нце  концов  наградим
его, дадим квартиру... Только сейчас говорить ему это все не надо.  Вы  меня
понимаете?
   - Так точно, товарищ генерал! - четко ответил подполковник,  и  Вострецов
убедился, что не зря симпатизирует способному оперативнику.
   - Где он сейчас?
   - В специальном отряде в  Узбекистане.  Он  очень  хорошо  подготовлен  в
боевом отношении и потому включен в список участников особых операций.
   - Что ж, это поможет  ему  и  в  нашей  разработке.  Когда  он  вернется,
проведите с ним беседу и начинайте подготовку.
   - Есть.
   Глава 4. Превращение в расписного
   Б-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж-з-з-з...
   Механическая бритва в руках Потапыча жужжит  так  же  отвратительно,  как
бормашина в  кабинете  зубного  врача.  Даже  противней,  потому  что  Волку
сверлили зуб только один раз и не дольше трех минут,  а  нынешняя  процедура
длится уже пятый день и зубом является все тело.
   Б-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж-ж...
   Волк  стискивает  челюсти  и  смотрит  наружу,  в  колодцеобразный   двор
режимного корпуса, загадывая - дотянется  ли  нитка,  медленно  ползущая  от
одного зарешеченного окна к другому, до жадно ждущего ее проволочного крючка
- удочки. Он уже знает, что нитка называется дорогой, а по ней погонят  коня
- пакетик со щепоткой  анаши,  пригоршней  чая,  таблетками  или  другими  -
мелкими и незначительными по меркам вольного мира, но здесь очень ценными  и
играющими нередко жизненно важную роль вещами. Может быть, по дороге  пойдет
малява - безграмотная, корявая записка, которая, несмотря на свой неказистый
вид, обладает большей силой, чем официальные документы с важными подписями и
гербовыми печатями. Содержание малявы в один  миг  меняет  позицию  зека  на
следствии, а следовательно,  разваливает  добротно  сшитое  уголовное  дело,
иногда по ее велению кого-то искалечат, изнасилуют или вообще задавят душной
тюремной ночью. Нитка уже срывалась не меньше ста  раз,  но  вновь  и  вновь
отправляется  в  свой  противоречащий   не   только   правилам   внутреннего
распорядка, но и законам физики путь.
   Б-ж-ж-ж...
   Со  стороны  может  показаться,  что  смахивающий   на   домового   седой
растрепанный старичок с огромными лапами бреет спину лежащему  на  массажном
столике парню, который напрягается и подергивается, будто от щекотки. Но эта
бритва вовсе не бреет  -  она  переделанная:  дергающийся  шток  приводит  в
движение три связанные между собой иглы с пропитанным тушью ватным фитильком
посередине,  они  прокалывают  кожу,  впрыскивая  в  ранку  очередную  каплю
красителя, и строчат дальше  по  фломастерным  линиям  шаблона.  Точнее,  по
живому телу, потому "домовой" то и дело  смахивает  обрывком  белой  фланели
черно-красные капли, а когда тряпица основательно пропитывается смесью крови
и туши, моет ее под краном над облупившейся железной раковиной в углу.
   Для Волка это минута передышки, хотя заглушенная лекарствами боль  никуда
не уходит: спина ощущается сплошной раной, распухшей подушечкой для булавок.
   -  Терпи,  Петро,  что  делать,  такую  роспись   зыки   за   много   лет
приобретают... А нам хотя бы два месяца дали, - уныло бубнит Потапыч.  -  Не
дергайся, а то криво выходит... Хотя у тех тоже так...
   Потапыч не знает настоящего имени "клиента" и даже лица его не видит - на
Волке легкая марлевая маска. Это не от недоверия - старичок-домовичок чекист
старой закалки: тридцать пять лет отслужил  в  ГУЛАГе  и,  выйдя  на  пенсию
продолжает вкалывать в Лефортовском изоляторе, - просто то, что  он  делает,
является  элементом  особо  секретной  операции,  и  Потапыч   относится   к
ограничениям с полным пониманием. До тех пор, пока Волка не выведут из зоны,
старичок  будет  жить  здесь:  в  бывшей  камере,  переделанной  в   кабинет
административного блока  внутренней  тюрьмы  КГБ.  Эта  перспектива  его  не
пугает: "Отдохну от своей старухи, как в санаторию скатаюсь!"
   Б-ж-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж-ж...
