тоже с глушителями,  боевые  ножи,
невиданные противогазы, в которых можно пить и есть жидкую пищу.
   - Все оружие и снаряжение совершенно новое  и  секретное,  -  предупредил
комвзвода лейтенант Деревянко. - Сами понимаете, что означает его утеря...
   - Трибунал, разумеется, сынки... -  копируя  интонации  майора  Семенова,
сказал Вольф. Взвод грохнул смехом.
   Лейтенант  тоже  улыбнулся.  Он  производил  впечатление  добродушного  и
незлобивого человека. Но улыбка тут  же  исчезла.  Молодой  командир  должен
блюсти строгую дисциплину.
   - Хорошо, что вы такие веселые  ребята.  Посмотрим,  каковы  вы  в  деле.
Сейчас у нас кросс. Я бегу первым, все за мной. Кто обгонит, получит приз.
   Взвод уложился в норматив, но обогнать лейтенанта  никому  не  удалось  -
Вольф пришел вторым, отстав на пять метров.
   - Молодец, парень, из тебя  получится  разведчик!  -  хлопнув  по  плечу,
сказал Деревянко.
   После обеда прошли первые занятия в парашютном городке.  Хотя  физическая
нагрузка вряд ли была большей, чем в карантине, к концу дня  Вольф  прилично
устал - очевидно, от обилия новых впечатлений. Остальные  новички  тоже  еле
держались на ногах.
   Вечернее  построение,  крупный   крепкотелый   старшина   Рогаль   делает
перекличку, потом ведет на прогулку. Прогулка - это обход плаца по периметру
да еще с песней:
   Мы прыгаем ночью с гремящих небес
   В пустыню, на джунгли, на скалы, на лес.
   Ножи, автоматы и боезапас -
   Завис над землею советский спецназ...
   На взгляд Вольфа, такая прогулка с групповым пением - полный идиотизм. Но
"старики" охотно рубят шаг и громко выкрикивают слова:
   Жуем не резинку, а пластик взрывчатки,
   Деремся на равных - один против трех
   В снегу без палатки и в полном порядке,
   А выстрелить лучше не сможет и бог...
   Похоже, что рубленый ритм жесткой песни действует на них, как допинг.
   Скажите про это "зеленым беретам"
   Пусть знают они, с кем им дело иметь
   В ледовом просторе, в лесу или в поле
   Везде, где со смертью встречается смерть!
   У молодых смыкаются глаза, одна  мечта  -  добраться  до  жесткой  ватной
подушки. Закончится ли когда-нибудь этот бесконечный день?
   Наконец прогулка подошла к концу, звучит долгожданная команда:
   - Сорок секунд - отбой!
   Топот ног, "старики" на ходу  снимают  ремни,  расстегивают  гимнастерки,
сбросив сапоги, прыгают на кровати, натягивают  до  подбородка  одеяла.  Они
успели секунд за тридцать. А  молодые  копошатся,  путаются  в  пуговицах  и
застежках, с трудом стягивают сапоги и забираются, наконец, на свои  верхние
койки.
   - Не уложились, салаги, подъем!
   Странно, в карантине они научились укладываться в норматив. Скорей  всего
это обычное "воспитание" молодых.
   - Сорок секунд - отбой!
   Это повторяется много раз: "подъем-отбой", стремительные взлеты на второй
ярус кроватей, тяжелые прыжки вниз, штанины, голенища,  на  бегу  -  рукава,
застегивание в строю - и все в обратном порядке...
   То ли молодые, в конце концов,  уложились  в  норматив,  то  ли  старшине
надоела эта забава, но наконец команды "подъем" не последовало.
   - Погасить свет!
   Дневальный щелкнул выключателем, казарма провалилась во  тьму.  Только  у
тумбочки дневального горел желтый плафон, да в  противоположном  конце,  над
запасным выходом тускло светила аварийная лампочка.
   Блаженно улыбаясь, молодые вытягивались на кроватях и мгновенно засыпали.
Вольф тоже заснул, едва коснувшись подушки. И тут же проснулся  оттого,  что
его трясли за плечо.
   - Вставай, салабон, присягу проспишь!
   В  казарме  было  темно  -  чувствовалось,  что  до  утра   еще   далеко.
Неотдохнувший организм противился неожиданной побудке.
   - Какую присягу? Мы уже принимали...
   - Вставай, вставай, не умничай!
   Незнакомый  крепыш  в  тельняшке  без  рукавов  повел  его   к   тумбочке
дневального, где уже  сгрудились  заспанные  новобранцы  в  одних  трусах  и
сапогах. Вид у них был комичный.
   - Эй, салага, трусы подвяжи!
