ка действий каждого коммуниста является  нашим
святым долгом. Без оглядки на лица и прочие заслуги...
   - Волков беспартийный, товарищ генерал-полковник,  -  вставил  вконец
сбитый с толку Вострецов.
   - Как так?! - Рябинченко вскинул брови. -  Как  он  мог  беспартийным
попасть к нам на службу?!
   -  В  порядке  исключения,  товарищ  генерал-полковник.  В  связи   с
известными вам обстоятельствами.
   - Неожиданный поворот. Очень неожиданный!
   Пальцы председателя сильней забарабанили по обложке досье.
   - И как вы оцениваете его идейный уровень?
   - С этим очень плохо, - снова приободрился начальник контрразведки. -
Сейчас Волков разводится со своей итальянкой и  собирается  жениться  на
жене генерала Чучканова...
   - Той самой?!
   -  Да,  из-за  которой  возникла  драка.  Естественно,  это   вызовет
очередной скандал. К тому же некоторые высказывания Волкова несовместимы
с идеологией чекиста.
   - Даже так? Какие же?
   -  Он  отделяет  свою  личную  жизнь  от  служебной,   считает,   что
руководство не может вмешиваться в его личные дела. Больше того,  ставит
личное выше служебного!
   Лицо председателя внезапно разгладилось.  Такое  случалось  только  в
минуты сильного гнева. Повод для этого был: в Систему проник еретик! А с
еретиками разговор один - костер! Невзирая на любые связи и заслуги.
   - Что же вы мне раньше не доложили?!
   - Этот разговор произошел только вчера.
   Председатель отбросил красное досье на край стола.
   - Это меняет дело в корне? Ваши предложения?
   Вострецов несколько секунд колебался.
   - Думаю, следует без шума перевести его в МВД  и  убрать  из  Москвы.
Пусть работает у себя на родине - в Тиходонске.
   Председатель задумался. Лицо его постепенно снова сморщилось. Это был
хороший знак.
   -  Что  ж,  предложение  разумное,  дельное  и  взвешенное.   Я   его
поддерживаю.
   Сформулируйте заключение, и я доложу наши выводы Сергею  Михайловичу!
Думаю, он нас поддержит. Если, конечно... Кстати,  как  ведет  себя  наш
герой? Нервничает, волнуется, переживает, раскаивается?
   Начальник контрразведки развел руками:
   - Не могу знать. Он не появлялся на службе.
   - Вот как... - Рябинченко озабоченно свел брови. - Может,  он  в  это
время добивается приема у товарища Грибачева?
   - Не могу знать, товарищ генерал-полковник.
   - Скорей всего, так и есть. Что еще можно  делать  в  его  положении?
Только жать на все рычаги, использовать все связи и возможности.

