И в их  отношениях  враз  перестали
играть роль продолжительность службы, лычки на погонах и должности в штатном
расписании, дисциплинарный устав, командование,  особый  отдел  и  трибуналы
всех уровней  -  значение  имело  только  одно:  кто  кого  может  задушить,
разорвать на куски, убить, уничтожить, превратить в безжизненную груду  мяса
и костей... Чувак в этом противостоянии явно проигрывал.
   - Не надо... Нет... Нет!
   - Я тебя, сука, на куски порву, а каждый кусок разжую и съем без соли, ты
меня понял?!
   Еще один удар прогнул ребра под сердцем и сбил дыхание.
   - Понял... Не надо... Я вше понял...
   - Тогда извиняйся, падла парашная, за то, что про учительницу сказал!
   Подрагивающая верхняя губа обнажила намертво  стиснутые  крепкие  зубы  с
выступающими острыми клыками. Это напоминало хищный волчий оскал.
   -  Извиняюсь...  Извиняюсь...  Случайно   вырвалось...   Набухшая   бровь
прорвалась каплей, второй - струйка крови побежала  по  щеке  к  подбородку.
Заместитель командира взвода старший сержант Чувак заплакал - сначала  тонко
и тихо, потом все громче и, наконец, зарыдал навзрыд.
   - Ну ладно...
   Волчий оскал исчез, зверь снова превратился в человека, но  тот  тоже  не
был расположен к сантиментам.
   - Ладно, живи! Но пасть на замке! Скажешь: упал с лестницы. Через  неделю
башка  пройдет,  зато  от  прыжков  освободят,  значит,   от   инспекторской
откантуешься. Только если откроешь рот - тебе хана!
   Вольф выпрямился и вышел из здания. Плачущий Чувак  остался  в  полумраке
один.
   * * *
   Завернув на спортивную площадку,  он  подошел  к  изготовленным  из  труб
брусьям, незаметно осмотрелся, засунул патроны в чернеющее отверстие, а  его
заткнул комком земли. Размявшись для вида, направился  в  роту.  На  полпути
встретился возбужденный Лисенков.
   - Слышь, Волк, где ты был столько времени? В бане такая махаловка была  -
Серж со Шмелем подрался!
   - И кто кого? - не выказал удивления Вольф.
   - Вначале думали - Сержу конец, а он как стал ногами  молотить,  чуть  не
забил Шмеля! Ноги у него как руки - до головы достать раз плюнуть! Я  такого
в жизни не видел...
   У казармы кучковались хмурые и злые "старики". Шмель был среди них.  Даже
на расстоянии бросалась в глаза асимметрия  обычно  жизнерадостно-плутоватой
физиономии. При виде Волка все настороженно замолчали.
   Сержа Вольф отыскал в курилке. Он сидел мрачный, привалившись к грибку  и
выставив под слабеющие солнечные лучи босые ноги.  Обычно  под  вечер  здесь
собиралось много бойцов, но  сейчас  вокруг  никого  не  было,  словно  Серж
страдал проказой. Все  понимали,  что  "старики"  не  оставят  инцидент  без
последствий, и предпочитали держаться подальше.
   Вольф сел рядом и тоже снял сапоги.
   - Я не хотел, он сам буром попер, - равнодушным тоном сказал  Серегин.  -
Вспомнил, что я стариковскую присягу не принял,  обзывался  по-всякому...  И
хер с ним. Что будет, то и будет!
   - А я Чувака отмудохал до  потери  пульса.  В  нокаут  послал,  три  зуба
выбил...
   - Да ты что?! Ну блин! - Серж засмеялся. - Как сговорились! А за что?
   - Тоже напросился. А чего не рассказывал, что карате знаешь?
   - А зачем?
   Взгляд Сержа остановился на аккуратной повязке,  перехватившей  щиколотку
Вольфа.
   - В санчасть ходил?
   -Н-нет... Сам...
   - А почему на обеде не был? Сам и пожрать приготовил?
   Вольф раздраженно хмыкнул:
   - Что ты всякой херней башку забиваешь?  Надо  думать,  как  выкрутиться.
"Старики" нас заглушить захотят.
   - Сто процентов, - Серж сплюнул.
   - У меня три патрона есть. Если до крайности дойдет... Волк посмотрел  на
товарища. У того чуть приподнялся уголок рта, придавая лицу зловещий вид.
   - Ну, если до крайности, то  у  караульной  смены  тридцать  автоматов  с
боекомплектом... Бери сколько надо!
   Волк посмотрел внимательней: не шутит ли.
   Но Серж не шутил.