   - Смотри, чтоб яйцо в сапог не упало!
   Вокруг толпились старослужащие, зубоскалили, отпускали соленые реплики  и
не очень остроумные  шутки.  Некоторые  "старики"  не  захотели  вставать  и
смотрели спектакль, приподнявшись на кроватях.
   - Внимание, салаги, вы приводитесь  к  стариковской  присяге!  -  объявил
голый по пояс, атлетически сложенный чернявый парень с  широкими  усами  под
крупным, слегка обвислым носом. Это был сержант Шмелев из второго взвода.  В
кедах, трико и с армейским ремнем в руке, он походил на дрессировщика.
   - Киря, сделай торжественное освещение! Крепыш, разбудивший Вольфа, зажег
висящую на стене керосиновую лампу и  выключил  электричество.  Пляшущий  на
фитиле желтый огонек вмиг придал  происходящему  нечто  театрально-зловещее:
таинственный  полумрак,  лица  с  темными  провалами  вместо  глаз,  длинные
подвижные тени...
   - Вот так лучше. Ну, кто первый? Добровольцу поблажка!
   - Я первый! - вызвался Иванников. И, не глядя  ни  на  кого,  пояснил:  -
Какая разница - раньше, позже... Отстрелялся - и свободен.
   - Молодец, салага, сознательный!  -  похвалил  Шмелев.  -  Толк  из  тебя
выйдет. Только не знаю, что войдет... Лезь на тумбочку, бери швабру, присягу
и читай с выражением!
   Выполняя приказы, Иванников, с трудом удерживая равновесие, взобрался  на
тумбочку, в одну руку ему дали швабру, в другую  -  какой-то  листок.  Держа
швабру как автомат в положении "к ноге", он принялся читать:
   Я, салага, бритый гусь,
   Я торжественно клянусь:
   Сала, масла сам не жрать,
   Старикам все отдавать.
   Причудливо скачущие блики придавали его облику комичный  вид,  и  казарма
буквально грохотала от хохота "стариков".
   - Плохо читал, без выражения! - подвел итог сержант.
   - Ну да ладно, я  же  обещал  поблажку...  Печать  поставим,  и,  считай,
готово.
   - Какую печать? - опасливо спросил присягавший.
   - Вот эту! - Шмелев потряс ремнем. - Становись, оголяй жопу!
   Иванников послушно приспустил черные сатиновые трусы, нагнулся, и сержант
хлестко  врезал  увесистой  пряжкой  по  ягодице,  так  что  на  белой  коже
отпечаталась пятиконечная звезда. Новобранец охнул.
   - Слабак! Мокрица! - заулюлюкали "старики". - Ну-ка проштемпелюй ему  всю
спину!
   - Действительно слабоват салажонок, добавка  ему  положена...  Ну  ладно,
учтем, что сам вызвался, у нас все по-честному, - Шмелев переложил ремень  в
левую руку. - Теперь стариковский наказ, - командирским голосом сказал он. -
Отмоешь в сортире краску с подоконника. Ацетон и тряпку тебе дадут.
   И, утратив к Иванникову интерес, повернулся к остальным новобранцам.
   - Кто следующий?
   На этот раз  желающих  не  нашлось.  Шмелев  осмотрел  всех  и  зацепился
взглядом о Вольфа.
   - Давай ты. Лезь!
   Вольф молча покачал головой.
   - Что?! - угрожающе произнес сержант. - Не хочешь присягу принимать?
   Он сделал шаг вперед. Киря, сжав кулаки, стал  рядом,  почти  вплотную  к
отказчику. С боков надвинулись бугрящиеся мышцами молодцы, спиной Вольф тоже
чувствовал тепло крепких тел и горячее чужое дыхание. Непокорного  салажонка
зажали в плотное, явно враждебное кольцо. Очевидно, отказ  от  присяги  тоже
предусматривался сценарием и выливался в дополнительное действо, для участия
в котором имелись специальные люди.  "Старики"  повскакивали  с  кроватей  и
поспешили поближе к нечастому дополнительному зрелищу. Драться не  хотелось,
но ясно было, что без этого не обойдется. Ну и черт с ними! Не убьют ведь! А
ударов он не боялся уже давно.
   - Я присягу уже принял. Все мы приняли.
   -Умник, значит... Как фамилия? - для проформы  спросил  Шмелев,  разминая
бицепс.
   - Вольф.
   - Вольф?!
   Что-то сразу изменилось вокруг. Кольцо  "стариков"  ослабло,  напряженная
атмосфера несколько разрядилась.
   - Так это ты полкарантина отмудохал и Чувака волчком запустил?