***

   - Я была комсоргом и носила в райком членские взносы...  А  он  завел
меня в заднюю комнату, там стояли знамена, много  знамен...  Посадил  на
стол, как раз на знамя... Потом я смотрю, а  на  многих  знаменах  такие
белесые пятнышки...
   - А дальше что?
   - Один раз он повел меня  в  какой-то  дом,  я  думала,  там  у  него
квартира...
   А он привел на чердак, наклонил на подоконник и пристроился сзади...
   - Видишь, какая ты сука!
   - Да, да... Давай, я уже не могу...
   Три дня они не выходили из квартиры. Чучканов звонил по несколько раз
в разное время суток, удивляясь,  что  супруга  безотлучно  сидит  дома.
Софья щебетала с ним как ни в  чем  не  бывало.  Запасы  продуктов  были
съедены, положение спасала огромная связка  желто-зеленых  бананов.  Они
ели их с утра до вечера, запивая шампанским. И с утра до утра занимались
сексом. В том числе с  использованием  бананов,  как  на  конфискованной
пленке, будто невзначай поставленной Софьей.
   Волк уже еле переставлял ноги, Софью тоже  качало,  будто  на  палубе
идущей в штормящем море яхты.
   - Тебе не надоели бананы? - спросил Вольф, когда они в очередной  раз
оторвались друг от друга.
   - Не-а, - лукаво улыбнулась Софья. - А тебе не надоели мои сказки?  Я
как Шехерезада - могу рассказывать тысячу и одну ночь.
   - Для сказок они очень правдоподобны.
   - Тогда считай, что это научная фантастика.
   - А где же реальность?
   Софья снова улыбнулась.
   - Реальность в том, что завтра приезжает Николай Павлович.
   - Значит, мне пора убираться?
   Вольф прошелся по комнате. Новая генеральская квартира была  светлой,
просторной, дорого обставленной. В  зале  висел  красивый  ковер  ручной
работы, на нем - кривой кинжал в ножнах, украшенных красными и  зелеными
камнями. И ковер, и кинжал - из Борсханы.  Из  взятого  штурмом  дворца.
Волк незаметно пощупал плотную шерстяную ткань и нашел  то,  что  искал:
небольшие, аккуратно заштопанные дырочки. Следы автоматной очереди.  Или
он, или Серж прострочили ковер из ППШ.
   Шаров привез трофей Чучканову, предварительно приведя его в  порядок.
Не исключено, что пришлось застирать брызги крови,  а  может,  небольшие
капельки остались, просто их не видно на красном фоне. А кинжал и был  в
отличном состоянии. Его сняли с  убитого  африканского  принца.  Если  в
отделке рубины и изумруды, то он стоит целое состояние...
   - Ну почему так грубо? Мы прекрасно провели время. У меня  совершенно
нет сил. Это первый раз в жизни.
   Софья  надела  короткую  ночную  рубашку  и  присела   перед   трюмо,
прихорашиваясь. Волк подошел сзади и обнял  ее  за  плечи.  В  маленькой
хрустальной вазочке лежали четыре неограненных алмаза.
   - А еще два откуда? - спросил Волк.
   - Что? Ах, это... Николай Павлович подарил. Хочу колье заказать...
   - Я могу достать много таких камней, -  неожиданно  для  себя  сказал
Волк.
   Софья засмеялась.
   - Ты что, владелец алмазных копей?
   - Нет. Но  если  ты  захочешь...  Короче,  ты  ни  в  чем  не  будешь
нуждаться.
   - Если что? - зеленые глаза внимательно изучали его через зеркало.
   - Я сказал - выходи за меня замуж.
   - Ах, ты опять об этом...
   Резкая трель телефона разорвала напряженную тишину.
   - Да-а, - сказала в трубку Софья, и тут  же  лицо  ее  изменилось.  -
Кого?!
   Волкова?
   Она испуганно посмотрела на Волка, отставив трубку в сторону,  словно
взведенную гранату. Он протянул руку.
   - Да.
   - Есть новости, Володя, - голос Петрунова был невеселым.
   - Как вы узнали номер?
   - Он остался в памяти. Я уже  два  дня  не  могу  тебя  найти.  Решил
попробовать...
   - Что за новости?
   - Неважные. Ты переведен  в  МВД.  В  Тиходонское  управление.  Через
неделю должен приступить к работе. Ты меня понял?
   Волк помолчал.
   - Понял. Чего тут непонятного.
   Он положил трубку.
   - Неприятности? - Взгляд у  Софьи  был  тревожным.  -  Как  они  тебя
нашли?
   Надеюсь, они не будут больше сюда звонить? Представляешь, если  вдруг
у Николая Павловича спросят Волкова?
   Волк покачал головой. Сначала  медленно,  потом  все  сильнее,  будто
отгонял наваждение.
   - Я уезжаю в Тиходонск. Поедем со мной.
   - Ты серьезно?
   - Да. Поедем!
   Софья аккуратно припудрила носик.
   - Но тебе надо вначале устроиться, обосноваться...
   - Но ты согласна?! - Волна  радости  захлестнула  его  с  головой.  -
Отвечай, ты согласна?
   - Ну... В принципе, да.
   - Ура! - Волк схватил Софью в охапку. - Я позвоню через месяц...  Или
два... И ты приедешь ко мне. Да?
   - Конечно, - сказала Софья и по-матерински поцеловала его в щеку.

