и Байрона вцепились в край стола с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Из пепельницы, где тлела позабытая им сигарета, вился голубой дымок. Ричард Байрон уставился на меня и повторил очень тихо:
     - Слишком напуган? Но кем?
     И подняла брови:
     - Вами, конечно.
     Не могло быть сомнений в его реакции на этот ответ: изумление, полнейшее, невыразимое изумление. Несколько секунд он смотрел на меня через стол расширенными глазами, затем выражение горечи вернулось на его лицо, и он, казалось, снова замкнулся в себе.
     - Мной? Вы уверены, что мной? Он так говорил?
     И тут до меня внезапно дошло. Я почувствовала, что глаза у меня расширяются так же, как секунду назад у него, и уставилась на Байрона по-совиному.
     - О, - прошептала я, - я не верю, что вы убили своего друга. Я не верю, что хоть раз в жизни вы ударили Дэвида. Я верю, что вы любите его. Правда? Правда?!
     Ричард Байрон ответил мне неловкой кривой усмешкой, пытаясь замаскировать душевную боль. Затем взял из пепельницы сигарету и небрежно сказал, словно это не имело никакого значения:
     - Я люблю его больше всех на свете...

***

     Пузырь вдруг лопнул, иллюзия уединения рассеялись. Подошел метрдотель, сияя улыбкой и размахивая руками, как большой тучный мотылек крылышками.
     - Мадам насладилась обедом? Месье хорошо покушал? Chapon marseillais <Каплун по-марсельски (фр.).> был прекрасен, не правда ли? Это фирменное блюдо нашего ресторана!
     Мы уверили его, что все было превосходно, и, сияя улыбкой, он с поклонами удалился, а к нам с извиняющимся выражением лица, как у человека, совершающего действия сомнительного толка, подошел официант со счетом.
     Ричард Байрон, взглянув на счет, положил на поднос очень крупную купюру и отмахнулся от кланяющегося официанта. Затем он помедлил и взглянул на меня.
     - Знаю, бесполезно говорить о том, как я сожалею о случившемся, - сказал он, - но я действительно сожалею. Я был дураком, к тому же слепым. Мне следовало сообразить, что подобная вам женщина не может быть замешана в этом грязном деле. Я обещаю не докучать вам больше, но, может, мы пойдем куда-нибудь немного погулять, чтобы я мог все объяснить? Это довольно длинная история, и я хотел бы вас с ней познакомить.
     Лицо его выглядело бледным и напряженным и остро напомнило мне Дэвида, на лице которого было почти такое же выражение, когда он нерешительно спрашивал меня об отце: "Как он выглядел?"
     Я сказала:
     - Если это касается Дэвида, то я выслушаю вас. А что до прошлого... Не забыть ли нам его пока? Похоже, не только вы наделали ошибок - мои, возможно, были посущественней.
     - У вас больше оправданий.
     Он улыбнулся неожиданно теплой улыбкой, и, к собственному изумлению, я улыбнулась в ответ и встала.
     - Если я пообещаю не удирать через заднее окно, вы разрешите мне сходить попудрить нос?
     - Вы... - он оборвал себя. - Да, конечно.
     Уходя, я увидела, как он достал сигарету и откинулся на спинку стула, собираясь ждать меня.

