зевак находился и Шнитман.
   - Яков Семенович! - позвал Вольф, но тот не слышал. - Яков Семенович!
   Наконец кто-то толкнул Шнитмана,  и  он  быстро  подбежал.  Расписной
ничком скрючился на полу.
   - Ой, что с тобой, Володенька? Ты ранен?!
   - Пику загнали... Врача надо...
   Вольф опрокинулся на спину. Шнитман в ужасе схватился за голову:
   - В сердце?! Сейчас, Володенька, подожди...
   Он поспешно бросился к двери. Через несколько минут  Вольфа  положили
на носилки и понесли к  выходу.  Выстроившиеся  коридором  зэки  с  двух
сторон рассматривали заточку, торчащую прямо из окровавленной груди.

***

   - Выход из операции залегендирован отлично! - Майор  Климов  довольно
улыбался. - Все считают, что ты умер.
   - Если бы мне  не  присоветовали  мутилово  поднять,  то  я  бы  умер
по-настоящему, - мрачно ответил Вольф.
   В зарешеченное  окно  светило  красноватое  заходящее  солнце.  Вольф
проспал в лазарете почти  сутки,  потом  замнач  колонии  привел  его  в
конспиративный кабинет на втором этаже.  Лестницы,  коридоры,  помещения
были пусты, похоже, кроме них двоих,  в  здании  никого  не  было.  Хотя
обильный стол явно сервировали специалисты. Жареная медвежатина, твердый
прозрачный холодец, моченая клюква...
   Они  пили  уже  вторую  бутылку  водки,  сознание  затуманилось,   но
напряжение не отпускало.  Не  верилось,  что  он  навсегда  выбрался  из
тюремного мира.
   -  Кто  тебе  присоветовал  "замутить"?  -  спросил  Климов,  наливая
очередной стакан.
   - Вот он, котик, - Вольф показал на перевязанное плечо.  Почувствовав
внимание, кот жалобно застонал. - Его стеклом полосанули, так  мне  даже
больно не было. Он все на себя принял.
   - Ладно, не хочешь говорить, не надо. Давай за все хорошее.  Ты  ведь
свое-то задание выполнил?
   -  Разве?  -  Вольф  опрокинул  стакан.  -  Чего  она  такая  слабая?
Бавленная, что ли?
   - Водка хорошая, не балуй... Ты ведь не стал бы ни с того ни  с  сего
из зоны сдергивать?
   - Как раз очень бы стал! Остохерело все!  И  раскололи  меня  к  тому
же...
   - Да? А ты испугался? Ты вроде не из пугливых!
   У Климова был ясный, испытующий взгляд трезвого человека. Неужели пил
антиалкогольные пилюли? Значит, для него это не отдых, а работа...  Чего
же он хочет? Вольф почувствовал прилив раздражения, которое могло  легко
перейти в злость.
   - Слушай, у меня ваши игры в печенках сидят! Лучше скажи:  почему  по
сигналу меня не вытащил?
   -  Извини,  брат,  не  вышло.  Я  с  твоим  коллегой  занимался,   из
центрального аппарата. Майор Камушкин, знаешь?
   Вольф покачал головой. Климов привычно обхватил ладонью стакан.
   - Он требовал, чтобы я все время при нем находился. На подхвате. То в
коридоре, то в соседней комнате. А сам,  сука,  Фогеля  отмордовал,  как
бомжа на вокзале! Если прокурор вдруг приедет, с меня первый спрос!
   - С тебя и есть спрос, раз бить позволил. Как он там?
   - Нормально. Внутренние органы не задеты. Через две недели  пойдет  в
цех. А вот у эстонца дела плохи. И у этого,  Якушева.  Человек  шесть  в
тяжелом состоянии. Так что твоя командировка нам боком выходит.
   - Это им  ваша  расхлябанность  боком  выходит,  -  Вольф  плевал  на
субординацию. - А у меня выбора не было.
