Уходи! Уходи! Прочь! Второй раз я этого не вынесу! Я вскрою вены!
   Полетела в стену и разбрызгалась осколками чашка, потом блюдце...
   - Ненавижу! Ненавижу! Вон отсюда! Исчезни!
   Гипсовая маска выражала только отчаяние и страх. Лаура не слышала его
слов, да и не могла ничего слышать. Она была невменяемой.
   - Успокойся, я ухожу. Все, успокойся...
   Вольф быстро натянул на чужую кожу чужую одежду и,  не  застегиваясь,
выскочил из квартиры.
   На лестничной площадке стояла соседка - полная растрепанная женщина в
застиранном цветастом халате.
   - Что там происходит? - требовательным тоном спросила она.
   - Семейные  неурядицы.  Обычный  скандал.  Можно  от  вас  позвонить?
Быстрые глаза женщины зацепились за татуированные кисти Вольфа.
   - Скандал, говоришь, обычный? - Она повернулась к открытой  двери.  -
Вася, тут позвонить хотят. По твоей части.
   Тут  же  на  площадку  вышел  молодой  крепкий  мужчина  в  майке   и
милицейской фуражке.
   - Я участковый. Покажь документы!
   Паспорт Вольфу еще не вернули,  нового  удостоверения  не  выдали,  а
наручниками и решетками он был сыт по горло. Поэтому, не вдаваясь  ни  в
какие объяснения, он бросился вниз по лестнице.
   -  Стой!  Догоню,  хуже  будет!  -  крикнул  вслед   участковый,   но
преследовать не стал.
   Выскочив на улицу, Вольф быстро прошел до конца квартала,  проверился
и между домами выскочил на Ленинградский проспект, затерявшись в людской
толчее.
   Очарование  свободы  пропало.  Стемнело,  снег  усилился,  мужчины  и
женщины несли елки, авоськи и пакеты с покупками, торты... Каждый  знал,
куда он идет, и каждого где-то ждали. А  кто  и  где  ждет  расписанного
зэковскими татуировками Вольфа?
   "Чего с твоей бабой случилось? - спросил  кот.  -  Она  что,  галушки
объелась?"
   "Это она его болт увидела! - сально захихикал черт. - Как у жеребца!
   Немудрено испугаться! А у меня во, гляди! Потрогать хочешь?"
   "Отвязни! - выругалась русалка. - У меня того,  что  тебе  надо,  все
равно нет. Не нарисовали".
   "Видать, мы ей не понравились, - хрипло сказала женщина с  креста.  -
Она чистенькая, ей с нами западло... Я б ей, суке, глаза выдрала да  под
хор подставила!"
   Поднялся всеобщий гам, картинки так оживленно обсуждали  происшедшее,
что разобрать отдельные голоса стало невозможно.
   - Заткнитесь! - приказал Вольф. - Скоро сведу  вас  всех  к  чертовой
матери!
   Он сам не мог понять, что произошло с Лаурой. Похоже, жена  перенесла
стресс и  впала  в  шоковое  состояние,  для  выведения  из  которого  в
снаряжении  спецназовца  имеется  специальный  шприц-тюбик.  Но   почему
наступила такая реакция?
   Чужая кожа - это чужой человек, понятно, но не до такой же степени...
Может, у  нее  врожденная  неврастения?  Так  предупреждать  надо  перед
свадьбой! А в результате - добрался до дома, а тебя выбросили, как щенка
на мороз!
   Вольф испытывал  глухое  раздражение  и  некоторую  растерянность.  В
многомиллионном городе он был одинок и никому не нужен. Впрочем...
   Разменяв деньги, он  нашел  телефон-автомат  и  набрал  номер  Софьи.
Длинные гудки показались тросом из болота на  твердую  землю.  Хотя  как
использовать этот трос, Владимир не знал. К тому  же  он  сразу  лопнул:
незнакомый женский голос объяснил, что  Чучкановы  переехали  на  другую
квартиру. Москва опустела окончательно.
