взвода,  скрывая  раздражение.
Со Шмелевым он старался не связываться.
   - О, кто к нам пришел! - радостно воскликнул  Шмелев  и,  надев  на  лицо
благостную улыбку, повернулся к Чуваку. Тот был одет по всей  форме,  только
лишняя пуговка на  рубашке  расстегнута.  -  Здравствуйте,  товарищ  старший
сержант, присаживайтесь с нами. Мы  тут  тунеядцев  осуждаем.  Клеймим,  так
сказать, позором...
   - Позором, говоришь...
   Чувак принюхался и встрепенулся, как напавший на след сеттер.
   - А что это за дым тут?!
   - Обычный дымок, папиросный, - Шмелев полез под лавку.  -  Сейчас  я  вас
угощу...
   Он достал пачку "Казбека" и  с  несколько  напряженной  улыбкой  протянул
замкомвзвода.
   - Закуривайте, не стесняйтесь.
   - А если я тебе его за шиворот посажу? - Чувак ударил по протянутой руке,
пачка упала на землю и приоткрылась, оттуда выскочил крупный мохнатый  паук.
Замкомвзвода мгновенно раздавил его ногой.
   - Не обижайтесь, товарищ  старший  сержант,  это  шутка.  Они  сейчас  не
ядовитые.
   - За такие шутки  можно  и  на  гауптвахту!  Курите  здесь  черт-те  что,
непотребные песни поете, командиру пауков подсовываете! -  Чувак  разозлился
не на шутку.
   Шмелев медленно встал и расправил плечи. Тон его из слащаво-уважительного
стал вызывающе-дерзким.
   - Ты что хипешишься? Ты же не сверхсрочник, не  офицер...  Мы  из  одного
призыва, ты такой же сержант, как я! Нечего из себя командира корчить!
   - Товарищ сержант, как вы  разговариваете  со  старшим  по  званию  и  по
должности? Устав забыли? Я вам его напомню!  -  щекастая  физиономия  Чувака
побагровела.
   - Вначале в училище поступи да получи звездочки на погоны, тогда и будешь
напоминать!
   Шмелев презрительно сплюнул.
   - Второй взвод - через пять минут построиться на плацу для  подготовки  к
вечерней  поверке!  -  в  ярости  рявкнул  Чувак  и,  круто   развернувшись,
растворился в темноте.
   - Иди, иди, - бросил ему вслед Шмелев. - А то Вольф с тобой опять балетом
займется - будешь вензеля крутить до самой казармы!
   - Я и  с  Вольфом  разберусь!  -  дрожащим  от  гнева  голосом  отозвался
замкомвзвода.
   Наступила напряженная тишина.
   - Зря ты так, - наконец сказал Киря. - Зачем на рожон лезть?
   Шмелев отмахнулся.
   - Хера он мне сделает! Кишка тонка...
   Бритый Гусь беспокойно зашевелился.
   - Надо идти строиться.
   Бойцы второго взвода нехотя поднялись и пошли в сторону плаца.
   * * *
   Рохи Сафед - обычный прокаленный  солнцем  среднеазиатский  поселок.  Для
Вольфа здесь все в диковинку: и вросшие в землю белые  домишки  с  плоскими,
поросшими травой глиняными крышами, и узкие бетонные канавки с мутной  водой
вдоль улиц - те  самые  знаменитые  арыки,  которые  он  представлял  совсем
другими, - широкими и  глубокими,  как  оросительные  каналы  в  тиходонских
степях, и огромные чинары, отбрасывающие живительную тень на  края  базарной
площади у чайной - двигается тень, и вместе с  ней  передвигаются  степенные
старики в стеганых халатах и обязательных тюбетейках, пьющие обязательный  в
этих краях горячий чай, который по российским меркам  совершенно  невозможно
пить в такую жару.
   Нарушая  ленивую  полуденную  тишину,  на  площадь  с  ревом   выкатывает
бронетранспортер и тормозит  между  чайной  и  гипсовым  памятником  Ленину,
украшающим чахлый скверик возле сельсовета.
   - Перекур десять минут! - командует  Шмелев  и  спрыгивает  на  землю,  с
интересом оглядывая проходящих мимо двух женщин - в платках и  выглядывающих
из-под длинных платьев шароварах они похожи на бесформенных  кукол.  У  той,
что помоложе, кисти рук как будто выкрашены желтой краской.
