паж поднялся на борт, захлопнулся  люк,  потом  гулко
лязгнула задраиваемая дверь кабины пилотов. Взревели двигатели,  самолет
тронулся с места, неспешно покатился,  остановился,  развернулся,  снова
покатился, набирая скорость... Каждый звук, каждое движение были понятны
Вольфу: рулежка, маневрирование, разбег... И вот наконец взлет!
   - Й-а-а! - оскалился Зубач и ударом левой  руки  по  локтевому  сгибу
правой согнул ее под прямым углом. -  Вот  вам,  менты  поганые!  Взяли?
Выкусите!
   - Молодец, Зубач, здорово придумал! - приободрился Груша.
   - Да, по небу я еще от ментов  не  отрывался!  -  хмыкнул  Катала.  И
неожиданно во весь голос заорал популярную зэковскую песню:
   По тундре, по железной дороге, Там, где мчится курьерский  Воркута  -
Ленинград, Мы бежали с тобою, опасаясь погони, Опасаясь тревоги и криков
солдат...
   Надсаженный  голос  с  трудом  пробивался  сквозь   рев   двигателей,
дребезжанье обшивки и  гул  воздушных  завихрений  за  тонким  дюралевым
листом фюзеляжа.
   - Теперь нас хрен достанут!
   - Руки коротки!
   - Ох и погуляем теперь!
   Повышенная шумность не насторожила преступников  и  не  испортила  им
настроения. Они просто не знали, что она означает. Как  не  знали  и  об
устройстве самолетов транспортной авиации. Эти машины  не  предназначены
для перевозки людей, поэтому герметичной в них  является  только  кабина
пилотов. В грузовом отсеке  давление  и  температура  равны  давлению  и
температуре за бортом.
   - Кайф! Еще бы водки!
   - Потерпи, Груша, скоро нажремся от души!
   Дело  было  весною,  зеленеющим  маем,   Когда   тундра   проснулась,
развернулась ковром...
   - Эй, Расписной, чего такой смурной?
   - Устал. Спать хочу.
   Прикрыв глаза, Вольф напряженно размышлял.
   Рабочий  потолок  "Ан-24"  -  восемь  тысяч  метров.  Значит,   минус
пятьдесят по Цельсию и почти полное отсутствие кислорода. Верная смерть.
Причем недостаток воздуха ощущается уже на трех тысячах. Скорость набора
высоты - сто пятьдесят метров в минуту. Через двадцать минут начнется...
За  это  время  самолет  пролетит  около  двухсот   километров.   Вполне
достаточно, чтобы выйти из круга  усиленных  поисков.  И  все  же  лучше
оказаться от Синеозерска как можно дальше.
   Итак, задача...
   Наметив план действий,  Вольф  незаметно  взял  себя  за  запястье  и
принялся считать пульс. Обычно у него  стабильно  восемьдесят  ударов  в
минуту.  С  учетом  перенесенных  нагрузок  и  волнения  можно   ожидать
повышения до девяноста-ста.
   Пусть будет сто, для ровного счета. Двадцать минут - это  две  тысячи
ударов.
   Значит, через две тысячи ударов надо начинать действовать.
   Несколько раз он сбивался, но определил время правильно,  потому  что
почти сразу ощутил первые признаки нехватки кислорода. К тому  же  стало
заметно холодней. Не торопясь,  Вольф  поднялся,  прошелся  взад-вперед,
будто разминая ноги. Зубач и Груша дремали,  Челюсть  тоже  находился  в
полузабытьи. Катала бодрствовал, хотя отчаянно зевал:  организм  пытался
компенсировать недостаток кислорода.
   - Пойду отолью, - сказал Вольф, протискиваясь между грузом и холодной
стенкой фюзеляжа.  Когда  он  сунул  руку  под  железную  лавку,  сердце
учащенно колотилось. Пилоты могли забрать парашюты в кабину, а может,  в
парашютных  сумках  лежит  какое-то   барахло:   запасные   комбинезоны,
инструменты или сухие пайки... Пальцы нащупали брезентовую ткань,  через
секунду он убедился, что все в порядке: это настоящие парашюты.