   Вечером, как обычно, они занимались  английским.  Софья  Васильевна  была
милой и доброжелательной,  как  обычно,  только  губы  у  нее  едва  заметно
припухли. Жадно рассматривающий ее Вольф обнаружил, что видит  сквозь  ткань
чуть отвисшую грудь, мягкий живот с глубоким пупком, развитые бедра,  густые
волосы на лобке, тяжелые ляжки, выпуклые ягодицы...  Как  будто  учительница
стояла голой. Он даже тревожно оглянулся по сторонам -  не  видят  ли  этого
остальные...
   Ночью они с Сержем спали по очереди, страхуясь от  возможного  нападения.
Лежа с открытыми  глазами,  Вольф  без  конца  просматривал  цветную  ленту:
усыпанный разбросанными купюрами ковер,  распахнутый  халатик  и  обнаженное
тело Софьи Васильевны...
   В последующие три дня он видел ее такой  каждый  день.  Жена  замкомбрига
попросила Деревянко, чтобы рядовой Вольф, начавший  ремонт  в  ее  квартире,
довел его до конца. Поэтому после боевой учебы он, прихватив кисти и краски,
с видом старательного мастерового спешил на квартиру командира.
   Потные от духоты и любовного изнурения, они почти не вылезали из постели,
а когда все-таки вылезали, то в постель превращались совсем  не  похожие  на
нее предметы: ванна, кухонный стол, кресло  в  прихожей...  Убогую  фантазию
Чувака Вольф перекрыл в два раза, доведя свой личный рекорд до семи  соитий,
а Софья Васильевна умирала и оживала вообще невероятное количество раз.  Она
была раскованной и изобретательной, но обставляла все так, будто  инициатива
исходит от него, а она просто подчиняется воле партнера.
   Вроде невзначай она подносила к его лицу маленькие нежные  ступни,  и  он
целовал подошвы, гладкие твердые пятки, по очереди  облизывал  трогательные,
чувствительные,  словно  обнаженные  нервы,  пальчики.  Софья  заходилась  в
пароксизмах страсти - билась, стонала, вырывалась, а он жадно вдыхал  аромат
ее ног в поисках того, возбудившего его  запаха  пыли  и  обувной  кожи.  Но
обычный земной запах  безвозвратно  исчез  -  остался  лишь  аромат  мыла  и
персиков.
   - Чем это пахнет? - тяжело дыша, спросил он. Софья смущенно улыбнулась  и
кончиками растопыренных пальцев погладила его по щеке.
   - Это крем... Тогда ты меня поймал врасплох, мне было так стыдно... Но  я
не ожидала и вообще не думала...
   - У тебя такая нежная кожа...
   Софья подогнула ногу и, притянув ступню поближе,  принялась  с  интересом
рассматривать подошву - то ли проверяя сказанное, то ли просто любуясь.  Она
очень любила свое тело. Вольф считал, что есть за что.
   Она была чрезвычайно чистоплотной, и все, даже самые потаенные  складочки
пахли только хорошо вымытой кожей.  После  соития  тела  покрывались  потом,
натруженная красная вагина  выпускала  обратно  клейкую  белую  жидкость,  и
появлялся запах специфической сырости, но все это не отталкивало Вольфа,  он
принимал как должное любые ее физиологические  проявления,  тем  более  что,
ожив в очередной раз, Софья обнаруживала непорядок, ужасалась и,  сокрушенно
ахнув, бежала мыться, а возвращалась  опять  чистой  и  благоухающей.  Вольф
целовал ее между ног с теми же чувствами, что и в губы, никакой разницы ни в
эстетическом, ни в гигиеническом смысле для него не было.
   - Хочешь коньяку? Хороший, армянский...
   Софья поднялась с дивана, потянулась  и  направилась  к  серванту.  Вольф
жадно  смотрел  ей  вслед.  Длинная  шея,  узкая  спина  с  ложбинкой  вдоль
позвоночника, четко выраженная талия, переходящая  в  крутые  бедра,  полные
ляжки,  утяжеляющие  нижнюю  часть  тела...  Когда  она  была  одетой,  юбка
открывала только изящные икры, и непосвященные ничего не подозревали про это
утяжеление. А он  относился  к  посвященным  и  потому  испытывал  радостную
гордость.
   - Сколько тебе лет?
   - Тридцать два. Старая, да?
   - Нет. Я вообще думал - двадцать пять, не больше...
   - Тогда все в порядке.
   Софья достала початую бутылку и две рюмки, повернулась, подошла с лукавой
улыбкой. Горлышко звякнуло о рюмку.
