так. На базаре в толпе что
угодно можно потерять и что угодно найти.
   Обо всем остальном - что вызвал Нинку на стрелку, что его  просил  об
этом Басмач - лучше  вообще  забыть  навсегда.  В  протоколе  он  вместо
"Басмач" уже говорил  "Узбек":  якобы  это  барыга,  которому  он  хотел
двинуть золото.
   Допрашивать еще много раз будут, каждый раз показания  можно  менять,
они вконец запутаются.
   Мотька повеселел: действительно, чего переживать? Все равно ему так и
так светила когда-нибудь ходка1 за карманные кражи, оно и для авторитета
хорошо...
   А если не выдаст  старших,  те  это  не  забудут.  Обещал  же  Басмач
поддержать его за решеткой... А может, вообще удастся выкрутиться!
   Даже  мрачный  изолятор  временного  содержания  Мотьку  не   слишком
напугал. Что с того, что на окне "намордник", что твердые нары и постель
не положена?
   Главное дело, он теперь знает, как надо отвечать на вопросы,  которые
задаст ему следователь.
   Сначала он был в камере один. Еще удивился: не  заскучать  бы  тут  -
Мотька был парень общительный. Но вскоре появился сокамерник, и,  увидев
его, Босой вовсе не обрадовался.
   Грушевидная морда, ножевой шрам на щеке, гора мускулов, глаза, как  у
удава. Вылитый палач! Сердце у Мотьки екнуло. А вдруг Басмач прознал про
его длинный язык? Этот кат задавит вмиг и глазом не моргнет...
   Но удавливать Мотьку пока никто не собирался. Амбал  не  стал  резину
тянуть, сразу взял быка за рога.
   - Вот чего, - он шмыгнул носом,  -  тебе  велено  передать:  говорить
будешь не чего в голову взбредет, а чего надо по делу.
   - Я ж ничего... Я разве против? - привычно забормотал Мотька. - А  по
делу - это что?
   - По делу, значит - ты сам видел, как телку мочили.
   - К-как это?
   В горле у Мотьки пересохло - ничего себе заход!
   - Да так и видел - рядом стоял.  Тебя  мужики  заставили  на  пустырь
возле Богатяновского спуска  ее  выманить,  как  соседа,  значит.  Ты  и
выманил. Она кого-то кинула, рога наставила или еще что, - ты  этого  не
знаешь. Ее там встретили, в машину посадили, вроде поговорить, и ты сел,
потому что деньги свои получить хотел. Вывезли  на  Лысую  гору,  а  там
начались разборки, базары гнилые, крики... Короче, мужики ее и  трахнули
вдвоем. Ты в подробностях это дело не видал, отошел в  сторонку,  потому
как они сказали, что тебе все равно  не  светит.  Потом  они,  видно,  и
замочили ее. А тебе колечко с серьгами кинули - за услугу. Просек?
   - Пр-р... - Мотька не мог выговорить ни слова.
   - Чего мычишь? Непонятно, что ли?
   - Да чего уж тут непонятного... - пробормотал он наконец. -  Да  ведь
мне  за  это  что  ж?..  За   это   ж   мне...   Это   мокруха,   статья
подрасстрельная...
   - Много не дадут, - спокойно объяснил амбал. -  Ты  по  первому  разу
попался, дел за тобой никаких нету. Сам не  трахал,  не  мочил.  Значит,
соучастие и все.
   Так что дело плевое, не ссы. А на зоне  тебя  люди  не  забудут,  это
Басмач обещал.
   Если послушный будешь, конечно.
   Мотька молчал. Он уже понял, что сопротивляться  бесполезно:  руки  у
Басмача длинные, везде  достанут.  И  он  лихорадочно  соображал,  какую
выгоду может извлечь из всего этого. Хотя - какая уж тут выгода...