   - Я.
   Чернявый улыбнулся.
   - Тогда тебе присяга не нужна. Ложись спать.
   - Мне тоже она не нужна, - сказал Серегин.
   В карантине он держался так же независимо, как Вольф.  В  общей  массе  и
один и другой вели себя, как все, выполняли команды и  подчинялись  старшим.
Но когда строй распадался, они  обосабливались,  и  тогда  ни  сержанты,  ни
старшина почему-то не придирались и не давали им нелепых заданий.
   - А ты кто? - удивленно скривил рот Шмелев.
   - Я Серегин, - уверенно ответил москвич. - Не слышали?
   - Нет...
   Ефрейтор перевел взгляд на Вольфа. Тот кивнул.
   - Точно. Это мой друг. И ему присяга тоже не нужна. Чернявый хотел что-то
возразить, но не стал.
   - Ладно, потом разберемся. Давай ты! - крепкий палец указал на Вишнякова.
   Вольф и Серегин раздвинули старослужащих и направились к своим койкам.
   - Спасибо, пацан, - сказал москвич и крепко пожал Вольфу руку.
   - Я салага, бритый гусь, - раздавался сзади монотонный голос Вишнякова  и
смех "стариков". Присяга продолжалась.
   * * *
   - Что это такое? - лейтенант Пригоров  держит  в  руках  нейлоновый  шнур
толщиной с половину мизинца.
   - Веревка, - отвечает Иванников.
   По шеренге полностью экипированных солдат прошелестел смешок.
   - Образованный Бритый Гусь, - негромко, но отчетливо сказал Вольф.
   - Разговорчики!
   Пригоров поиграл шнуром, осмотрел взвод, будто выбирая.
   - Рядовой Иванников, атакуйте меня и нанесите удар  в  голову,  в  полную
силу. Попадете - сниму взыскание. И раз!
   Иванников бросился вперед, размашисто махнул  справа  налево,  аж  воздух
свистнул. Если бы кулак попал лейтенанту в висок, ему бы  не  поздоровилось.
Но подставленный шнур спружинил, погасив удар, обхватил широкое запястье  и,
рванувшись вниз и в сторону, свалил атакующего на  землю.  В  мгновение  ока
Пригоров оказался верхом на поверженном противнике и шнуром  перехватил  ему
горло.
   - Все понятно? - весело спросил лейтенант, вскакивая на ноги.
   Ответом было молчание.
   - Ты понял теперь, что это такое? - повернулся инструктор к Иванникову.
   - П-понял... - ответил тот, разминая шею. - Оружие...
   - Точно! И я научу вас им пользоваться... Шнур полетел  в  сторону.  Чуть
присев, лейтенант привычно расстегивает клапан вытянутого  кармана-ножен  на
голени комбеза. Матово отблескивает тусклая сталь.
   - А вот так держат нож - двумя сжатыми в кольцо пальцами.  Двумя!  В  них
вся сила захвата, остальные только придерживают рукоятку, направляют клинок,
перебрасывают его из прямого хвата в обратный и наоборот...
   Нож прыгает в руке Пригорова, как живой.
   -  Наиболее  эффективны  колющие  удары  в  горло,  в  живот  и   сердце,
рубяще-режущие удары обычно  наносятся  по  рукам  -  запястьям  и  локтевым
сгибам... Вот так! Вот так!
   * * *
   - Самое главное уложить купол...
   Старшина Пряхин не похож на  лучшего  парашютиста  бригады.  Низкорослый,
сутуловатый, с морщинистой шеей и лицом  пахаря,  на  миг  оторвавшегося  от
сохи. Портрет на Доске почета как будто делался с другого человека.  Говорит
он тихим голосом, убежденно, хотя и довольно косноязычно.
   - Если правильно  уложил  -  лети  спокойно  и  ни  о  чем  не  думай.  А
неправильно - разбился и больше прыгать не будешь.
   - Совсем не будешь? - озабоченно спросил Серж. - Ни одного разочка?
   Но Пряхин подначки не понял.
   - Разбитый как попрыгаешь... Помрешь ведь. Похоронят  -  и  всего  делов.
Потому смотрите опять, как показываю, потом сами начнете... Энтот угол сюда,
а тот - туда, волнами... И внимательно надо - что  внутрях...  Раз  репейник
попал, волны и склеил, вот те и ноги в голове!
   - Товарищ старшина, а если  кто  не  прыгнет,  что  будет?  -  напряженно
спросил Вишняков. Прыжков боялись все, но большинство это скрывало.
   - А ничо не будет. Все прыгнут, никто не останется, - старшина  тщательно
складывал шелковое полотнище.
