го   патрульного
автомобиля, который возит не ухоженных мужчин и изысканных женщин, а пьяниц,
наркоманов, преступников и проституток. Порванные  коврики,  обшарпанные,  в
пятнах, сиденья, густой дух немытого  человеческого  тела,  пролитого  вина,
табачного дыма, оружейной  смазки...  Сейчас  в  салоне  непривычно  запахло
хорошим парфюмом.
   - От кого это так поперло? От него? - завертел головой лейтенант.
   Уткин  переложил  автомат  в  другую  руку   и,   наклонившись,   обнюхал
задержанного.
   - Точно... Как в парикмахерской!
   - Странно! - офицер машинально поправил фуражку. - Обычно от  них  только
потом воняет. Да и одет он не так... Что скажешь, Иванцов?
   -  А  нам  чего?  Отвезем,  пусть  разбираются...  У   водителя   заметно
испортилось  настроение.  Если  в  машине  сидит  не  спившийся  босявка,  а
какой-нибудь шишкарь со связями, "новый русский" из  бывших  зеков,  то  это
задержание может иметь самые непредсказуемые последствия для всего  экипажа.
Впрочем, такой вариант маловероятен. Ни крутой тачки, ни телохранителей,  ни
мобилы6, да и денег не густо... К тому же шишкари не дерутся на кулаках и не
расхаживают по улицам, выставив напоказ татуировки...
   Несколько   минут   сержант   напряженно   размышлял,   потом    все-таки
поинтересовался:
   - Слышь, мужик, ты сам откуда? Не местный?
   Задержанный прокашлялся.
   - Из Тиходонска... Чего ж ты сразу не спросил - кто да откуда?
   Голос у него был сиплым и прерывистым, будто в  трахее  застряли  кусочки
отбитого легкого.
   Водитель облегченно вздохнул.
   - На хер ты нужен, тебя  спрашивать.  Сразу  видно  -  бандит.  Тиходонск
вообще бандитский город.
   У входа в отделение милиции задержанный  остановился,  внимательно  читая
вывеску.
   - Давай, грамотей, заходи! - сержант толкнул его в спину,  автоматчик  на
входе посторонился, и татуированный человек шагнул в мир,  который  был  ему
очень хорошо, до мелочей, известен, где каждая  деталь  и  предмет  являлись
привычными и близкими.
   В дежурной части царило удивительное спокойствие. Камеры для  задержанных
пустовали, не толклись у стойки родственники,  потерпевшие  и  заявители.  В
глубине коридора гремели ведра уборщицы. Сильно пахло гуталином заступившего
в ночь взвода ППС и слабо  -  карболкой.  Утром,  когда  обработают  камеры,
интенсивность запахов поменяется.
   Майор с красной повязкой на руке  составлял  сводку,  старший  сержант  с
такой же повязкой сидел за пультом, на котором горела единственная  лампочка
задействованного канала связи, и успокаивал кого-то в грубую черную трубку:
   - Ну почему обязательно украли? Может, муж потратил, а вам  не  сказал...
Вот приедет - и все выяснится...
   Возле обитой железом двери  оружейной  комнаты  висел  большой  плакат  с
пистолетом Макарова в  разрезе,  на  другой  стене  красовалось  пособие  по
строевой подготовке: лубочного вида милиционеры  мужского  и  женского  пола
замерли по стойке "смирно": анфас и в профиль, в летней, зимней  форме  и  в
плащах. Кители, брюки, юбки,  шинели  отутюжены  до  немыслимой  стромкости,
погоны, эмблемы и шевроны расположены на  точно  отведенных  местах,  ни  на
миллиметр в сторону. Ни один из этих образцово-показательных сотрудников  не
надел бы повязку дежурного на короткий рукав летней  рубашки,  как  майор  с
помощником.
   - Скучаете? Гляньте, какого мы зверя повязали! Он на набережной  четверых
своих дружков отмудохал до  потери  пульса!  -  молодецким  голосом  объявил
сержант.
   Майор поднял голову. У него было красное лицо службиста и  цепкий  взгляд
бывалого мента.
   - Да? А заявок не было. Ладно, сейчас разберемся.
   -  Вызовите  ответственного!  Я  капитан  милиции,  меня  безосновательно
задержали и избили, хотели  ограбить,  -  властно  приказал  задержанный.  -
Следователя прокуратуры поднимайте, пусть закрывает этих шакалов!
   Эта фраза произвела  эффект  разорвавшейся  бомбы.  Дежурный  и  помощник
вытаращили глаза, у Иванцова отвисла челюсть, Уткин чуть не уронил  автомат,
соляным столбом замер в проеме двери лейтенант.