   - А кто ж там был - ну, замочил ее кто? - вдруг сообразил  он.  -  На
кого показать? Я ж их знать должен! Если объяснять, что ни с того  ни  с
сего выманил Нинку к незнакомым людям - фуфло получится. Навряд ли этому
менты поверят.
   -  Покажешь  на  Кривого  и  Кожана.  Скажешь,  на  базаре   подошли,
пригрозили.
   Вот и позвал.
   Кривой и Кожан были людьми Басмача,  притом  из  самых  приближенных.
Ничего себе - если уж ими решил пожертвовать  Басмач,  на  что  остается
надеяться ему, Мотьке!
   - Да ты не сомневайся, - ухмыльнулся амбал. - Они и наработали,  хоть
и правда сперму проверяй.
   - Выходит, хана им теперь?
   - Почему? Да пусть поймают сначала! Они уже далеко,  руки  коротки  у
ментов их достать. На Кавказ они ушли, понял? Басмач послал, важные дела
делать. А чтоб вернее было - пусть знают, что тут им делать нечего...
   Мотька похолодел. Вот как, значит. Вот как Басмач  подстраховывается,
держит своих на коротком поводке. Он вдруг  понял:  да  для  чего-нибудь
подобного он сам и нужен был Басмачу - как винтик  в  хорошо  отлаженном
механизме. И не даст он ему из этого механизма выпасть, живо вкрутит  на
место.
   - Понял? - повторил амбал.
   Мотька покорно кивнул:
   - Тебя завтра на тюрьму повезут. А я к Басмачу вернусь и все обскажу,
какой ты пацан правильный.
   Босой вытаращил глаза:
   - Как вернешься?
   Амбал усмехнулся и похлопал его по  плечу,  чуть  не  выбив  руку  из
сустава:
   - Да очень просто. Терпила меня сегодня опознал, а завтра скажет, что
ошибся. И алиби у меня  к  тому  ж.  Придется  выпускать,  куда  мусорам
деваться? А пока можем в очко на пальцах поиграть. Умеешь?
   Мотька гордо кивнул. Он умел.

***

   - Раскололи мы его, - сказал Фомин, улыбаясь. - До самой жопы лопнул.
   Волк подобрался:
   - Кто эти гады?
   - Давние наши клиенты, Кривой и Кожан. Да ты их все равно не знаешь.
   Последнее время оба рэкетом занимались, а так -  рецидивисты,  ничего
особенного.
   Обычная блатная шелупень.
   - Точно они?
   - Пока все в цвет. И сам Мотька  расклад  дал,  и  мы  подработали...
Кожана четыре года назад уже судили за изнасилование. Мы  дело  подняли:
что там экспертиза, что здесь - один к одному!
   Волк молчал, внимательно  рассматривая  оперативника.  Это,  конечно,
убедительно,  когда  анализы  совпадают.  Но  Мотька   не   про   Кожана
рассказывал. И не про Кривого. Он Басмача назвал. От Басмача и украшения
Нинкины получил.
   - Ну а сами они что? Колются?
   Фомин поскучнел.
   - Да нету их в городе. По информации, на Кавказ  ушли.  Мы  работаем,
проверяем... Куда они денутся, вернутся рано или поздно.
   - Ну-ну, - неопределенно сказал Волк. В деле было много странностей и
нестыковок. Но за время работы  в  милиции  он  уже  понял:  дел  и  так
невпроворот,  поэтому  когда  вычислены   убийцы,   проверять   какие-то
неточности и сглаживать шероховатости никто не будет. Во всяком  случае,
в  рамках  официального  расследования.  Но  им-то   руководили   личные
чувства...
   - А Басмач? - все-таки спросил он.
   - Да он все время путался... То Басмач говорил, то Узбек,  то  вообще
ничего про них вспомнить не мог. Мутная рыба  был  этот  Босой,  хотя  и
молодой совсем.
   Кольцо это с сережками...
   - Что?!
   - Туфта оказалась. Стекло. Три копейки в базарный день.
