атаился  где-то...
Говорят, его видели в Свердловске.
   - Хорошо, - кивнул Вольф. - Только пока это слова, а  любят  говорить
следаки, нужны "доказы" .  Давай  имена  и
факты. Фамилии казначея, любовниц, продавцов антиквариата. Короче,  тех,
кто мог бы это все подтвердить.
   - Кому подтвердить?
   - Сходке. Или вору.
   - О чем ты говоришь, Вольдемар? Какие сходки?
   - Тьфу! Это я по привычке. Просто, чтобы прижать крысу к стенке,  мне
надо ее напугать. Конкретно базарить, короче. Понял?
   Фогель помолчал.
   - Ну, слушай...
   То, что он рассказал в последующие  полчаса,  и  составляло  конечную
цель операции "Старый друг". Когда Вольф лег в  постель,  мозг  по  всем
правилам  мнемоники  напряженно  сортировал  и   фиксировал   полученную
информацию.  Но  когда  работа  была  окончена,  он  заснул  глубоким  и
спокойным сном, каким еще ни разу не спал за решеткой.

***

   Генерал Вострецов об успехе Вольфа не знал. Напротив, все злоключения
прапорщика он воспринимал с раздражением, как неумение работать. А  чего
ждать от неумехи? Только одного - неминуемого и сокрушительного краха  в
виде провала всей операции. Но он не собирался разделять ответственность
за этот крах.
   Потому что неумех много, а он, Вострецов,  один.  А  провал  операции
пахнет тем, что с него снимут генеральские погоны и отправят  на  пенсию
влачить  жалкое  существование  обычного,  не  облеченного   властью   и
полномочиями человека.
   Поэтому   он   вызвал   одного    из    результативных    сотрудников
идеологического отдела майора Камушкина и  провел  с  ним  доверительную
беседу,  в  ходе  которой  охарактеризовал  ситуацию,  поставил   задачу
получить от изменника Фогеля компромат на его бывшую связь с Сокольски и
нарисовал перспективы для умелого  оперативника,  сумеющего  эту  плевую
задачу выполнить.
   -  Понимаешь,  майор,  тут  нечего  сложные   кружева   вышивать!   -
перегнувшись через стол и заглядывая в глаза Ка-мушкину,  инструктировал
генерал. - Кто такой Сокольски? Он этому Фогелю ни брат ни сват. Даже не
друг-приятель.  Наоборот,  он  обманул  его,  предал,  присвоил  большие
деньги! Какие чувства  должен  испытывать  Фогель  к  этому  проходимцу?
Конечно, ненависть! А потому сдаст его с потрохами.
   Ну, поломается для вида... Пообещай  ему  помилование  или  досрочное
освобождение, на это все клюют!
   - Все ясно, товарищ генерал! - отчеканил приземистый,  крепко  сбитый
майор, внешний вид которого полностью оправдывал фамилию. - Никуда он не
денется!
   Решительность и уверенность во  многом  обеспечивали  те  результаты,
которых добивался Камушкин.
   - Вот и молодец! - подвел итог Вострецов.  -  Сегодня  же  вылетай  в
Потьму. Я дам команду, чтобы тебя ждал вертолет. Дня за три успеешь?
   - Постараюсь, товарищ генерал! - Камушкин вскочил.  Молодцеватость  и
готовность выполнить любой приказ руководства  также  отличали  старшего
опера и способствовали продвижению по службе.

***

   Монотонно гудели станки, завивалась гладкая стружка, но сегодня время
будто остановилось. Операция "Старый друг" завершена.  Вольф  не  верил,
что через несколько дней окажется в Москве, он не верил даже в  то,  что
Москва действительно существует. А от мысли о Софочке голова шла кругом.