   - Ладно, ладно, какие тут могут быть счеты,  -  примирительно  сказал
майор.
   - Ну, давай за все хорошее.
   Климов поднял стакан,  и  они  конспиративно  чокнулись  -  пальцы  в
пальцы.
   - Так ты получил, что хотел? - выпив, спросил майор. - Давай, напиши,
я отошлю шифротелеграмму  -  приедешь,  а  тебя  уже  орденок  ждет  или
медалька...
   "Не верь ему, врет он, - слабым голосом сказал кот. -  Какой-то  свой
интерес у падлы. Это из-за него меня порезали. Ты видел, какая рана?"
   - Видел, видел, - отозвался Вольф. - Не бойсь, до свадьбы доживет!
   - Что ты видел? До  какой  свадьбы?  -  спросил  Климов,  разглядывая
пустой стакан.
   - Это я не с тобой разговариваю.
   - А с кем? - удивился майор.
   - С котом. Он путевый кот, много раз мне жизнь спасал. Знаешь, я  его
сводить не буду. Пусть живет. Ты как считаешь?
   - Э-э-э, брат, набрался ты крепко!  Спать  надо.  Напиши  рапорток  и
ложись - вот здесь, на диване.
   - Нет, брат. Ничего я писать не буду, - решительно сказал Вольф. -  О
моем выходе в Центр доложили? И хорошо. Там разберутся!
   - Да пойми  ты!  -  Климов  резко  перегнулся  через  стол.  -  Этого
Камушкина  прислал  генерал  Вострецов!  Приказ  генерала  -  немедленно
передать полученные тобой сведения в Москву!
   - Передавай, брат! - Вольф зевнул. - Но без меня. Потому что  у  меня
никаких сведений нет.
   - Но иначе с меня сдерут погоны!
   - Это не страшно. С меня много раз могли содрать шкуру.  И  испортили
ее вконец. Что такое погоны в сравнении с собственной кожей?
   - Ты что, смеешься?!
   Климов в  ярости  вскочил  на  ноги.  С  грохотом  упал  стул.  Вольф
действительно усмехнулся:
   - Полегче, брат. Я же тебе не зэк. И  ни  ты;  ни  твой  Камушкин  не
сможете  меня  отмордовать...  Даже  если  вдвоем  возьметесь.   Хочешь,
попробуем?
   На приставном столике зазуммерил селектор. Майор нервно ткнул пальцем
кнопку ответа.
   - К вам лейтенант Медведев из Москвы! - привычно Доложил дежурный.
   - Это за мной, - Вольф встал. - Счастливо оставаться брат!
   Когда стемнело, Климов в багажнике  своего  "уаза"  вывез  Вольфа  за
пределы колонии и через сотню метров  открыл  дверцу.  Вольф  пружинисто
выпрыгнул на мерзлую землю, глубоко вдохнул морозный  воздух  свободы  и
осмотрелся. Среди шелестящего леса, на проселочной дороге стояла  темная
"Нива" с включенными габаритами. Возле нее нервно курил  человек.  Вольф
узнал Медведева. Они обнялись.
   - Ну и душок от тебя! - Роман поморщился. - Сейчас приедем,  сразу  в
душ!
   - Да я часа два под душем простоял!
   - Запах тюрьмы, - философски сказал Климов.  -  Он  не  только  зэков
пропитывает и лишь на свободе ответривается. Меня поначалу  каждый  день
жена ругала. Потом притерпелась, принюхалась...
   Вольф вспомнил  одну  из  своих  женщин.  Въедливый  запах  ее  слизи
неистребимо преследовал его несколько дней. Черт!
   - Знакомьтесь, капитан  Васильев  из  местного  отдела,  -  лейтенант
указал на человека, сидящего за рулем. - Он довезет  вас  до  райцентра,
это почти семьдесят километров. Дорога плохая, надо торопиться.
   - Прощай, - сказал Климов. - Извини, если что не так.
