окричал ей что-то в знак приветствия, вслед за чем последовал поток дополнительных объяснений. Голова у меня шла кругом, а сама я настолько устала, что толком не обратила внимания ни на его слова, ни на то, что за ними последовало. Я мечтала лишь о том, чтобы поскорее сбросить с себя влажную и грязную одежду, улечься где-нибудь в уголке и уснуть.
     Руки Чарльза почти вознесли меня по грубым крутым ступеням террасы. Он, должно быть, устал не меньше меня, потому что, насколько я запомнила, ему пришлось сначала немного прийти в себя и собраться, прежде чем заговорить с женщиной по-арабски. Через несколько минут их разговора, который велся при активном содействии фавна (невидимого для моих глаз), мы были допущены в дом; там, за разделяющей единственную комнату занавеской, я разделась при свете маленькой желтоватой свечки, завернулась в какой-то просторный, хлопчатобумажный и вроде бы чистый балахон, извлеченный из стоящего в углу сундука, улеглась на постель, застланную одеялами - на сей раз довольно пахучими, - и почти тут же уснула. Последнее, что я запомнила, был голос моего кузена, мягко говорившего по-арабски и ожидавшего, как я узнала позже, прихода мужа хозяйки и одновременно старосты, который, естественно, также отбыл на пожар.