Первое, что он сделает, вырвавшись из  тюремного  ада,  -  увезет  ее  с
собой! Куда он увезет генеральскую жену, Вольф не знал, потому что плохо
представлял мир свободы, но частности не имели значения: главное, он  ее
заберет и они будут  вместе.  Как  отнесутся  к  его  плану  сама  Софья
Васильевна и генерал Чучканов, он не задумывался.
   "Крыша едет, - самокритично охарактеризовал он свое состояние. -  Это
я сто восемьдесят пять суток просидел, полгода. А как же десятку мотают?
Пятнашку?
   Бр-р-р.. - Правильно Потапыч говорил - это уже не люди. Правда,  дядя
Иоганн не сломался и здравый ум  сохранил...  Но  он  железный  человек,
борец за идею, таких единицы..."
   В это время он увидел, что легкий на помине дядя Иоганн идет к выходу
из цеха, а за ним движется помощник  дежурного  с  красной  повязкой  на
потертом  рукаве  зеленого  мундира.  Странно!  Обычно  в  администрацию
вызывали по телефону или через шнырей. А  чтобы  начальство  лично  вело
зэка - дело почти небывалое! Ну  ничего,  к  обеду  все  станет  ясно  -
зоновский телеграф работает безотказно...
   Итак,  операция  завершена.  Точнее,  ее  основная  часть.   Осталось
отработать выход из зоны. Просто так нельзя прийти  к  Климову,  принять
душ, выпить водки, отдохнуть и поехать восвояси. Не только  потому,  что
на поддержку его легенды были  задействованы  секретные  сотрудники,  те
самые "утки" и "наседки", которые лютой ненавистью  ненавидимы  в  любой
зоне. Одного агента Вольф вычислил без труда: Волосюк сказал свое  слово
на разборе, Волосюк озвучил выдумку Климова  о  возможном  выходе  через
канализационный люк за ограждение... Он  входит  в  правление  и  потому
является особо ценным сексотом. Не исключено, что и другие люди помогали
в легализации Вольфа. Подставлять их нельзя.
   Есть и еще одна причина, по которой  невозможно  резко  выскочить  из
зоны:  в  оперативной  практике  "Старый  друг"  не  единственная  и  не
последняя операция.
   Сколько приезжало и еще  приедет  оперативных  работников  под  видом
прибывших по  этапу  обычных  зэков!  Поэтому  нельзя  давать  пищу  для
размышлений о закономерностях оперативного внедрения, нельзя оставлять в
памяти подробности собственной придуманной биографии...
   Вольдемар Вольф должен уйти в побег. Удачный  или  неудачный  -  дело
другое.
   Вряд ли Климов захочет подавать осужденным  вредные  примеры:  скорей
всего, через какое-то  время  из  канализационного  коллектора  извлекут
обезображенное  тело,   зона   погудит   месяц-другой,   и   в   истории
татуированного уголовника  будет  поставлена  точка.  Может,  у  кого-то
останутся  смутные  подозрения,  но  обсасывание   пустых   догадок   не
прибавляет авторитета, поэтому обсуждать их  не  станут,  и  вскоре  они
забудутся.
   Вольф механически менял заготовки, росла горка готовых деталей. Перед
перерывом за ними подкатил с тачкой Якушев.
   - Подожди, где Фогель? Кто мне норму выработки закрывать будет?
   Человек-лягушка опасливо оглянулся:
   - Фогеля к хозяину вызвали. Вроде из самой  Москвы  приехали  по  его
душу.
   Мастер сказал, чтобы я считал  и  записывал,  а  потом  кто-то  наряд
закроет.
   - Не понял, - возмутился Волк. - Что  ты  понимаешь  в  нарядах?  Мне
Фогель нужен. Я его подожду.
   Якушев пожал плечами:
   - Так он, может, и не придет. Да ты не бойся, я все правильно запишу.
   - Ну смотри, - угрюмо согласился Волк.
   В курилке все говорили о  Фогеле.  Мнения  высказывались  разные,  но
сходились в одном: ничего хорошего ему не светит.