   Когда Вольф расправлял лямки подвесной системы, какое-то движение  за
спиной заставило обернуться. Зубач целился  ему  в  голову  и  понимающе
улыбался.
   - Я всегда знал, что ты мусор! - перекрывая шум, прокричал Зубач.  Он
хотел сказать что-то еще, но не успел: двумя руками Вольф мощно  швырнул
парашют ему в лицо. Пятнадцатикилограммовый мешок  опрокинул  уголовника
на спину, Волк прыгнул следом и нанес  удар,  которым  боец  специальной
разведки нейтрализует вражеского  часового.  Удар  получился:  Зубач  не
успел ни вскрикнуть, ни выстрелить. Пистолет выпал из  мертвой  руки,  и
Вольф сунул его в карман.  Потом  быстро  надел  парашют,  расконтрил  и
распахнул люк. Плотный поток холодного воздуха с воем  ворвался  внутрь.
Наклонившись, Вольф подцепил тело Зубача под мышки и рывком выбросил  за
борт. Потом прыгнул следом.
   После нечеловеческой тесноты  камер  автозака,  звериной  скученности
"столыпинских" вагонов, дикой перенаселенности хат раскинувшееся  кругом
бескрайнее  голубое  пространство  пьянило,  как  бесценное  шампанское.
Раскинув руки и ноги, он несся  к  разбитой  на  ровные  квадраты  полей
земле, и чистые холодные струи смывали с души и тела  тюремную  грязь  и
вонь.  Он  парил,  как  птица,  и  наслаждался  полетом,  а  завсегдатаи
зарешеченного пространства, чувствующие себя в  пропитанном  миазмами  и
страхом параш-ном мирке как рыбы в воде, не умели летать,  поэтому  чуть
ниже беспомощно кувыркалась  тряпичная  фигура  Зубача,  а  трое  других
преступников обречены на скорую и неминуемую смерть от удушья.
   Вольф вытянул кольцо, купол наполнился и остановил падение, тряпичная
фигура стремительно  унеслась  к  земле.  Он  поискал  глазами  "Ан-24".
Самолет продолжал набирать высоту. Неожиданно от него отделилась  черная
точка.
   Парашютист? Нет, какой-то мешок камнем прочертил светлую синеву  неба
и врезался в землю. Вольфу было все равно где  садиться,  и  он  натянул
стропы, сокращая дистанцию. Через  несколько  минут  напружиненные  ноги
коснулись пашни, сгруппировавшись, он упал на бок и  сноровисто  погасил
купол. Потом, по щиколотку  увязая  в  мягком  черноземе,  направился  к
мешку. Загадка разрешилась  через  сто  метров:  в  неестественной  позе
распростерся на пахоте Катала. Он не правильно надел парашют и  разбился
в лепешку.
   Вольф сплюнул. Это тебе не карты передергивать!  И  не  спасших  тебя
людей убивать!
   Вдали тарахтел трактор. Когда  Вольф  подошел,  тракторист  вытаращил
глаза:
   - Шпион, что ли?
   Вольф оторопел. Что, у него статья на лбу написана?
   - Почему вдруг?
   - А кто еще? С неба или шпионы,  или  космонавты  спускаются.  Только
космонавтов тут отродясь не бывало.
   - Где ближайший телефон? Тракторист расплылся в улыбке:
   - Значит, ты наш шпион, а не ихний! Вон  там  деревня,  из  правления
позвонишь... Слышь, а то кто попадали?
   Вольф вздохнул: - То - ихние.