***

     Итак, все прояснилось. Генри Грэфтон был мертв - его настигла в общем-то безболезненная смерть, - тогда как Лесман успел благополучно скрыться в горах Верхнего Ливана. Я так и не узнала, что сталось с ним потом, хотя, надо признать, особенно этим и не интересовалась. Он исчез, безликий и похожий на тень ночной охотник, вместе со своей гнедой лошадью и гончими Габриэля, ставший, как и бедная Халида, жертвой безоглядной алчности Грэфтона.
     Нашли и тело девушки - по странной причуде ветра и огня подземный коридор почти не пострадал, а вместе с ним сохранилось и содержимое мрачного склада, который, как ни странно, оказался почти пустым, хотя прибывшая на рассвете полиция все там тщательно обыскала и даже что-то конфисковала.
     Следующим был наш черед. Утром мы ответили на первую серию вопросов, после чего полиция спустилась на плато, где на утесе, подобно почерневшему зубу, высились руины дворца, все еще окутанные слабым дымком. С высоты, где мы сидели, была видна поблескивающая поверхность озера - спокойная и похожая на ограненный драгоценный камень в нетронутой огнем зеленой оправе. И плато, и обуглившийся дворец были наводнены белеющими точками людей - словно труп животного, кишащий личинками. Скорее всего это были действующие тайком от полиции мародеры, вознамерившиеся поживиться уцелевшим после пожара имуществом.
     Я чуть повела плечами и наконец прервала молчание:
     - Интересно, обрадовалась бы она нашему приезду?
     - Насколько я помню старушку, - решительным тоном проговорил Чарльз, - она бы пришла в восторг, узнав, что подняла на дыбы весь дворец, и рассмеялась, издав леденящий душу вопль, при виде того, как мы вместе с мышами и крысами плюхаемся в озеро. Что ж, по крайней мере эти гончие поставили красивый росчерк пера в конце бабулиной легенды. Грандиозный погребальный костер. Теперь в Ливане ее никогда не забудут.
     - Похоже на то, что большинство местных жителей сохранят на память о ней по паре сувениров, - сухо заметила я. - А твои "гончие Габриэля", Чарльз? Если склад не сгорел, то они все еще должны быть там.
     - Ну, такую встряску они едва ли перенесли. - Он кивнул на простирающуюся под нами панораму. - В любом случае, будь я проклят, если пойду туда и начну состязаться с этими шакалами. Когда-нибудь найду другую такую же пару и куплю ее в память о старухе. Да Бог с ними...
     Появилась ватага ребятишек, слишком юных, чтобы сидеть за партой или принимать участие в разграблении дворца, которые сначала гоняли жестяную банку, а потом остановились, чтобы поиграть в пыли под кладбищенской стеной. Неслышно подкрались два или три тощих пса, которые принялись вынюхивать объедки. Трехлетний мальчуган кинул в самую маленькую из собак камень, та машинально дернулась в сторону и скрылась за ржавой бочкой из-под бензина. Мимо промчался грязный белый петух, явно нацелившийся на щипаную коричневую курицу.
     - Любовь вездесуща, - заметил Чарльз. - И это, моя милая Кристи, напоминает мне...
     Мне так и не удалось узнать, что именно ему напомнила эта картина, а спросить я не посмела. Окутанный дизельным дымом, скрипя тормозами, показался туристский автобус, остановившийся метрах в пятидесяти от того места, где мы сидели. Водитель повернулся и указал рукой в сторону развалин Дар-Ибрагима, затем заглушил двигатель и вышел, чтобы открыть дверь.
     Из автобуса повалили пассажиры. Это была группа англичан, в которой все знали друг друга; разговаривая и смеясь, они по двое и по трое направились к краю долины, откуда принялись разглядывать дымящиеся руины. Защелкали фотоаппараты. Я слышала, как водитель принялся рассказывать кому-то одну из версий случившегося. Легенда росла как на дрожжах.
     Мы с Чарльзом продолжали тихо сидеть. Детвора, смущенная появлением иностранцев, попятилась и вскоре оказалась рядом с нами. Маленькая собачонка, с грязной, взъерошенной как лепестки увядшей хризантемы шерстью, появилась из-за бензиновой бочки и устремила алчущий взгляд своих блестящих глаз на печенье, которое грызла одна из женщин.
     Ее приятельница - тучноватая дама в соломенной шляпке и строгом костюме из джерси - опустила камеру и стала оглядываться:
     - Как жалко, что сама деревенька такая неказистая, - проговорила она тщательно поставленным голосом типичной представительницы средних классов. - Хотя мечеть вроде бы ничего. Интересно, они разрешат их сфотографировать?
     - А вы что-нибудь им предложите.
     - Ну, ради этого не стоит и стараться. Помните, как ужасно вел себя в Баальбеке тот старик с верблюдом? И у этого тоже такой неприятный вид. Посмотрите, как он уставился на меня.
     - Все они бездельники. Ей бы сейчас в поле пахать, чтобы прокормить такую ораву. Вы только посмотрите на них - мал-мала меньше. Отвратительное зрелище! Впрочем, он бы неплохо смотрелся, если бы его хорошенько отмыть...