   - Скорей всего, что-то старое выплыло, - сказал Кацман. - Может, труп
откопали, может, еще что...
   - Вряд ли за Иоганном есть трупы, - усомнился Пар-цвания.
   - Я же говорю: "...может, еще что", - сварливо повторил Кацман.  -  В
былые времена, когда ты досиживал свой срок, тебя вызывали в спецчасть и
давали расписаться еще за десять лет.
   Шнитман доверительно взял Вольфа под локоть и отвел в сторону.
   - Я, кажется, догадываюсь, в чем дело, - зашептал  он.  -  Кто-то  из
старых подельников дал-таки показания. Держался, держался, а потом  таки
дал. Это бывает.
   - Суки поганые, да я за дядю  Иоганна!  -  Вольф  разорвал  на  груди
рубаху. - Пойдем со мной, Яков Семенович, постоишь на стреме...
   - Где? - испуганно спросил тот.
   - Ну на атасе! Не бойся, делать ничего  не  будешь.  Увидишь,  кто-то
идет, свистни!
   Взобравшись на крышу пристройки, Вольф мелом написал на черной стене:
   "Менты - суки". Это был сигнал для Климова - просьба о встрече.
   - Ну ты даешь, Володя! - Шнитман вытер  влажные  ладони  о  штаны.  -
Смело, конечно. Но... Не очень умно.
   - Это еще почему?
   - Потому что этой надписью ты  никому  ничего  не  докажешь.  А  тебя
посадят в ШИЗО. И что ты выгадал?
   - Не всегда надо выгадывать. Мы же не в магазине.
   - При чем здесь магазин? - обиделся Яков  Семенович.  -  К  чему  эти
намеки!
   Если хочешь знать, я  никого  не  обвешивал  и  не  обсчитывал.  Меня
посадили за политическую борьбу!
   - Знаю, знаю, -  примирительно  сказал  Вольф.  -  Но  борьба  должна
продолжаться и здесь. Поэтому в ШИЗО я пойду с гордо поднятой головой!
   Шнитман уважительно кивнул и отошел. Можно было не  сомневаться,  что
об идейной стойкости Вольфа в зоне будут ходить легенды.
   Рабочий день подходил к  концу.  Вольфа  не  оставляло  беспокойство.
Сделанная  им  сигнальная  надпись  до  сих  пор  не  повлекла   никаких
последствий. Такого просто  не  могло  быть.  Даже  если  многочисленные
осведомители не дунули кому-то из оперов, оскорбительную фразу наверняка
видели  сотрудники  начальствующего  состава  колонии,  к  тому  же   ее
невооруженным глазом можно рассмотреть с вахты.
   Климов должен был узнать о ней через пять минут, и если он не  принял
никаких мер, значит, нормальный ход событий нарушен. Скорей  всего,  это
связано с проверяющим из Москвы. Интуиция  подсказывала,  что  нарушение
обычного порядка не обойдет стороной и его самого.
   Привычно гудели станки, как всегда пряно пахло  свежей  стружкой,  но
беспокойство  нарастало.  Глупо  встрять  в  какую-то  передрягу,  когда
главное  дело  позади.  Все  равно,  как  выполнившей   задание   группе
специальной  разведки  наткнуться  на  случайный  патруль  и  вынужденно
оказаться  в  незапланированной  и  ненужной  перестрелке,  погибнуть  в
которой можно с той же степенью вероятности, что и в главном бою. "Очень
некрасиво", - сказал бы по этому поводу опытный в подобных  делах  майор
Шаров, с которым так и не  довелось  выпить  за  удачу  в  поединках  со
смертью.
   "Очкуешь? - проницательно спросил кот. Его  тоненький  голосок  легко
перекрывал шум работающего цеха. - Я тебе так скажу: не лезь ты  в  этот
долбаный люк! Все там сдохнем, сукой буду!"
   - Я по другой теме, - неожиданно для самого  себя  ответил  Вольф.  -
Вот-вот меня на вилы поставят, потому и очко играет...