   - Почему все? А если кто забоится? - не отставал Вишняков.
   - Боись не боись, а подсрачник сапогом получишь - и полетишь,  никуда  не
денешься...
   * * *
   - Кто следующий? - майор Шаров пристально  осматривает  строй.  -  Вольф,
твоя очередь. Обыщи Ваню, посмотри, что у него есть интересного.
   Ваня - это манекен в форме неизвестного государства. Он  весь  перепачкан
кровью, а под одежду напиханы  кишки  и  другие  внутренние  органы  свиньи.
Где-то там, в  потрохах,  может  быть  что-то  спрятано.  Документы,  карта,
чертежи, нож, какой-нибудь камень... Может и ничего не оказаться, но,  чтобы
узнать это наверняка,  надо  произвести  полный  шмон.  Без  противогаза  и,
разумеется, голыми руками  -  перчатки  разведчику  для  таких  ситуаций  не
положены.
   - Есть!
   Вольф с трудом выходит из строя. Ноги не  идут,  все  в  нем  протестует.
Иванников делает это легко, Серегин тоже,  даже  у  Вишнякова  не  возникает
больших проблем, только Лисенков выблевал два раза подряд...
   Ваня  выглядит  очень  натурально,  приходится  убеждать  себя,  что  это
имитация - человекоподобный манекен сам по себе,  а  внутренности  свиньи  -
сами по себе. Так легче. Но все равно нервная система  защищается:  сознание
раздваивается, и получается, что Вольф как бы со стороны наблюдает за другим
Вольфом, который и выполняет грязную работу.
   Кишки скользят, вываливаются между пуговицами, густой дух крови и  сырого
мяса вызывает рвотный рефлекс, но мозг контролирует  положение,  потому  что
это не та кровь и не то мясо... В мягком месиве  попадается  наконец  что-то
твердое, красные руки достают какую-то металлическую пластину...
   - Товарищ майор, обнаружена деталь неизвестного предназначения!
   - Молодец, Вольф! - хвалит Шаров. -  Это  кодовая  плата  засекречивающей
аппаратуры противника.  С  ее  помощью  можно  произвести  расшифровку  всех
радиоперехватов.
   Конечно, это обычная железка, но таким образом  майор  ободряет  каждого,
кто справился с заданием. Особо важные  документы,  уникальные  чертежи,  вы
будете представлены к награде... Закрепляется стимул для неприятной  работы.
Пока - на игровом уровне.
   Занятие заканчивается.
   - Ваня - это первый этап, - объявляет  майор  Шаров.  -  Второй  -  поиск
предметов в только что забитой свинье. Третий - забой свиньи. Цель тренингов
-  выработка  психологической   устойчивости   и   подавление   естественных
тормозящих реакций организма...
   Майор не шутит. Молодые уже знают, что каждый день  для  питания  личного
состава закалывают несколько свиней с подсобного хозяйства. Путь  несчастных
животных от свинарника до кухни проходит через спецполигон...
   - Все, кроме Лисенкова,  получают  зачет,  -  объявляет  майор  Шаров.  -
Лисенков остается и  работает  с  Ваней  до  тех  пор,  пока  не  перестанет
блевать...
   * * *
   -  ...А  этот  генерал  проверки  устраивал  так  -   выберет   солдатика
позачуханней и спрашивает: "Мол, кто ты есть такой?"
   Если ответит:  "Рядовой  Вооруженных  Сил  СССР"  или  -  "Военнослужащий
доблестной и непобедимой Советской Армии,  защитник  Родины  и  народа"  или
что-то в этом роде - значит,  политработа  на  высоте.  Но  чмошники  обычно
стоят, молчат или промямлят фамилию, и  все...  Тогда  он  дерет  нещадно  и
командира и замполита...
   Дневной зной  спал,  но  спасительная  вечерняя  прохлада  не  наступила:
сегодня ветер дул не со стороны гор, а из пустыни - словно  из  духовки,  от
духоты усталые тела  покрывались  липким  клейким  потом.  В  тусклом  свете
маломощной лампочки под грубо  сколоченным  зеленом  грибком  вокруг  пустой
черной бочки для окурков на низких  скамейках  сидели  курильщики  и  просто
любители вечернего трепа  -  босиком,  голые  по  пояс  -  в  одних  брюках.
Находиться на территории части  в  штатском  или  раздетыми  запрещалось,  а
невиданные в обычных армейских подразделениях камуфлированные, со множеством
карманов  штаны,  создавали  видимость  соблюдения  уставных  требований   к
форменной одежде.