Часть третья

В ТИХОДОНСКЕ СТРЕЛЯЮТ ЧАСТО

Глава 1

ЧЕРНОВАЯ РАБОТА

   За шесть лет Тиходонск почти не изменился. Те же выщербленные  улицы,
обветшавшие  купеческие  дома,  вечные   тополя   вдоль   Магистрального
проспекта,  опыляющие  весной  весь  город  противным  летающим   пухом,
забивающим  глаза,  носы,  автомобильные   радиаторы   и   провоцирующие
мальчишек поджигать невесомые белые кучки, охотно вспыхивающие с  резким
сухим треском, как порох.
   Только улицы стали уже, дома ниже, Магистральный короче... Весь город
будто  съежился,   покрылся   налетом   провинциальности.   И   шикарная
двухкомнатная квартира родителей превратилась в тесное убоговатое жилье,
в котором и жить-то по-настоящему нельзя - разве что посмотреть телик  и
переночевать в промежутке между трудовыми буднями. Только  вид  из  окна
по-прежнему радовал. Это, конечно,  не  панорама  Юго-Запада  столицы  с
балкона шестнадцатого этажа,  но  неспешно  плывущие  по  Дону  баржи  и
сухогрузы,  стремительно  летящие  над  волнами  "Метеоры",   бескрайние
просторы  Задонья  расслабляли  зачерствевшую  душу,  ласкали  взгляд  и
радовали сердце.
   Вольф сделал родителям сюрприз и приехал без  предупреждения.  Бурная
радость  встречи  сменилась  ужасом,  когда  Генрих  и  Лизхен   увидели
татуировки.
   - Это они тебя изуродовали!  -  не  спросил,  а  констатировал  отец,
вложив большую, чем обычно, ненависть в слово "они".
   - Кто?! Кто это сделал?! - убивалась мать. - Зачем? У Володеньки была
такая гладкая кожа...
   Она зарыдала. Лицо Генриха застыло, каменно напряглись желваки.
   - Успокойся, мам, - Володя обнял мягкие вздрагивающие  плечи.  -  Так
было надо по работе. Это все можно свести. Успокойся.
   - Правда? От этой гадости  ничего  не  останется?  -  мать  перестала
всхлипывать.
   - Ничего. Почти ничего. Да. Почти.
   - А по какой работе? - Она вытерла покрасневшие глаза. - Ты ведь  все
это время служил в армии?
   - Гм... Не совсем.  Последнее  время  пришлось  работать  в  милиции.
Сейчас я перевелся сюда.
   - Так ты милиционер?! - оторопела Лизхен. Генрих криво  усмехнулся  и
многозначительно покачал головой.
   - Но почему ты ничего не писал, не рассказывал?
   - Не мог. Не имел права.
   Строгие казенные обороты привычны для граждан советской России.  Мать
успокоилась окончательно.
   - А жена? Когда она приедет?
   - Мы развелись.
   Генрих хмыкнул. Но Лизхен не обратила на это внимания.
   - В жизни всякое бывает, обойдется. Главное, что  можно  убрать  этот
ужас.
   Слава богу! Я прямо испугалась, как тебя увидела. Ой,  заболталась...
Помойся, отдохни, я сейчас быстро накрою на стол...
   Мать уже не готовила немецкие блюда, отец перестал быть  трезвенником
и даже перешагнул черту умеренного потребления. Он  опрокидывал  большие
стопки одну  за  другой,  почти  не  притрагиваясь  к  отварной  молодой
картошке, свежим котлетам и зелени. Вольф,  наоборот,  пил  мало,  но  с
жадностью налегал на  забытую  домашнюю  еду.  Лизхен,  подперев  пухлым
кулачком подбородок, наблюдала с тем умиленным выражением лица,  которое
было бы у любой матери в подобной ситуации.
   - Ты стал таким большим, совсем  взрослым...  Конечно,  жаль,  что  с
женой расстались... Я все хочу внуков понянчить... Может, успею еще... У
тебя на примете-то никого нет?