   "Хреново! Тогда надо мутилово заводить, - со знанием дела сказал кот.
- Волну погнать, чтобы все закрутились, задергались... Один хрен тебе на
пользу пойдет! Когда зона на ушах стоит, с любых вил соскочить легче!"
   - А  как  мутить-то?  -  недоуменно  спросил  Вольф.  Сейчас  ему  не
казалось, что он разговаривает с галлюцинацией.
   "Да по-любому! Сделай кому-нибудь предъяву.  Сплетню  запусти.  Любая
херня сгодится!"
   -  Ладно,  попробую,  -  не  очень  уверенно   сказал   он,   и   кот
удовлетворенно мурлыкнул.
   Когда строились  для  съема  с  рабочей  зоны,  Вольф  грубо  толкнул
Коныхина.
   - Замочить нас хотел, гнида? Фогель вернется, мы  вас  всех  на  пики
поставим!
   - Посмотрим, кто кого! - зло окрысился скопец. - Мы в советской зоне,
а не в Неметчине!
   Во время переклички рядом с Вольфом оказался Азаров.
   -   Сегодня   будем   коныхинскую   банду   резать!   После    отбоя.
Подписываешься?
   Антисоветчик втянул голову  в  плечи  и  отвернулся.  Он  поддерживал
отношения с Филипповым, а тот дружил с Титовым. Когда вернулись в  жилую
зону, религиозники собрались в кучу и что-то с жаром обсуждали.  В  свою
очередь, Вольф подошел к Парцвания, пошептался  с  Вяло,  заговорщически
поговорил со Шнитманом.
   В отряде нарастало опасное возбуждение.
   Перед ужином вернулся Фогель. Его шатало. Ссадина на скуле, синяк под
глазом, заплывший левый глаз...
   - Что с вами, дядя Иоганн?! - изумился Вольф.
   Тот даже не повернул головы, молча прошел мимо и лег на свою койку. В
столовую он не пошел.
   Вольф без аппетита ел едва теплые макароны и напряженно размышлял.
   Интуиция подсказывала, что он стоит на грани провала. А может, уже  и
за ней.
   После ужина он отозвал в сторону Волосюка.
   - Подойди к Коныхину и скажи, что сейчас Фогель соберет совет,  чтобы
устроить им правилку. После отбоя их всех вырежут!
   Осужденный Волосюк посмотрел с недоумением, но потом  сидящий  в  нем
помощник майора Климова опасливо выглянул наружу и кивнул.
   В жилой зоне сгустилась тревожная предгрозовая атмосфера. На площадке
для курения десятка два зэков кучковались вокруг Коныхина,  в  помещении
отряда собирались сторонники Фогеля.
   - Идем к старшому! - Парцвания будто случайно встретил Вольфа у входа
и вроде дружески обнял его за плечи. Рядом оказался похожий на  эсэсовца
Эйно Вялло, тут же крутился человек-лягушка. Отказаться  от  приглашения
было невозможно.
   Дядя Иоганн, сгорбившись, сидел  на  кровати,  подбитый  глаз  совсем
закрылся.
   Стоящие  вокруг  осужденные  нехотя  расступились.  Фогель  даже   не
посмотрел на подошедшего. Наступила неприятная пауза.
   - Так  что  случилось?  -  спросил  Вольф  в  пространство.  Язык  не
поворачивался произнести "дядя Иоганн".
   -  Случилась  очень  нехорошая  вещь,  -  медленно   сказал   Фогель,
по-прежнему глядя в сторону. - Из Москвы приехал какой-то майор.  Грубая
скотина, он не был со мной так деликатен и обходителен, как ты... Но  он
расспрашивал про  Сокольски,  причем  задавал  те  же  вопросы,  которые
интересовали и тебя! Наверное, ты и  твои  комитетские  друзья  считаете
меня идиотом. Но неужели  самый  распоследний  идиот  поверит,  что  это
совпадение?