   Волк пытается отвлечься, он думает об извивах жизни,  о  тайных  пружинах
тех или иных человеческих поступков.  Шаров  -  боевой  офицер,  смельчак  и
настоящий командир, но если бы он не привез Чучканову драгоценный  кинжал  и
ковер, то скорей всего так и прозябал бы в забытой богом дыре Рохи Сафед.  А
чем умаслил сам Чучканов комбрига Раскатова,  внезапно  сменившего  гнев  на
милость и пославшего краснорожего толстяка не под трибунал,  а  в  академию?
Как  ни  неприятно  это  сознавать,  но  скорей  всего  Софьей  Васильевной.
Чистенькая, аккуратная и страстная Софочка в постели генерала  выполнила  ту
же роль, что кинжал, висящий на ковре в квартире ее мужа.  Только  кинжал  и
ковер - это наглядные и материальные предметы,  их  не  прячут,  наоборот  -
выставляют напоказ, хотя и не вдаются в тонкости их происхождения. А то, что
делала Софочка, - глубоко скрыто и окутано густой завесой тайны...
   Вернувшись из Ташкента, Волк созванивался с Софьей,  они  договорились  о
встрече, но он напрасно ждал ее полтора часа в условленном месте.  И  второй
раз позвонил, и третий... Она давала согласие,  но  не  приходила.  Софья...
Вроде баба - она баба и есть, ан нет! Софья и Лаура отличаются так  же,  как
шаурма, которую готовили в Рохи Сафед Ахмед и Махмуд.  У  одного  получалось
острое и вкусное блюдо, у другого - пресная лепешка с мясом - лишь бы  брюхо
набить...
   Б-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж-ж!
   От невкусной шаурмы Махмуда мысль по ассоциативной связи переключилась на
жену.  Лаура  с  раздражением  восприняла  весть  об  очередной   длительной
командировке супруга, хотя известие о  ежемесячно  переводимой  на  домашний
адрес зарплате  несколько  улучшило  ей  настроение.  И  она,  и  Александра
Сергеевна любили деньги, причем ничуть этого не скрывали.  Интересно,  любит
ли деньги Софья? Во  всяком  случае,  она  никак  не  проявляла  этой  своей
любви...
   Б-ж-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж!
   А где же Серж? С большими предосторожностями Волк наведался к нему домой,
но выяснилось, что там он давно не появлялся. Визит к матери тоже ничего  не
дал. Поэтому коробочка с алмазами  так  и  осталась  в  квартире  Лауры,  за
ванной, рядом с крохотным "браунингом".
   Б-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж! Б-ж-ж-ж!
   - Все, батя, перерыв! - говорит Волк. - Невмоготу уже...
   Тут же появляется доктор Сараев в белом халате,  утратившем  белизну  над
карманами, и поливает ему горящую спину хлорэтилом из большой ампулы. Тонкая
струя быстро испаряющейся жидкости тушит пожар: замороженная кожа немеет.
   - Так получше, молодой человек? - довольно  спрашивает  доктор  -  второй
вольнонаемный,  допущенный  к  операции.  Он  контролирует  общее  состояние
пациента, наносит на татуировки мелкие шрамы и другими  ухищрениями  придает
им вид старой, многолетней росписи. Через неделю он на три  года  уезжает  в
командировку в Монголию врачом посольства. Оттого и вся эта спешка.
   - Да получше, - медленно говорит Волк. И он и доктор прекрасно знают, что
это временное облегчение. К тому же колоть по замороженной  коже  нельзя,  и
Потапыч все равно будет ждать,  пока  она  отойдет  и  приобретет  привычную
эластичность.
   - Только меня тошнить стало. И температура поднимается к вечеру...
   - Хорошо, я тебе дам таблеток...
   Все проблемы Волка Сараев снимает на таком уровне.  Тошнота  началась  от
отравления тушью, таблетки ничего не дадут, надо сделать перерыв и уменьшить
темп работы, но доктор делает вид, что этого не понимает.
   Б-ж-ж-ж-ж... Б-ж-ж-ж-ж...
   - Ну а теперь, скажи-ка, Петро: ты могешь отличить гараж от телевизора, а
духаря от духарика? - в голосе Потапыча появляются хитрые нотки.
   - Гараж это тумбочка между кроватями, -  сквозь  зубы  цедит  Волк.  -  А
телевизор - ящик для продуктов, на стену вешается. Духарь... Нет, не знаю.
   - Запомни: от слова "дуть"! Доносчиков так зовут. А  духарик  наоборот  -
смелый, отчаянный, ему все по колено. Может себе яйца к лавке прибить, чтобы
на работу не повели, может латунные пуговицы наполировать мелом до блеска  и
пришить прямо к телу...