***

     Мы вышли на темные улицы, лучами расходящиеся от старого порта, и дружно, словно по взаимному согласию, повернули к морю. Вскоре мы оказались на вымощенной булыжником улице, которая тянулась вдоль берега. Слева поднимались высокие дома, справа шла низкая стена набережной. Далеко впереди, паря в звездном небе как видение, сияла золотая статуя Богоматери на куполе собора Нотр-Дам-де-Гард.
     Дома были темные и таинственные, и случайные фонари лишь украдкой бросали свет на булыжники. Лодки качались и приседали у кромки воды, терлись друг о друга бортами, когда море легонько шлепало их. Там, где робкий свет фонарей падал на воду, световые узоры на бортах лодок, казалось, закутывали их в светящиеся сети. Еще дальше, в бухте, мерцали зеленые, красные и золотые огни. Канаты выглядели эфемерными, словно паутина.
     Мы стояли и смотрели поверх стенки набережной. Мимо прошла группа моряков, шумно болтая и смеясь, за ними - мужчина с девушкой, углубленные в разговор. Никто не обратил на нас ни малейшего внимания, и ко мне снова стало подкрадываться странное, похожее на сновидение чувство, испытанное ранее; только на этот раз его вызвала не усталость, а что-то другое, не совсем понятное. Казалось, Ричард Байрон и я находимся вдвоем в стеклянном пузыре, погружены в его тишину, которую ничто не может нарушить и из которой невозможно выбраться. Люди, как смутные обитатели подводного мира, приближались и удалялись, беззвучно проплывали за стеклом, заглядывали внутрь, но не могли вторгнуться в тишину, окутавшую нас. По сей день я вспоминаю Марсель - самый шумный город мира - как безмолвный фон этой встречи с Ричардом Байроном, немой фильм, мелькающий на экране перед нами.
     Я повернулась к нему:
     - Вы хотели задать два вопроса, а задали только один. Какой же второй?
     Он молча смотрел на меня, в тусклом свете фонаря выражение его лица невозможно было прочитать, но у меня сложилось впечатление, что он растерян.
     Я сказала:
     - Я знаю, что это за вопрос. Ему следовало бы быть первым, он важнее, не так ли?
     Уголки его губ поднялись в улыбке.
     - Возможно.
     Я сказала медленно:
     - Дэвид в отеле "Тисте-Ведан" в Авиньоне.
     Долгую секунду он не шевелился, затем резко повернулся ко мне, и его руки стремительным движением сомкнулись на моих запястьях. Снова, как в Ниме, его пальцы причинили мне боль, но на этот раз я не пыталась вырваться. Я чувствовала, как колотится у него сердце.
     - Чарити, - спросил он грубо, - почему вы сказали мне это? Почему? Я еще не рассказал вам ничего... не объяснил. Даже не сказал, что солгал, признаваясь в убийстве Тони. У вас нет никаких причин доверять мне - я преследовал вас, причинял вам боль, оскорблял, вы чуть не заболели из-за меня. Какого черта вы вдруг делаете мне такой подарок, прежде чем я начал свой рассказ?
     Его сердце стучало, как мотор, и мое забилось в унисон, тоже начало частить.
     - Я... я не знаю, - ответила я, запинаясь и пробуя освободить руки.
     Он передвинул свои пальцы, и его взгляд упал на синяки. Секунду или две он стоял, опустив голову, уставившись на уродливые темные пятна, затем вдруг губы у него скривились, он притянул меня к себе и поцеловал.
     - Полагаю, поэтому, - сказала я дрожа.
     - Черт побери, - проговорил он. - Именно этого я хотел с той минуты, как вошел в храм Дианы и увидел вас, сидящую со слезами на ресницах. И все это время я думал, что вы лживая маленькая...
     - Негодяйка.
     Он усмехнулся.
     - Именно, - сказал он. - Да, все это время я думал, что вы с ними заодно, дешевая маленькая проходимка, впутавшаяся в грязную игру с убийством, где ставкой была жизнь ребенка, словно... словно пластмассовая фишка, которую можно потерять и никогда о ней не вспомнить.
     Он вдруг отвернулся от меня.
     - Вы отказались сказать мне, где Дэвид, из-за того, что он сам этого не хотел?
     - Да, - ответила я осторожно.
     - А я-то думал, что вы помогаете им держать мальчика по дальше от меня. Вы выглядели такой виноватой, виноватой и испуганной, и, конечно, у меня и в мыслях не было, что сам Дэвид... - Он замолчал.
     - Мне жаль, но так все и было. Он хотел избежать встречи с вами, поэтому я помогла ему. Думала, что поступаю правильно.
     Он грустно улыбнулся.
     - Да, теперь мне это ясно. Но вы должны согласиться, улики были против вас, даже когда все во мне протестовало и кричало, что они ложные... Это просто еще один пример, способный после всего случившегося разбить вдребезги прежние убеждения и превратить еще одну безопасную дорогу в зыбучие пески.
     - Я знаю, - сказала я. - Как это говорится?..
     Пока есть еще вера в моем сердце,
     И надежда так сильна и упорна,
     Что отвергает свидетельства слуха и зренья,
     Словно чувств этих - лишь обман назначенье,
     И живут они для клеветы...
     Вы это имели в виду?
     Он улыбнулся снова:
     - Да, в точности, хотя выразился, может быть, не так ясно Бедный Троилус позднее сказал то же самое еще лучше, вы по мните?
     Если у красоты есть душа, то это не красота...
     Если в самом единстве есть закономерность,
     То это не оно...
     Но я счастливее Троилуса, вы согласны? Для меня закон уцелел: любая женщина, которая выглядит, двигается и говорит, как вы, никогда не может быть негодяйкой, какой вы казались. Но это было адом, пока продолжалось, война рассудка и инстинкта, и оба проигрывали. - Он повернул голову:
     - Вы понимаете?
     - Конечно. Но то же случилось и со мной. Я думала, что вы зверь и убийца, боялась вас, и все же... это случилось.
     - Это случилось, - повторил он, - вопреки доводам рассудка и с нами обоими.
     - Да.
     Он медленно сказал, глядя вниз на темную непроницаемую воду:
     - Но вы не угадали второй вопрос, Чарити. Неужели вы думаете, что я снова собирался задать тот, прежде чем объясню, почему имею право на ответ?
     - Я не угадала? Вы не собирались спросить, где Дэвид?
     - Нет.
     - Что же вас тогда интересовало?
     Он помолчал, наблюдав за водой, облокотившись на низкую стенку. Затем спросил напряженно:
     - Кто такой Джонни?