   Как всегда, в центре внимания находился сержант Шмелев - гитарист, мастер
всевозможных  подначек  и  розыгрышей,  к  тому  же  нашпигованный  тысячами
армейских историй, баек и анекдотов. Но молодые знают - иногда в нем  что-то
переключается, и он превращается в безжалостного садиста.
   - ...И вот генерал подходит к тумбочке, а там стоит узкоглазый  -  то  ли
туркмен, то ли казах, - тычет его пальцем в грудь: "Ты кто такой?"
   Гитару Шмелев положил рядом на скамейку, а  в  руках  держал  "мастырку":
"беломорину" с закрученным в хвостик кончиком - верный знак того, что  табак
перемешан с анашой, которую, не очень скрываясь, продавали  из-под  полы  на
рынке близлежащего поселка колоритные старики  в  халатах  и  тюбетейках.  В
открытую они торговали фруктами, лепешками  и  серо-зеленым  остро  пахнущим
порошком - насваем, насыпанным в маленькие и обычные стаканы - как семечки в
средней полосе России. Местное население жевало его  так  же  обыденно,  как
жители Рязанщины или Тамбовщины щелкали подсолнухи.
   - А тот отвечает: "Я чурка долбаный, товарищ генерал!"  Курилка  грохнула
хохотом. Довольный Шмелев щелкнул зажигалкой  и  сделал  затяжку  -  не  как
обычно, а через кулак: мундштук папиросы зажал мизинцем, а губами приложился
к кольцу из большого и указательного пальцев.  Загнутый  книзу  крупный  нос
явно мешал этой процедуре.
   - Зачем он так? - спросил Вольф у Серегина. Они  доедали  овощной  салат,
купленный в складчину за сорок семь копеек в гарнизонном магазине.  Несмотря
на усиленную норму питания, есть хотелось всегда, а консервированные овощи и
взятый в хлеборезке хлеб позволяли заглушить голод.
   - Чтобы дым с воздухом перемешался, - пояснил Серегин и вытряхнул остатки
салата из банки прямо в рот. - Так сильней забирает.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю.
   Несмотря на небольшую разницу  в  возрасте,  Серегин  был  осведомлен  об
окружающем мире гораздо больше, чем Вольф. Например, он знал, что  за  анашу
можно загреметь в дисбат или в  самую  настоящую  тюрьму,  а  за  насвай  не
сажают, что гонорею можно поймать и через рот, а лечат ее тремя  уколами,  и
множество других столь же необычных, сколь и малоизвестных широкому кругу их
сверстников  вещей.  Причем  об  источниках  своих   познаний   никогда   не
распространялся. Он вообще был немногословен. Хотя они уже  давно  держались
вместе и даже вроде дружили, ели из  одного  котелка  и  спали  на  соседних
койках, Вольф  так  и  не  узнал,  почему  товарищ  ушел  с  третьего  курса
института. "Это долгая история", - отвечал Серегин и переводил  разговор  на
другую тему
   -  Генерал  спрашивает:  "Откуда  ты  это  взял?"  А  солдатик  отвечает:
"Старшина Иванов всегда так говорит"... - давясь от смеха,  закончил  Шмелев
свою байку
   "Мастырку он передал Кире, а тот, в  свою  очередь,  Иванникову,  который
всячески старался сдружиться со старослужащими. В известной степени ему  это
удалось, но все равно придуманная Вольфом кличка Бритый Гусь  приклеилась  к
нему намертво
   - Ша, Чувак идет! - сказал Шмелев, и Иванников, сделав  длинную  затяжку,
швырнул окурок в бочку.
   - Зачем, салабон, там еще оставалось! - возмутился Киря.
   - Правильно сделал, - процедил сержант. -  Что-то  он  часто  к  Семенову
бегает ...
   И, схватив гитару, громко, с "артистическими" интонациями объявил:
   - Песня стиляги и тунеядца!
   Отвернувшись в сторону, Шмелев ударил по  струнам  и  ерническим  голосом
запел:
   И работать мне не положено по праву,
   Я ношу сверхатомный пиджак.
   Ничего друзья, что он немного длинен,
   Зато все говорят, что я ЧУВАК!
   Та-та-та!
   Киря засмеялся, несколько человек прыснули  в  ладонь,  Вольф  и  Серегин
усмехнулись. Только Бритый Гусь сохранил серьезное и даже несколько скорбное
выражение физиономии: старший сержант  Чувак  подошел  уже  вплотную.  После
завершения карантина он два месяца провел на дальнем полигоне, а вернувшись,
получил еще одну лычку и стал  заместителем  Деревянко  вместо  ушедшего  на
дембель Синюхова.
   - Что за песни? - недовольно спросил замком