   - Зачем?
   - А затем! На утренней проверке распахнет бушлат и скажет: что-то у тебя,
гражданин начальник, пуговицы нечищеные, смотри, как надо! Вот так авторитет
и зарабатывают...
   - Подожди, Потапыч, это же когда было? Латунных пуговиц  уже  давно  нет!
Сейчас они анодированные и без всякой чистки блестят!
   - Гм... Ну так что, если и давно! Духовитость-то у них осталась,  они  ее
не на пуговицах, так на другом покажут!
   Ближе к вечеру приходят руководитель операции "Подход" Александр Иванович
Петрунов и консультант Сергей Иванович  Ламов.  У  Волка  перевязана  спина,
точнее -  сплошная,  загрязненная  тушью  воспаленная  рана,  в  которую  ее
превратили. Таблетки заглушают боль, но исколотая кожа тупо саднит, кружится
голова, тошнит... Он обозлен на весь свет, он  уже  начинает  понимать,  что
влез в нехорошую историю, и готов послать на хер тех, кто втравил его в  эту
авантюру.
   - Что, Володя, тяжко? - озабоченно спрашивает  Александр  Иванович.  -  Я
сейчас отжарил этих идиотов. И Потапыча, и  Сараева.  У  старика  хоть  пять
классов за плечами, а у этого-то коновала медицинский  диплом!  И  не  могли
догадаться, что надо попеременно колоть - одну картинку на  спину,  одну  на
живот! Мудаки!
   Вряд ли это исправит дело. Только болеть будет не с одной  стороны,  а  с
двух.
   Александр Иванович достает из кармана коробочку с яркой этикеткой.
   - Это я специально для тебя заказал, сегодня привезли! Американская мазь,
заживляет даже гнойные раны за пару дней. А через месяц кожа так  обновится,
как будто картинки на ней уже  много  лет!  Ну,  может,  не  через  месяц...
Пользуйся, не жалей, еще привезут. Она там сто двадцать долларов  стоит,  но
не будем же мы на таком парне, как ты, экономить! Я сегодня генералу сказал:
да ни один человек бы такой подготовки не выдержал, Володе  надо  только  за
это медаль давать! Хотя я знаю - ты не  за  медаль  страдаешь,  а  за  дело.
Молодчага!
   Александр Иванович улыбается своей замечательной улыбкой.
   Это именно он втравил Волка в авантюру, и именно  его  надо  посылать  на
хер. Но Волку уже не хочется этого делать.
   - Я вот думаю... Если такая морока их колоть, то как же потом их сводить?
   Ламов отворачивается и  начинает  осматривать  комнату.  Это  медицинский
изолятор для заразных больных, только  сняли  с  окна  проволочную  сетку  и
поставили телевизор.
   - Сводить гораздо легче! - уверенно говорит Петрунов. - Про  электрофорез
слышал? Один электрод туда, другой - сюда, подключили ток, и  вся  эта  тушь
из-под кожи вытягивается - и на марлю, и на марлю! Марлю с этой  гадостью  в
мусорное ведро, а кожа опять чистая. Ну, погрубее, конечно, чем  раньше,  но
ты ведь не девушка!
   - Да конечно! - Волк облегченно вздохнул.
   - Теперь слушай сюда! - Александр Иванович озабоченно сводит брови. -  Мы
тут думали, крутили и так, и этак... Прямо  в  зону  тебя  привезти  нельзя.
Сразу вопрос встанет: откуда ты здесь взялся? У них ведь все известно:  кто,
с кем, откуда и куда шел, где конвои менялись...  Ты  по  обычному  маршруту
должен прийти: на этапах отметиться, в  пересыльных  тюрьмах  засветиться...
Причем нигде про твою миссию  знать  не  будут.  Для  тюремного  начальства,
оперативников,  охраны  ты  -  обычный  осужденный.  Страховать  тебя  будет
лейтенант Медведев, я вас завтра  познакомлю,  он  пойдет  впереди  и  будет
камеры подбирать, чтобы там никого из твоих возможных знакомых не оказалось.
Например, если кто-то из Тиходонска сидит, или из  твоей  бригады  спецназа,
или из других мест, где ты бывал, -  Медведев  вас  разведет.  Не  раскрывая
причин передвижек, естественно, и тебя  не  раскрывая.  А  ты,  пока  делать
нечего, напиши список всех своих знакомых...
   - Всех?!
