четверке" он точняк
не был. Пинтос про него не слыхал. Смотрите  сами  и  решайте  по  нашим
законам..."
   Микула медленно свернул записку, подумал.
   - Ну, Груша, чего делать будем? - спросил он, обернувшись к одному из
своих подручных. Чувствовалось, что смотрящий не особенно разбирается  в
таких делах.
   - Ну, эта... Давай малевку по хатам прогоним... Как решат...
   - Скелет?
   - Давай... Спросим...
   - Чего вы фуфло гоните! - возмутился Зубач. -  Кого  еще  спрашивать?
Нам самим надо разборняк чинить. Расписной, тащи его сюда!
   Зубач явно перехватывал инициативу, и ясно было как божий  день,  что
он хочет схавать Микулу и стать на его место.
   Вольф подошел к шконке спящего новичка и уже хотел  нагнуться,  чтобы
похлопать по одутловатой харе.
   - Притворяется, гнида, - предупредил кот. - Поберегись, у него  мойка
в клешне.
   Этого Расписной не ожидал. После  тщательного  шмона  на  приеме  ему
казалось, что ничего запретного пронести с собой в камеру невозможно. Но
веки здоровяка действительно напряжены и чуть подрагивают, у спящих  они
расслаблены. И руки сжаты в пудовые кулаки...
   Не приближаясь вплотную, Вольф уперся ногой в бок лежащему  и  резким
толчком  с  усилием  сбросил  стокилограммовую  тушу  на  бетонный  пол.
Раздался глухой удар, вскрик и тут же рев бешенства.
   - Паскуда, на Резаного тянешь! Распишу, как обезьяну!
   С неожиданной ловкостью новичок вскочил  и  бросился  на  Расписного,
целя зажатой между пальцами бритвой ему в лицо. Автоматическим движением
тот поймал толстое запястье, левой несильно ударил в  челюсть  и,  отжав
откинувшуюся голову плечом, взял локтевой сгиб противника на излом.
   - Бросай, сука! Ну!
   Сустав противоестественно выгнулся, связки затрещали.
   - Пусти... Сломаешь...
   Бритва неслышно звякнула  о  бетон,  Скелет  поспешно  схватил  ее  и
отскочил в сторону.
   - Вот так. Пошел!
   Деваться было некуда. Чтобы ослабить боль, Резаный привстал на  носки
и послушно семенил туда, где его ждал готовый к разбору блаткомитет.  Но
похоже было, что настроение у первого стола переменилось.
   - Гля, - забыв про запрет, присвистнул Груша, и ему никто  не  сделал
замечания. Застыл, неестественно вытаращив глаза, Скелет.
   С явной оторопью смотрели Катала и Микула. Смотрели не на Резаного, а
на Расписного, будто он являлся виновником предстоящей разборки. А Зубач
криво улыбался нехорошей, понимающей улыбкой.
   Волк понял, что упорол косяк. И тут же сообразил - какой.
   - Гля, братва, где это он таким финтам научился?! - обвиняющим  тоном
задал вопрос  Груша.  Он  обращался  к  камере,  и  ее  ответ  мог  вмиг
бесповоротно определить дальнейшую судьбу Расписного. Если этот ответ не
опередить...
   - У ментов, где же еще! - сквозь зубы  процедил  Расписной,  выпустил
Резаного из захвата и толкнул вперед, прямо к Микуле. - Мы с пацанами  в
Аксайской КПЗ три месяца тренировались. Клевый приемчик, он мне  не  раз
помог.
   - Чему ты еще  у  ментов  выучился?  -  медленно  спросил  Зубач,  не
переставая улыбаться.
   - А вот гляди!  -  Не  поворачивая  головы,  Расписной  растопыренной
ладонью наугад ударил Грушу. Раздался громкий хлопок, Груша пошатнулся и
резко присел, двумя руками схватившись за ухо.