***

   В деревне Вольф переполошил всех собак. Грязный,  небритый,  в  мятой
зэковской робе, он устало брел по пустынной улице вдоль  неровного  ряда
черных   покосившихся   домишек,    напоминающих    зубы    в    челюсти
колхозника-пенсионера. За ним  клубилась  пыль  и  катился  многоголосый
остервенелый лай беспородных шавок разных мастей и  размеров.  Не  будет
ничего удивительного, если  из-за  какой-то  занавески  жахнет  дуплетом
старенькая двустволка, заряженная вместо дроби порубленными гвоздями.  В
этих краях издавна за голову  беглеца  давали  чай,  сахар,  сигареты  и
немного денег...
   Но  когда  он  подошел  к  правлению  и  увидел   сторожа,   опасения
развеялись.  У  того  был  еще  более  запущенный  вид,  и  встретил  он
незнакомца вполне радушно.
   - Здравствуй, мил-человек. Закурить не дашь?
   - Откуда? Неделю в лесу блукал, еле выбрался. Телефон срочно нужен!
   Сторож задумался.
   - Телефон? Надо у начальства спросить... Только ни  председателя,  ни
бухгалтера, ни агронома - никого нету.
   Вольф взглянул на тонкую шею  мужика,  легкомысленно  заброшенную  за
спину берданку и тяжело вздохнул.
   - Вот что, товарищ, речь идет о деле  государственной  важности.  Тут
бюрократию разводить ни к чему. Твой председатель в курсе дела. Открывай
быстро!
   То ли казенные обороты сделали свое дело, то ли сыграл  роль  грозный
вид Вольфа, но сторож зазвенел ключами, отпер амбарный замок и пропустил
незваного гостя в неказистую комнатенку с древней, обшарпанной мебелью.
   - Как называется деревня?
   - Дворы, - шмыгнул носом сторож. - Обыкновенно называется. Дворы.
   - Постой на улице!
   Допотопный  черный  телефон   тихо   гудел   надтреснутым   зуммером.
Раздолбанный диск крутился со звуком трещотки, впервые  в  своей  долгой
жизни набирая  номер  не  сельхозуправления,  не  агрохимии  и  даже  не
райисполкома, а Оперативного управления КГБ СССР.
   - Дежурный слушает, - четко доложила трубка.
   У Вольфа перехватило горло. Он не знал, где находится, не знал, какое
сегодня  число,  не  знал  даже,  который  сейчас  час.   Затерянный   в
неизвестности и безвременье,  лишенный  легендой  собственной  личности,
размазанный  по  шконкам,  автозакам,  этапам  и  пересылкам,  он  вдруг
почувствовал, что обретает привычную форму.
   - Дежурный слушает! - трубка стала строже.
   - Это Вольф. Передайте Петрунову, я нахожусь в двухстах километрах от
Синеозерска. Деревня Дворы. Правление колхоза.
   Сдавленный  голос  колебал  мембрану,  преобразуясь  в  электрические
сигналы, которые со  скоростью  света  пробежали  тысячи  километров  по
проводам и телефонным кабелям, искря и теряя  миллиамперы  на  контактах
сотен реле коммуникационных узлов, ворвались в оптико-волоконную систему
правительственной сети, прошли через  усилители,  вновь  превратились  в
звуковые волны, влетели в волосатое ухо и легли  на  слуховую  перепонку
майора в мундире с васильковыми петлицами.
   - Что?! Вольф?!
   -  Деревня  Дворы.  Правление.  Информация  для  Петрунова,   -   как
заведенный повторил беглец.
   - Ждите у телефона!  Никуда  не  отходите,  вас  все  ищут!  Ждите  у
телефона! - Майор наклонился к  пульту  и  принялся  нажимать  кнопки  и
щелкать рычажками.
   Вольф положил трубку и несколько минут неподвижно сидел,  облотившись
на покрытый чернильными пятнами стол. Сейчас он верил в чудо и ждал, что
Александр Иванович Петрунов внезапно материализуется прямо  из  воздуха.
Но потом чувство  реальности  возобладало.  Вряд  ли  кто-нибудь  быстро
доберется до этих богом забытых мест...