   - А что особенного? У человека в среднем десять близких связей,  тридцать
средних и сто двадцать дальних. Ну, кого-то забудешь, ничего  страшного.  Ты
ведь под своим именем идешь. Даже  если  столкнешься  с  кем-то  -  накладки
всегда возможны, - отбрешешься в рамках легенды. К тому же  Медведев  всегда
на страже будет. А по легендам у нас Сергей Иванович ба-альшой специалист!
   Ламов перестал осматриваться и подошел поближе.
   - Времени на подготовку у нас мало: месяца два или три, от  силы  четыре:
как кожа в нормальный вид приходить будет. -  Придвинув  табурет,  полковник
сел так, что они почти соприкоснулись  коленями  -  именно  такую  дистанцию
рекомендует оперативная психология для доверительного разговора.
   - В уголовном мире все друг друга знают, лично, или понаслышке, или через
дружков. Материализоваться из воздуха ты не можешь. Поэтому  мы  уже  делаем
тебе биографию: подобрали двойника, и он сейчас наводит шуму в  колонии  под
Рохи Сафед... За три месяца слух о нем расползется по всем тюрьмам страны.
   - Рохи Сафед?! Почему именно Рохи Сафед?
   - Все очень просто. Те края тебе хорошо известны, а наши уголовники о них
представления не имеют. И тамошние жулики у нас не так часто встречаются.
   - А двойник? Его что, тоже всего искололи?
   Ламов и Александр  Иванович  переглянулись  и  обменялись  улыбками.  Так
улыбаются родители глупым вопросам маленького несмышленыша.
   - Да нет... Его близко никому  не  показывают.  Просто  здоровый  светлый
парень, разрисованный обычной краской.  По  документам  -  Вольдемар  Генрих
Вольф. За несколько недель  до  твоего  ввода  в  разработку  его  вроде  бы
отправят в Москву и он перестанет существовать.  Но  слухи  о  нем  составят
фундамент твоей легенды. Вот держи!
   Ламов достал из потертого портфеля толстую папку, машинально  взвесил  ее
на ладони и протянул инструктируемому.
   - Все это  надо  выучить.  Но  одновременно  мы  с  тобой  прокрутим  все
возможные и невозможные варианты. Потому что осечки у тебя быть  не  должно.
Ты хоть  парень  здоровый  и  боец  отличный,  но  там  одного  этого  мало.
Проколешься - и задавят тебя спящим... Понял?
   Старый оперативник впился в глаза Волка пронзительным ледяным взглядом.
   - Чего ж не понять, -  вздохнул  прапорщик.  В  добрых  жизнеутверждающих
кинофильмах после этих слов полковник  должен  был  добавить:  "Впрочем,  вы
можете отказаться от задания". И он отказался бы с большим удовольствием. Но
Ламов ничего  такого,  естественно,  не  предложил.  Да  и  включить  заднюю
передачу с исколотой спиной уже невозможно. Обратного пути не было.
   * * *
   Капитан Лазаренко закончил смену, сдал технику, написал отчет и собирался
уходить домой, когда его попросили зайти  в  финчасть.  Дело  было  обычным:
почти всегда  или  сотрудник  должен  что-то  государству,  или  государство
сотруднику. Возможно, он недоплатил за разбитый в прошлом месяце бинокль,  а
возможно, ему  наконец  выписали  компенсацию  за  неиспользуемую  форменную
одежду. Необычным было то, что финчасть работает до  восемнадцати  часов,  а
уже двадцать один с минутами. Но на это капитан не обратил внимания,  потому
что перед ревизиями бухгалтерские души проявляют невиданное трудолюбие.
   Но когда Лазаренко шагнул через порог, он увидел, что все столы пусты,  а
в углу комнаты стоит начальник внутренней контрразведки  полковник  Соколов,
призванный разоблачать врагов в своем ведомстве.
   - Без глупостей, Лазаренко, вы арестованы! - холодно сказал он,  а  сзади
из-за двери выдвинулись два дюжих молодца и крепко взяли капитана  за  руки.
Он стоял словно парализованный и не мог вымолвить ни слова.  Молодцы  надели
на него наручники и тщательно обыскали. Потом капитана вывели во  внутренний
двор, посадили на заднее сиденье и привезли на площадь Дзержинского.
   - Вам предъявляется обвинение в антисоветской агитации  и  пропаганде,  -
сказал строгий майор в форме с васильковыми  петлицами  и  почти  такого  же
цвета холодными глазами.
   - Что за ерунда,  -  Лазаренко  немного  оправился  от  шока  и  растирал
затекшие запястья. - Кого я агитировал?