   - Ладно, проехали,  -  рассеянно  сказал  Вольф.  Майор  относился  к
прошлой жизни, которая прошла безвозвратно и его уже не интересовала.
   "Нива" тронулась с места. На повороте фары высветили  серый  бетонный
забор ИТК-18. И хотя он тоже принадлежал безвозвратно ушедшей  жизни,  у
Вольфа задрожала каждая жилка.

Часть вторая

МОСКВА БЬЕТ С НОСКА

Глава 1

НЕ ПРИСТУПАЯ К СЛУЖЕБНЫМ ОБЯЗАННОСТЯМ

   В Москве мела поземка и царила предновогодняя суета.  Толпы  приезжих
рыскали  по  мегаполису  в  поисках  "дефицита",  к  коему  в  провинции
относилось  все,  даже  самое  необходимое:  продукты,  одежда,   обувь,
лекарства. С уличных лотков разметали оранжевые марроканские апельсины и
желто-зеленые бананы, под запись выстраивали очереди у "Польской  моды",
"Ядрана" и "Власты", без записи осаждали "ГУМ", "ЦУМ" и  "Детский  мир".
Буксовали  в  пробках  машины  и  троллейбусы,  толпы  людей  мерзли  на
остановках, искристый снег  кружился  вокруг  памятника  Дзержинскому  и
заметал   подоконники   огромного,   известного   всему   миру   здания,
олицетворяющего мощь пресловутой "руки Москвы", а сотрудниками ведомства
буднично называемого "домом два". Памятник  был  хорошо  виден  из  окна
небольшого кабинета на шестом  этаже,  в  котором  уже  несколько  часов
беседовали три человека.
   - Значит, особых проблем не возникло? - спросил  Александр  Иванович,
разглаживая  на  столе  листы  с  отчетом  Расписного.  Непосредственный
руководитель операции "Старый друг" встретил Вольфа как родного  сына  и
даже чуть не прослезился. Причем выглядело это совершенно искренне.
   Вольф пожал плечами:
   - Практически все проблемы мы отработали при  подготовке  легенды,  -
сказал полковник Ламов - консультант операции.
   И  руководитель  и  консультант  добродушно   улыбались.   Они   явно
испытывали удовлетворение и готовы были делиться хорошим  настроением  с
человеком, воплотившим их кабинетные разработки в  далекую  и  непростую
жизнь.
   "Вас бы туда, - с неприязнью подумал Волк. -  Там  бы  узнали,  какие
бывают проблемы..."
   Но тут же одернул себя: эти люди не виноваты в том, что ему  пришлось
вынести, они старались наилучшим образом подготовить операцию. И раз  он
вернулся живым и невредимым, значит, цель достигнута.
   - Особых не было, - наконец ответил  он.  -  Только  зэковская  шкура
осточертела. Когда будем татуировки сводить?
   В комнате натянулась невидимая струна и со звоном лопнула. Петрунов и
Ламов переглянулись.
   - На следующей  неделе  и  начнем,  -  менее  бодрым  тоном  произнес
Александр Иванович. - Там могут  быть  закавыки...  Потапыч-то  от  души
колол, туши не  жалел  и  иголки  глубоко  запускал.  Так  что  придется
повозиться... - Как там Потапыч? - Нормально! - Александр Иванович снова
повеселел. - Он же после того, как  тебя  разрисовал,  из  Лефортова  не
выходил. Отработает в корпусе - и  в  медицинский  изолятор:  телевизор,
спиртик, да и водочку я ему приносил. Домой мы его даже на  выходные  не
отпускали. Не из  недоверия  -  Потапыч  кремень,  еще  той  закалки,  с
Лаврентием  Павловичем  работал,  сейчас   таких   людей   нет.   Просто
конспирация есть конспирация. Ему вначале нравилось. Но  вчера  домой  с
радостью побежал: по старухе своей соскучился!