   В груди у Вольфа захолодело. Как подставили, суки!
   - И что это значит? - спросил он, чтобы хоть что-нибудь сказать.
   "Беги, дура, сейчас тебя колбасить будут!" - крикнул кот.  Но  момент
был упущен. Точнее, его и  не  было.  Когда  Расписной  подошел,  кольцо
осужденных сомкнулось.
   - Это значит, что Системе  зачем-то  понадобился  Сокольски.  -  Дядя
Иоганн перевел, наконец, здоровый глаз на Вольфа. В нем  читались  боль,
разочарование  и  тоска.  -  Очень  понадобился.  Настолько,  что   тебе
испортили всю шкуру, придумали легенду и заслали сюда, ко мне. В расчете
на наше старое знакомство и добрые отношения. Тонкий расчет,  правда?  У
них ведь нет ничего святого. И я их недооценил. Вполне возможно,  что  и
тогда, в твоем детстве, все  было  подстроено...  Кстати,  именно  после
прихода милиционера Генрих согласился поехать со мной  на  наш  съезд  и
стал работать на движение. Правда, пользы движению он не принес,  а  вот
провалы стали следовать один за другим... Я не связывал неудачи со своим
старым другом. Но... Если связать, то мой  арест  тоже  выглядит  вполне
логично...
   Кольцо сужалось. Кто-то толкнул его в спину,  кто-то  жарко  дышал  в
шею.
   Может, Эйно, может, Парцвания. Надо действовать, но не было ни  воли,
ни куража, ни силы.  Вольф  стоял,  будто  парализованный.  Дядя  Иоганн
проник в суть вещей, он был прав, и эта правота придавала каждому  слову
пронзительную убедительность. А Вольф чувствовал себя, как нашкодивший и
пойманный с поличным щенок. Он сгорал от стыда и был готов к  тому,  что
сейчас его ткнут носом в собственное дерьмо.
   Или набросят на  шею  удавку.  Самое  страшное,  что  он  считал  это
справедливым.
   Ужасный непрофессионализм! Очень, очень некрасиво!
   - Что скажешь, Вольф? - впервые в жизни дядя  Иоганн  назвал  его  по
фамилии.
   -  Каждый  имеет  право  на  ответное  слово.  Все  должно  быть   по
справедливости. Нас никто не должен упрекнуть в поспешности.
   - Не... Не знаю... - еле слышно просипел Вольф.
   Несколько крепких рук взяли его за плечи, что-то острое  прижалось  к
спине, под левой лопаткой. Сейчас он  понял,  что  чувствует  обреченный
ягненок, безропотно принимающий смерть.
   С улицы послышался шум,  топот  ног,  крики.  Со  звоном  разлетелось
оконное стекло:
   - Бей немчуру!
   Сильно стукнула в стену входная дверь, возбужденная толпа вооруженных
палками и заточками зэков ворвалась в отряд.
   - Бей гадов! Мочи фашистов!
   Направо и налево посыпались удары,  брызнула  кровь,  чье-то  тело  с
грохотом упало на пол. Руки, державшие Вольфа разжались.
   - Бей гадов!  -  Парцвания  схватил  табуретку  и  принялся  молотить
нападающих, дядя Иоганн с Эйно Вялло сноровисто перевернули  кровать  и,
отсоединив спинку, стали бить ею по головам противников. Человек-лягушка
метнул в толпу наполненный  водой  графин...  Оцепенение  прошло,  Вольф
встряхнулся. На месте готового к закланию ягненка вновь  стоял  матерый,
опытный  волк.  Мгновенным  цепким  взглядом  он  осмотрел   поле   боя.