   Сейчас каждый третий из доставленных в милицию блатует по-своему: кричит,
козыряет  известными  фамилиями,  выдает  себя   за   чьего-то   друга   или
родственника, грозит неминуемыми карами... Но этот полуголый,  татуированный
всплошную громила держался солидно, правильно употреблял  служебные  обороты
речи  и,  самое  главное,  знал,  что,  кроме  штатного   дежурного,   здесь
обязательно несет службу представитель руководства - начальник или кто-то из
заместителей,  который  должен  разбираться  в  особо  сложных  ситуациях  и
принимать решения в случае любого ЧП.  А  задержание  сотрудника  милиции  -
серьезное ЧП, хотя  и  не  столь  редкое,  как  в  былые  времена.  Особенно
незаконное задержание, да еще связанное с избиением.
   - Ты че, совсем?  -  визгливо  вскрикнул  Иванцов.  -  Какой  ты  капитан
милиции?!
   - Удостоверение в рубашке.  В  нагрудном  кармане,  -  спокойно  произнес
человек.
   Воцарилась мертвая тишина. Помощник дежурного подошел, взял измятый комок
синей ткани и передал майору. Тот расправил разрезанную, испачканную  кровью
рубашку,  расстегнул  пуговицу  кармана   и   извлек   стандартное   красное
удостоверение,  точно  такое  же,  как  те,  что  имелись   у   каждого   из
присутствующих.
   -  Капитан  милиции  Волков  Владимир  Григорьевич,  -  негромко   прочел
дежурный, но все услышали. - Старший оперуполномоченный  уголовного  розыска
Центрального РОВД города Тиходонска...
   - Наручники снимите! - властно потребовал Волков.
   Начальник  патруля  достал  было   ключи,   но   Иванцов,   наплевав   на
субординацию, преградил лейтенанту путь.
   -Да вы что? - завопил сержант. - Где вы видали таких  капитанов?  У  него
ксива поддельная! Сейчас снимем браслеты, и он нас в куски порвет!
   Аргумент был резонным: времена, когда безоглядно верили любым документам,
давно прошли.
   - Соединись по спецсвязи с Тиходонском, -  приказал  майор  помощнику.  И
через несколько минут разговаривал  со  своим  далеким  коллегой.  Остальные
напряженно слушали. Все они были набраны по лимиту, и сейчас  это  выглядело
особенно наглядно: встревоженные крестьяне в форме с  чужого  плеча.  На  их
фоне тиходонский оперативник казался былинным богатырем, героем какой-нибудь
саги о викингах или Песни о Нибелунгах.  Но  он  вслушивался  в  разговор  с
неменьшим напряжением.
   - Есть такой? - переспросил дежурный. - Здоровый, весь в татуировках? Да?
Так и называют? Ну вы там даете!  И  много  у  вас  таких  Расписных?  Один,
говоришь... А где он сейчас должен находиться? Ага... В Москве и  находится,
только проводит отпуск очень своеобразно... Что?  В  каком  смысле?  Да  уже
понял кой-чего... Ладно, спасибо за подсказку.
   Майор положил трубку таким жестом,  каким  ставят  точку  в  затянувшейся
истории. Начальник патруля положил на стойку электронный блокнот  и  снял  с
задержанного наручники. Тот принялся растирать  запястья,  вращать  могучими
плечами, махать руками, восстанавливая кровообращение.
   - А чего, на нем написано, что  капитан?  -  неизвестно  у  кого  спросил
стриженный наголо милиционер с автоматом. - Идет без рубахи, весь исколот  -
натуральный зек!
   Дежурный вернул Волкову удостоверение. На пальцах Расписного  он  заметил
грубые шрамы.
   - Перстни срезал прямо с кожей?
   Тиходонец не ответил.
   - Нет, правда, скажи: зачем ты так искололся?
   -Для смеха...
   - Да, видать,  ты  парень  веселый.  Только  товарищи  тебя  не  очень-то
любят...
   - Товарищи любят. Крысы  -  нет.  Где  мой  бумажник?  Осторожно  ступая,
бочком,  подошел  Иванцов,  стараясь  не  приближаться,  опасливо   протянул
портмоне. Интуиция сержанта не подвела: Волков поймал его за кисть, подломил
и лишь тогда другой рукой взял бумажник.
   - Ой! Кончай! Больно!
   - Сколько вынул? - спросил Волков, раскрывая портмоне.
   - Ничего не брал, честно! Если только выпало...
   - Я так и думал, что ты крыса!