   - Почему, есть, - кивнул Владимир. Он не  любил  говорить  с  набитым
ртом, но сейчас не стал соблюдать  это  правило.  -  Только  она  старше
меня...
   - Подумаешь! - мать махнула рукой. - И я старше Генриха на два  года.
Даже на два с половиной! А у вас какая разница?
   - Тринадцать лет.
   - Тринадцать?!
   - И она замужем.
   - Вот те на! А кто муж-то?
   - Генерал. Генрих снова хмыкнул:
   - От генерала небось не уйдет! - и опрокинул очередную стопку.
   - Уйдет. Как только осмотрюсь здесь, позвоню, и она приедет.  Примете
невестку?
   Мать разулыбалась:
   - Конечно! Не разместимся разве в таких хоромах? Заселяйтесь  в  твою
комнату и живите! Места хватит.
   "Хватит ли?" - подумал Вольф. Если всю жизнь прожить в коммуналке, то
изолированная двухкомнатка действительно  покажется  дворцом.  Но  Софья
привыкла к просторным командирским  квартирам.  Вряд  ли  ей  понравится
тесниться вчетвером на тридцати двух метрах. А ночью? Она так  кричит  и
стонет, что перепугает родителей. Нет, надо будет снимать жилье. Но  где
взять деньги? Да и вообще...
   Вот так бросить  Москву,  привычный  образ  жизни,  обеспеченный  быт
генеральской жены и  очертя  голову  приехать  в  какой-то  Тиходонск?..
Сейчас это казалось совершенно невероятным!
   - О чем задумался, сыночек?
   - Да так... О жизни. Как она сложится...
   Владимир отправил в рот последний кусок и сыто  отвалился  на  спинку
стула.
   - Ой, я сейчас чай принесу! - мать убежала на кухню.
   - Значит, Вольдемар, ты прибыл разрабатывать наших ментов?  -  Генрих
испытующе смотрел на сына в упор. - Что же они сотворили, если  прислали
сотрудника аж из Москвы?
   - Ты хорошо освоил  служебный  лексикон,  отец.  Только  я  не  затем
приехал.
   Меня выгнали из Конторы. И теперь я действительно лейтенант милиции.
   Отец понимающе кивнул:
   - Значит, не можешь сказать. Ладно. Дело такое...
   Генрих опрокинул еще одну стопку.
   - Ты стал много пить.
   - Да. Раньше не пил совсем, и все окружающие считали меня идиотом.
   Помнишь, даже избить хотели, ты тогда заступился с этим  своим  лысым
другом... А теперь пью, и меня считают нормальным. Хотя это тогда я  был
нормальным, а не сейчас. Просто мир вокруг нас ненормален. Он всегда так
и говорил.
   - Кто?
   - Иоганн... Он хотел переделать мир в нормальный. А я засадил его  за
решетку. Это очень большой грех. Очень. Он снится мне по ночам. Мертвый.
   Подходит ко мне и наставляет палец. Мертвый, представляешь? Наверное,
его уже нет в живых...
   Владимир покачал головой:
   - Жив, жив. Не могу сказать, что совсем здоров, но его  уже  выписали
из больнички. Устроился неплохо, ходит в авторитетах...
   У отца отвисла челюсть.
   - Ты... Ты...
   - Да. Я его видел.
   - Там?!
   - Да, там. Где же еще?
   На лице Генриха проступило выражение озарения.
   - Это из-за него тебя так разукрасили?
   - Точно.
   - И что они от него хотели?
   Владимир замялся:
   - Этого я сказать не могу.
   Генрих вздохнул:
   - Значит, ты тоже причинял ему вред. Это рок нашей семьи!  Из-за  нас
должен страдать бедный Иоганн!
   - Не такой уж он бедный, - буркнул Владимир. В словах отца был резон.
   Из-за него Иоганн сел в тюрьму, из-за него получил заточку в бок.
   За столом наступила напряженная тишина.
   - Почему вы такие грустные? - спросила Лизхен, занося чайник.