   Вольф бесцельно брел куда глаза глядят. Поехать к Сержу? Черт!  Черт!
Черт!
   Бриллианты! Серж отдал ему на хранение пластмассовую коробочку из-под
фотопленки с камешками из Борсханы, но в назначенное время не пришел  за
ними!
   Прошло больше полугода, он наверняка решил, что Вольф присвоил камни!
Это очень серьезное подозрение, очень... Развеять его можно только одним
способом - отдать бриллианты. Но  они  спрятаны  за  ванной  в  квартире
Лауры! В старой квартире!
   Он остановился и схватился за голову: по  ней  будто  били  кузнечным
молотом.
   А если  новые  хозяева  затеяли  ремонт  и  нашли  невзрачную  черную
коробочку?  Тогда  подозрения  не  развеять,  ибо  слова,   даже   самые
убедительные,  не  перевесят  стоимости  целой  пригорошни   драгоценных
камней!  Да-а-а...  Серж  не  сентиментален  и  один  раз   убил   сразу
четверых... Нет, к Сержу идти нельзя. Надо доставать камни,  а  пока  не
попадаться на глаза старому другу!
   Толпа обтекала застывшего столбом человека, кое-кто налетал на него и
недовольно бурчал, некоторые ругались в полный голос.
   - Чего стал на дороге? Пьяный, что ли? Иди домой, проспись!
   Деваться ему было некуда.  Делать  нечего,  надо  звонить  Александру
Ивановичу.
   В очередной телефонной будке он набрал нужный номер.
   - Это Вольф. Мне надо связаться с подполковником Петруновым.
   - Кто такой Вольф? - безразлично спросил дежурный.
   - Операция "Старый друг". Загляните в список участников.
   - Эта операция завершена и снята с контроля.
   Гм... Действительно. Владимир растерялся, но молчать нельзя: дежурный
вот-вот положит трубку.
   - Соедините меня с Петруновым.
   - Его нет в управлении.
   - Позвоните домой. Или дайте мне домашний телефон.
   - Не положено. Звоните завтра.
   - Мне он нужен сегодня.
   - Тогда обратитесь в справочное.
   - Но в справочном...
   В трубке раздались сигналы отбоя. Конечно, в справочном нет телефонов
оперативных сотрудников КГБ. От него просто хотели отвязаться.
   Вольф снова медленно побрел по улице. Чем дальше от метро, тем больше
редела толпа. Еще позавчера каждый его звонок  обязательно  докладывался
ответственному дежурному. Ему могли послать  подмогу,  выслать  вертолет
или подводную лодку.  Но  это  было  позавчера.  Раз  операция  снята  с
контроля, он никому не нужен. В том числе и Александру Ивановичу. У него
свои дела, своя семья, свои предновогодние дела.  Он  тоже  нуждается  в
отдыхе после операции.
   Надо  попробовать  устроиться  в  гостиницу.  Деньги  есть,   выбрать
гостиницу попроще и  сказать,  что  украли  документы...  И  не  снимать
перчатки... Если поверят на  слово,  если  не  увидят  татуировок,  если
ничего не заподозрят...
   Слишком много "если"! Скорей всего, вызовут милицию и  ночь  придется
провести в камере, а может, и следующий день тоже... Может, переночевать
на вокзале? Но там тоже  проверяют  документы  у  подозрительных  типов.
Татуированному человеку трудно жить в Москве!
   Он почувствовал, что мерзнет, и ускорил шаг. Надо погреться в  метро.
Да, в метро лучше всего. И безопасней. Вольф дошел до следующей  станции
и нырнул под землю. В вагоне было тепло.  Грохотали  колеса,  входили  и
выходили люди, он тоже выходил  и  пересаживался  в  другие  поезда.  Он
потерял ориентировку и уже не знал, где находится. Но главное -  удалось
согреться, подземная суета сняла напряжение, расслабила нервы. Поклонило
в сон, откинувшись на спинку сиденья, он задремал.