   Александр  Иванович  рассмеялся,  хотя,  на  взгляд  Вольфа,   ничего
смешного в этой истории  не  было.  Петрунов,  видно,  почувствовал  его
настроение. Он оборвал смех и вмиг стал серьезным.
   - Ладно, Володя, спасибо за службу! Снимай зэковские  шмотки,  одежду
тебе приготовили за счет конторы. В кармане пальто премия. Внизу машина,
Медведев отвезет домой. Ты теперь живешь на Соколе, недалеко от метро.
   - Квартиру дали?! - радостно вскинулся Вольф. Петрунов отвел взгляд в
сторону:
   - Нет,  твои  поменялись.  Но  дадут,  обязательно  дадут!  И  орден,
попомнишь мое слово! Генерал Вострецов лично мне говорил: и квартиру,  и
орден... За это не могут не дать!
   Он потряс в воздухе отчетом.
   -  Уже  сегодня  по  всем  добытым  фактам   начнут   работать   наши
оперативники. И за пару дней они накопают столько  На  этого  Сокольеки,
что он наверняка заткнется. А  знаешь,  что  это  значит?  Будет  спасен
благоприятный образ Советского Союза! Выигрыш на международной  арене  -
вот что это значит! Награды посыпятся дождем! Может, и я наконец  получу
полковничью звездочку. Или, на худой конец, медаль.
   Волк криво усмехнулся и встал.
   - Не знаю, как вам, а мне всегда больше везло на  свинцовые  дожди...
Ну ладно, я поехал!
   Через  несколько  минут  подполковник  Петрунов  вошел  в  кабинет  к
генералу Вострецову и положил перед ним отчет Вольфа.
   - Товарищ генерал, операция "Старый друг" завершена успешно! -  четко
доложил он: Вострецов придавал  значение  мелочам.  -  Вольф  представил
очень подробный и конкретный материал!
   Не  предлагая  сесть,  генерал  надел  очки  и  углубился  в  чтение,
подчеркивая  что-то  зелеными  чернилами.  Медленно   тянулись   минуты.
Петрунов молча смотрел на  генеральскую  макушку,  слабо  заштрихованную
редкими волосами. Наконец Вострецов перевернул последнюю страницу.
   - Да, материал плотный, - не поднимая головы, сказал он. - Я  отметил
носителей конкретной информации и тех, кому может быть известно о  таких
носителях.  Всего  получилось  одиннадцать  объектов.  К  каждому   надо
направить одного-двух  оперативников.  Иногородними  пусть  займутся  на
местах - сегодня же пошлите телеграммы за моей подписью.
   - Есть! - по-прежнему четко сказал подполковник.
   - И подготовьте представление о поощрении майора Камушкина...
   - За... За что? - четкость исчезла из голоса Петрунова.
   - За успешное выполнение задания в ИТК-18,  -  барабаня  пальцами  по
столу, сказал генерал. - И полученные положительные результаты.
   -  Но...  Ведь  Камушкин  не   получил   положительных   результатов.
Положительные  результаты  получил  Вольф.  Они  вот  в   этом   отчете,
написанном его рукой!
   Это была чистая правда. И вместе с тем вопиющая дерзость. Потому  что
чистая правда, противоречащая мнению  начальника  и  высказанная  ему  в
глаза, считается грубым нарушением  субординации  и  посягательством  на
основные принципы государственной службы.
   Вострецов вскинул голову, но в последний миг  сдержал  начальственный
рык. В конце концов, дело щепетильное настолько, что можно  снизойти  до
разъяснения мотивов своего решения.
   - Кто предложил его разукрасить - я или  ты?  Помнишь  наш  разговор:
Вольф отработанный материал! С такой картинной галереей на  теле  он  не
может продолжать службу! А Камушкин - перспективный сотрудник, он сделал
все что мог, ему просто не повезло!  Вольфа  мы  тоже  поощрим  -  дадим
премию в два оклада, путевку в санаторий, выпишем лечебные!