ГЛАВА 15

     Мадам, вы пойдете гулять?
     Старинная песня

     Маслянистая вода плескалась под стенкой, на ее поверхности плавали соломинки и куски пробки. Это зрелище странно завораживало и успокаивало: подъем, опускание и покачивание мусора в замкнутом круге света от уличного фонаря. Я ответила:
     - Джонни был моим мужем.
     - Был?
     - Да, - подтвердила я.
     - О, понятно. Извините.
     Как и он, я повернулась лицом к морю, облокотилась о стенку и сосредоточилась на движущейся воде.
     - Мы поженились во время войны, он служил в военно-воздушных силах. Нам повезло - мы были вместе два года. Его убили над Па-де-Кале.
     - Бомбардировщик?
     - Нет. Истребитель сопровождения.
     Вдали над морем молочный туман начал сползать с лица луны. Горизонт вышел из тьмы встретить ее бедный свет.
     - Когда-нибудь я расскажу вам о Джонни. Но не сейчас.
     Он быстро взглянул на меня:
     - Из-за того, что случилось?
     - Вы имеете в виду, из-за того, что вы меня поцеловали?
     - Из-за того, что я люблю вас, Чарити.
     - Нет, - ответила я. - Не из-за этого. Случившееся со мной теперь не меняет происходившего когда-то. Отношения между Джонни и мною были прекрасными, мы строили их очень заботливо, они были совершенны и удовлетворяли нас. Но это не значит, что, если их разнесло на куски немецким снарядом, я никогда не попытаюсь построить еще что-нибудь среди руин. Джонни не призрак, следующий за мной по пятам и напоминающий о скорби и трауре.
     - Когда я увидел вас впервые, - тихо сказал Ричард Байрон, - вы плакали.
     - Да, - сказала я. - И я действительно думала о Джонни. Но память о нем вряд ли восстанет и запретит мне жить дальше... Надо строить еще лучше во второй раз, и я могу строить. А Джонни... - я повернулась к Байрону:
     - Что ж, Джонни подзадорил бы меня.
     Ричард Байрон выпрямился, и его руки сомкнулись вокруг меня, на этот раз очень нежно. Он слегка отстранил меня и глядел, улыбаясь.
     - Я люблю вас, Чарити, - повторил он. - Вы такая милая и здравомыслящая. Боже мой, вы почти можете заставить мир снова казаться приятным и разумным местом, каким он был когда-то... И, как я понимаю, вы приглашаете меня действовать и поцеловать вас еще раз?
     - Почему вы так решили? Нет, я...
     - Потому, что я собираюсь, - сказал Ричард Байрон. И поцеловал.