   Расписной без замаха ударил тыльной стороной раскрытой ладони. Восходящее
солнце хрустко припечаталось к физиономии сержанта, тот, запрокинув  голову,
отлетел к стене, сильно ударился затылком  и  сполз  на  обшарпанный,  давно
некрашеный пол. Из носа у него потекла густая темная кровь,  как  недавно  у
рябого.
   - Ты что?!
   Дежурный,  побагровев,  схватился  за  кобуру.  Уткин  передернул  затвор
автомата. Но татуированный человек стоял спокойно и больше агрессивности  не
проявлял.
   - Если бы он просто саданул меня в горячке, я бы его не  тронул.  Но  это
гад под нашим мундиром. Ему  нравится  калечить  и  грабить  людей,  да  еще
прикрываться погонами! Крыса!
   - Какой ты весь правильный и честный! -  майор  убрал  руку  с  кобуры  и
взялся за внутренний телефон. - Только если бы позвонили сюда и спросили про
меня,  про  него,  про  него,  -  дежурный  пальцем  показал  на  помощника,
автоматчика, лейтенанта. - Ответили бы одно: железные ребята, вы их  там  не
прессуйте! Даже не спрашивали бы, за что задержали! Это ментовской  закон  -
своих выручать!  А  ты,  выходит,  не  свой!  Потому  что  твой  товарищ  из
Тиходонска сказал: с ним держите ухо востро, он любую козу подстроить может!
И еще кое-что сказал!
   Лицо Волкова исказила гримаса, словно стрельнуло в нерве  больного  зуба.
Он напрягся.
   - Стоять! - выставил автомат милиционер в бронежилете. - Ты Ваську  убил,
дернешься - я из тебя решето сделаю! Под суд пойдешь, сука, лет восемь точно
схлопочешь. В зоне тебе самое и место!
   Тем временем майор докладывал обстановку ответственному дежурному.
   - Да, личность подтвердили. Но когда сняли наручники, он ударил  Иванцова
так, что тот лежит, как убитый...
   Через пару минут в дежурку вошел  коренастый  подполковник.  Отглаженный,
как на плакате, мундир,  аккуратная  прическа,  дорогой  одеколон,  властная
уверенность в себе - все это выгодно отличало  ответственного  дежурного  от
подчиненных. Казалось, что они служат в разных милициях.
   Он быстро нагнулся к неподвижному  сержанту,  потрогал  пульс  на  горле,
оттянув веко, заглянул в зрачок.
   - Живой.  В  нокауте.  Переносица  наверняка  сломана"  Вызовите  "Скорую
помощь".
   Помощник  нажал  рычажок  на  пульте,  подполковник   осмотрел   Волкова,
презрительно скривил губы.
   - Я еще такого милиционера не видел. Ваше удостоверение!
   Заглянув  в  документ,  ответственный  прошел   за   стойку   и   положил
удостоверение дежурному на стол.
   - Что ж, сотрудник милиции не депутат, иммунитетом не пользуется...
   Майор потянулся к уху начальника.
   - В Тиходонске  сказали,  что  парень  очень  говнистый.  В  Контору  ему
настучать - раз плюнуть. Предупредили, чтобы с ним были очень осторожны...
   Дежурный почти шептал, а подполковник ответил ему громко, показывая,  что
он хозяин положения и полностью контролирует ситуацию:
   - А нам бояться нечего, мы полностью по закону действуем. Сейчас  пошлите
наряд на место, найдите тех, кого  он  побил  да  порезал.  Это  будет  один
эпизод.  Потом  Уткин  и  Камнев  напишут  рапорта  про  сопротивление   при
задержании. Вот и второй эпизод...
   Лейтенант со сдобным лицом переступил с ноги на ногу.
   - Он не особо сопротивлялся, товарищ подполковник. То есть  совсем...  Не
успел.
   Подполковник нахмурился и впился в него взглядом.
   - Ты что, адвокатом стал? Тогда снимай форму - и шагом марш!
   - Да нет... Я просто уточнить хотел...
   - В рапорте и уточнишь! А нападение  на  Иванцова  -  третий  эпизод!  Он
прокурорского следователя просил? Вызывайте! Тот его в ИВС7 закроет. А  пока
посадите в "обезьянник". Пусть начинает понимать, что тут не Тиходонск,  где
такая образина может служить в милиции!
   - Без оскорблений! - зло  огрызнулся  Волков.  -  Эту  "образину"  делали
здесь, в Москве! И там, куда вас и сейчас без пропуска не впустят!
   - В клетку! - не вступая в дискуссию, приказал подполковник.