***

   Волка оформлял на службу лично начальник отдела  кадров  Тиходонского
УВД подполковник Уварин.
   - У нас это первый случай.  -  Дородный  сорокапятилетний  мужчина  с
пшеничными усами перелистывал личное дело Вольфа с такой  осторожностью,
будто отдельные листы могли быть смазаны  контактным  ядом  отсроченного
действия. На лице ясно читалось выражение недовольства. - Да и вообще  я
никогда не слышал про переводы из КГБ...
   - Ни одного случая за последние двадцать  лет,  -  тихо  дал  справку
капитан-инспектор, почтительно стоящий по левую руку от начальника.
   -  Вот-вот,  -  вздохнул  подполковник.  -  Да  еще  эта  чехарда   с
фамилиями... То Вольф, то Волков, что все это значит?
   - Там есть обоснование, - смиренно пояснил Владимир.  -  Я  служил  в
режимной части, немцев в нее не брали, а я подходил по  всем  статьям...
Вот и сделали временно Волковым. А потом эта фамилия попала в  наградные
листы, так и остался на ней. В деле есть меморандум.
   - Где?! Ничего здесь нет! - Уварин потряс папку так, что растрепались
страницы. - Половина листов изъята! Где они? В местном  Управлении  КГБ?
Что это значит? "Действующий резерв"? То есть вы работаете и на  них,  и
на нас?
   - Никак нет, товарищ подполковник, - с солдатской  четкостью  ответил
Вольф.
   - Из Комитета я уволен.
   - Ну-ну, - угрюмо пробурчал подполковник. -  Только  майор  Мусин  из
УКГБ звонил час назад. Просил, чтобы вы зашли к нему, в тридцать  второй
кабинет.
   - Странно, - искренне удивился Владимир.
   - Очень...
   Словно спохватившись, Уварин  попытался  изменить  выражение  лица  и
перейти На более дружелюбный тон.
   - Правда, и из оставшихся материалов видно, что вы  верой  и  правдой
послужили Отечеству. Три боевых ордена -  это  не  хухры-мухры...  Особо
отмечается ваша боевая подготовка и военный  опыт...  При  переводе  вам
присвоено звание старшего лейтенанта, это тоже высокая оценка...
   Попытка не удалась. Гримаса недовольства вернулась на место.
   - Но эта ваша роспись! Она вообще не лезет ни  в  какие  ворота!  Ну,
бывают армейские или  флотские  татуировки:  якорь,  пропеллер,  надпись
"ВДВ"... И то мы рекомендуем выводить их.  А  тут  натуральные  тюремные
наколки! Я еще не видел милиционеров, похожих на зэков!
   Вольф пожал плечами. Он уже не изображал смирного прилежного солдата.
Он снова стал самим собой.
   - По  соображениям  государственной  безопасности  я  не  имею  права
обсуждать эту тему. Шкуру я снять не могу. Мой послужной список,  думаю,
говорит сам за себя. Так же, как и государственные награды.
   Подполковник поморщился. Вопрос  о  зачислении  дерзкого  новичка  на
службу вместе со всеми его татуировками решен в Москве. В  этом  вопросе
он бессилен.
   Можно было только показать, кто здесь кому подчинен.
   - Забывайте про госбезопасность. У нас другой масштаб, здесь в почете
рутинная работа. Не за ордена и медали. Повседневный, скромный  труд  по
предупреждению и раскрытию преступлений. Нам нужны пахари!
   Уварин запнулся, уставившись в очередной  лист.  На  лице  отразилась
целая гамма эмоций.
   - Вы в самом деле лично знакомы  с  товарищем  Грибачевым?  И  можете
связываться с ним в любое время?
   Владимир пожал плечами:
   - В любое вряд ли. Ночью как-то неудобно...
   - Ну а днем?!
   - Днем я ему звонил...
   Подполковник озабоченно почесал затылок. С одной стороны,  справок  о
контактах принимаемого на службу лица с  руководителем  государства  ему
еще видеть не приходилось. С другой -  если  в  кандидате  заинтересован
хоть самый маленький начальник, в кадры обязательно  кто-то  позвонит  и
замолвит словечко. А раз этого парня выперли  из  Комитета,  к  тому  же
сослали из Москвы в Тиходонск, значит, он  никому  не  нужен.  Какие  бы
справки ни находились в  его  деле  и  какими  бы  орденами  он  ни  был
награжден. Следовательно, обходиться с ним можно как угодно. Хотя  и  не
перегибать палку. Надо держать ухо востро. А  включить  заднюю  передачу
никогда не поздно.
   - Ну-ну... На какую должность вы претендуете?
   - Претендую? Да у меня вообще нет никаких претензий.
   - Ваш опыт оперативной работы для нас не  подходит.  В  контрразведке
своя специфика, в милиции - своя... Боевые навыки - это, конечно, важно.
Но у нас перестрелки случаются  не  так  часто.  Хотя  сейчас  положение
изменилось. В городе действует опасная вооруженная банда, она уже  убила
несколько человек... В патрульно-постовую службу для начала пойдете?
   - Пойду... Мне не выбирать...
   Подполковник захлопнул личное дело.
   - Ну, если так... Начнете с  должности  командира  взвода.  А  дальше
посмотрим.
   - Мне не выбирать, - повторил Владимир.
   - Тогда можете идти. Приступайте к работе.
   Когда Владимир вышел, Уварин протянул личное дело инспектору.
   - Держи, Веселов. Готовь приказ: комвзвода в Центральный райотдел.  И
имей в виду, с этим парнем надо  быть  чрезвычайно  осторожным.  Намекни
аккуратно Баринову. Начальник райотдела должен быть в курсе.
   - Есть, товарищ подполковник, -  четко  ответил  инспектор,  привычно
зажимая папку под мышкой.
   - И вот еще что... Когда он уйдет, выйди следом и посмотри: зайдет ли
он к "соседям".
   УВД и УКГБ находились в одном здании:  от  входа  до  входа  -  сорок
метров.
   - Проследить? - задание  для  кадровика  было  явно  непривычным.  Он
заметно растерялся.
   - Что тут следить? - раздраженно сказал начальник. - Просто  выйди  и
посмотри. Хочешь - купи себе  мороженое  на  углу.  Погуляй  немного  на
свежем воздухе - в сторонке, разумеется. Или перейди на другую  сторону.
Как в кино.
   Потом придешь и доложишь.
   - Есть, товарищ подполковник!

***

   Майор Мусин оказался худощавым, подтянутым человеком,  в  стандартной
комитетской униформе - недорогом  строгом  костюме  и  белой  сорочке  с
галстуком.
   Он встретил Владимира как старший брат: сердечно пожал руку, радостно
улыбался, расспрашивал о семье. Словом, с  точностью  следовал  правилам
оперативной психологии, предписывающей обязательно  располагать  к  себе
собеседника.
   - Ваше личное дело