***

     Казалось, прошли долгие часы, и луна проложила свой серебряный след по морю. Мы снова стояли бок о бок, облокотившись о парапет, и снова начали разговор.
     - ...Хватит уходить в сторону, - сказал Ричард Байрон. - Я должен подумать, а вы - помочь мне, так что вам надо знать эту историю. Она довольно грязная, и впутывать вас...
     - Мне кажется, - мягко заметила я, - я уже довольно глубоко в ней увязла, и исключительно благодаря собственным усилиям.
     Он задумался, и глубокие складки снова прорезались вокруг его рта и сделали его лицо суровым и пугающим.
     Он начал рассказывать...
     История действительно была некрасивой, и, слушая, я чувствовала, как гнев прорывается в голосе Ричарда и пробегает по моим собственным венам.
     Ричард Байрон был довольно состоятельным торговцем антиквариатом и жил в своем поместье Дипинг в графстве Суррей.
     - Начинал я на любительском уровне, - рассказывал он. - Я покупал понравившиеся мне вещицы и время от времени прозвал их людям, которые замечали их у меня в доме и хотели приобрести. Затем мало-помалу я всерьез занялся этим бизнесом, потому что мне было интересно. Мне не приходилось зарабатывать этим на жизнь, но постепенно я узнал больше об антиквариате, увлекся, начал ездить за товаром и со временем действительно стал специалистом по старинному серебру ж особенно по драгоценностям. Думаю, теперь я знаю о них немало.
     Война застопорила дело - Ричарда призвали в армию, в авиацию.
     - Я летал на огромном бомбардировщике, - продолжил он. - Именно там я познакомился с Тони.
     - Тони?
     - Тони Бакстером. Тем самым парнем, которого я, предположительно, убил.
     - О!
     - Он был моим штурманом и лучшим из ребят, каких я знал. Мысль, что он мог влюбиться в Лоран...
     - Однако вы влюбились сами, - напомнила я ему. - В конце концов, вы женились на ней.
     Он бросил на меня взгляд из-под бровей.
     - Да, женился. Дэвиду было двенадцать, Мэри умерла семь лет назад, и я думал... - Он замолчал. - О черт, вы видели ее, и только слепой не поймет, почему я женился на ней.
     Я живо вспомнила прелестное лицо Лоран Бристол, ее голубые глаза, длинную, белую шею, полную грудь, эффектно подчеркнутую шелком платья.
     - Можно догадаться, - сказала я. Он бросил на меня взгляд.
     - Я встретил ее в Париже, - сказал он. - Весной прошлого года я открыл там офис и бывал в нем несколько раз в год. В сентябре я отправился в Париж на большой аукцион серебра и взял с собой Тони, чтобы показать ему некоторые стороны дела и убедить его работать со мной. Лоран была на аукционе не знаю с кем. Вскоре после этого я встретил ее снова, на вечеринке; она пришла с моим знакомым Луисом Мейером, лондонским представителем крупного парижского дельца. Мейер познакомил нас. Мы встречались с ней еще несколько раз. Я тогда чувствовал себя очень неприкаянным и... - Он помедлил. - Так или иначе, мы поженились месяцем позже, и я увез ее в Дипинг в конце октября.
     Его губы скривились, и в голосе появился резкий неприятный оттенок, услышанный мною впервые.
     - Ничего не вышло, - сказал он коротко. - Как только мы поженились, я понял, что сделал глупость. Для начала она не хотела ехать в Англию и требовала, чтобы я переселился во Францию, на юг. Но существовали Дипинг и Дэвид - и я настоял на своем. Затем, конечно, начались неприятности. Лоран, разумеется, не сошлась с Дэвидом. Она не желала утруждать себя заботой о нем, а у него не находилось для нее времени. Маленький вежливый чертенок, он не сказал мне ни слова, но я видел, как он несчастен... Мы провели вместе несколько в высшей степени неприятных недель, а затем на Рождество приехал Тони. - Голос Байрона стал ровным и безжизненным, словно он зачитывал полицейский рапорт. - Его нашли мертвым в постели в три часа ночи девятнадцатого января. Тонкий шнур был затянут вокруг его шеи. Шнур от жалюзи в моей комнате, и мои отпечатки пальцев остались на продолговатой подвеске к шнуру, за которую дергают, чтобы их опустить.
     - Он не заметил, кто это был? Не слышал шуршания юбки или стука высоких каблуков? Ничего, подсказывающего, мужчина это был или женщина?
     Ричард снова усмехнулся.