   - Мне не наливай, я не любитель, - Вольф ласкал  взглядом  ее  прекрасное
лицо, покатые плечи, белые груди, густой треугольник волос внизу живота...
   - А я хочу... Для расслабления. Что-то ты приуныл... Устал? Сейчас я тебя
подбодрю...
   Она грациозно опустилась на колени.
   - За тебя! You are packed, as a God19...
   - Что?
   He отвечая, она выпила, поставила рюмку на пол, наклонилась и  неожиданно
принялась ласкать ртом самую чувствительную часть его тела. Она  делала  это
мягко, нежно и вместе с тем уверенно. Вольф замер. Покинувшие его силы вновь
возвращались, и она это почувствовала. Движения  головы,  губ,  языка  стали
другими - более требовательными, предельно откровенными  и  не  допускающими
двоякого толкования конечной цели: промежуточная ласка перерастала  в  нечто
большее,  имеющее  свое  завершение.  И  оно  наступило:   Вольф   застонал,
требовательно и жестко вцепился в мягкие блестящие волосы  и  содрогнулся  -
раз, другой, третий...  Она  тоже  застонала,  плотней  сжала  губы,  но  не
остановилась и, лишь дождавшись его полного успокоения, побежала в ванную  и
долго отплевывалась, полоскала рот и чистила  зубы,  как  будто  только  что
раздавила зубами головку взрывателя "А-4", содержащую токсичные  компоненты.
Даже старательней. Или демонстративней.
   Вольф испытывал какую-то неловкость - он не представлял,  с  каким  лицом
она выйдет из ванной и как они встретятся глазами. Но все оказалось просто.
   - Вот что делает коньяк!
   Подкатив глаза, она развела руками, покрутила слегка растрепанной головой
и пожала плечами,  как  будто  недоумевала,  как  могло  произойти  то,  что
произошло.
   - Wine - a companion of madness20...
   Обняв его, она вытянулась рядом. Запахло зубной пастой.
   - Я не настолько владею английским...
   Неловкость прошла.
   - Неважно. Ты чуть не вырвал мне все волосы...
   - Извини...
   Благодарный, переполняемый  нежными  чувствами,  Вольф  поцеловал  умытую
щеку, потом  гладкое  плечо,  спину  между  лопатками,  поясницу  и  наконец
раздвинул мягкие  ягодицы  и  принялся  лизать  твердый  коричневый  кружок,
похожий на плотно сжатую воронку. Это вызвало немедленный приступ очередного
бурного оргазма.
   - Тебе это делал кто-нибудь? -  тяжело  дыша,  спросил  он,  уверенный  в
отрицательном ответе.
   - Угу...
   Вольф искренне удивился, но никаких оценок и выводов не сделал. Он вообще
не оценивал  Софью  Васильевну,  принимая  ее,  как  самую  замечательную  и
необыкновенную  женщину  на  свете.  Она  была   не   только   замечательной
любовницей, но и прекрасной хозяйкой: готовила  вкусный  борщ,  плов,  пекла
пироги. Вдобавок к этому, когда он уходил, она сама красила  рамы,  батареи,
двери, подтверждая легенду о причинах ежедневных визитов солдата в  квартиру
номер восемь.
   Придя на третий день, Вольф увидел в вазе на столе большой букет роз.
   - Откуда это? - удивленно спросил он.
   - Правда красивые? - Софья Васильевна,  грациозно  изогнувшись,  понюхала
цветы.
   - Но откуда они? - повторил Вольф.
   - Константин Павлович передал. Давай, давай, раздевайся.
   - Какой Константин Павлович?
   - Ну, Раскатов! Давай, не трать время зря!
   Скинув халат, под  которым  ничего  не  было,  Софья  Васильевна  подошла
вплотную.
   - Комбриг?! А почему он передает тебе цветы?
   - Ну откуда я знаю... Хочет - и передает. Иди ко мне...
   Она обняла его за шею, подставила  губы.  Но  Вольфа  что-то  удерживало.
"Генеральский букет", - вдруг вспомнил он.
   - Подожди... Так он постоянно передает тебе цветы?
   - Не постоянно. Иногда. Ну какое это имеет значение?
   Четко  очерченные  губы  раскрылись  и  Вольф   жадно   припал   к   ним.
Действительно, какое это имеет  значение...  Интересно  только,  как  терпит
такое ревнивец Чучканов, поднявший бучу из-за одной-единственной  несчастной
розы!
   Но все посторонние мысли тут же отошли на второй  план.  Осталось  только
нежное Софьино тело - чувствительнейший  инструмент  с  сотнями  клавиш,  на
которых Вольф, как ему показалось, уже научился играть.