   Камнев и Уткин осторожно приблизились  с  двух  сторон.  Пример  товарища
служил наглядным и убедительным уроком, они явно боялись задержанного.
   - Гражданин, пройдите, - не очень уверенно сказал лейтенант.
   -  Иди,  говорят!  -  рявкнул  стриженый  милиционер,  держа  автомат  на
изготовку. - И без фокусов!
   Волков тяжело вздохнул.
   - Я имею право позвонить!
   - Звони, - равнодушно произнес подполковник  и  направился  к  выходу  из
дежурной части. -  Хоть  министру,  хоть  президенту,  хоть  самому  господу
богу...
   Дежурный придвинул телефон, Волков принялся  набирать  номер.  Он  хорошо
знал нравы Системы и понимал, что вляпался в дерьмо по уши. С  Иванцовым  он
переборщил, такое не прощается, и накрутят ему на всю катушку...  Набираемые
цифры являлись единственной ниточкой, ведущей на свободу,  хотя  и  в  самое
пекло... Ну да черт с ним! Хоть бы Серегин не отключил мобильник! Из  камеры
не позвонишь, а потом время уйдет - и все!
   - Я слушаю, - отозвалась трубка знакомым голосом. Волков перевел дух.
   - Здравствуй, дружище! Я согласен...
   - Волк?! - после короткой  паузы  отозвался  Серегин.  -  Я  был  на  сто
процентов уверен, что ты откажешься...
   - Я тоже был в этом уверен.
   - У тебя проблемы?
   - Да. Я у коллег, но они настроены меня посадить.
   - В каком отделении? - деловито спросил Серегин, и  Волков  почувствовал,
что ниточка на волю превращается в толстый и прочный канат. Он назвал номер.
   - Сейчас тебя отпустят. Сам доберешься?
   Расписной прислушался к своим ощущениям. Сил совершенно не  было,  ломило
спину, болело под ложечкой, тошнило. Он держался на нервах.
   - Нет. Я еле на ногах стою. К тому же без рубашки...
   - Тогда жди, я за тобой заеду. Минут через тридцать.
   Волков положил трубку.  Помдеж  уже  открыл  решетчатую  дверь  камеры  и
нетерпеливо постукивал огромным ключом по стальному уголку.
   -  Позвонили?  -  дружелюбно  спросил  майор.  -  Вот  и  хорошо.  Теперь
пожалуйте...
   Он сделал приглашающий жест.
   - Дайте я ему врежу вначале, - раздался хриплый голос. Иванцов  пришел  в
себя, вытер рукавом кровь  и  разразился  отборной  нецензурной  бранью,  за
которую  самый  мягкосердечный  судья  без   колебания   отвешивает   полных
пятнадцать суток.
   - Он мне нос сломал, паскуда! Дышать не могу... Где палка?
   Но ему было не до палки. С трудом встав на  ноги,  сержант  доковылял  до
ближайшего стула и, запрокинув голову, плюхнулся на жесткое  сиденье.  Уткин
водой из графина смочил не первой свежести платок  и  положил  напарнику  на
переносицу.
   - Болит? - сочувственно спросил майор. - Чуть полегчает, давай - рапорток
накатай, как он на тебя напал.
   Прозвенел внутренний телефон.
   - Вызывали, - подтвердил дежурный. - Пропускай.
   И пояснил своим:
   - "Скорая" приехала.
   Потом повернулся к чужаку и заговорил совсем другим, жестким тоном:
   - Долго думаешь тут маячить? Ты же порядки знаешь, ночь впереди,  к  чему
тебе лишние проблемы? Сказали - в клетку, значит, дуй в клетку. Ну!
   Тяжело вздохнув, Волков направился к решетчатой двери. В его  жизни  было
много подобных дверей - и точно таких, и сплошных - с кормушкой и глазком, и
глухих дверей автозаков... Он искренне надеялся, что они остались в прошлом,
вместе с гулкими серыми коридорами, звяканьем  длинных  ключей,  отрывистыми
командами надзирателей...
   В дежурку зашли высокий мужчина и  сухощавая  женщина  в  белых  халатах.
Мужчина нес в руках чемоданчик с красным крестом.
   - Кому тут плохо стало? - спросил он, внимательно осматриваясь.
   Их глаза встретились, и Волка будто ударило током. Человек в белом халате
не был похож на врача! И  его  спутница  слишком  грамотно  стала  у  двери,
контролируя и дежурку  и  коридор...  Неужели  Серегин  избрал  такой  метод
вытащить его отсюда?! Но это безумие! И  потом,  его  личность  установлена,
значит, надо всех... А звонок в Тиходонск? Он-то и свяжет концы! Но  Серегин
ничего не  знает  про  звонок...  Вот  и  прокол!  Это  будет  очень,  очень
некрасиво!