   Это был чуткая, тревожная дрема. Дремлющий в метро человек уязвим для
карманников, хулиганов,  оперативных  работников  уголовного  розыска  и
агентов спецслужб. Он выделяется из общей массы и привлекает постороннее
внимание. Он беспомощен, и с  ним  можно  сделать  что  угодно.  Правда,
большинство москвичей, придремывающих по пути на работу  или  домой,  об
этом не задумываются. Но Вольф не относился к большинству, хотя изо всех
сил пытался замаскироваться под обычного человека из толпы, у которого в
жизни все в порядке. Почти на каждой остановке он просыпался и вскидывал
голову, осматриваясь, чтобы окружающие не подумали,  что  он  никуда  не
едет, а просто спит в метро. Несколько раз Вольф выходил,  будто  достиг
нужной  станции,  пересаживался  на  другую  ветку,  а  в  новом  вагоне
десять-пятнадцать минут можно было спать спокойно. В принципе, вот  так,
урывками, он мог за три-четыре часа восстановить силы,  но  дело  шло  к
закрытию  метро,  а  куда  деваться  после  этого,  он   совершенно   не
представлял.
   Вагоны то переполнялись, то пустели, менялись попутчики и  попутчицы,
менялись  даже  стандартизированные   голоса,   объявляющие   остановки.
Вынырнув из дремы очередной раз и оглядевшись, он увидел рядом  знакомое
лицо. Старый домовой с растрепанными седыми волосами,  нос  картофелиной
испещрен красными прожилками. Старое выношенное пальто,  облезлую  шапку
он снял и держит в руках - не  по  возрасту  сильных  руках  с  широкими
запястьями и крепкими пальцами.
   "Гля, кто! Узнаешь? Колыцик! Это я его приманил,  -  довольно  сказал
кот. - Побазарь с ним, может, на хату позовет. А то ночью  замерзнем  на
хер!"
   Только сейчас Вольф понял, кто волею судьбы оказался рядом с ним.
   - Здорово, Потапыч!
   Домовой безразлично повернул голову, покарябал острым  взглядом  лицо
соседа.
   - Это ты кому?
   - Не узнал, Потапыч? -  улыбнулся  Вольф.  Он  искренне  обрадовался,
будто встретил родственника.
   - Кого узнавать-то? - домовой поджал  губы.  -  Я  тебя  отродясь  не
видел. Да и никакой я вообще не Потапыч!
   - На лице у меня маска была марлевая, потому и не видел.  А  вот  это
узнаешь?
   Вольф поднес к лицу домового кулак. Тот уперся  взглядом  в  перстни,
быстро оглянулся по сторонам и совсем другим тоном спросил:
   - Петро, что ли?
   - Точно. Только на самом деле я Владимир.
   - Ты-то особо не болтай, тут, знаешь, сколько ушей...
   Домовой огляделся еще раз:
   - Вернулся, значит? Ну, как все прошло? Гладко аль не особо?
   - Долго рассказывать. А скажи-ка,  Потапыч,  как  ты  рядом  со  мной
оказался?
   Почему сел именно сюда? Случайно, что ли?
   - А ведь действительно... Я вон туда,  в  уголок  хотел,  а  тут  как
позвал кто... Тоненьким голоском позвал, вроде как кто знакомый...
   - Это кот. Я думал, он бахвалится, а выходит, правда.
   - Какой такой кот? Откуда здесь коты? И с каких пор они  по-человечьи
разговаривают? Ты, Петро, случайно, головой не подвинулся?
   - Поговорить нам надо, Потапыч, - сказал  Вольф.  -  Документов  нет,
ночевать негде, а я уже засыпаю... - А давай ко мне поедем,  -  оживился
домовой. - Старуха у дочки ночует, никто мешать не будет!
   "Вот видишь!  -  радостно  взвизгнул  кот.  -  Благодаря  мне  все  и
устроилось. А ты не верил!"