   На туалетном столике рядом с кроватью будто невзначай лежал тюбик крема.
   - Это им я мажу ножки, - прошептала Софья, переворачиваясь  на  живот.  -
Можно еще что-нибудь смазать...
   Рука Вольфа скользнула между белыми  ягодицами,  нащупала  плотно  сжатый
кружок. Сейчас ему показалось, что он немного расслаблен.
   -Давай сюда... Хочешь?
   Инициатива, как всегда, исходила от него.
   - Только если не больно... Будь осторожен...
   Он был осторожен, и все вышло отлично. Софья кричала во весь голос  и  до
крови расцарапала ему руку.
   Время летело быстро. Находясь в квартире номер восемь, Вольф забывал  обо
всем. Служба, бригада, прыжки, предстоящая инспекторская  -  все  таяло  без
следа, словно самолет, взмывший в раскаленное  небо.  И  ему  казалось,  что
счастье будет длиться вечно.
   - Завтра вечером прилетает Николай Павлович, - огорошила его Софья, когда
они прощались. - Днем  я  еще  успею  накормить  тебя  настоящим  украинским
борщом,   но   потом   вольная   жизнь   закончится,   придется   что-нибудь
придумывать...
   Что можно придумать в условиях постоянной скученности военного городка  и
сотен пар скучающих глаз, Володя не представлял.  Настроение  у  него  резко
упало. И недаром. Оказалось, что их вольная жизнь уже закончилась.
   * * *
   Следующий день складывался неудачно с самого утра.  На  тропе  разведчика
Лисенков  упал  с  высотного  перехода  прямо  в  огонь,  и,  хотя   комбезы
пропитывались противопожарной жидкостью, левая штанина обуглилась,  и  Пашка
сильно обжег ногу. Потом проходили траншею, рубя лопатками соломенные чучела
на длинных палках. Чучелами управляли Шмель и  Киря,  оба  норовили  ударить
Вольфа и Серегина по голове. Раньше по отношению к ним "старики"  такого  не
позволяли.
   Вернувшись после  занятий  в  роту,  Вольф  обнаружил,  что  его  постель
перевернута и содержимое тумбочки беспорядочно брошено на матрац.
   - Ничего себе, - присвистнул Серж. - Такого еще у нас не было!
   - В чем дело? - Вольф подлетел к дневальному. Тот развел руками, опасливо
огляделся.
   - Пришел Семенов с помощником, тут все перевернули, в каптерке твою сумку
обшмонали...
   В казарму зашел лейтенант Деревянко. Лицо его было хмурым.
   - Волков, вас вызывает майор Семенов. Сразу после обеда.
   Взводный смотрел в сторону и говорил казенно-официальным  тоном.  Никогда
раньше он так себя не вел.
   - Но я должен закончить ремонт в квартире Чучканова...
   - Ты что, не понял, куда тебя вызывают? - закричал Деревянко.  Видно,  он
был сильно напуган. - В особый отдел!  Совсем  распустились,  распиздяи,  до
ручки дошли! А я за вас свою жопу подставлять должен!
   Лейтенант взял себя в руки.
   - Рядовой Волков, в четырнадцать тридцать явиться к майору Семенову!
   - Есть! - нехотя ответил Вольф.
   -  Рядовой  Серегин,  отправитесь  на  квартиру  полковника  Чучканова  и
выполните необходимые работы!
   - Есть! - в голосе Сержа было куда больше энтузиазма.

   Особый отдел располагался в двухэтажном кирпичном  здании,  расположенном
особняком между оранжереей и котельной. Высокая труба торчала совсем  рядом,
и когда по банным дням из нее шел дым,  остряки  шутили,  что  это  особисты
сжигают расстрелянных за провинности солдат. Но когда Вольф оказался  внутри
здания, ему стало не до шуток.
   - Тебе зачем Родина автомат дала? - зловеще спросил  Семенов.  Сейчас  от
показного добродушия особиста не осталось и  следа.  Сидящий  за  приставным
столиком  лейтенант  Половинко  тоже  был  предельно  строг   и   официален,
направленная в чистый лист бумаги ручка казалась грозным оружием, нацеленным
в сердце рядового Вольфа.
   "Неужели автомат пропал? - подумал Вольф. -  Куда  он  мог  деться?  Сами
спрятали, чтоб меня подставить..." У него зашумело в  висках.  Против  такой
провокации солдат беззащитен, кому что докажешь...
   - Тебе для чего секретное оружие доверили? - повторил майор. - Не хотели,
сомневались, я за тебя поручился... И вот благодарность!