     Лишь почувствовав, как задрожало тело сидящего рядом со мной Чарльза, я поняла, о ком идет речь. На самом деле кузен был чист как горная речка, словно на него потратили целую упаковку "Омо", хотя на щеках за два дня и успела отрасти жесткая щетина, да и из одежды на нем были все те же нелепые хлопчатобумажные штаны, подпоясанные потрескавшимся позолоченным ремешком, а рубаха не столько скрывала, сколько выставляла напоказ его смуглую грудь. Зато мое платье, успевшее подсохнуть, превратилось в ворох очаровательного тряпья, а ободранные и исцарапанные голые ноги отнюдь не казались подвергшимися воздействию патентованных моющих средств. Не облагородило купание в озере и внешний вид моих сандалий. Красный клетчатый платок, который Чарльз дал мне накануне ночью, прикрывал часть того, что некогда называлось прической, а поблескивающий на пальце рубин Хэрриет смотрелся как последний писк моды лондонской барахолки.
     Я почувствовала, что моя челюсть тоже начинает медленно отпадать, но Чарльз успел пробормотать сквозь зубы:
     - Не мешай им, - хотя женщины уже отворачивались от нас.
     - Нет, явно не то, - проговорила тощая дама. - Есть места и получше. О, смотрите-ка, они уходят. Ну надо же, какой подарок судьбы наблюдать подобное! Как, вы сказали, называется это место?
     Она отправила в рот последний кусочек печенья и вытерла пальцы носовым платком. Ребятня осталась явно разочарованной, а у собачонки поникли уши, хотя дамы этого уже не видели. Автобус отъехал. Вслед ему полетело несколько камней, потом малыши вновь переключили свое внимание на собаку. Чарльз, щелкнув пальцами, сказал ей что-то по-арабски, и она медленно, крадучись спряталась за его ногами.
     - А вообще-то они совершенно правы, - высокомерным тоном произнесла я. - Одно слово - бездельники. Сидят здесь и смеются! А ты мог хотя бы попрошайничать или еще чем-нибудь заняться. Глядишь, и деньгами разжились бы! Если после всего случившегося полиция откажется подбросить нас до места...
     - То придется топать пешком и ты будешь вместе со всеми детьми покорно плестись у меня в кильватере. Смотри-ка, еще одна машина. Как думаешь, опять полиция? Впрочем, это явно не за нами - решеток на окнах недостает.
     - Похоже на такси. Как ты считаешь, нас подвезут в кредит, если мы скажем, что остановились в "Финикии"?
     - Ни в коем случае. Судя по нашему виду, нам даже приблизиться к машине не разрешат.
     - Ну уж не знаю! Ты, например, вполне прилично смотришься, а вот мне бы немного ополоснуться не помешало...
     - Бог ты мой! - Чарльз, который начал было привставать, снова плюхнулся на стену.
     В дальнем конце деревенской улицы появилась большая сияющая машина, которая вскоре остановилась рядом со скоплением полицейских фургонов. Выскочивший водитель открыл заднюю дверь, и из кабины вышел мужчина - высокий, определенно англичанин, о чем можно было судить как по его костюму, так и по уверенной манере держаться.
     - Отец! - воскликнул Чарльз.
     - Папа! - в унисон с ним закричала я.
     - Это мой отец, а не твой, - заметил кузен. - После моего звонка из Дамаска он, видимо, решил...
     - Это не твой отец, а мой. Я звонила из Бейрута и он, скорее всего, вылетел последним рейсом. Ты что думаешь, я не в состоянии узнать своего собственного отца?
     - Может, поспорим еще? Привет, отец!
     - Привет, пап!
     Похоже, даже с расстояния мужчина безошибочно узнал нас и теперь неторопливо шагал в нашу сторону.
     - Ставлю двадцать к одному, - проговорил мне на ухо Чарльз.
     - Н... нет.
     Чей бы это ни был отец, он приехал. Наверное, нелепо и чертовски несерьезно было испытывать подобный взрыв восторженного облегчения.
     Мужчина остановился перед нами и принялся разглядывать. Даже если он и испытывал те же чувства, что и мы, ему удалось их умело замаскировать.
     - Мои бедные дети, я очень рад вас видеть. Не скажу, что меня приводит в восторг то, с какими результатами вы выбрались из этой переделки, поскольку мне еще никогда в жизни не доводилось видеть вас в подобном обличье; однако, полагаю, хорошая ванна все расставит по своим местам. Или нет? - Его взгляд скользнул дальше, в направлении долины, где высился Дар-Ибрагим. - Так вот, где все это произошло. - Не произнеся больше ни слова, он добрых полминуты глядел вдаль, затем снова повернулся к нам:
     - Что ж, расскажете мне все потом, сначала я отвезу вас в Бейрут, где вы сможете, как я уже сказал, первым делом добраться до ванной. С полицией я договорился, они вас отпускают, а побеседуют с вами позже.
     - Надеюсь, ты в курсе того, что произошло? - спросил Чарльз.
     - В общих чертах. В Бейруте только об этом сейчас и говорят. Насколько я понял, вы как два последних юных идиота по самые уши влезли в какую-то заваруху. Чарльз, какого черта ты позволил Кристи впутаться в это дело?
     - Несправедливо, несправедливо, - бесстрастным тоном возразил Чарльз. - Эта глупая девчонка сама вляпалась, и мне пришлось ее спасать. Подожди, пока ее собственный отец услышит всю эту историю. Лично я требую за труды триумфальную встречу и полкоролевства в придачу. Кстати, мы тут поспорили, так что можешь сам ей сказать, чей ты отец.