   - За что?! - крикнул он. - Ты мне перепонку пробил! За что?
   - Не знаешь?! - Ударом ноги Расписной опрокинул Грушу на спину.  -  А
отвечать за базар надо?!
   - Да что я сказал?
   - Вот что! И вот! И вот! - Расписной остервенело бил лежащего ногами,
лицо его превратилось в страшную оскаленную маску. Груша  дергался  всем
телом и утробно стонал. Но это был урок не столько Груше,  сколько  всем
остальным. - Что еще тебе показать? - спросил Расписной, наступив  Груше
на горло и пристально глядя Зубачу в глаза. - Показать, как шеи ломают?
   - Ты не борзей! - Зубач наконец согнал с лица улыбку.  -  В  дому  по
людским законам живут! Ты чего беспредел творишь?
   - А по закону честного фраера ментом называть можно?  Да  за  это  на
пику сажают! Щас я ему башку сверну, и любая сходка скажет, что я прав!
   Груша пытался протестовать, но из перекошенного  рта  вырывался  лишь
сдавленный хрип.
   - Тебя еще за честного фраера никто не признал! - пробурчал  Зубач  и
отвел взгляд. - И ментом тут никого  не  называли.  Отпусти  его,  потом
разбор проведем.
   Сейчас речь об этой рыбе!
   Он повернулся к Резаному. Остальные арестанты, молча  наблюдавшие  за
развитием событий, с готовностью переключились на предполагаемую жертву.
   Расписной убрал ногу, Груша надсадно закашлялся, жадно хватая воздух,
и быстро отполз в сторону.
   - Давай для начала рассчитайся за спор, - сказал  Микула  потерявшему
свою наглость Резаному.
   - Где мой стольник? -  Катала  протянул  руку,  требовательно  шевеля
пальцами.
   - Я... Я завтра отдам. - Новичок  смотрел  в  сторону  и  бледнел  на
глазах.
   - А, так ты фуфломет! - презрительно  протянул  Катала  и  безнадежно
махнул рукой. - А мы с тобой как с честнягой...
   - Со спором все ясно, - подвел итог Микула. -  А  что  ты  вчера  мне
сказал?
   Новичок молчал.
   - Ты мне сказал, что на "четверке" зону топтал.  А  оказалось  -  это
фуфло!
   Резаный громко сглотнул.
   - Ты мне сказал, что Пинтос тебя знает? - продолжал Микула. -  И  это
фуфло!
   Что ты теперь скажешь? Как перед людьми объяснишься?
   -  Ну  чего  особенного...  На  "четверке",  на  "шестерке"...  Какая
разница, они почти рядом...  -  неубедительно  пробубнил  Резаный.  -  А
Пинтос просто забыл. Я же не по  его  уровню  прохожу.  Парились  неделю
вместе на пересылке, думал, он помнит...
   - Честный бродяга зоны не путает, ему  скрывать  нечего!  -  вмешался
Зубач.
   - Погоди! - оборвал его Микула и снова обратился к Резаному:
   - Ты мне еще  много  фуфла  прогнал!  Что  за  гоп-стоп  чалился  обе
ходки... И на плече тигр выколот! А откуда тогда наколка бакланская? Она
постарее, вон выцвела уже...
   - С пьяни накололи... Еще по воле - молодой был, дурной...
   - Да? А над губой что за шрамик?
   - Где? А-а-а... -  Резаный  потрогал  лицо.  -  Махался  со  зверями,
гвоздем ткнули...
   - А может, ты что-то выводил? - снова заулыбался  своей  изобличающей
улыбкой Зубач. - Может, там у тебя точка была вафлерская?
   - Ах ты, сука!
   Резаный стремительно бросился вперед, но калмык упал ему под ноги,  и
пудовый кулак не дотянулся до улыбки Зубача. Туша здоровяка  второй  раз
грохнулась на пол, и тут же  на  него  со  всех  сторон  обрушился  град
ударов.
