ледок сказал особист. - Доложу полковнику  Чучканову,  он
решит, что с тобой делать. Но скорей всего, после инспекторской пойдешь  ты,
друг ситный, под трибунал. А пока иди, гуляй...
   Вольф с облегчением выскочил на улицу. Может, еще успеет  к  Софье?  Надо
вначале найти Сержа, прояснить обстановку...
   В роте Серегина не было.
   - Его же Деревянко на квартиру Чучканова отправил, - напомнил дневальный.
- При тебе. Забыл, что ли?
   У Вольфа отвисла челюсть.
   - Так он что... Не возвращался?
   - Да рано еще, - дневальный пожал плечами - Они  все  норовят  нагрузить,
как ишака. То сделай, это сделай... Сам знаешь!
   "Черт! Что же он там делает столько времени?"
   Настроение вмиг испортилось, и сразу навалились все проблемы, про которые
он забыл, выйдя за порог особого отдела.
   Семенов знает про три патрона. А Чувак видел только один. К тому же, если
бы старший сержант  заговорил,  то  он  бы  уже  сидел  на  "губе"  -  побои
красноречиво подтверждают слова замкомвзвода... Но по части гуляет слух, что
Чувак упал в подвал... К тому же он лежит в  санчасти,  и  если  бы  к  нему
приходил Семенов, об этом бы уже все узнали. Нет, это не  Чувак!  Стоп!  Про
три патрона он говорил Сержу! Неужели?! Не может быть! А  что  он  делает  у
Софьи? Но при чем одно к другому...
   - Эй, Волк, ты что - анаши обкурился? - недобро скалил зубы Шмель. Правая
скула у него заметно припухла, вокруг  глаза  расползалась  синева.  -  Иди,
поправь подушку на койке!
   Раньше  он  его  не  дрессировал.  Других  -  да:   Лисенкова,   Пяткина,
Сидорука... Почти всех, кроме него и  Серегина.  А  сейчас  злоба  на  Сержа
изменила отношение к обоим...
   Подушка действительно лежала плоско и немного криво. Вольф поднял  ее  и,
едва сдержав крик, отпрянул в сторону: на белой простыне извивалась змея.
   - Ядовитая, укусит! - крикнул за спиной Шмель. И, не выдержав,  захохотал
обычным своим глумливым смелом. Рядом  с  ним  неизвестно  откуда  появились
Киря, Дрын и Картоха - они тоже  посмеивались,  недобро  и  с  издевкой.  На
кулаке Дрына был намотан ремень. Сзади к этой четверке мрачно подходили  еще
четыре "старика".
   Вольф снова переключился на змею. Песчаная гадюка.  Весной  они  особенно
ядовиты. Но движения гадины явно чем-то ограничены  -  скорей  всего  она  в
полиэтиленовом пакете. Значит, реальной опасности не представляет. А вот те,
другие...
   Восемь  "стариков"  перегородили  проход.  Это  не  уличные  хулиганы,  у
которых, кроме наглости и самомнения, ничего за душой нет, не  приблатненная
шпана, не новобранцы одного призыва. Каждый из них прослужил почти два  года
и прошел полную подготовку. По  нормативам  Генштаба  разведчик  спецназа  в
рукопашном бою побеждает трех солдат противника. Трех обычных пехотинцев. Но
при  столкновении  с   бойцами   спецподразделений:   "зелеными   беретами",
английскими  сасовцами,  парашютистами  иностранного   легиона   и   другими
коммандос всех мастей, - арифметика другая: один против одного.
   Нормативы штабов армий НАТО исходят  из  такого  же  соотношения,  потому
отчаянный головорез-рейнджер или не  знающий  преград  "морской  котик"  мог
противостоять Шмелю, или Кире, или Картохе, мог победить, а  мог  проиграть,
но только один на один. Вольф прослужил полгода,  отчаянность  и  боксерские
навыки могли  компенсировать  остальные  полтора.  Но  все  равно  -  против
восьмерых у него не было никаких шансов.
   - Иди сюда, салага! - грубо приказал Шмель. - Вы с дружком  потому  такие
борзые, что "стариковскую" присягу не приняли. Сейчас мы это исправим...
   "Старые" правильно все рассчитали: подловить их по одному. Но что  делает
Серж столько времени у Софьи?
   Картоха рассмеялся. Дрын выразительно покрутил ремнем.
   Какие удивительные у Софьи ноги...  Чище  и  мягче,  чем  руки  у  других
женщин...
   - Становись на колени и на коленях  ползи!  -  взвинченно  крикнул  Енот,
ощеривая редкие зубы.