   - Нашему сотруднику, похоже, сломали нос, - обиженно сообщил майор, будто
пожаловался. - Вот этот задержанный.
   Зазвонил телефон.
   - Задержанный? Сотруднику? - изумился мужчина в халате,  переводя  взгляд
на хрюкающего в углу Иванцова. Такое у меня в первый раз!
   Он открыл чемоданчик. Там были обычные медицинские штучки - бинты,  вата,
какие-то пузырьки, упаковки разовых шприцев... Волков расслабился.
   - Да. Так точно. Я все понял. Есть!
   Внимание всех находящихся в дежурной  части  сосредоточилось  на  врачах,
хлопочущих вокруг перепачканного кровью Иванцова, между тем  главное  сейчас
происходило у пульта дежурного. Майор разговаривал с кем-то стоя  по  стойке
"смирно", его лицо стало еще краснее, будто  вся  кровь  ударила  в  голову,
свободной рукой он делал какие-то знаки помощнику, будто стряхивал с пальцев
невидимую липкую гадость. Осознавший чрезвычайность ситуации, помощник  тоже
вскочил, но знаков не понимал и стоял в  стойке  готовности  к  немедленному
исполнению любого приказа.
   - Выпусти его! - полушепотом прокричал майор,  положив  трубку  и  щелкая
переключателем на пульте. - Товарищ подполковник, только что звонил Дубинин,
приказал вам срочно с ним связаться! -  выпалил  он  в  микрофон  внутренней
связи. - Да, сам, лично! Да! Что стоишь, как столб! -  уже  в  полный  голос
закричал дежурный на остолбеневшего сержанта. - Выпускай капитана!
   Волков понял, что Серегин избрал цивилизованный способ. А  все  остальные
поняли, что звонок, грянувший из милицейского поднебесья, напрямую связан со
странным татуированным ментом из провинциального Тиходонска.
   Лязгнул замок, решетка открылась. Это было  самое  короткое  заточение  в
жизни Расписного.
   Майор встретил его на пороге  с  неизвестно  откуда  взявшейся  щеткой  в
руках.
   - Давайте я вас почищу! - он ловко прошелся жесткой щетиной по джинсам. -
Сколько ни говорю уборщице, а скамейка там все равно грязная...
   Волков не успел присесть  на  скамейку  "обезьянника",  но  останавливать
дежурного не стал - просто  не  было  сил.  Хотелось  лечь,  вытянуть  ноги,
расслабиться и провалиться в глубокий освежающий сон.
   - Неужели и вправду министру позвонили? - откуда-то снизу спросил  майор.
- Ну и ну... А я что... Вы же порядок знаете: мне команду дали - я исполнил.
   Закончившие работу врачи обалдело смотрели,  как  дежурный  по  отделению
милиции чистит щеточкой татуированного детину, сломавшего  нос  милицейскому
сержанту.
   -  Всех  посторонних   попрошу   покинуть   помещение,   -   распорядился
показавшийся на пороге ответственный дежурный. В руках он держал отглаженную
форменную рубашку с подполковничьими погонами и серый форменный галстук.
   - Докторам спасибо за помощь, до свидания. Уткин, отвези Иванцова  домой,
пусть отдыхает. Это для вас, не ходить же голым. Погоны можно снять...
   - Спасибо, снимать погоны не по моей части,  -  Волков  отвел  протянутую
рубашку. - Мне ничего не надо. Сейчас за мной приедут.
   - Как угодно, - сухо поклонился подполковник. Он держался с достоинством,
хотя удавалось это с трудом. - Вы  не  должны  иметь  к  нам  претензий.  Мы
действовали по закону.
   - Я не в претензии, - Волков сел на  стул,  еще  не  успевший  остыть  от
Иванцова, откинулся на спинку, почти как тот, и закрыл глаза.
   Помявшись несколько секунд в неловкости, подполковник ушел.
   -  А  мне  что  теперь  делать?  -  спросил  у  дежурного   лейтенант   с
булочкоподобным лицом.
   - Увольняйся, пока не поздно, - не открывая глаз, посоветовал Волков.
   Лейтенант встрепенулся.
   - Почему? Вы будете жаловаться?
   - Нет. Просто ты этими шакалами не командуешь, а отвечать за них  обязан.
Рано или поздно они подведут тебя под статью.
   Больше тиходонец не разговаривал: сидел с закрытыми глазами, скрестив  на
татуированной груди могучие татуированные руки, и непонятно было -  спит  он