     - Мудрое дитя, - проговорил он и, подняв бровь, улыбнулся мне, - в сущности, в настоящий момент мне не хотелось бы ни к одному из вас предъявлять каких-либо претензий.
     Кузен наконец отделился от стены:
     - Можешь предъявить их нам обоим. Один из нас хотел бы получить твое согласие, а другой - твое одобрение, благословение или как там тебе будет угодно.
     - Вот как? Что ж, очень, очень рад за тебя, дорогая. - Он обнял меня одной рукой, прижал к себе, а другой притянул Чарльза. - Поздравляю, мой мальчик. А то мы уж начали подозревать, что ты так никогда и не решишься. Впрочем, едва ли ты заслужил подобную награду. - Он по очереди поцеловал нас.
     - Ну так как? - спросил с ухмылкой кузен.
     - Разумеется, ты победил. Как и всегда. О дядя Чаз, как я рада видеть вас! - Я снова чмокнула его. - Спасибо, что приехали. А папа не смог?
     - Боюсь, что нет. Он прислал меня, как своего представителя. А видок у тебя и в самом деле потрепанный. Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь?
     - О да, превосходно! А Чарльз и в самом деле присматривал за мной. Настоящий герой!
     - Пожалуй, в самый раз сказать тебе, - вставил Чарльз, - что я лишился своего "порше".
     - Я так и понял. Он стоит рядом с "Финикией".
     - Да ты что?! Ну и хитрец же ты у меня! - восхищенно воскликнул Чарльз. - Как тебе это удалось?
     - Шофер Кристи пригнал его.
     - Хамид! - воскликнула я. - О, хвала Всевышнему. А с ним-то ничего не случилось?
     - Тот человек, который угнал машину Чарльза, слишком давил на педали, не справился с управлением и съехал в кювет. Нет-нет, ты не беспокойся, с ней все в порядке, так, одна-две царапины. Все это время Хамид сидел у него на хвосте; он и выволок угонщика из машины, да так скоро, что тот даже не успел сообразить, что к чему. Впрочем, ты и сам сможешь его поблагодарить. Ведь это он привез меня сюда.
     - Это его такси? - спросила я. - Они все так похожи друг на друга, я даже не узнала. Ну надо же, как все прекрасно сложилось! И мы можем сейчас же уехать?
     - Почему бы нет? - Дядя Чаз снова повернулся и бросил долгий взгляд в направлении Дар-Ибрагима.
     Возникла пауза. Было очень тихо. Ребятня давно уже покинула нас и отправилась поболтать с Хамидом, а собачонка, похоже приободренная воцарившимся молчанием, осмелилась выбраться из своего укрытия и медленно побрела через дорогу в сторону ноги дяди.
     Тот наконец обернулся:
     - Итак... вот и настал конец этой долгой истории. Что ж, отдохнете хорошенько и потом обо всем мне расскажете. Когда напряжение немного спадет, Чарльз сможет снова приехать сюда - уже вместе со мной. А сейчас постарайтесь обо всем забыть и положитесь на меня, - он протянул мне руку. - Пойдем, дитя мое, у тебя все же очень усталый вид. Ну, что там у вас?..
     Он повернулся, занес уже было ногу и едва не наступил на собачонку, лохматую и бесформенную, похожую на ком грязной шерсти, которая буквально вжалась у его ног в пыльную землю. Сквозь никогда, похоже, нечесаные космы поблескивали любопытные глаза; жалкая пародия на хвост энергично виляла из стороны в сторону:
     - Не ваш, надеюсь?
     - Боже упаси, - сказал Чарльз. - Так, несчастная деревенская псятинка.
     - Что ж, придется разочаровать бедное создание? Боюсь, что мы ничего... Э, что там такое? - спросил дядя, услышав удивленный возглас Чарльза, который неожиданно наклонился и оттащил собаку в сторону.
     - Хотите верьте, хотите нет, но на ней есть ошейник... - Я глянула поверх плеча кузена, который выпутывал из грязной шерсти кожаный ремешок. - И к тому же жетон. Жизнь удостоила его своим почтенным вниманием... Ба, да на нем и надпись есть. Если еще и адрес окажется, то, значит, это несчастье просто потерялось, и мы сможем вернуть его хозяевам. В этой стране любой пес, удостоившийся ошейника, принадлежит не иначе, как к аристократич... - Он внезапно осекся.
     - К чему принадлежит?
     И тут я сама увидела выбитую на жетоне кличку: САМСОН.
     Чарльз поднял голову:
     - Он узнал наши голоса, - нарочито сухо проговорил кузен, и я поняла, что на сей раз он не на шутку расчувствовался. - Да, определенно узнал нас - меня и отца. Вот уж действительно, черт побери, почтенное внимание. Наверное, сбежал после смерти бабки, хотя больше похоже на то, что эта свинья Грэфтон вышвырнул его за порог, чтобы подох с голоду.
     - Так ты все-таки знаешь эту собаку? - спросил отец.
     - Да, знаю. - Чарльз поднял маленькое существо и сунул его себе под мышку. - Что ж, придется ему в "Финикии" посидеть на карантине.
     - На карантине? Ты в самом деле собираешься увезти этого лопоухого с собой?
     - Никакой он не лопоухий, - возразил кузен. - Ты разве забыл Самсона? Это, папа, подарок бабки Хэрриет нам на свадьбу. Моя личная "гончая Габриэля". Нельзя оставлять ее на произвол судьбы, она принадлежит нашей семье.
     Хамид, расплывшись в улыбке, стоял у дверцы машины. Я забралась на заднее сиденье между двумя мужчинами. Чарльз крепко обнял меня, и я опустила голову ему на плечо.
     Не успела машина одолеть первую милю по дороге к Бейруту, как и я, и собачонка уже крепко спали.