   Сержант  поворачивается  за  ними,  как  радар  за   целью,   молодцевато
оглаживает усы, сплевывает, звонко хлопает  ладонями  по  голому  загорелому
животу. Он явно хочет "приколоться" или, на худой конец, отпустить  одну  из
своих  многочисленных  соленых  шуток.  Но  сдерживается:   здесь   подобных
вольностей  не  понимают,  а  висящие  на  поясах  местных  мужчин  пчаки  -
национальные ножи с узкими ручками и широкими, бритвенной заточки  клинками,
годятся не только для  того,  чтобы  порезать  чурек,  распустить  дыню  или
перехватить горло обреченно оцепеневшему барашку...
   К   чайной   пристроена   хлипкая,   крытая   шифером    времянка,    там
братья-репатрианты из Турции готовят неизвестное в России  блюдо  -  шаурму.
Три русских мужика-шабашника стоят у окошка раздачи, нетерпеливо  покручивая
в руках зеленую бутылку с пробкой-бескозыркой. Шмелев заходит прямо  внутрь,
как хозяин, и вскоре выходит явно довольный -  с  набитым  ртом  и  огромной
порцией шаурмы в руках. Дождавшись своей очереди, Вольф и  Серж  протягивают
деньги в  узкое  окошко.  Черный  горбоносый  Ахмед  длинным  ножом  срезает
поджаренный край с вращающихся над раскаленными  углями  аппетитных  шматков
дурманяще пахнущей баранины, ловко ловит обрезки в лепешку, поливает соусом,
перчит, посыпает кусочками лука и порезанной зеленью... У Вольфа  выделяется
слюна. Ахмед очень  вкусно  готовит  шаурму.  А  у  его  брата  Махмуда  она
получается пресной, хотя он вроде бы делает все то же самое.
   Солдаты едят так, что  за  ушами  трещит.  Все  хорошее  кончается  очень
быстро, и вскоре о проглоченном лакомстве напоминают только жирные пальцы.
   - Эще хатитэ? - улыбается Ахмед. Улыбка  выходит  зловещей.  И  вообще  в
исходящей от мангала жаре человек не может существовать.  Красноватые  блики
углей напоминают о преисподней, а сам он кажется дьяволом.
   - Денег нет, - разводит руками  Вольф.  На  месячное  жалованье  рядового
можно купить ровно четыре шаурмы. А ведь еще паста, мыло, нитки, конверты...
Родители иногда вкладывают в письма по рублю, но деньги не  всегда  доходят,
да лишний рубль и не решает дела.
   - Нэ нада дэнег. Угасчаю. Бэсплатна! Ахмед улыбается еще шире.
   - Это как? - хмуро спрашивает Серж. Он не верит в доброе отношение  чужих
людей.
   - Патрон принэсеш, и всо. Простой, нэ сэкретный. Очэн легкое  дэло.  Одын
патрон - одын шаурма. Сколке  прынэсеш  -  всэ  возму.  И  дэньгами  заплачу
тожэ...
   Разведчики отшатываются от окошка, Серж быстро  оглядывается  на  сидящих
неподалеку строителей.
   - Ты что, очумел?! - Вольф крутит пальцем у виска. - Я пока еще  туда  не
хочу!
   Он показывает на  юго-запад.  Там,  в  трех  километрах  от  Рохи  Сафед,
находится  колония  строгого  режима.  Иногда   солдаты   конвойной   охраны
встречаются в поселке со спецназовцами, почти всегда вспыхивают драки.
   Ахмед от души смеется.
   - Да я пошутыл! Правэрить вас хатэл. Маладцы! Еште, еште, угосчаю!
   Он действительно протягивает им по свернутой лепешке, из  которой  торчат
кусочки сочного светло-розового мяса. Уплетая за обе щеки дармовое угощение,
ребята направляются к БТРу.
   - Что-то тут не так, - вслух рассуждает Вольф. - На всех постах в бригаде
у часовых обычные "акаэмы". У патрулей тоже. Откуда же он  знает,  что  есть
еще секретные патроны?
   - Они тут все знают. Ты думаешь,  он  действительно  шутил?  Посмотри  на
Шмеля - когда мы выезжали из части, у него не было ни копейки...
   Серж усмехается и отправляет в рот последний кусок шаурмы.
   От  полупустых  торговых  рядов  вразвалку  шагает   Шмелев,   размахивая
наполненным пластиковым пакетом. В левой руке он держит папиросу и  довольно
улыбается. За ним идет худенькая  босая  девочка  лет  двенадцати  в  ветхом
ситцевом платьице. Она по  очереди  грызет  яблоко  и  местное  лакомство  -
склеенный медом цилиндрик из воздушной кукурузы.