   - Не может быть! Она ими так гордилась...
   - Наверное, не знала, что к чему. Добросовестное  заблуждение  -  вот
как это называется...
   Разговор подходил к концу. Но одно из произнесенных слов не  улеглось
в сознании Волка, а так и торчало колом.
   - Почему "был"? - спросил он. - Почему Босой "был"? Куда он делся?
   Фомин развел руками:
   - Да повесился он. Как в СИЗО перевели, так и вздернулся  на  третьей
шконке.
   Волк вздрогнул:
   - Как он мог повеситься?! Он же под блатного работал,  ему  тюрьма  -
что дом родной!
   Опер еще раз развел руками:
   - На словах мы все, как на роялях... А  попал  в  общую  камеру  -  и
вздернулся! Там ад  настоящий,  дышать  нечем,  страх  господний.  Сходи
посмотри, для интереса...
   - Надо будет сходить... Ну а Басмач, он вообще кто такой?
   -  Числится  завскладом  вторсырья.  По  оперативной   информации   -
рэкетирует на рынке. Официально на него ничего  нет.  Кстати,  Кривой  и
Кожан на него работали.
   - Так что теперь?
   - Да ничего. Мотьку схоронили,  а  мы  дело  приостановим  и  объявим
Кожана с дружком в розыск.
   - А Басмач?
   - Да что ты заладил про Басмача? Мало ли что  этот  пацан  наболтает!
Будут данные на Басмача, мы за него возьмемся... Они с Лысым в  контрах.
Того и гляди, друг дружку перестреляют. Вот тогда  мы  того,  кто  живым
останется, и законопатим!
   - А Лысый кто такой?
   -  Пастухов  его  фамилия,  из  боксеров.  Спортивный  клуб   держит.
"Олимпик". Но это так, для отвода глаз. И детективное агентство открыл -
тоже понты, сколько на слежке за неверными женами  можно  заработать?  У
него сильная группировка из спортсменов. Рэкетируют, крыши ставят...
   - А чего ж вы его не сажаете?
   - Сажаете... Легко сказать. Ты же видишь,  как  жизнь  поменялась,  -
Фомин прищурился. - Раньше-то просто  было,  все  блатняки  были  у  нас
наперечет,  и  мы  их  вот  где  держали.  А  сейчас  они  повеселели  -
демократия, кооперативы, деньги большие появились... У  этого  Пастухова
знаешь какая техника? Ни нам, ни соседям и  не  снилось.  Даже  "длинное
ухо" есть, слыхал?
   - Значит, блатные силу набирают?
   -  Конечно!  И   развелось   их   видимо-невидимо...   Когда   совсем
расплодятся, начинают сталкиваться между собой, стреляют, взрывают  друг
друга... Так сами свою численность и регулируют.
   - А мы что же?
   - А мы контролируем процесс. Если получается, то и направляем.
   - Что ж, спасибо за науку, - после паузы сказал Волк.

***

   Спортклуб  "Олимпик"  выглядел  гораздо   лучше,   чем   ДФК.   Новое
трехэтажное здание из белого кирпича  под  зеленой  металлочерепицей,  с
большими чистыми окнами и охраняемой автостоянкой. Вход тоже  охранялся:
в вестибюле за столиком сидел крепкий парень в белой шведке,  обнажающей
могучие бицепсы. Старший  лейтенант  Волков  толкнул  стеклянную  дверь.
Сейчас он был разведчиком, проникающим в стан противника.
   - Вы... к кому? - несколько удивленно  спросил  парень,  рассматривая
посетителя. Волк специально надел майку без рукавов, так  что  весь  его
зверинец был виден как на ладони.
   - Пастух у себя?
   -  Кто?!  -  Судя  по  округлившимся  глазам   охранника,   к   таким
фамильярностям тут не привыкли.
   - Ну Пастухов. Лысый. Короче, ты меня понял! - Волк тяжелым  взглядом
уставился парню в переносицу.