   Зубач,  Микула  и  Катала  с  остервенением  впечатывали  каблуки   в
прогибающиеся ребра. Резаный попытался подняться,  но  Скелет  запрыгнул
сверху и принялся подпрыгивать, будто танцевал чечетку. Калмык,  сбросив
грубый  ботинок,  молотил  по  неровно  остриженному   затылку,   словно
заколачивал гвозди тяжелым молотком.
   Еще несколько человек толпились вокруг, явно желая принять участие  в
расправе, но не могли подступиться к жертве.
   - Пустите меня! Дайте я!  -  Еще  не  оправившийся  от  побоев  Груша
оттащил калмыка и несколько раз изо всех сил лупанул Резаного по голове,
так что тот влип лицом в пол. По грязному бетону потекли струйки  крови.
Крупное тело безвольно обмякло.
   Расписной стоял в стороне и безучастно наблюдал, как избитого новичка
приводили в чувство. Нашатыря в камере  не  было,  поэтому  его  вначале
облили тепловатой водой из-под крана, а потом Скелет принялся  со  всего
маху бить по окровавленным щекам и крутить уши так, что они хрустели.
   Наконец Резаный пришел в себя и застонал. Нос был расплющен, все лицо
покрыто кровью.
   - Давай, сука, колись - кто ты в натуре есть?! - Скелет поднес бритву
к приоткрывшимся глазам, и веки тут же снова  накрепко  сомкнулись,  как
будто тонкая кожа могла защитить от тусклой, замызганной стали.
   - Чистый... я, - с трудом выдохнул Резаный. -  А  фуфло  прогнал  для
понтов, для авторитета... За хулиганку  чалился,  а  хотел  за  блатного
проканать... Потому "четверку" назвал и кликуху новую придумал... Но  ни
с ментами, ни с петухами никогда не кентовался... Корешей не закладывал,
у параши не спал... Проверьте по "шестерке", там подтвердят. Чистый я...
   - И какая твоя погремуха? - спросил Микула.
   - Верблюд... Но за это не режут...
   Зубач ухмыльнулся и вытянул вперед палец:
   - Еще как режут! Ты ершом выставился. За это многих кончили!
   Микула поморщился и хлопнул его по руке.
   - Слушай, Зубач, с  тобой  хорошо  говно  хавать  -  ты  все  наперед
забегаешь!
   Кто за хатой смотрит?!
   - Гля, он в натуре обнаглел! - поддержал смотрящего Скелет, поигрывая
бритвой.
   Зубач огляделся. Катала смотрел в сторону,  от  Расписного  поддержки
ожидать тоже не приходилось. Зато сзади мрачно нависал хмурый  Груша,  а
сбоку примерялся к его ногам калмык.
   - Ша, братва, все ништяк, - примирительным тоном сказал  Зубач.  -  Я
только свое слово сказал: надо с него спросить как с гада!
   Микула выдержал паузу, оглядывая соперника с ног до головы.
   - А я так думаю: Верблюд свое уже получил. Баклан - он и есть баклан.
   Пусть сворачивается и идет в шерсть . Только...
   Смотрящий протянул руку Скелету:
   - Дай мойку!
   Тот послушно положил на испачканную пеплом г ладонь половинку лезвия.
   - Держи! - Микула бросил бритву на грудь Верблюду:
   - Чтобы через час у тебя фуфловых регалок не было!
   Избитый хулиган тупо уставился на щербатый обломок металла.
   - Да вы на своего посмотрите, - дрожащая рука указала на  Расписного.
- Ему небось половину шкуры срезать надо!
   - Привяжи метлу! - Расписной замахнулся. - Еще хочешь?
   Верблюд втянул голову в плечи и замолчал.
   - Ровно час! - повторил Микула.
   Кряхтя и охая, Верблюд поднялся, взял бритву  и  доковылял  до  своей
шконки.