   - Я сдал автомат, товарищ майор, - хрипло  сказал  Вольф.  -  Поставил  в
пирамиду. Там он и должен стоять.
   - Автомат-то ты сдал, а патроны оставил! Семенов ударил по столу так, что
чернильница-непроливайка подскочила, перевернулась и покатилась по  зеленому
сукну. Цепкая рука подхватила ее на краю стола.
   - Патроны тоже секретные, враг за них больших денег не пожалеет!  Знаешь,
как американцы за нашими секретами охотятся?
   У Вольфа подогнулись ноги. Похоже, что сейчас он действительно вляпался в
историю, причем наихудшую из всех возможных. Всю жизнь предостерегая его  от
неприятностей, отец и подумать  не  мог,  что  он  вляпается  в  историю  со
шпионажем. Дурак, зачем он их взял!
   Лейтенант заполнил "шапку" для будущих показаний вражеского пособника.
   - Ладно, - Семенов налил воды из графина, залпом выпил стакан и  мясистой
ладонью вытер багровое лицо. - Нервы... Я же  знаю,  что  ты  не  шпион,  не
диверсант. По глупости взял, не подумал. Дурак, конечно. Вот я и разозлился.
Такая вот штука получается.
   Он достал большой клетчатый платок и аккуратно протер глаза.
   - Ты, сынок, на меня не сердись. Сейчас пойдем, отдашь нам все три штучки
- и дело с концом. Договорились?
   Вольф с трудом сдержал вздох облегчения.  "Слава  богу,  пронесло!  Легко
отделался! Теперь будет наука на всю жизнь... Все-таки Семенов человек!"  Он
испытывал к майору искреннюю благодарность.
   "Договорились", - уже почти сказал он, но перехватил взгляд лейтенанта  -
острый и настороженный, взгляд гончей, почуявшей затаившуюся дичь. Это  была
ловушка. Согласие подтверждало вину и являлось приговором.
   Майор возился с платком, и эта возня была нарочитой, чтобы не прорвался в
жесте, позе или взгляде охотничий азарт. А молодой опер таких  тонкостей  не
знал и выдал себя с головой.
   "Колоться никогда нельзя, - вспомнил Вольф слова Филькова. - Кто  колется
- себе только хуже делает. Хотя думает, что ему лучше будет".
   - Патроны я тоже сдал, товарищ майор. Когда автомат сдавал, то и  патроны
вместе  с  ним.  Конечно,  те,  что  остались.  А  те,  что  расстрелял,  их
действительно не сдал. Мы ведь на учениях боевыми стреляли. Можно пробоины в
мишенях посчитать...
   - Ты что, меня идиотом считаешь? - рявкнул Семенов. - Ты у меня ячейки на
решетках считать будешь! Совсем распустились! Шмелев анашу курит, но он хоть
службу заканчивает! А ты, салага, патроны  тыришь,  сержантов  избиваешь,  к
командирской  жене  клинья  подбиваешь!  Я  такого  и  не  упомню,  ты  всех
перещеголял!
   И тут Вольф понял, что его "берут на пушку". Чувак стуканул -  и  все.  У
Семенова никаких доказательств нет, и если он ни в  чем  не  признается,  то
лист лейтенанта Половинко так и останется незаполненным.
   - Извините, товарищ майор, у меня никакой анаши нет, клиньев никаких тоже
нет, и патронов никаких... И ничью жену я не избивал...
   Лейтенант едва заметно улыбнулся.
   - Значит, по-хорошему не хочешь? Дурку  гонишь?  -  откровенно  враждебно
спросил Семенов. - Ладно! Где патроны?
   - В оружейке, в пирамиде...
   - Хватит под дурака косить! Чего ты к жене Чучканова каждый день лазил?
   - Старшина Рогаль послал зарплату полковника  отнести.  А  она  попросила
окна  покрасить,  раковину  прочистить,  бачок  починить.  Сегодня  Серегина
направили доделать кое-что...
   Серж не ходил на обед, наверное, сразу побежал в  восьмую  квартиру.  Вот
небось удивился, когда Софья его отправила! То была работа, то нет работы...
Наверное, будет расспрашивать. Надо что-то правдоподобное придумать...
   При воспоминании о Софье настроение у Вольфа улучшилось, он ощутил прилив
сил.
   - Я  ни  в  чем  не  виноват,  товарищ  майор.  Если  вы  насчет  фамилии
сомневаетесь, так тут все официально, спросите у товарища замполита...
   Семенов прессовал его четыре часа - пугал  и  уговаривал,  сулил  золотые
горы и грозил тюрьмой, и снова пугал и опять уговаривал...
   - Ладно, - напос