112


113





МАДАМ, ВЫ БУДЕТЕ ГОВОРИТЬ?

Мэри СТЮАРТ






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


ГЛАВА 1

     Входят четверо или пятеро игроков
     Ремарка режиссера

     Все началось очень тихо и мирно. Я и подумать не могла, посылая тем летом своей подруге Луизе приглашение отправиться со мной на автомобиле путешествовать по Провансу, что вовлеку ее в опасные приключения.
     В полдень после неспешного путешествия по жаре мы добрались до старинного, обнесенного крепостной стеной Авиньона и въехали в город через ворота Республики. Приятная усталость смешивалась с предвкушением удовольствий, что отмечает, мне кажется, начало каждого нормального отпуска.
     Направляясь вверх по аллее Жан-Жоре, мы не увидели ни тучки на небе, ни мрачной тени на стенах, ни пронизывающего взгляда загадочного незнакомца. И дрожь предчувствия не охватила нас, когда мы остановились, наконец, перед отелем "Тисте-Ведан", где для нас были забронированы комнаты.
     Я даже напевала, паркуя машину, а потом обрадовалась, обнаружив, что мне дали комнату с балконом, выходящим в тенистый двор.
     И даже когда на мой балкон впрыгнул кот, ничто еще не указывало на начало удивительного, неприятного, запутанного дела. Вернее, не на начало, а на мою очередь выйти на сцену. И хотя моя роль в этой драме перевернула мне всю жизнь, она, эта роль, была очень незначительной, чуть больше, чем проход по сцене в последнем акте. Большую часть пьесы уже сыграли. В ней были и любовь, и вожделение, и месть, и страх, и убийство. В жестокой трагедии не хватало разве что Призрака. И теперь злодей с окровавленными руками ожидал за кулисами, когда вспыхнет свет, чтобы появиться и совершить последнее убийство, после которого опустится занавес.
     Откуда мне было знать в такой славный тихий денек, что большинство актеров этой трагедии уже собралось в скромном чистеньком прованском отеле! Все, кроме одного. Да и тот, задумавший убийство, находился неподалеку, приближаясь под сияющим южным солнцем в темном круге собственного ада. Круг постепенно сжимался, сходясь к отелю "Тисте-Ведан".
     Но ничего этого я не знала и поэтому аккуратно распаковывала вещи, пока Луиза лежала на моей кровати, курила и болтала о пустяках.
     - Впереди десять дней, - сказала она мечтательно. - Целых десять дней. И ничего не надо делать, только сиди себе на солнце и попивай что-нибудь.
     - И никакой еды? Или у тебя очередной курс голодания?
     - Ах, это! Давно бросила. Мне говорили, что во Франции все еще откармливают коров на отбивные... Интересно, как я перенесу бифштекс?
     - К тяжелой пище следует приступать постепенно. - Я открыла одну из решетчатых ставень, защищающих комнату от послеполуденного солнца. - Возможно, официант сначала просто познакомит вас, как Алису: Луиза - бифштекс, бифштекс - Луиза. Затем вы поклонитесь друг другу, и его унесут...
     - И, разумеется, во Франции никаких пудингов не последует. - Луиза вздохнула. - Ладно, придется смириться. Ты не напустишь москитов, открыв эту ставню?
     - Еще слишком рано. И должна же я видеть, куда убираю вещи. Послушай, или кури эту сигарету, или погаси ее. Она неприятно пахнет.
     - Извини. - Она взяла сигарету из пепельницы. - Мне лень даже курить. Предупреждаю, я не собираюсь осматривать достопримечательности. Меня ничуть не интересует, что именно Юлий Цезарь размещал свои легионы возле города и строил дамбы, перегораживая вход в гавань. Если хочешь ходить и разевать рот на римские развалины, тебе придется делать это в одиночку. Я буду сидеть с книгой п