   Закурив сигарету, он беспомощно осмотрелся по сторонам.
   - Помочь? - подскочил к нему юркий  и  обычно  незаметный  Хорек.  Он
получил девять лет за то, что изрубил топором соседа, но хвастал, что за
ним много трупов. Это был отвратительный тип - неврастеник  и  психопат.
Вытянутая хищная мордочка, бледная, в крупных порах кожа, сквозь  редкую
щетину белесых волос просвечивает сальная кожа головы. Постоянный  оскал
открывал узкие длинные зубы.
   С ним никто не кентовался, но и никто не связывался. - За это  будешь
в обязаловке. Следующую дачку мне отдашь! Замазали? .
   Верблюд нехотя кивнул:
   - Только чтоб не больно...
   - Ага, сладко будет! Будто хурму хаваешь...
   Хорек сноровисто расстелил полотенце, набросал сверху  смятых  газет,
на них положил левую руку Верблюда.
   - Челюсть, возьми, чтоб не дергался...
   Мрачный цыган с выдвинутой  вперед  нижней  челюстью  намертво  зажал
конечность ерша.
   - Ну, держись! - Хорек осклабился и принялся  срезать  с  безымянного
пальца Верблюда воровской перстень - квадрат с разлапистым крестом.
   Лезвие было изрядно затуплено, дело шло  медленно.  Верблюд  в  голос
кричал, кровь бежала струей, впитывалась в газеты, брызгала на полотенце
и простыню, красные пятна  покрыли  и  лицо  Хорька.  Это  его,  похоже,
распаляло: высунув язык, он остервенело кромсал палец ерша.
   - А! А-а! А-а-а-а! - истошно заорал Верблюд.
   - Хватит! - сквозь зубы сказал Челюсть. - Уже все!
   Хорек неохотно оторвался от кровавого дела.
   - Еще бы надо подчистить... Давай охнарик!
   Вынув изо рта Верблюда сигарету, он прижег рану. Верблюд  задергался,
крик  перешел  в  вой,  тошнотворно  завоняло  паленым  мясом.   Замотав
распухший  и  покрасневший  палец  носовым  платком,  ерш  обессилен  но
откинулся на тощую подушку.
   Но долго разлеживаться было нельзя, потому что с левого  плеча  нагло
скалил зубы не по  рангу  наколотый  тигр.  По  площади  он  многократно
превосходил перстень.
   С трудом поднявшись, Верблюд, пошатываясь, подошел к углу людей.
   - Слышь, Микула, я уже не могу... Разреши не резать... Я его  поверху
зарисую... Смотрящий подумал.
   - Как братва? Разрешим?
   Скелет пожал плечами. Калмык согласно кивнул.
   - Пусть заколет, чтоб видно не было. Какая разница...
   Но Зубач решительно воспротивился:
   - Ни хера! Как решили! Ответ должен быть...
   - Пусть по полной раскручивается, сука! - поддержал его Груша.
   - Резать! - крикнул Хорек. Микула развел руками:
   - Раз братва не разрешает - режь!
   Верблюд опустился на колени и зарыдал навзрыд.
   - Я уже не могу! Разреши до завтра... Ну хоть до вечера...
   Зубач  в  упор  смотрел  на  Микулу  и  улыбался.  Смотрящему  негоже
обсуждать свои решения, а тем более  отменять  их.  Так  можно  потерять
авторитет.
   - У тебя полчаса осталось! - заорал Микула. - Иначе башку отрежем!
   - Режьте, что хотите делайте, не могу... - безвольно выл Верблюд.
   - Слышьте, чо он квакнул? - ухмыльнулся Скелет. - За базар отвечаешь?
А если мы хотим тебе очко на английский флаг порвать?
   Неожиданно Челюсть схватил Верблюда за предплечье и  осколком  стекла
трижды крест-накрест полоснул по тигриной морде.
   - И все дела! - презрительно процедил он.