   - Понял...
   Он набрал номер на телефонном аппарате и,  как  будто  его  никто  не
слышал, сказал:
   - Какой-то человек к шефу. Весь в татуировках. Называет его  Пастухом
и Лысым. Да. Нет, молодой. Из синих, сто процентов. Так не видно. Понял.
   - Оружие есть? - Охранник встал. Он  был  чуть  ниже  Волка,  хотя  и
плотнее.
   Впрочем, это ничего не значило.
   - Нет.
   В вестибюль стремительно вышли три человека.  Посередине  Пастух,  по
бокам от него два мордоворота, годные исключительно для душегубства. Они
сразу  зло  уставились  на  Волка,  будто  прицелились  в   единственную
подходящую мишень.
   - Ты меня спрашивал? - Пастухов изменился мало - та же лысая  голова,
симпатичное лицо, уверенные манеры. Уверенности, правда, прибавилось.  -
Чего надо?
   Волк улыбнулся:
   - Да особо ничего и не надо, Николай. Поздороваться зашел.
   Пастух наморщил лоб:
   - Ты меня знаешь, что ли? Откуда?
   - У Рывкина занимались в ДФК. Когда вы с  Зубом  сцепились,  я  между
вами попал. Еле живой остался.
   - Постой, постой... Ты ж еще совсем пацаном  был!  Но  с  характером,
этому псу не дал швабру, он бы меня ею насквозь проткнул...  Ну  дела...
Тебя не узнать!
   Пастухов сделал знак телохранителям, и те сразу  перестали  целиться,
превратившись   из   мордоворотов   в   обычных   здоровых   парней    с
деформированными боксом лицами.
   - Ну, пойдем ко мне, потолкуем...
   Кабинет у Пастухова был побольше, чем у  генерала  Вострецова,  да  и
обставлен не в пример богаче.
   - Про твои дела не спрашиваю, не принято это, - сказал Пастух,  когда
они остались одни. - Но ко мне у тебя дело имеется, иначе бы не пришел.
   - С Басмачом у меня счеты. Он мою... подружку зарезал.
   Пастух встрепенулся:
   - На Лысой горе? Весь город об этом гудит. Чего только не болтают!  И
в карты ее проиграли, и кольцо у ней было охрененной ценности... Но  то,
что мочили с умыслом, - всех запугать, это точно!
   - Короче, ты с Басмачом не очень-то дружишь, - сказал Волк. - А я его
задавить хочу.
   - Ну?
   - А с чего начать - не знаю. Где его искать. И потом, у него кодла...
   Пастух вскочил и нервно прошелся по кабинету:
   - Я его б вместе с его кодлой сожрал. Но он под Холеным ходит. А того
так просто не возьмешь...
   - Почему? - спокойно спросил Волк. - Кто такой этот Холеный?
   - Он мужик центровой, со связями. Открыл  уже  десяток  фирм,  городу
помогает, во власть вхож... Скоро в депутаты  избираться  будет,  теперь
можно...
   - Это все фигня, - Так  же  спокойно  сказал  Волк.  -  Человек  есть
человек. И если ему выстрелить в голову, он  умрет  точно  так  же,  как
любой бомж с тихо донской свалки.
   Пастухов остановился и внимательно посмотрел ему в лицо.
   - А ведь верно... Помню, я тебя учил, что авторитет  крепким  кулаком
добывается. С тех пор ты здорово продвинулся. Это  зона.  Она,  конечно,
кого ломает,  кого  полным  дураком  делает...  Но  иногда  перековывает
человека, переводит  на  другой  уровень  восприятия  жизни.  А  с  него
действительно все просто выглядит...
   И неожиданно спросил:
   - Ты-то где сидел?
   Волк пожал плечами. Сейчас каждое слово имело значение, и произносить
их надо крайне осмотрительно, ибо за  каждую  неточность  могут  сделать
предъяву.