   Гадюка была не очень активной - видно, помяли, когда ловили.  Преодолевая
брезгливость, Вольф сквозь скользкий пластик ухватил ее  за  шею,  осторожно
развернул пакет и намертво зажал наполненное черной ненавистью и смертельным
ядом существо чуть пониже головы. Жесткое кольцо из большого и указательного
пальцев сжимало холодное упругое тело, как боевой нож при прямом  хвате.  Но
вместо клинка из кулака торчала отвратительная голова со злыми  беспощадными
глазами  и  приоткрытым  щелеобразным  ртом,  то  и  дело  выстреливающим  в
невидимую мишень длинный раздвоенный язык. Бешено забился серый, чернеющий к
острому концу хвост, и Вольф поспешно перехватил его  другой  рукой:  стоило
гадине найти опору - и она вмиг вырвет голову и нанесет смертельный удар.
   - Чо ты делаешь? - тоном ниже спросил Енот. - Гля, чо он делает?..
   Осторожно повернувшись, Вольф медленно пошел к  выходу.  Неосведомленному
зрителю могло показаться, что он растягивает  перед  собой  обычный  атрибут
разведчика - нейлоновый шнур, которым можно  защищаться  от  ударов,  делать
захваты, связывать или душить  врага.  Только  этот  шнур  бился,  выгибался
волнами и неистово рвался из рук.
   "Старики" по-прежнему  перегораживали  проход,  но  по  мере  приближения
Вольфа боевой пыл их явно угасал.
   - Кончай, убери змею! - напряженно сказал Шмель и попятился.
   Вольф подошел вплотную.
   - Убери, хуже будет! - выругался Киря. - Ну-ка, Дрын, дай ремень...
   Вольф поднял руки  на  уровень  лица,  по-звериному  оскалился  и  вдруг,
неожиданно для всех, а может, и для самого себя, впился зубами в темно-серое
туловище. Чешуйчатая кожа упруго пружинила, но  мощные  челюсти  сомкнулись,
словно кусачки для колючей проволоки, тепловатыми струйками брызнула  кровь,
и острые зубы выхватили кусок змеиного бока.
   - Тьфу! - мотнув головой, Вольф  плюнул.  Черный  сгусток  гадючей  крови
разбрызгался  уродливыми  кляксами  на  голой  груди   Кири,   а   сочащийся
серо-черный шматок шлепнулся  Шмелю  в  лицо,  испачкав  щеку.  Тело  гадюки
конвульсивно забилось, острый хвост вырвался из вспотевшей ладони, и,  чтобы
не дать ему найти опору, Вольф принялся отчаянно размахивать рукой.
   Отвратительный хлыст, извиваясь в воздухе, мотался из стороны в  сторону,
задев по шее Шмеля  и  хлестко  перетянув  Дрына  поперек  лица.  Это  стало
последней каплей, переполнившей чашу.
   С нечленораздельным криком Дрын, чуть не сбив  с  ног  Картоху,  бросился
назад, отчаянно матерясь, рванулись к двери Шмель и Киря, за ними  в  панике
побежали остальные.
   Размахивающий гадюкой Вольф вышел следом, с  силой  шмякнул  извивающееся
тело о бетонную дорожку и растоптал подкованными каблуками тяжелых десантных
сапог. Потом неподвижно замер. Бледное лицо его  напряженно  застыло,  глаза
остекленели, от краешков губ текла по подбородку черная змеиная кровь.
   В отдалении Киря, обдирая кожу, нервозно  тер  песком  грудь,  но  черные
брызги не стирались. Вокруг ошарашенно стояли  другие  "старики",  с  ужасом
глядя на Вольфа, как будто он сам  у  них  на  глазах  превратился  в  змею.
Внезапно Шмель издал утробный звук и, прижимая  к  лицу  ладонь,  прыгнул  в
кусты.
   Вольф находился в каком-то  ступоре.  Он  лихорадочно  втягивал  в  грудь
свежий воздух, но легкие никак не могли насытиться, сердце билось  так,  что
готово было разорваться, пульсирующая в висках кровь  распирала  череп,  все
тело била крупная дрожь.
   - Ты что, Волков? Что с тобой? - как сквозь вату донесся голос  старшины.
Заскорузлая ладонь помахала перед остекленевшими глазами.
   - Эй, да ты в отключке... А ну пошли!
   В своей каптерке Рогаль достал початую бутылку водки, плеснул  в  стакан,
но Вольф молча покачал головой. Он чувствовал, что стоит  разомкнуть  плотно
сжатые зубы, как во рту появится ощущение чешуйчатого бока  и  его  вывернет
наизнанку.
