. Ангелос замер и уставился прямо на меня. Я
не шевелилась. Он просто не мог меня видеть.  Страшнее  звуки  сверху  -
Димитриос, а за ним Саймон? Или  жизнерадостный  Саймон,  который  хочет
сообщить мне, что справедливость  восторжествовала,  и  мародер  прошлой
ночи понес заслуженное наказание. Надежда, что грек рассказал Саймону об
Ангелосе, растворилась в звуке этих неосторожных шагов. Ангелос напрягся
и спрятался за скалой. Звуки приближались. Я повернула голову  так,  что
вывернув глаза почти до полного вылезания, видела  вершину  скалы.  Если
это Саймон, надо закричать, я приготовилась, открыла рот и облизала пыль
с пересохших губ. Что-то шевельнулось на фоне сияющего неба.
   Коза.  Другая.  Три  большие  черные  козы  с   желтыми   глазами   и
развесистыми ушами мирно брели  надо  мной  по  сияющему  небу.  Вдалеке
пропела свирель, как ручей Аполлона. От облегчения я  опьянела,  закрыла
глаза и расслабилась  в  пыли.  Сладкий  ароматный  запах  напоминал  об
английских садах, чае, пчелах...
   Не знаю через сколько минут  или  часов,  но,  когда  я  вернулась  к
реальности, Ангелос в полной тишине оставил укрытие и стоял, где раньше,
в центре, глядя на край скалы.
   Тихо я повернула голову. Козы не удалились. Стояли как на  витрине  в
магазине стройным рядом и смотрели  вниз,  выставив  вперед  уши,  глаза
внимательные и любопытные...
   Шесть желтых сатирьих глаз уставились на меня, в  сорока  футах  ниже
их. Ангелос пошел к скале. Козы ушли, опять посыпалась пыль.
   Сердце мое дергалось и прыгало, но я не шевелилась. Я застыла,  кровь
остановилась, я лежала совершенно плоская и не  могла  шевелиться.  Грек
очень близко, убегать поздно, я вжалась в землю. В общем-то я не  совсем
на виду, можно надеяться или нет, что он  пройдет  мимо  поворота  и  не
заметит?.. Платье бледное, пыльное... Он  ведь  мог  меня  не  заметить?
Чуть-чуть  ниже  меня  он  заколебался,  сопел  и  смотрел  вверх.   Мое
замирающее дыхание шевелило пыль под носом. Двинулся дальше - не  вверх,
а прямо подо мной, налево. Отсрочка. Через мертвые растения я видела его
макушку. Он сошел с тропы, осыпал камешки ногами, сухая  трава  трещала.
Он перемещался очень осторожно, все  время  останавливался.  Внимательно
обыскал ямку, в которой не спрятался бы и ребенок,  почти  обнюхал,  как
собака с пистолетом в руке. Я начала надеяться, что  он  удовлетворится.
Но он повернул обратно на тропу и пошел вверх, прямо ко мне.
   Я даже не испугалась. Ощущение полной ирреальности происходящего. Это
- не со мной. Мне казалось, что никто не  верит  в  собственную  смерть,
особенно  насильственную.  Что-нибудь  его  остановит.  Это   не   может
произойти. Не со мной. Я лежала, почти расслабленная, покорная судьбе  в
пыли, а убийца медленно поднимался ко мне. Скоро он придет и сразу  меня
увидит, а может, и чуть попозже, но не минует... Я  где-то  читала,  что
самое опасное и труднопреодолимое  желание  в  таких  обстоятельствах  -
сдаться и умереть, но никогда в  это  не  верила.  Оказалось  -  правда.
Может, я не захотела, чтобы он нашел меня униженной и жалкой, валяющейся
у него в ногах, но я встала. Поднялась перед  ним  и  начала  отряхивать
платье, не обращая на него внимания. Он замер, как мертвый.