   - В  разных  кичах.  В  Рохи  Сафед,  в  Лефортове,  во  Владимирском
централе, на восемнадцатой зоне в Потьме...
   Пока что он не соврал. Почти не соврал.
   Судя по взгляду, Пастух ему  поверил.  Хотя,  конечно,  проверит  все
тщательнейшим образом.  И  выяснит,  кто  такой  на  самом  деле  старый
знакомый из секции бокса. Но это будет потом.
   - Ну, ты возьмешься? - прищурился Пастух.
   - За что?
   - За то, что сказал.
   - А как ты думаешь? За базар всегда отвечаю!
   Пастух сел на место и надолго задумался.
   - Пойми меня правильно, - наконец сказал он. - Мы с синими
вообще не работаем. А тут ты вынырнул  неизвестно  откуда,  да  с  таким
предложением. Как бы ты сам на моем месте поступил?
   Теперь встал Волк.
   - А тебе никак поступать и не надо.  Дашь  мне  старенькую  тачку  да
"длинное ухо". Наведешь на Басмача. Все остальное я сам сделаю.
   - Про "ухо" откуда знаешь?
   - В газете прочел, - усмехнулся Волк. - Весь город про него знает.
   - Да мы и не скрываем... Только к "уху"  надо  и  технического  спеца
добавить...
   - Не надо. Сам обойдусь.
   Пастух удивленно покрутил головой:
   - Ты интересный парень! Надо будет сойтись с тобой поближе...

***

   На Центральный рынок он пошел в воскресенье. Надел клетчатую рубашку,
слегка  закатав  рукава,  чтобы  не  привлекать  лишнего   внимания   ни
татуировками, ни одеждой не по сезону.  Темные  очки,  кепка  с  большим
козырьком, старые мешковатые  брюки,  сандалии  на  босу  ногу.  Обычный
тиходонский мужик, из низов, которых здесь пруд пруди.
   Прошелся через овощные ряды  с  пирамидами  разнообразных  помидоров:
розовых, желтых,  зеленоватых,  "сливок",  "бычьих  сердец",  с  мешками
огурцов: маленьких, остро-пупырчатых - для засолки, толстых  с  мясистой
мякотью - для стола, с пучками кинзы, петрушки и укропа, С толстыми, как
поросята, баклажанами, которые в здешних  краях  называют  синенькими...
Здесь можно было просто ходить и смотреть. Щедрая южная природа  одарила
людей обильно:  в  глазах  пестрело  от  овощного  многоцветья,  свежие,
аппетитные запахи заставляли сглатывать  слюнки.  В  отличие  от  чахлых
магазинных  прилавков  тиходонский  базар  являл  собой   умиротворяющую
картину всеобщего изобилия... Если бы еще  на  цены  не  смотреть  да  в
тоскливые глаза старушек,  уныло  слоняющихся  в  поисках  упавшего  или
треснувшего помидора да закатившегося под прилавок огурца.
   Опытный  взгляд  сканировал   толпу,   выделяя   в   пестрой   толчее
карманников, веселых  девиц,  готовых  расплатиться  за  товар  натурой,
крикливых  толстомясых  теток  с  красными   повязками   -   официальных
контролеров  рынка  и  наглых   быстроглазых   юнцов   -   неофициальных
контролеров,   которые   и   являлись   здесь   настоящими    хозяевами,
регулирующими местную неформальную жизнь.
   Не привлекая к себе внимания,  Волк  обошел  молочный  павильон,  где
правили бал густая белизна сметаны, золотисто-розовое масло,  нежнейший,
рассыпчатый творог, граненые стаканчики с покрытым  коричневой  корочкой
топленым молоком...
   Он выпил стаканчик, вытер молочные усы и через галерею вышел в мясные
ряды.