   - Всем по местам! - строго кричит сержант. Серж с Вольфом запрыгивают  на
броню, Сидорук вяло вылезает из  куцей  тени  бронетранспортера  и,  кряхтя,
протискивается в люк к месту водителя - он  второй  день  мается  животом  и
потерял интерес ко всему окружающему.
   - Видишь, Леночка, - меня все слушаются! Залазь, мы тебя домой отвезем!
   По дороге к рембазе Шмелев весело  напевает.  Девочка  доела  сладости  и
сидит молча, безразлично глядя перед собой. Пальцы  с  обгрызенными  ногтями
крепко вцепились в стальную скобу. По обе стороны узкой дороги  расстилаются
хлопковые поля.
   - А что, Леночка, мама все пьет? - участливо спрашивает сержант.
   - Пьет, - девочка кивает.
   - И все деньги пропивает?
   - Пропивает, - эхом повторяет она.
   - А отец с заработков не приехал?
   - Какие там заработки! Вранье это все. Он пьянь и никогда не зарабатывал.
А теперь вообще убежал, нас с  мамой  бросил,  -  "взрослым"  тоном  говорит
девочка и плотно сжимает губы.
   - Это ничего, - Шмелев гладит ее по  нечесаной  голове.  -  Мы  командира
попросим, станешь дочерью полка. Кормиться в нашей столовой  будешь,  платье
тебе купим...
   Вольф не верил своим глазам. Он никогда не ожидал от глумливого  сержанта
такой заботливости.
   - Платье у меня есть. Мне больше туфли нужны. И портфель. Только это тоже
вранье.
   - Ты что! - обиделся Шмелев. - Я же тебя накормил! Свои деньги  потратил,
не пожалел. А ты мне не веришь. Нехорошо. Пойдем вниз.
   - А масло есть? - отпустив скобу,  девочка  послушно  поползла  к  проему
люка. Вольф обратил внимание на ее черные потрескавшиеся пятки.
   - Чего нет, того нет.
   - Тогда опять не влезет.
   - Ничего, слюнями смажешь, как в тот раз...
   - Нет, так мне больно...
   Шмелев с Леночкой скрылись в чреве БТРа.
   * * *
   - ...Наземная РЛС12 при отсутствии  осадков  обнаруживает  боевую  машину
десанта на расстоянии десять километров, при моросящем дожде  -  на  восьми,
при ливне - только на одном...
   - ...Дымовая шашка создает облако длиной до двухсот и шириной  до  сорока
метров, дымовая машина за 5 - 7 минут ставит непросматриваемую завесу длиной
не менее километра...
   - ...Разведывательными признаками ракетных частей и соединений  являются:
сигарообразная  форма  ракеты,  наличие  пусковых  установок,  стартового  и
вспомогательного оборудования, усиленная охрана...
   - ...И, оседлав спину противника, резко  скрутить  ему  голову  встречным
движением рук. Левая толкает затылок от себя,  правая  тянет  подбородок  на
себя и вверх... В вертикальном положении это делать сложнее, для  облегчения
задачи следует приподнять  голову,  растягивая  шею  и  ослабляя  соединение
шейных позвонков...
   - ...Сигаретный дым можно почувствовать за сто метров, запах пищи и  пота
- со ста двадцати, одеколон - со ста пятидесяти...
   -  ..."Потрошением"  называется  проводимый  в  полевых  условиях  допрос
высокой  степени  интенсивности,  позволяющий  в  кратчайший  срок  получить
стопроцентно достоверную информацию...
   - ...Разведывательные признаки ядерной ствольной артиллерии...
   Премудрости   спецназа   конспектируются    в    толстых    тетрадях    с
пронумерованными страницами, прошитых и опечатанных.  Секретчики  выдают  их
перед занятиями, а потом уносят обратно в спецбиблиотеку.  Но  специфические
знания остаются в стриженых головах молодых людей.  Считается,  что  они  не
могут вызывать возражений.
   - Полная скрытность - залог выполнения задания. Поэтому,  если  в  поиске
группу обнаружат, свидетели подлежат безусловной и немедленной ликвидации...
   Специальную разведподготовку  ведет  лично  майор  Шаров.  Форма  на  нем
тщательно отглажена, в  треугольном  вырезе  на  груди  проглядывает  свежая
тельняшка. Майор недавно вернулся из страны "А"13, и  чувствуется,  что  ему
приходилось делать все, о чем он сейчас говорит. Вольф поднимает руку.
   - А если это не солдаты противника, а мирные жители? Да еще  старик,  или
женщина, или ребенок?
   Майор Шаров смотрит на него, как на идиота.
   - Ваша цель - шахта МБР. Если операция сорвется, ракета уничтожит крупный
город - несколько миллионов жителей, заводы, электростанции, воинские части.