   - А вот послушайте...
   Следователь положил  на  стол  карманный  диктофон  и  нажал  клавишу.  В
кабинете послышался слегка хрипловатый голос Лазаренко.
   "А у нас две очереди. Одна большая - для всех,  вторая  маленькая  -  для
руководства и к ним приближенных. Хочешь жить, как  человек,  -  стремись  в
очередь маленькую. Правда,  тогда  на  собраниях  не  вякай,  с  начальством
соглашайся, придется и жопу полизать - куда деваться... Да это не  только  с
квартирами. Должности, звания, награды... Их тоже не за заслуги, а за услуги
дают..."
   - Ну и что? Обычный треп. Какая здесь антисоветчина?
   - А вот давайте послушаем немного  дальше,  -  следователь  с  загадочным
видом отмотал пленку.
   "Тебе же новый Генсек срок наметил: к двухтысячному году все  получат  по
квартире! Хер бы только стоял к двухтысячному году - а то в новой  отдельной
и детей заделать нечем будет! Зато построили социализм с человеческим лицом.
Я как слышу эти слова, сразу жопу представляю. Лучше б квартиры строили!"
   - Это, по-вашему, тоже обычный треп?
   Лазаренко   лихорадочно   размышлял.   Оперативная   техника   использует
специальную пленку, ее не загонишь в такой диктофон.  Следовательно,  писали
на обычный бытовой прибор. Значит, это не направленная разработка внутренней
контрразведки, а чья-то кустарная инициатива. В машине их было трое.  И  все
трое стояли в квартирной очереди.
   - Нет, это и есть враждебная деятельность! Причем нескольких  сотрудников
КГБ, которые и  призваны  с  такого  рода  деятельностью  бороться!  Слушаем
дальше...
   "А очередь? Что они, просто возьмут  и  на  очередь  наплюют?  А  как  же
демократия? Или на нас  она  не  распространяется?"  -  ворвался  в  кабинет
возмущенный голос Волкова.
   - Вот так! - следователь удовлетворенно выключил диктофон.  -  Получается
групповое дело. Почти заговор. Что вы можете сказать по этому поводу?
   - Что Клименко - последняя гнида, хотя и воевал в Афгане!  А  все  это  -
притянутая за уши ерунда! Сейчас не тридцать седьмой год,  чтобы  из  ничего
выдуть групповой заговор!
   - А убийство на чердаке?  Ваш  подчиненный  Волков  в  вашем  присутствии
сломал шею гражданину Вислюкову. А  вы  скрыли  этот  факт!  Что  вы  можете
сказать по этому поводу?
   - На чердаке Волков оказался во время выполнения задания. На него напали,
он защищался. О том, что он сломал кому-то шею, я не знал, я ведь не доктор!
Он дрался со здоровенным лбом, сумел вырваться, и мы ушли. Выполнив задание,
между прочим!
   - Ну что ж, гражданин Лазаренко, раз вы не хотите дать правильную  оценку
своим действиям и  выгораживаете  Волкова,  я  вынужден  так  и  записать  в
протоколе, - следователь придвинул к себе чистый бланк.
   * * *
   - Хорошего ты подобрал кандидата на особое задание!
   Генерал Вострецов был не в духе, он даже не предложил Петрунову сесть,  и
тот стоял навытяжку посередине кабинета, как нашкодивший мальчишка.
   - Немца, женатого на итальянке! Прямо  клуб  интернациональной  дружбы  в
КГБ! Когда забывают о чистоте рядов и неукоснительном выполнении  требований
кадрового отбора, всегда  так  и  получается!  Одно  исключение  из  правил,
второе... Так можно не заметить, что правила вообще перестали соблюдаться!
   Александр Иванович слушал молча, слегка  понурившись,  всем  своим  видом
выражая глубокую озабоченность и согласие с начальством. Но он совершенно не
понимал,  чем  вызван  генеральский  гнев.  Ведь  Вострецов  прекрасно  знал
биографию Волкова-Вольфа.
   - Но если перестать их соблюдать, развалится вся наша Система! Поэтому  я
отменяю приказ. Подготовку Волкова прекратить, с задания его снять!
   - Простите, товарищ генерал, это невозможно - он уже покрыт татуировкой и
сейчас заживление кожи вошло в последнюю стадию...
   - Татуировки ему пригодятся! Он еще  попадет  в  колонию,  только  не  по
легенде, а по настоящему приговору суда!
   - Как?! - Александр Иванович не смог удержать  на  лице  профессиональную
маску холодного спокойствия.