   Внезапно прорвалось ощущение дикого голода.  Картошка,  сало,  стакан
самогона... Где же сторож? Он, похоже, добрый малый...
   - Эй, друг!
   Вольф вышел на крыльцо и замер:  сторож  целился  из  своей  берданки
прямо ему в живот. За ним стояли несколько мужиков с топорами и вилами.
   - Подними руки! - скомандовал кто-то справа. Это оказался  милиционер
в потертой лейтенантской  форме.  Прижимаясь  к  стене,  он  наводил  на
беглеца пистолет. - Теперь спускайся с  крыльца  и  лягай  на  землю!  -
приказал лейтенант.
   - Брось, командир, сейчас тебе позвонят и все объяснят, -  попробовал
отговориться Вольф, хотя и понимал, насколько это мало реально.
   - Наземь, убью!
   Пришлось выполнить команду. Ему связали руки  и  ноги.  Веревка  была
толстой  и  теоретически  для  таких  дел  не   подходила,   но   мужики
компенсировали это старанием - Вольф не мог даже шевельнуться.
   - Вот так-то лучше, - сказал лейтенант. - Объяснит он мне, клоун! Там
два трупа в поле и парашюты! Что ты объяснишь? Давай, Митрич, запрягай -
в район повезем...
   - Поесть дайте...
   - Там тебя накормят...
   - Слышь, Петрович, везти не на чем - у Зорьки подковы  поотлетали,  -
виновато сказал Митрич.
   - Как так? А чего же с ним делать?!
   - Чего, чего... Давай в погреб посадим. А ты звони в район, пусть там
думают!
   - Щас, обыскать его надо...
   Милиционер ощупал Вольфа и с торжествующим криком вытащил из  кармана
оружие Зубача.
   - Гляди, что у него есть! Значит, это ты из тюрьмы  убежал  да  наших
ребят побил!
   Носок сапога вонзился в  бок,  в  ребра,  в  бедро...  Расправа  дело
азартное   -   несколько   мужиков   подбежали   и   принялись   топтать
распростертого на земле беглеца.
   - У, бандюга, сучья кровь! Это небось он сарай у Тимофея спалил!
   - Он, точно, больше некому!
   Тяжелые удары градом  сыпались  со  всех  сторон.  Вольф  не  мог  ни
увернуться, ни защититься. Черенок вил ткнул в лицо, из  лопнувшей  губы
потекла кровь.
   Внезапно пришла мысль, что здесь,  в  неизвестной  деревеньке  Дворы,
нормальные работящие мужики могут  забить  его  насмерть,  как  забивают
пойманного в овчарне волка. И то, что он офицер, орденоносец,  сотрудник
КГБ, выполняющий  задание  государственной  важности,  никакой  роли  не
сыграет: бессмертные супермены встречаются только в кино...
   Внезапно сквозь застилающую  сознание  пелену  прорвался  озабоченный
крик сторожа:
   - Петрович, иди быстро, тут тебя к телефону требуют!
   Удары сыпались еще  целую  вечность.  Вольф  перестал  ощущать  боль,
только глухие толчки, болезненно отдающиеся внутри.
   - Разойдись! Назад все! Не бить! - истошно заорал с крыльца Петрович.
Град прекратился. - Вы что, офанарели? Люди вы  или  звери?!  Развязывай
его, быстро!
   Подбежав, лейтенант лихорадочно принялся ощупывать Вольфа,  растирать
затекшие руки и ноги.
   - Как же это так... Откуда я мог знать...  Держись,  братишка...  Эй,
дайте под голову что-нибудь!
   - Што такое, Петрович? Што стряслось?
   - Да то! Это важный  человек!  Из  самой  Москвы  звонили,  приказали
охранять и заботиться! А вы его чуть насмерть не замолотили!
   - Подожди, ты же сам...
   - Что я? Что я?! Я для порядка, несильно...