   Вольф повернулся к домовому.
   - Слышал, Потапыч? Голос тот самый слышал? Ну, который тебя позвал?
   - Брось дурить, Петро. Я пока не пьяный. Вставай,  нам  на  следующей
сходить.

***

   Потапыч жил в старом доме в районе Белорусского  вокзала.  Две  узкие
комнаты  с  высоченными  потолками   сохранили   невыветривающийся   дух
расселенной коммуналки.
   На  длинном  шнуре  висел  желтый  абажур  с  кистями,  из-под   него
лампочка-сотка ярко  высвечивала  круглый  стол  на  толстых  квадратных
ножках, застеленный бордовой бархатной скатертью. Дальше свет постепенно
рассеивался, и углы комнаты таились в полумраке.
   - Радио включить надо, а то  тихо,  как  в  могиле,  -  аж  на  мозги
давит...
   Потапыч повернул  ручку  допотопного  приемника,  медленно  накалился
зеленый глазок, затеплилась желтым шкала настройки.
   "Вы слушаете программу "Маяк", - во всю мощь динамика рявкнул диктор.
   Потапыч удовлетворенно кивнул:
   - Есть будешь? Старуха вчера борщ варила.
   - Буду! - обрадованно кивнул Вольф. С утра он не  держал  во  рту  ни
крошки, а мечте поесть борща дома так и не суждено  было  осуществиться.
Впрочем, с чего он выдумал этот борщ?  И  Лаура  и  теща  не  отличались
кулинарными способностями или склонностями к домашнему хозяйству...
   Пока Потапыч гремел кастрюлями на кухне, Владимир осмотрелся. Тяжелый
неуклюжий буфет, обтянутый потертым дерматином диван с высокой спинкой и
двумя съемными валиками-подушками, заваленная газетами  этажерка.  Такую
обстановку он видел в  фильмах  пятидесятых  годов.  Раздвинув  ситцевые
шторки, он заглянул в другую комнату.
   Трехстворчатый шифоньер, кровать с никелированной спинкой и облезлыми
шарами, тумбочка, на стенах с потускневшим  золотым  накатом  -  десяток
фотографий.
   Воровато  оглянувшись,  он  щелкнул  выключателем  и   скользнул   за
занавески.
   "Не наглей, - сказал кот. - Лучше утром, перед уходом. Сейчас  только
пригляди, что брать..."
   "Не базарь под руку, пусть хоть раз дело сделает", - возразил пират.
   Вольф  подошел   к   фотографиям.   Из   выцветшего,   но   тщательно
отретушированного и увеличенного черно-белого далека смотрел  мужчина  в
наглухо застегнутом под горло кителе  с  капитанскими  погонами.  Мощная
грудная клетка, крепкая шея,  массивный  бульдожий  подбородок,  прямой,
сверлящий  пространство  взгляд,  -  от  него   исходила   волна   силы,
уверенности и напора. Это был молодой Потапыч.
   Потапыч крупно по пояс,  Потапыч  в  группе  сослуживцев,  Потапыч  у
пулемета, Потапыч в тире, в вытянутой руке непропорционально увеличенный
"ТТ"...
   Владимир вернулся  к  столу.  Хозяин  застелил  праздничную  скатерть
потертой клеенкой, поставил  дымящуюся  тарелку  с  борщом,  блюдечко  с
чесноком, черный хлеб и крупную соль. Что-то в его облике изменилось, он
уже не казался немощным стариком... А может,  Вольф  теперь  смотрел  на
него другими глазами.
   - Самогонку пить будешь, - не спросил,  а  констатировал  домовой.  -
Хорошая, хлебная. За водкой по нынешним ценам не угонишься.
   На столе появилась наполненная на три четверти кривоватая  бутылка  и
два маленьких граненых стакана. Ребенком  Вольф  видел  такие  на  кухне
тиходонской коммуналки.