   Старшина пошарил в столе и нашел шприц-тюбик "Антистресс", который вместе
с "Обезболивателем" и стимулятором "Озверин" входили в комплект  разведчика,
чтобы тот мог в любой ситуации выполнить  поставленную  задачу  до  конца  и
только потом потерять сознание или умереть.
   Тонкая игла легко кольнула в плечо, и тут же от нее разбежалось в стороны
блаженное тепло, несущее  покой  и  расслабление.  Тело  перестало  дрожать,
легкие наконец наполнились живительным кислородом, пульс пришел в норму.
   Вольф глубоко вздохнул и окончательно пришел в себя.
   - Хоть рот водкой прополощи, - посоветовал Рогаль. - Да лицо оботри. Чего
это все сразу на тебя ополчились? И Семенов и ребята?
   - Не знаю, - ответил Вольф и взял стакан.
   Старшина вздохнул и отхлебнул прямо из горлышка.
   - Видать, провинился. Или хотят  сделать  из  тебя  виноватого...  Ладно,
давай на ужин, все уже пошли. Опоздаешь - ничего не останется.
   Действительно, возле казармы никого не было. Раздавленная  змея  валялась
на прежнем месте и еще шевелилась. Ее вид не  произвел  на  Вольфа  никакого
впечатления, как будто все, связанное с гадюкой, происходило не с ним,  а  с
кем-то   другим.   Только   вспомнилось   предостережение   майора   Шарова:
"Отрубленная голова живет десять часов и все это время способна укусить..."
   Есть не хотелось, но Вольф все же побрел в столовую. Солдатская  мудрость
проста: есть возможность - хавай потом никто не накормит.
   Когда он появился,  разговоры  за  столом  смолкли.  Пяткин  и  Иванников
подвинулись,  давая  ему  возможность  сесть,  причем  сделали  это   как-то
нервозно, оставив между собой и им необычно большие промежутки. Масло,  хлеб
ячменная каша, чай... Каша подгорела, и  Вольф  ел  ее  с  принуждением.  Но
участвовавшим в конфликте "старикам" его появление начисто  отбило  аппетит:
Киря и Шмель поспешно вскочили из-за соседнего  стола  и,  подавляя  рвотные
спазмы, поспешили к выходу. Место Сержа  пустовало.  Это,  как  ни  странно,
немного  успокоило  его:  сейчас  тот  никак  не  мог  находиться  у   Софьи
Васильевны: самолет приземлился полчаса назад, и сейчас Чучканов  уже  дома.
Значит, Серж мог  все  это  время  болтаться  в  любом  месте,  куда  обычно
направляются самовольщики: в поселке,  подсобном  хозяйстве,  чайхане  возле
базарчика...
   Но когда он вышел на улицу, оказалось, что Серж сидит на  скамейке  рядом
со столовой.
   - Чего не заходишь? Сытый, что ли? -  ревниво  спросил  Вольф,  по-новому
вглядываясь  в  лицо  приятеля.  Гладкая  кожа,   правильные   черты   лица,
мужественный  широкий  подбородок  с  едва  заметной  ямочкой...  Он  должен
нравиться женщинам.
   - Я тебя ищу уже целых полдня!
   Товарищ равнодушно пожал плечами.
   - Пока окна докрасил, потом плитку в ванной приклеил...
   Вранье. Плитка была в полном порядке, да и окна все выкрашены в два слоя.
   - Дай закурить,
   Вольф  отвернулся,  задержал  дыхание  и  сильно  потер  переносицу.   На
несколько секунд это повышает остроту обоняния.
   - Закурить?! - Серж явно удивился, но полез за сигаретами.  -  Небось  от
нервов? Я слышал, ты с этими козлами разобрался... А  правда,  что  пришлось
гадюке голову откусить?
   Потянувшись к пачке, Вольф приблизил лицо  к  Серегину  и  медленно,  как
учили,  втянул  воздух.  Пахло  чисто  вымытым  телом,  борщом  и  спиртным.
Возможно, трехзвездочным армянским коньяком. И руки пахнут мылом.  Ни  одной
молекулы краски в запахах Сержа не присутствовало. Он действительно врал.
   - Разобрался. Вдвоем это было бы проще. Тем более Шмель из-за тебя ко мне
вяжется...
   Вроде обычный разговор - ни к чему не обязывающий треп... Но  это  только
видимость.  Между  ними  возникло  напряжение,  будто   электрическое   поле
сгущалось  перед  грозой.  Очевидно,  это  чувствовалось  на  расстоянии   -
выходящие из столовой солдаты собирались группами, болтали, курили,  но  все
держались в стороне, желающих присесть рядом не находилось.