   Перебранку  перекрыл  нарастающий  гул  -  вначале  показалось,   что
подъезжает машина, но гул был  слишком  сильным,  будто  газовала  целая
колонна грузовиков.
   Подул сильный ветер.
   - Ничего себе! Вертолет из Москвы! Давай по домам от греха!
   Преодолевая боль во всем теле, Вольф приподнялся.
   - Оклемался? Ну и  слава  богу!  Давай  я  тебе  помогу,  -  суетился
лейтенант.
   Мужики со всех  ног  разбегались  в  разные  стороны,  только  сторож
топтался поблизости, но ружье на всякий случай прислонил к крыльцу.
   Метрах в сорока на выгоне садился выкрашенный в защитный цвет  "Ми-2"
с красной звездой на фюзеляже. Вот шасси коснулось земли, рев двигателей
смолк.
   Ставшие видимыми  лопасти  медленно  тормозили  свой  бег.  Сразу  же
распахнулся люк,  несколько  человек  выпрыгнули  наружу  и  побежали  к
правлению. Первым мчался подполковник Петрунов.

***

   - Здорово совпало! - обаятельно улыбался Александр Иванович. -  Мы  с
Романом  целый  день  челночим  над  лесом,  тебя  высматриваем,  а  тут
радиограмма:
   Дворы! Коля говорит: "Да это рядом!"
   -  Километров  шестьдесят,  не  больше!  -  улыбнулся  местный  опер,
разливая водку. Он организовал отдых по высшему разряду:  горячая  баня,
холодная "Столичная", жареная дичь, соленые грибочки...
   - Как по заказу получилось! - Лейтенант  Медведев,  широко  улыбаясь,
подложил Вольфу в тарелку грудку куропатки.
   Все трое,  распаренные  и  благодушные,  сидели  на  веранде,  лениво
отмахиваясь от комаров. Вольф с наслаждением вдыхал чистый лесной воздух
и ощущал непривычное чувство сытости. Водка его не брала:  хотя  боль  в
теле заглушилась, сознание оставалось ясным.
   - Минут за пятнадцать и долетели! - закончил Петрунов.
   - Если бы за десять,  мне  бы  меньше  досталось,  -  пошутил  Вольф,
поднимая рюмку. - Вон как разукрасили!
   - Ничего, это даже к лучшему! - выскочило у Александра Ивановича.
   Спохватившись, он несколько стушевался, лучезарная улыбка потускнела.
   - Что ж тут хорошего,  если  меня  отмудохали  до  потери  пульса?  -
раздраженно спросил Вольф.
   -  Не  обижайся.  Главное,  кости  целы,  все  цело.  А  для  легенды
действительно лучше...
   При Коле о делах не говорили: конспирация не терпит лишних ушей,  чьи
бы они ни были - даже для соратников не делается исключений.
   - Давайте за Владимира! - предложил Медведев. - Полтора  месяца  уже,
даже мне тяжко...
   - Полтора месяца? - Вольф почесал в затылке. - Мне  кажется  -  целая
вечность...
   Коля деликатно потупился и встал:
   - Пойду посмотрю, как там ночлег готовят...
   - Да сиди, без тебя справятся, -  для  проформы  сказал  Петрунов,  а
когда коллега ушел, нетерпеливо повернулся к Вольфу:
   - Ну, как ты?
   - Еле дотянул. Еле-еле...
   Петрунов насторожился и перестал улыбаться.
   - Как "дотянул"? Операция только начинается! Там знаешь  что  наверху
творится? Целая буря! Рябинченко Вострецова отжарил,  тот  -  меня!  Дал
неделю сроку, иначе, сказал, шкуру снимет!
   - Не по-настоящему ведь! - угрюмо сказал Вольф.  Слова  подполковника
не произвели на него ни малейшего впечатления.
   - Что?
   - Шкуру он не снимет. И не зарежет. И в петушатник не загонит.
   - Что ты говоришь? - Петрунов вытаращил глаза.
   - Под шконкой не прогонит. Не удавит ночью. Гвоздь в ухо не забьет...