   Идти было некуда, только  к  нему.  И  я  отправилась  в  бесконечное
путешествие мимо него, опять как во сне. В глаза его я не  смотрела.  Он
немного подвинулся, и я проскользнула, проплыла рядом.  Мы  направлялись
вниз. На уровне земли я споткнулась, он поддержал меня  за  руку,  плоть
моя взбунтовалась, я чуть не потеряла сознание.  Ангелос  развернул  мое
онемевшее тело к себе лицом. Если бы он не перестал меня трогать,  я  бы
заорала, но он убрал конечности, и я  сохранила  молчание  и,  наверное,
жизнь. Я отошла на шаг и села, ноги не держали, уперлась руками в теплый
камень и посмотрела на этого человека. Он стоял, ноги врозь,  одна  рука
за поясом, другая - висит сбоку  с  пистолетом.  Голова  вперед,  как  у
задумчивого  быка.  Жесткая  обычная  улыбка,  правильные  арки  бровей,
жестокие глаза - сплошь черные, без  зрачков  и  света  изнутри.  Ноздри
подрагивали. Кудри у лба тугие и мокрые от пота.
   Видимо, он вчера неплохо меня рассмотрел.
   "Значит, это мой маленький дружок из студии, да?"
   Попыталась ответить, не вышло. Хрип.
   Он заулыбался сильнее.
   Голос вернулся: "Надеюсь, я сделала Вам больно".
   "Счет мы скоро полностью уравняем. Где англичанин?"
   "Не знаю".
   Он шагнул вперед, я прижалась спиной к скале. Выражение его  лица  не
менялось, но голос...
   "Не будь дурой. Ты пришла сюда не одна, где он?"
   "Я... мы сидели на горе и  вдруг  увидели  этого  парня,  Димитриоса,
знаете, он гид. Саймон, мой друг, пошел с ним поговорить. Мы думали, что
это он воевал вчера в студии, и мне кажется...  Саймон  хотел  выяснить,
куда он пошел потом".
   Это было так похоже на правду,  что  я  надеялась,  он  поверит.  Про
Саймона. Мне-то ничего не поможет.
   "И ты все время была здесь, на горе?"
   "Я... Нет, почему? Погуляла немного, а потом  думала,  может,  Саймон
вернется, и..."
   "Не была в пещере?"
   Холодное солнце. Ледяная скала. Если до сих пор я  неизвестно  почему
надеялась, теперь знала точно.
   Я умру. Видела, не видела мула, пещеру, Нигеля, Даниэль, сокровище  -
все это неважно. Я исчезну потому, что видела Ангелоса.
   Он вытащил из кармана фонарь.
   Ты оставила его, да?"
   "Да. - А он-то думал, что я  буду  все  отрицать.  -  Уронила,  когда
увидела тело Нигеля. И была в пещере, когда Вы убили Даниэль".
   Металл  фонаря  блеснул,  шевельнулся.  По  крайней   мере,   я   его
заинтересовала. Если разговорить этого  выродка,  пожить  еще  несколько
минут, вдруг случится чудо, и я не умру. Убийцы любят беседовать о своих
свершениях? Но скорее всего, убийства такая для него обычная  вещь,  что
ему их совершать неинтересно, не то, что обсуждать...
   Но он ведь  садист,  может,  согласится  напугать  меня,  прежде  чем
прикончить?
   "Зачем вы его пытали? А Вы правда собирались ее убить?"
   Не похоже,  чтобы  сработало.  Бросил  фонарь  и  огляделся.  Положил
пистолет аккуратно рядом с фонарем на куртку и повернулся ко мне.
   Я попыталась шевельнуться, но оказалась еще ближе к нему, попробовала
убежать, но он поймал меня сзади и притянул обратно легко, как тряпочную
куклу. Я, наверное, с ним дралась. Не помню ничего, кроме слепой паники,
ощущения беспомощности, кислого запаха пота и железных рук, которые вели
меня с таким малым усилием, будто  я  -  пойманное  случайно  насекомое,
бабочка. Одной рукой он зажал мне рот, разбивая губы о зубы,  но  ладонь
скользила от пота, я изворачивалась в бесплодных  попытках  вырваться  и
пыталась ударить его ногой. Я надеялась на счастливый момент,  случайное
преимущество, извивалась всем телом в бесплодных попытках вырваться.  Он
наклонился, чтобы подтащить меня  поближе  и  утихомирить,  наступил  на
камень и мы вместе упали.