Поэтому свидетели подлежат безусловному и  немедленному  уничтожению.  Такие
категории, как старик или ребенок, в специальных операциях не  используются.
Вам ясно?
   - Никак нет!
   Теперь Шаров смотрит внимательно, будто целится.
   - Что неясного?
   - Кто сможет такое сделать?
   Майор усмехается.
   - Сейчас посмотрим. Кто готов выполнить эту работу - поднять  руку!  Раз,
два, три...
   Руки подняли все, кроме Лисенкова и Вольфа.
   Шаров усмехается еще раз.
   - Вот так! Причем делать это надо быстро, пока свидетель не  опомнился  и
не стал молить о пощаде. Так будет лучше - и для  него,  и  для  вас.  Ясно,
рядовой Вольф?
   - Ясно...
   Убежденности в голосе нет, это формальный ответ, чтобы отстали.
   - Хорошо. И имейте в виду - специальные операции не  проводятся  в  белых
перчатках! Когда дойдем до темы "Потрошение", вы в этом убедитесь.
   Помолчав, Шаров задумчиво добавляет:
   - Впрочем, думать, что вы можете это, - одно, а реально сделать -  совсем
другое... Поэтому меня поднятые руки не очень-то  убеждают.  И  те,  кто  их
поднял, - имейте в виду мои слова... Перекур!
   Когда-то давно Вольф завидовал Еремину,  которого  научили  полезным  для
мужчины боевым  премудростям:  прыгать  с  парашютом,  стрелять  на  ходу  с
бронетранспортера, убивать голыми руками... Так казалось: взяли и научили.
   Но когда инструктор  по  специальному  курсу  рукопашного  боя  лейтенант
Пригоров дал ему в руки обычный штык-нож  и  поставил  в  восьми  метрах  от
деревянного человеческого силуэта, стало ясно: никто никого не учит, да и не
может научить. Показать - да! Лейтенант метал штык  и  рукояткой  вперед,  и
вперед клинком - в девяти случаях из десяти оружие втыкалось в цель. Никаких
секретов в этом деле не было - как сказал сам  Пригоров,  надо  бросить  три
тысячи раз, и все получится. А если  бросить  пять  тысяч  раз  -  научишься
попадать в любую точку мишени, на выбор. А уж если десять  тысяч  -  станешь
мастером.
   Лейтенант показал и перешел к  другому  бойцу,  а  Вольф  вертел  грубый,
совершенно неприкладистый нож и понимал, что научиться метать  придется  ему
самому и Пригоров в этом деле не помощник.
   Еще большее отчаяние вызывала саперная лопатка.  Инструктор  показал  им,
где надо просверлить отверстие - в  одной  трети  от  конца  рукоятки.  Туда
просунули  отрезок  крепкого  шнура,  надежно  завязали  концы  -  на   этом
превращение землеройного инструмента в оружие завершилось.
   - Когда  обучитесь,  заточите  края,  как  бритву,  -  сказал  лейтенант,
поигрывая висящей на запястье лопатой, словно шашкой на темляке. - Раньше не
надо - покалечитесь.
   А теперь смотрите...
   Он колол манекен, рубил его ударами сверху, сбоку и снизу,  потом  метнул
лопату с десятка шагов, и та послушно воткнулась  в  иссеченную  поверхность
мишени.
   И снова Вольф  остался  с  инструментом  один  на  один.  "Ничему  нельзя
научить, но всему можно научиться", - вспомнил  он  вычитанную  невесть  где
мудрость, прикинул,  где  находится  центр  тяжести,  и  принялся  поудобней
устраивать лопату в ладони.
   И в грохочущий проем самолетного люка надо было шагнуть самому -  никакой
инструктор не  преодолеет  твой  страх,  разве  что  даст  пинка,  когда  ты
раскорячишься в светлом овале, намертво вцепившись в обшивку... Потому  что,
если человек поднялся и не прыгнул, вернулся на землю в самолете, а  не  под
шелковым куполом, - он не прыгнет никогда.
   И змею никто за тебя не съест, а если съест, то ты погибнешь  от  голода,
потому что другая змея уже может и не попасться. Впрочем, змея -  деликатес,
она чистая, хуже, если надо есть мышей или крыс, предварительно  дождавшись,
чтобы они остыли - только тогда вши и другие паразиты выпадут из шерсти...
   Вольф научился всему, что от него требовалось.
   Когда нож или лопатка летели к цели, ему казалось, что он,  как  оператор
ПТУРСа14, управляет ими до самого последнего мгновения, что под его взглядом
оружие послушно корректирует свою траекторию, пока не вонзится прямо в цель.