   - Извините, товарищ генерал, но в том самом разговоре вы обещали  ему
квартиру и орден...
   Генерал побагровел.  Это  уже  переходило  всякие  границы:  какой-то
жалкий подполковнишко не хочет  вникать  в  высокую  стратегию  кадровой
работы и не принимает во внимание доводы руководителя! Он даже не оценил
того, что с ним разговаривают почти как с  равным!  Это  уже  не  просто
неблагодарность, это неприкрытое хамство! А ведь еще недавно он  выделял
этого толкового оперативника из , общей массы...
   - Молчать! - Вострецов стукнул кулаком по  столу.  -  Как  вы  смеете
обсуждать мои решения!
   Александр Иванович Петрунов стиснул челюсти. Он  никогда  не  перечил
начальству, в военизированной системе это не принято.  Но  когда  сделан
первый шаг, остальные даются легче.
   - Извините, товарищ генерал!  Но  я  причинил  Вольфу  слишком  много
вреда, чтобы добавлять еще! И я чувствую ответственность за его  судьбу!
Вострецов вскочил: - Да что ты знаешь о человеческих  судьбах?  Ты  что,
решил хоть одну?!
   Петрунов помолчал. За долгие годы службы в идеологическом  отделе  он
перепахал немало судеб. Но говорить сейчас об этом было нельзя.  К  тому
же Вострецов имел в виду позитивное изменение человеческой судьбы.
   - Я нет. Но судьбой Вольфа интересуется сам  Грибачев...  Недаром  он
дал ему свой прямой телефон...
   Генерал так и остался стоять, только  челюсть  у  него  на  мгновение
отвисла.
   Это  было  не  напоминание.  Это  была  угроза.   Причем   не   очень
замаскированная.
   Может, потому, что реальные угрозы не нуждаются в  маскировке.  А  по
сравнению с Генеральным секретарем ЦК генерал Вострецов  фигура  стократ
более мелкая, чем подполковник Петрунов в сравнении с самим генералом.
   - Что ж... Действительно, это меняет дело. Впрочем,  давай  дождемся,
что даст проверка отчета твоего подопечного.  Может,  за  него  надо  не
поощрять, а наказывать!
   Александр Иванович понял, что ни третьей звезды,  ни  медали  ему  не
видать как своих ушей. Больше того,  при  первой  возможности  Вострецов
выгонит его со службы. А может, подставит так, что дело кончится  чем-то
похуже...
   - Есть, товарищ генерал! - четко  сказал  подполковник.  -  Разрешите
идти?
   - Идите! - Вострецов снова нагнулся к бумагам, но  когда  подчиненный
направился к двери, неприязненно посмотрел ему вслед.
   Подполковник не ошибся. На его карьере был поставлен крест.

***

   Машина мягко катила по заснеженным улицам.  Вольф  опустил  стекло  и
жадно  дышал  морозным  московским  воздухом.   Огромные   неогороженные
пространства, обилие разнообразно одетых людей, праздничная иллюминация,
возможность идти куда хочешь и делать что вздумается пьянили  и  кружили
голову. Раньше он воспринимал все это как должное. Теперь воля  казалась
роскошью, царским подарком.
   Медведев довез Вольфа до самого подъезда.
   - Четвертый этаж, шестнадцатая квартира, - сказал он и протянул руку.
- Лаура дома, я звонил. Какие планы?
   -  Никаких.  У  меня  же  отпуск.  Хочу  пожить  в  домашнем   тепле,
расслабиться, погулять по воздуху, борща поесть, восстановить физическую
форму. Мне же все это в диковинку, отвык... А там видно будет...
   Лейтенант улыбнулся:
   - Счастливо! С наступающим!