   Если бы я оказалась снизу, он бы, наверное, разбил меня вдребезги, он
был большим и тяжелым. Но он упал вбок и потащил меня за  собой.  Грубая
хватка ни на секунду не ослабела. Быстро как молния он  бросил  себя  на
мое тело и прижал к земле. Потом он схватил меня по-другому. Я оказалась
на спине, левая рука вывернута, так что наш двойной вес держит ее  почти
на изломе, правое запястье прижато к скале. Его свободная рука  полетела
к моему горлу. Тяжелое тело держало меня, я не могла  двигаться,  но  от
ужаса завизжала и завертелась под ним,  дергала  головой  из  стороны  в
сторону, пытаясь увернуться, а его лапа все рвалась и  рвалась  к  моему
горлу, чтобы сжать его известной ему удобной хваткой.  Я  закричала,  он
выругался по-гречески и сильно стукнул меня по лицу.  Когда  моя  голова
откинулась назад и ударилась о камень, ладонь легла на мое горло и  чуть
подвинулась, сжалась...
   Я была жива, возлежала лицом  кверху.  Чернота  агонии  расчистилась,
рассосалась, надо мной арка неба сияла, пульсировала  синим  и  голубым.
Ангелос придавил меня к земле, я чувствовала запах его тяжелого дыхания,
пот его просто вонял, мокрая  горячая  рука  зажимала  мой  рот,  другая
успокоилась на моем горле и вдруг шевельнулась. Он не встал. Лежал очень
тихо с напряженными  мускулами  и  смотрел  на  вход  в  долину.  Ладонь
соскользнула с моего лица и поползла на пыльную скалу, чтобы помочь  ему
встать.  Она  прижала  мне  волосы,  я  почувствовала  боль  и  чуть  не
замурлыкала от удовольствия. Это  вернуло  меня  в  жизнь.  Я  перестала
рассматривать небо и попыталась повернуть голову, выяснить, что его  так
заинтересовало.
   Солнце? У входа - только сияние. Потом я увидела. Я сразу узнала тень
на фоне света, но все равно мурашки  побежали  по  спине,  когда  сердце
Ангелоса дернулось, и он сказал: "Михаэль?"

19

   Понимание,  шок,  узнавание  заняли  несколько  секунд,  показавшихся
веком. Время разорвалось, мгновения, как  фотографии.  Саймон  застыл  в
сиянии ворот, Ангелос, сбросивший себя с моего тела и вскочивший  легко,
как танцор. Он, должно быть,  забыл,  что  пистолет  лежит  рядом,  рука
автоматически потянулась к бедру. Саймон несется со скоростью слаломиста
и застывает в пяти ярдах. Убийца стоял  надо  мной,  рука  на  бедре,  и
смотрел. Спаситель не двигался.
   Я не видела выражения его лица, но страх опять  ворвался  в  кровь  с
болью, как тепло после обморожения.  Я  шевелилась  в  дыли  и  пыталась
сказать Саймону, кто это, но горло потрескалось и  окостенело,  алмазный
свет бил по мне и вокруг, загонял звуки обратно. Грек не мог не заметить
этих попыток, но не обращал внимания -  со  мной  он  разобрался,  можно
добить и потом. И  Саймон  не  взглянул  на  меня.  Мужчины  соединились
глазами, как собаки, что ходят по кругу перед дракой. Я  думала,  Саймон
бросится на него, как прошлой ночью. Я не заметила, как тяжело он дышит,
пытается успокоить сердце и легкие после рывка по крутой дороге  на  мой
вопль ужаса. Я не понимала и его предположения, что грек вооружен... а я
лежала там, где нож и пистолет могли достать меня за  секунды  до  того,
как он вступит в контакт. Ничего этого я не  в  состоянии  была  понять,
кроме того, что он не шевелится, а может, и боится. Он сделал два  очень
медленных шага вперед, и стало видно его лицо. Я согрелась и  больше  не
боялась,  исч