   - Ой, точняк? - Верблюд не успел даже вскрикнуть и теперь, не веря  в
столь быстрое избавление, изгибал шею,  пытаясь  рассмотреть  изрезанное
плечо.
   - Убери харю!
   Челюсть молниеносно нанес еще три пореза.
   - Вот теперь точняк!
   Кровь залила остатки запрещенной татуировки. Когда раны  заживут,  от
нее останутся только шрамы. Инцидент был исчерпан.
 
Глава 5 
 
СНОВА БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА 
 
   Вызов в ЦК КПСС и для председателя КГБ все равно что  приглашение  на
Страшный суд. Особенно если вызывает не инстуктор,  не  завсектором,  не
заведующий отделом и даже  не  один  из  всемогущих  секретарей,  а  сам
Генеральный.
   При таком раскладе нет неприкасаемых, тут не  спасают  самые  высокие
должности и тяжелые, шитые  золотом  погоны  -  ибо  здесь  можно  их  в
одночасье лишиться, превратившись из главы могущественного  ведомства  и
многозвездного  генерала  в   обычного   инфарктника-пенсионера.   Впору
вспомнить  все  грехи,  определить  причину  вызова  и  молиться,  чтобы
пронесло.
   Генерал армии  Рябинченко  прознал,  что  вызов  связан  с  операцией
"Старый друг". Внимательно изучив всю документацию, с папкой во  влажной
ладони и сопровождающими - начальником Главного управления контрразведки
генерал-майором    Вострецовым    и    непосредственным     исполнителем
подполковником Петруновым - он прибыл на Старую площадь.
   Подполковник остался в огромной, как футбольное поле, приемной -  ему
и сюда-то  был  путь  заказан:  не  его  уровень,  если  бы  не  желание
начальников иметь под рукой козла отпущения, для немедленной компенсации
пережитых унижений, он бы вообще не попал в это здание.
   Рябинченко и  Вострецов  на  негнущихся  ногах  прошли  в  отделанный
дубовыми  панелями  кабинет  Генсека.  Грибачев  расположился  во  главе
длинного  стола  для  совещаний,  по  правую  руку  неестественно  ровно
восседал похожий  на  мумию  секретарь  по  идеологии  Сумов,  по  левую
мостились на краешках стульев заведующий международным отделом ЦК  Малин
и министр  иностранных  дел  Громов.  Все  были  в  строгих  костюмах  и
затянутых  под  горло  галстуках,  как  будто  за   окном   не   ярилось
испепеляющее все живое солнце.  Впрочем,  в  кабинете  бесшумно  работал
кондиционер и температура не поднималась выше восемнадцати градусов.
   Генеральный секретарь просматривал вырезки из  американских  газет  с
пришпиленными к ним текстами переводов и все больше мрачнел. Просмотрев,
он отдавал одну Сумову, а следующую  Малину  и  Громову.  Малин  скорбно
кривился, у Громова на лице и так застыло  постоянное  выражение  зубной
боли, а мумии дальше мрачнеть просто некуда. Так что веселой назвать эту
компанию никто бы не смог.
   - Товарищ Генеральный секретарь, генерал армии Рябинченко  по  вашему
приказанию  прибыл!  -  старательно,  как   солдат-первогодок,   доложил
председатель.
   Грибачев на миг поднял голову:
   - Вы читаете американские газеты?
   Рябинченко языков не знал, потому,  даже  если  бы  захотел,  не  мог
читать ни американских, ни английских, ни китайских, ни  каких-либо  еще
газет. Поэтому он на мгновение задумался, но тонким  чутьем  аппаратчика
понял, что сейчас находчивость важней, чем правда.
   - Так точно, товарищ  Генеральный  секретарь!  Но  не  в  сплошную  -
аналитический отдел готовит обзоры... Могли что-то и упустить...
   Грибачев строго сверкнул стеклами очков.