   Здесь на зловещих,  похожих  на  плахи  колодах  расторопные  мясники
разделывали огромными топорами свиные  и  говяжьи  туши,  развешивая  на
блестящих крюках парной филей, нежно-розовую вырезку, округлые  окорока,
похожие на рояльные клавиши ребра...
   Пастух сказал, что именно здесь и обитает Басмач -  большой  любитель
сырого парного мяса, которое ест отбитыми  ломтями,  густо  посоленными,
поперченными  и  политыми  лимонным  соком.  Он  показал  и   фотографию
мордатого азиата со злыми глазами.
   Поэтому Владимир узнал его сразу. Молодой мужик в спортивном  костюме
и кроссовках, плотный, приземистый,  с  блестящими  черными  волосами  и
раскосыми глазами, посверкивающими как угольки на смугловатом  скуластом
лице. Он бы не выделялся в толпе, разве что  тройка  парней,  неотступно
его сопровождавших, наводила на мысли о значительности этого человека  в
определенной среде: очень уж угрожающий был у них вид, очень уж  цепкие,
настороженные взгляды, очень разухабистые и хозяйские манеры...
   - Эй, хозяин! - цеплялись  к  Волку  мясники.  -  Бери  вырезку,  сам
пожаришь, никакой жены не надо!
   Видимо, по каким-то ведомым только им приметам они сразу угадывали  в
нем холостяка.
   - Давай. Только без хрячьего запаха, - Волк достал зажигалку.
   - Обижаешь, - мясник ловко отхватил огромным  ножом  крохотный  кусок
свинины, выставил его на острие, синий огонек  обуглил  розовую  мякоть,
сизая  струйка  дыма,  постепенно  рассеиваясь,  скользнула  к  высокому
потолку.
   Специфического запаха Волк не уловил и расплатился.
   Потом, используя опыт "топтуна" из службы  наружного  наблюдения,  он
отследил контакты Басмача - в основном это были  те  самые  быстроглазые
юнцы, которые подходили по одному и совали  ему  пухлые  свертки.  После
полудня Басмач в сопровождении телохранителей вышел из западного  выхода
рынка  и  уехал  на  редком  для  Тиходонска  начала  девяностых   годов
"Мерседесе".
   Вспомнив  старое,  Волк  взял  азиата  под  наблюдение.   Действовать
приходилось в свободное  от  службы  время,  поэтому  график  наблюдения
получился рваным, но  ограниченность  перемещений  позволяла  все  равно
сделать выводы о его образе жизни и привычках.
   Жил Басмач в самом  центре,  на  Магистральном  проспекте  в  старом,
сталинской постройки,  доме.  Отсюда  рукой  подать  было  до  гостиницы
"Интурист" - самого центрового  места  тех  лет.  Вечером  он  ужинал  в
ресторане "Сапфир", располагавшемся в двух первых этажах гостиницы.
   Здесь он был в большом авторитете: швейцар угодливо  открывал  двери,
радостно выбегали навстречу шустрые официанты, почтительно сопровождая к
столику у окна с бутылками коньяка, шампанского,  фруктами  и  табличкой
"Зарезервировано".  В  его  честь  играл   оркестр,   к   нему   выходил
поздороваться шеф-повар, по одному движению короткого  пальца  бросались
со всех сторон дорогие центровые проститутки.
   Но ни на базаре, ни в "Сапфире" Басмач серьезных встреч не проводил.
   Девки, шестерки, всякая мелочовка,  которая  заискивающе  заглядывала
ему в рот.
   Но Волк обратил внимание, что время от времени азиат возит девчонок в
небольшой частный дом на пустынной  окраинной  улочке,  тянущейся  вдоль
Дона. При этом он оставлял всю свиту и ехал только со своим водителем  -
огромным парнем с вогнутым, как тарелка, лицом.  Похоже,  что  это  было
тайное местечко, конспиративная квартира Басмача.
   Напротив располагалась заброшенная ТЭЦ,  и  Волк  подыскал  место,  с
которого можно  было  контролировать  происходящее  в  доме.