     - Поверьте мне, если бы была хоть малейшая тень подозрений, что в происшедшем замешана Лоран, я бы обвинил ее, - сказал он злобно. - Потому что она в этом участвовала, я знаю. Нельзя прожить с женщиной полгода, даже так, как жили мы, и не научиться распознавать, когда она лжет вам в глаза. Но не она ударила Дэвида. Это был мужчина. Дэвид стоял в ванной лицом к зеркалу - оно висит напротив двери - и, перед тем как обрушился удар, заметил на долю секунды поднятую над ним руку. Это была мужская рука в рукаве темно-синего цвета.
     - Но не в халате?
     - Нет, не в халате. - Он улыбнулся, и его рука начала двигаться к моей, пока не накрыла ее. - Вы очень быстро замечаете свидетельства в мою пользу. Да, одна маленькая деталь: я был в сером костюме в тот день. И у меня нет темно-синего.
     - Ну, а дальше?
     - Показаниям Дэвида не придали значения. Он всего лишь ребенок, к тому же переживший тяжелый шок. Увиденное мельком, он мог просто вообразить. Кроме того, его считали пристрастным свидетелем: с самого начала он настаивал, что это не мог быть я - без всяких причин, просто потому, что не мог.
     - И все-таки вас арестовали?
     - Да, спустя какое-то время. О, полиция расследовала дело очень тщательно и беспристрастно. Они были добры. Но доказательства накапливались одно за другим, и все они указывали в одном направлении - на меня. Поэтому меня арестовали.
     Он мрачно посмотрел на воду.
     - Разумеется, они там были, - заметила я. - Полагаю, вы когда-нибудь опускали жалюзи?
     - Да. И это спасло меня в конце концов. Полиция могла думать что угодно, но мне удалось удовлетворительно объяснить многие из собранных доказательств. Через десять минут после того как Лоран обнаружила тело...
     - Его нашла Лоран? - воскликнула я.
     - Да, - сказал он раздраженно. - Она зашла в его комнату в три часа ночи. В интересах правосудия она была вполне откровенна. На полицию это произвело хорошее впечатление. Она призналась, что бывала там и раньше, довольно часто. Прекрасный мотив для убийства любовника мужем, поднесенный полиции на блюдечке! Что вы об этом думаете?
     - Думаю, что три часа ночи в январе - не слишком подходящее время, чтобы будить своего любовника, - ответила я. Он усмехнулся:
     - Вы правы, милая Чарити, очень неподходящее. Но она это сделала, а затем упала в обморок. Кто-то пошел в ванную за водой и нашел там Дэвида, моего маленького Дэвида, без сознания и холодного как лед. Войдя туда, я несколько секунд думал, что он тоже мертв.
     Напряженный голос Ричарда прервался, он устремил взгляд на море. Но я знала, что он видит не белую лунную дорожку на воде, а маленькое тело, съежившееся на холодном кафельном полу.
     - Дэвид мало что помнил обо всем этом, - продолжил он наконец. - Когда он смог говорить, то рассказал, что проснулся от зубной боли и пошел в ванную наполнить грелку. Он не запомнил время. Когда он включил свет в ванной, кто-то ударил его сзади.
     Я пропущу следующую часть. Судебный процесс по подозрению в убийстве, даже если тебя оправдали, не те воспоминания, к которым хочется возвращаться. Это как грязная и заразная болезнь - унизительная, изнуряющая, оставляющая в душе неизгладимые следы. Но все вели себя очень порядочно - удивительно порядочно. И, хотя я возненавидел на всю жизнь судебный совет, это был справедливый суд. То, что я здесь, доказывает это... И я ничего не имею против полиции, даже если она ввела суд в заблуждение. Другие простаки ошибались так же до них.
     - Но, Ричард, неужели это совершила она? Я имею в виду убийство. И был ли мужчина в темно-синем костюме? Кто он?
     - Хотел бы я знать, - сказал он со вздохом. - Полиция не нашла никаких следов незнакомца. Но я думаю, мужчина был ее сообщником, впущенным ею в дом сделать это грязное дело. Он мог забраться через окно ванной (оно было открыто, между прочим) и спрятаться за дверью, заслышав шаги Дэвида. Это он ударил Дэвида, чтобы остаться незамеченным. Затем или он, или Лоран убили Тони. Лично я думаю, что это сделал мужчина, иначе зачем она его привела?
     - Этот мужчина - ее любовник?
     - Возможно. Но даже если он проводил ночь с ней - вы уже поняли, что я спал отдельно, - и Тони обнаружил это, едва ли поводом для убийства послужила угроза разоблачения.
     - Может быть, ограб