   - О чем ты, Володя? Тебе плохо?
   - Нет, все нормально. Сейчас мне хорошо. Много  пространства,  чистый
воздух. И вокруг нет десятков ядовитых змей, которые ползают по  телу  и
могут укусить в любой момент...
   Вольф налил сам себе и выпил, потом налил еще раз.
   -  Вы  знаете,  Александр  Иванович,  здесь  даже  бьют   по-другому.
Посмотри: вчетвером старались - и я отделался синяками и ушибами. А  там
посадили бы на копчик и в момент сделали инвалидом на всю жизнь.
   - Я ничего не понимаю, Владимир. К чему ты все это говоришь?
   - К тому, что Вострецов ничего не может. И  Рябинченко  тоже  ничего.
Ну, понизят в звании. Уволят из органов. Исключат из партии. И все! Чего
их бояться?
   Петрунов и Медведев переглянулись. Было ясно, что коллега  повредился
рассудком.
   - Роман, пойди посмотри, где Савин, -  распорядился  подполковник.  И
когда они остались вдвоем, мягко обратился к Вольфу:
   - Тебе надо отдохнуть. Ты многое пережил, у тебя стресс. Это понятно.
Выпей, расслабься, отдохни. У нас еще есть время. До завтра.
   - Нет, Александр Иванович, нет! - Вольф отчаянно затряс головой. -  В
тюрьме я собрал волю в  кулак,  переродился,  приспособился  к  скотским
условиям и был готов идти до конца. Если бы не этот побег...  Но  сейчас
все изменилось, я снова стал  человеком,  почувствовал  вкус  нормальной
жизни и уже не могу возвращаться в зверинец. Извините. Не могу, и все!
   - Но ты ведь знаешь, что стоит на карте! Речь идет о престиже  страны
на международной арене! Ведь ты железный парень и патриот!
   - Пожалуйста, дайте мне штурмовую группу, взвод или роту - я  выполню
любое задание!
   - Задание у тебя уже есть. И только ты можешь довести его  до  конца.
Без тебя все дело лопнет.
   - Но я не могу! Не могу физически!
   - Брось, Володя!  Ты  можешь  все.  Все!  Ты  по-настоящему  железный
парень! Мы знакомы много лет, я всегда ценил и уважал тебя. Я надеюсь на
тебя. Это я рекомендовал тебя генералу. И Вострецов надеется на тебя.  И
Рябинченко тоже.
   - Пусть надеются. Кто такой Рябинченко? Я его  только  на  фотографии
видел.
   Да и Вострецов... Что он  мне  -  отец  родной?!  Почему  они  должны
держать меня в хлеву? Пусть сами попробуют понюхать камеру!
   Это были опасные слова. За такие слова ставили на учет диссидентов  и
профилактировали на полную катушку: кого в психушку, кого в ссылку, кого
в тюрьму... Однако Вольф и так сидел в тюрьме.
   Петрунов тяжело вздохнул. Но у него был многолетний стаж  оперативной
работы, а это кое-что да значило.
   - Дело не в них, дело в тебе! Ты ведь взялся за это задание!  Ты  дал
слово!
   Тебе доверились! Ты ведь не можешь дать задний ход!  Бросить  все  на
полдороге, как никчемный трус!
   Наступила тяжелая пауза. Вольф большими глотками пил водку  прямо  из
горлышка. Этого он не делал никогда в  жизни.  Подполковник  понял,  что
наступил перелом. Пустая бутылка полетела в сторону.
   - Да, за слово отвечать надо.  А  то  недолго  фуфлометом  оказаться.
Западло это!
   Находящийся в побеге осужденный Вольф поднял на подполковника  глаза.
От этого взгляда Александр Иванович поежился.
   - Только если бы вы сразу бросили меня в вертолет и выкинули в  зоне,
было бы легче. А после всего этого, - Вольф обвел рукой богатый стол,  -
получается настояще