   - Давай за то, что ты вернулся, - Потапыч чокнулся  и  залпом  выпил,
потом посолил черный хлеб и бросил в  рот  зубок  чеснока.  Вольф  сумел
проглотить только половину: огненная жидкость обожгла  глотку  так,  что
перехватило дыхание.
   - Когда меня домой отпустили, я понял - обошлось, - как ни в  чем  не
бывало продолжил Потапыч, словно выпил стакан воды.
   - Как обошлось? А что могло быть?
   - Да очень просто. Как обычно. Ты прокололся - те на куски порвали...
А эти меня расстреляли. Все в дамках - и дело с концом.
   Домовой снова наполнил стаканы.
   - Окстись, Потапыч! Ты что? Кого сейчас за это расстреливают?!
   Старик вздохнул:
   - Это верно. Потому и порядка  нет.  Порядок  -  он  ведь  на  страхе
держится!
   Только у меня страх в крови сидит, в костях, в сердце, в мозгах!  Вот
и не знал: отпустят или расстреляют. Мало  ли,  что  сейчас  послабления
кругом, а вдруг как раз мне-то послабления и не сделают! Пулю в  затылок
пустить дело нехитрое. И тогда какая  мне  разница,  что  там  у  других
делается... Давай поднимай!
   Вольф покачал головой:
   - Крепкая больно. Градусов семьдесят, не меньше...
   - А я выпью. За крепкую власть выпью. Потому как без нее  всем  хана.
Ведь посмотри, что получается...
   Потапыч выпил, покрутил головой и снова закусил чесноком.
   - В сороковом году я служил срочную в войсках НКВД, ага. Раз пошли на
операцию: в одном домике засел злодей - грабитель или  разбойник,  опера
его оттель выкуривали, а нас  в  оцепление  вокруг  поставили,  чтоб  не
ушел... А он возьми -  и  выкинь  в  окошко  перстенек  золотой,  улику,
значит... А один солдатик соблазнился, возьми  и  подыми,  и  за  пазуху
сунь... И что тогда?
   - Что?
   Вольфа развезло окончательно, он то и дело проваливался  в  сон,  так
что голова бессильно свешивалась  на  грудь,  как  в  метро.  И  тут  же
вскидывался, тоже как в метро. Слова Потапыча сливались в дымную завесу,
звуковой фон, хотя смысл произносимого сохранялся.
   - А то! Солдатику двадцать пять лет дали, разбойника - на Луну... Как
положено. Другие разве шалить станут при таком  раскладе?  Мне  двадцать
годков едва исполнилось, мальчишка, а ведь  до  самой  печенки  понял  -
нельзя за чужим руки тянуть... И службу надо честно справлять. А  теперь
что?
   - Что?
   Вольф вскинулся в очередной раз.
   - А то! Тюрьмы нынче изоляторами зовут,  только  это  одно  название.
Чего они изолируют? За башли тебе и записку передадут, и водку принесут,
и  бабу  приведут!  А  информация  туда-сюда  льется,  как  говно  через
канализацию! У нас-то, в Лефортово, конечно построже... Потому  что  дух
сохранился! А в обычных тюрьмах...
   Потапыч махнул рукой и вышел в спальню. Освобожденный от утомительной
роли внимательного слушателя, Вольф уронил голову на  стол  и  мгновенно
отключился.  -  Подъем,  приготовиться  к  атаке!  Рядовой   специальной
разведки Волков вскочил, с грохотом опрокинулся стул.
   Но вместо начбоя Шарова он увидел молодого капитана НКВД  Потапыча  в
парадном мундире.
   Стоячий воротник обхватывал шею, тускло  блестели  ордена  и  медали,
даже кобура топорщилась на боку.
   - Ну ты даешь! Чего орешь-то?
   Домовой довольно смеялся. Пришедший в себя Вольф увидел,  что  мундир
не вернул ему  молодость:  погоны  обвисали  на  усохших  плечах  и  шея
болталась в жестком воротнике, только  выцветшие  глаза  обрели  цвет  и
молодой блеск.