И настоящим ПТУРСом наловчился с двух километров попадать в амбразуру дзота.
   - Ты меткий парень! - похвалил Деревянко. - Давай-ка пройдем  снайперскую
подготовку!
   Несколько месяцев Вольф не расставался с  мощной  СВД15,  лягавшейся  как
разъяренная лошадь. За это время он сжег две  тысячи  патронов  и  превратил
правое  плечо  в  сплошной  кровоподтек,  но  теперь  безошибочно   выполнял
нормативы стрелка первой категории. Они были просты: на ста метрах попасть в
винтовочную гильзу, на двустах - уложить десять  пуль  в  силуэт  спичечного
коробка.
   Учебные рукопашные схватки Пригоров проводил  очень  жестко:  работали  в
полную силу руками и ногами. Единственное отличие от боевых - защитные шлемы
на головах и запреты на удары в пах, солнечное, переломы шеи и  конечностей.
Привыкший держать удар Вольф чувствовал себя, как рыба в воде. К тому  же  у
него была отменная интуиция: по взгляду противника предвидел  его  следующее
движение и опережал - уклонялся, захватывал на излом бьющую руку или ногу, с
трудом сдерживая азартный порыв довести прием до конца...
   Самое  страшное  испытание  -  прыжки.  Бритый  Гусь  намертво   вцепился
побелевшими пальцами в кромку люка, но Пряхин, проявив неожиданную ловкость,
привычным пинком выбросил его из самолета. Вольфу в  первом  прыжке  удалось
преодолеть страх, потом был пятый, десятый, затяжной, ночной,  высотный,  на
воду, на лес...
   Во время одиночного марша на выживание ему  повезло  -  попалась  большая
ящерица, а вот Серегину пришлось съесть огромную сороконожку - ударил  тварь
о ботинок и впился ртом в волосатое студенистое тело...
   "Маскировка",  "Передвижение  в  тылу  противника",   "Подрывное   дело",
"Выживание в экстремальных условиях", "Топография и  ориентирование"  -  эти
важнейшие дисциплины Вольф сдал на "пять". По психологической подготовке  не
поднимался выше "четверки".
   - Ты меньше рассуждай, - посоветовал лейтенант Деревянко. - Дали  вариант
решения - исполняй! А ты задумываешься - как  лучше!  Чувак  жалуется:  мол,
умным хочешь быть...
   - Да не хочу я быть умным!
   - Умными пусть командиры будут, они пусть думают! А  у  тебя  раздумья  в
регламент не заложены! Может, лучшее решение и найдется, да  время  уйдет  и
вся группа погибнет...
   Вольф молчал. В  чем-то  лейтенант  был  прав,  но  эта  правота  его  не
привлекала.
   - Это же не  гражданский  институт,  а  спецназ,  -  продолжал  увещевать
офицер. - Тут главное - быть как все и, не задумываясь,  выполнять  приказы.
Что получится, если в рукопашке твоя рука или нога станут задумываться - как
им поступать?
   -Так я же не нога...
   - Это и плохо! - поморщился взводный.  -  Посмотри  на  ребят  -  они  же
отключают голову и действуют четко по приказу!
   - А это хорошо? - печально усмехнулся Вольф.
   - Конечно! - убежденно кивнул взводный. - Иначе будет не боевая группа, а
полный бардак!
   Вольф прекратил спорить, сделав вид, что согласился с командиром. Но хотя
боевая работа ему нравилась, многое ей сопутствующее он не воспринимал.
   - Вы должны одним  своим  видом  запугать  противника,  парализовать  его
способность к сопротивлению, - говорил лейтенант Пригоров, выпячивая  нижнюю
челюсть и страшно оскаливаясь. Взвод повторял гримасы вслед за ним, и  Вольф
повторял тоже. Но ребята вызверялись друг на  друга  и  после  занятий  -  в
курилке, по дороге в столовую, на прогулке. А Иванников и  Вишняков  корчили
рожи и наедине с собой - перед зеркалом в умывалке: им нравилась  злобная  и
устрашающая маска вместо лица!
   - Каждый спецназовец -  это  самостоятельная  боевая  единица,  способная
противостоять взводу противника и самостоятельно выполнить боевую задачу,  -
любил говорить полковник Чучканов.
   В прошлом он занимался штангой, но с годами расплылся и зарос жиром  так,
что даже перестал прыгать. А это, по его собственным словам, означало смерть
спецназовца. Собственную кончину он пытался  маскировать:  надевал  парашют,
поднимался с очередной прыжковой группой, но, выпустив всех, сам оставался в
самолете. Иногда парашют опу