   Вольф зажал сигарету в зубах, но зажигать не стал.
   - Из-за меня он привязался не к тебе, а ко мне, - холодно ответил Серж. -
Я ему рога и обломал.
   - Из-за тебя! Пока ты там борщ трескал... В  голосе  Вольфа  проскакивали
недоброжелательные нотки, и Серегин это почувствовал.
   - Но ведь это был не твой борщ! - еще холоднее сказал он.  -  Если  ты  в
пустыне нашел родник и напился, это не значит, что другие  должны  проходить
мимо!
   - Что ты  имеешь  в  виду?!  -  откровенно  враждебно  спросил  Вольф.  В
напряженной атмосфере с треском промочили первые искры.
   - Только борщ. Что же еще?
   - А патроны?
   - Какие патроны?
   - Автоматные. Три штуки. Только тебе я  говорил  сколько  их!  И  Семенов
знает, что их именно три! Откуда он это знает?
   Напряжение росло, угрожающе трещали разряды ненависти, до грома и  молний
оставалось совсем немного. Обвинение в стукачестве - вещь  серьезная,  после
него чаще всего вспыхивает драка. Вольф напрягся и отодвинулся,  чтобы  было
место для замаха.
   Но Серж отреагировал на удивление вяло.
   - Мало ли откуда... Кто-то мог видеть, как ты их  брал.  Или  как  ты  их
прятал... Это скорей всего. Потом достал и посчитал.
   - Зачем же Семенов меня колол, где патроны, если их  нашли?  Зачем  время
тратил? Зачем, объясни!
   - Да очень просто... Если ты место показал, то все - потом не отопрешься!
   Действительно... Пыл  Вольфа  стал  было  угасать.  Но,  кроме  патронов,
существовали на свете давно покрашенные окна и  совершенно  целая  плитка...
Существовала ложь и попранные законы товарищества. Лгун  и  предатель  сидел
справа - левый кулак  Вольфа  налился  привычной  свинцовой  тяжестью,  мозг
безошибочно выстроил круговую траекторию, упирающуюся в  ямочку  на  широком
подбородке.
   - Складно говоришь... Только откуда ты все эти особистские штучки знаешь?
   - Да пошел ты на хер. - Левый глаз у Сержа прищурился, и уголок рта  чуть
приподнялся, как перед прохождением штурмовой полосы или жесткой рукопашкой.
- Что ты меня допрашиваешь? Я тебе что-то должен?
   "Должен, сука!" - Кулак дернулся, но, как подорванная на  старте  ракета,
не вышел на боевую траекторию, а бессильно уткнулся в колено Вольфа.
   - Взвод, становись! - скомандовал Деревянко.
   Но остановила  Вольфа  не  команда.  Он  вдруг  отчетливо  вспомнил,  как
поспешно сбрасывал сапоги и  штаны  в  восьмой  квартире,  как  из  бокового
кармана выпали и рассыпались на ковре все три патрона - узкие, вытянутые,  с
хищными остроконечными пулями... Софья их видела, но ничего не спросила, она
вообще не вникала в то, что ее непосредственно не касалось. Неужели...
   Остаток вечера он ходил, как оглушенный. Механически мылся и чистил зубы,
механически переставлял ноги на вечерней  прогулке  и  заведенной  шарманкой
орал трагическую песню про обреченный десант.
   Пусть даже команду отдали в азарте -
   Сильней дипломатии ядерный страх.
   А мы - острие синей стрелки на карте,
   Что нарисовали в далеких штабах.
   Мы первые жертвы допущенной спешки
   И задним числом перемены ролей.
   В военной стратегии мы только пешки,
   Хотя и умеем взрывать королей!
   И у генералов бывают помарки:
   Вдруг синюю стрелку резинкой сотрут...
   Но мы уже прыгнули, жизни - на карте,
   А сданные карты назад не берут...
   После отбоя Сидорук с нечеловеческим воплем выскочил  из  постели  -  под
одеялом лежала растоптанная змея. Шмель бился на своей койке  и  истерически
хохотал, пока у него не началась икота. Больше в казарме никто не смеялся.
   - Мудак! - в сердцах выругался Вольф.
   Серегин молча лежал на своем месте, отвернувшись - ниточка  дружбы  между
ними оборвалась, и прикрывать друг друга от возможного нападения  "стариков"
они не могли. Бодрствовать всю ночь после тяжелого  дня  невозможно...  Будь
что будет! Вольф провалился  в  тяжелый  дурной  сон,  и  на  этот  раз  ему
действительно снились кошмары.