   Вольф взбежал по лестнице. Сердце  колотилось  -  может,  отвыкло  от
физических нагрузок, а может, по другим причинам. У  незнакомой,  обитой
дерматином двери он замешкался. Неловкость сковывала движения.  Виновата
в этом, наверное, была чужая одежда - новый жесткий ширпотреб со  склада
службы наружного наблюдения. Он  расстегнул  пальто,  но  неловкость  не
проходила.
   Коротко тренькнул звонок. Звякнула задвижка  глазка,  щелкнул  замок,
дверь открылась. На пороге стояла Лаура в коротком  халатике.  Она  была
явно удивлена:
   - Это ты?! Мне не сказали, что ты вернулся! Что на тебе за пальто?
   Вольф молча рассматривал ее ноги. На гладкой коже топорщились  редкие
светлые волоски.
   - Заходи, что стоишь как пень! Мог бы хоть раз позвонить или написать
письмо...
   - Это было  исключено,  -  хрипло  сказал  Владимир.  -  По  условиям
командировки исключалось на сто процентов. Он обнял  жену  и  привлек  к
себе.
   Лаура высвободилась.
   - Откуда у тебя это пальто? И этот костюм? А почему  ты  не  снимаешь
перчатки? Что ты так на меня смотришь?
   - Я полгода не видел женщин.
   - Это хорошо. Есть хочешь?
   - Нет. Я другого хочу...
   Вольф, наконец, снял пальто и перчатки, тут же сунув руки в карманы.
   - Вот так сразу, с порога? - Лаура лукаво улыбнулась. - Ну что ж... Я
тоже соскучилась. Давай быстро в ванную!
   Он долго мылся: намыливался, тер себя мочалкой, снова мылился и снова
тер, чтобы содрать, развеять, уничтожить неотвязный тюремный запах.
   "Осторожней! - сварливо сказал кот. - Чуть мою рану не задел. Ты  нас
сейчас сдерешь вместе с кожей!"
   "В натуре, - подтвердил черт. - Он  меня  уже  задушил  своим  мылом.
Лучше б водки налил!"
   "Много он тебе наливал? - злорадно спросил  пират.  -  Мутный  у  нас
хозяин, ох и мутный..."
   - Заткнитесь! - рявкнул Вольф.
   Картинки послушно умолкли. Но как они поведут  себя  через  несколько
минут,  когда  станут  соучастниками  того,  что  традиционно  исключает
присутствие посторонних, сказать было нельзя. Нельзя было предсказать  и
реакцию Лауры, впервые увидевшей растатуированное тело мужа.
   Владимир вышел из ванной голым, и у любого, кто  бы  его  увидел,  не
осталось бы сомнений в том, чего он сейчас хочет. Лаура застилала  диван
чистой простыней, халатик на ней был расстегнут. На  звук  стремительных
шагов  она  обернулась...  При  виде  голого  Расписного  лицо   женщины
изменилось: будто мокрая  жесткая  губка  с  силой  прошлась  от  лба  к
подбородку, стирая ожидающую  улыбку  и  сгоняя  жизненные  краски.  Она
побелела, как посмертная маска, гримаса ужаса  исказила  черты,  руки  с
растопыренными пальцами  выставились  вперед,  даже  маленькие  груди  в
распахе халата обвисли и сморщились, словно лимоны, из которых  выдавили
сок.
   - А-а-а! На помощь! Спасите! - истерично закричала она.
   - Ты что, Лаура, ты что? Это же я... Просто так получилось, так  было
надо по условиям командировки... Но это временно, скоро от них ничего не
останется...
   Лаура ничего не слушала. Она схватила со  стола  тяжелую  хрустальную
вазу и отчаянно взметнула над головой.
   - Я убью тебя,  а  сама  выброшусь  из  окна!  Назад!  Назад!  А-а-а!
Милиция!
   Владимир поднял руки и отступил обратно к ванной.
   - Перестань, Лаура! Что с тобой? Я тебе все объясню!
   Ваза полетела в его сторону  и  угодила  в  зеркало.  Раздался  звон,
грохот, брызнули осколки.
   -