Религиозники явно брали верх. Шалве Парцвания палкой разбили  голову,  и
он одной рукой смахивал с  лица  кровь,  а  второй  с  трудом  удерживал
табуретку, защищаясь от града ударов. Эйно Вяло ничком валялся на  полу,
Фогель отступал, прикрываясь  кроватной  спинкой,  в  которую  вцепились
Титов и Филиппов. Несколько зэков навалились на  отчаянно  отбивающегося
человека-лягушку.  Коныхин,  пряча  руку  за   спиной,   целеустремленно
пробивался к дяде Иоганну, Бац! Бац! Два удара достигли  цели:  баптисты
опрокинулись на пол и остались лежать неподвижно, как  тряпочные  куклы.
Фогель приободрился и поднял кроватную спинку  повыше,  защищая  голову.
Рубашка выпросталась из штанов, открывая впалый живот. Коныхин  выставил
руку, нацеливая заостренный кусок арматуры между  прутьями.  Пружинистым
прыжком Вольф ворвался в гущу разгоряченных тел, раздавая пушечные удары
направо и налево. Выхватив из ослабевшей руки  Парцвания  табуретку,  он
свалил еще двоих и достал Коныхина в тот самый момент, когда заточку  от
живота отделяло лишь несколько сантиметров.
   - Зачем? - спросил Фогель. Он тяжело дышал, по  лицу  катились  капли
пота. - Грехи замаливаешь?
   Но отвечать было некогда: чья-то заточка исподтишка метилась в самого
Вольфа, со всех сторон налетали палки и  кулаки:  нападающие  стремились
вывести из строя наиболее результативного бойца противника.  Но  сделать
это не удавалось: у него было много помощников. Тонкие голоса, перебивая
друг друга,  наперебой  подсказывали:  "Пика  сбоку!",  "Палка  сзади!",
"Осторожно, слева!" К тому же Вольф видел все,  что  происходит  вокруг:
слева, справа, сзади и далеко впереди. Он махал табуреткой, бил кулаками
и ногами, уворачивался, отводил удары...
   "Слева стекло!" - отчаянно крикнул кот, и тут же рукав набух  кровью.
Боли не было, Вольф подумал, что кровь чужая, но  плечо  саднило  и  кот
отчаянно матерился и жалобно скулил.
   "Сказал же тебе - стекло! Смотри, он мне весь бок распахал! Сваливать
надо..."
   Но в драке уже  наметился  перевес.  Основные  силы  нападавших  были
выведены из строя, остальные потеряли боевой дух и отступали к двери.  К
тому же снаружи светили  яркие  фонари  и  усиленные  динамиками  голоса
требовали прекратить беспорядки и по одному выходить на  улицу.  Значит,
подоспел дежурный взвод.
   Вольф опустил натруженную руку и уронил  табуретку.  Вокруг  валялись
бесчувственные тела, палки, заточки... Кто-то сидел,  оглушенно  держась
за голову и матеря весь белый свет, кто-то пытался подняться. Эйно  Вяло
не двигался, судя по позе, досталось ему  изрядно.  Парцвания  перевязал
голову  рукавом  рубахи  и  оказывал  помощь  человеку-лягушке.  Где  же
Фогель?
   Дядя Иоганн, скорчившись, лежал в углу, за тумбочкой. Между  ребер  у
него торчал кусок косо заточенного стального листа, глаза были открыты.
   - Кто это вас?! - хрипло спросил Вольф, садясь рядом. - Как?! Когда?!
   - Полицай. Сзади подобрался, - тихим голосом ответил Фогель.  -  А  у
тебя совесть есть... Значит, трудно в жизни придется...
   Он  потерял  сознание.  Быстро  осмотревшись,  Вольф  поднял  с  пола
заточку, проколол окровавленную рубашку на уровне сердца и зажал  острие
под мышкой.
   - Быстро наружу! - надсаживался динамик. - А то хуже будет!
   Участники драки с поднятыми руками по одному  выходили  во  двор  под
слепящие лучи фонарей. Не чувствующие вины  зэки  толпились  в  стороне,
наблюдая за происходящим. Среди