   - Говорят, почти  сто  процентов,  что  приедет  Грибачев,  -  докладывал
Чучканов комбригу главную министерскую новость.  -  Значит,  и  Бахрушин,  и
Рыбаков, и Латынин, и все остальные...
   - Подтверждается!  -  Раскатов  тяжело  опустил  короткопалую  ладонь  на
полированную столешницу письменного стола. Бумаг на столе не было -  комбриг
осуществлял  общее  руководство,  переложив  конкретику   на   заместителей.
Чучканов являлся его правой рукой.
   - Меня давно информировали... А ты знаешь, что он не просто секретарь ЦК?
Он самый молодой и перспективный, его прочат на место Генерального...
   Комбриг не говорил, а вещал, он очень  любил  проявлять  осведомленность,
учить, читать нравоучения  и  требовал,  чтобы  его  слушали  внимательно  и
выполняли все беспрекословно. Это был высокий крупнотелый мужчина с  большой
головой и грубыми чертами лица. Густые черные волосы, зачесанные на  пробор,
вытарчивали жестким козырьком над высоким покатым лбом. Только большой рот и
пухлые змеящиеся губы портили мужественность облика: они могли  принадлежать
картежнику, сутенеру или гомосексуалисту, но никак не спецназовцу.
   Впрочем, Раскатов пришел "на бригаду" из  министерства,  паркета  за  его
спиной было куда больше, чем непроходимых болот и диких  лесных  троп,  а  о
спецназовском  прошлом  в  биографии  можно  было  узнать  только   из   его
собственных весьма туманных рассказов. Разведчик  немногословен  и  умеет  в
любой ситуации выделить самое важное - будь это опасность или возможность ее
избежать. А комбриг сейчас пропустил мимо ушей главное...
   Раз в часть собирается секретарь ЦК  -  значит,  в  его  свиту  войдут  и
министр  обороны,  и  начальник  Генштаба,  и  начальник  ГРУ,   и   десяток
начальников рангом поменьше... Уровень контроля резко повышается: ожидалось,
что руководить инспектированием будет замначштаба главка спецназа  полковник
Бураков. И в этом случае от выводов комиссии зависело очень многое, но между
проверкой и принятием командных решений должно было пройти несколько дней, а
то и неделя -  можно  попытаться  сгладить  неприятные  впечатления,  как-то
оправдаться, смягчить готовящийся приказ...
   Но когда  инспектируют  маршалы  и  генералы  армии,  то  все  происходит
немедленно: можно тут же, на месте, получить награду,  внеочередное  звание,
перспективную должность или, наоборот, - потерять все и вылететь без  пенсии
на гражданку,  как  вылетает  из  теплой  и  сытой  кухни  нашкодивший  кот,
попавшийся хозяйке под горячую руку. Только коту проще - хозяйка  остынет  и
позовет обратно, а разжалованные командиры никому не нужны, и их  никуда  не
зовут...
   - С ним Бахрушин приедет и все остальные, - деликатно повторил  Чучканов.
- Могут таких дров наломать!
   - Так ты все проверь, как следует! - вскинулся Раскатов. -  Кто  отвечает
за боевую подготовку? Вот и давай! Там эти... Трынин и второй... Жаловались,
что "Дождь" из-за неправильного применения сильно  рассеивается.  Разберись,
может, подкрутить надо, подрегулировать, прицелы выставить!
   Остряки в штабе бригады шутили, что если комдив захочет трахнуть бабу, то
он поручит это Чучканову. И со смехом добавляли, что тот,  в  свою  очередь,
перепоручит задание Шарову. И  действительно,  в  боевой  работе  разведчика
майор был самым компетентным - все приказы по боевой  подготовке  готовились
им,  ухудшались  и  оглуплялись   Чучкановым,   после   чего   подписывались
Раскатовым.
   -  Корректировщиков  пошлем,  все  будет  нормально!  -  деловито  сказал
Чучканов, и комбриг удовлетворенно кивнул. Частности  его,  как  всегда,  не
интересовали.
   - И еще...
   Выпятив нижнюю губу. Раскатов  осмотрел  присыпанный  перхотью  мундир  и
недовольно отряхнулся.
   - Грибачев требует борьбы с недостатками. Если все хорошо, кругом тишь да
гладь, считает - очковтирательство! Правильно считает, между  прочим...  Так
что надо показать недостатки и борьбу с ними. Подготовьте с  Семеновым  дело
на какого-нибудь разгильдяя... Небось есть такие, что под трибунал просятся?
   Чучканов кивнул.
   - Помните немца, мы ему фамилию поменяли? Волков... Как волка ни корми...
Сержанту зубы выбил, з