   - А вы в курсе дела,  что  бывший  атташе  американского  посольства,
некто Сокольски, ведет линию  на  подрыв  доверия  к  нашей  стране?  Он
дискредитирует  новую  политику  СССР  в  глазах  всего   международного
сообщества! Под угрозой находится моя встреча с президентом  США,  пакет
важных соглашений и договоров,  которые  долго  и  старательно  готовили
товарищи Малин и Громов, могут оказаться в мусорной корзине!
   Министр и заведующий отделом осуждающе уставились на  председателя  и
одновременно  кивнули,  подтверждая  правильность  слов  Генсека.  Мумия
Сумова не шелохнулась, но вид главного идеолога страны  выражал  крайнюю
степень недовольства.
   - Так точно, товарищ Генеральный  секретарь,  мы  принимаем  меры!  -
Рябинченко поспешно выставил перед собой папку, словно щит, спасающий от
трех испепеляющих взглядов. - Вот здесь  все  документы  по  специальной
операции, которую мы  проводим  против  этого  провокатора  Сокольского!
Генерал Вострецов непосредственно руководит ею... Мы можем доложить... И
ответить на вопросы...
   Рябинченко сделал жест, как бы выдвигая Вострецова  на  первый  план.
Тот обреченно склонил голову, разглядывая узорчатый, зеркально блестящий
паркет.
   - Вы с генералом мне это уже докладывали, - поморщился Грибачев. -  И
приводили бойца, настоящего героя,  который  согласился  испортить  себе
кожу ради выполнения задания Родины. Это образцовый парень, такими  надо
гордиться! Но ведь он исполнитель. И добьется успеха только тогда, когда
им умело руководят.
   А вы руководители. И где же результаты вашей работы?
   - Результаты будут в ближайшее время, товарищ Генеральный  секретарь!
- с максимальной  убежденностью,  на  которую  был  способен,  отчеканил
Рябинченко.
   - Так точно, в ближайшее время! - эхом повторил Вострецов.
   - Э-э-э...
   Скрипучий звук,  напоминающий  скрежет  заржавевших  дверных  петель,
издала мумия Сумова. Грибачев снял очки, лицо его  выразило  внимание  и
заинтересованность.
   - Да, да, Михаил Андреевич, вы хотите что-то сказать?
   Секретарь по идеологии  не  изменил  выражения  лица  и  не  повернул
голову.
   - Партия доверила вам защиту народа от происков внутренних и  внешних
врагов. - Бесцветный скрипучий голос был настолько тихим, что  разобрать
слова удавалось с трудом. - Если вы  не  справляетесь  с  этой  задачей,
партия откажет вам в доверии. Это все, идите.
   То ли от замогильного голоса, то ли от  реальности  угрозы  по  спине
Рябинченко пробежали мурашки.
   - Идите! - кивнул Грибачев, вновь надевая очки.
   Рябинченко повернулся через правое плечо, а генерал Вострецов пятился
до самой двери.
   Когда они оказались в  приемной,  к  председателю  вернулась  обычная
властность и уверенность в себе.
   - Три недели! - не глядя на  Вострецова,  процедил  он.  -  Не  будет
результата - положишь партбилет и пойдешь на улицу! Свободен!
   Когда  за  Рябинченко  закрылась  дверь,   Вострецов   повернулся   к
ожидающему указаний Петрунову.
   - Две недели сроку! - рявкнул генерал. - Провалишь операцию  -  пеняй
на себя!
   - Есть! - ответил подполковник.
 
*** 
 
   -  Слышь,  Яков  Семенович,  а  откуда  ты  Перепела-то   знаешь?   -
поинтересовался Расписной.
   Шнитман ненадолго задумался, потом махнул рукой:
   - А-а-а!  Какие  тут  государственные  тайны!  Тем  более  что  тебе,
Володенька, я полностью доверяюсь...
   В тускло освещенной камере заканчивался очередной день. Зубач дулся с
Драным в карты, Хор