   - Молодец! Видать, ты парень боевой. Я таких люблю!
   Потапыч налил очередной стаканчик.
   - А кобуру пустую зачем нацепил? - подколол Вольф  старика,  поднимая
стул.
   - Где ты видал пустую? - обиженно пробасил тот.  -  Я  в  игрушки  не
играю...
   К удивлению Вольфа, Потапыч сноровисто отстегнул  застежку  и  извлек
всамделишный "ТТ", точь-в-точь такой, как на фотографии. Привычно  вынул
обойму с патронами и протянул безопасный теперь пистолет Вольфу.
   - На-ко, почитай!
   Еще  больше  удивленный,  Вольф  рассмотрел   на   потертом   затворе
гравировку:
   "В.П. Раздорову от наркомвнудел Л.П. Берия".
   - Видал, какая "пустая"? -  Потапыч  требовательно  протянул  руку  и
забрал "ТТ" обратно. - Сколько раз участковый приходил, сдать предлагал.
Мол, зачем старому хрычу  оружие?  Только  у  меня  ответ  один:  не  ты
награждал, не тебе отбирать! А мне еще сгодится, на крайний случай... Ну
ладно, - Потапыч махнул рукой. - Расскажи лучше, как там мои картинки  -
нормально прокапали?
   Вольф вздохнул:
   - Были проблемы, Потапыч, были.
   Он коротко пересказал сомнения Коляши во Владимирской тюрьме. Потапыч
пожамкал губами:
   - Всего не предусмотришь. Я так думаю: раз ты здесь  сидишь,  значит,
зэки их признали!
   - Слышь, Потапыч, я почти не пил и трезвый остался. Только... Короче,
разговаривают  твои  картинки.  Особенно  кот  активный.  Советы   дает,
подсказки... Я считаю, он мне жизнь спас! И другие помогали.  Рыцарь  об
опасности предупредил, несколько раз  я  их  глазами  назад  смотрел,  в
темноте далеко видел... Как такое возможно?
   Потапыч пожал плечами:
   - Да так и возможно. Ты же весь на нервах,  вот  и  мерещится...  Мне
тоже, бывало, кто-то подсказывал. Мол, то сделай, а этого -  не  моги...
Иногда прямо как голос чей-то. Интуиция это, вот что. Хотя...  Слышал  я
подобное от зэков пару раз. Только знаешь, когда они долго сидят, у  них
ведь мозги размягчаются.
   Наверное, от онанизма. От них еще и не такое услышишь!
   Вольф перегнулся через стол.
   - Да пойми, Потапыч, не мерещилось мне! Вот, например, в  камере  вши
всех поедом ели, а меня не трогали! Кот сказал, что они их ловят!
   Потапыч посмотрел с укоризной, как на несмышленыша:
   - Ну как они могут вшей ловить,  ты  подумай?  Они  же  неживые.  Они
нарисованные. Я их сам и нарисовал. Отдохнуть тебе надо, вот что.  Давай
на боковую, сейчас мундир скину и на диване тебе постелю.
   Энкавэдэшник встал и направился в спальню. Ниже кителя  на  нем  были
старые тренировочные брюки, растянутые на коленях.

***

      Вольф вынырнул из тяжелого забытья, не понимая, где находится и что с ним происходит. Белая наволочка под головой, черный дерматин перед лицом и чья-то рука, настойчиво трясущая за плечо.
   - Вставай, Петро, там  старуха  уже  два  часа  дожидается,  замерзла
небось...
   - А-а-а, -  Вольф  облегченно  расслабился.  -  Я  же  говорил,  меня
Владимиром зовут.
   - Я этого не знаю, - кряхтя отозвался Потапыч. - Мне положено  знать,
что ты Петр. Вот я и говорю: здоров ты спать, Петро! Одиннадцать скоро.
   - А