апугал, тот сказал - с лестницы упал...
   - Мелковато... - с сомнением сказал генерал. - Вот Семенов докладывал про
сержанта Шмелева - анашу курит, над солдатами издевается,  бьет,  панические
слухи распускает, подрывает  боевой  дух.  Это  поопасней...  И  политически
выигрышней: сержант, как ни крути, - младший командир!
   Замкомбрига кивнул:
   - Можно двоих оформить.
   Раскатов нахмурился и покачал головой:
   - Это уже будет перебор. Слишком хорошо - тоже плохо.  Скажут  -  никакой
дисциплины в бригаде, сплошное разложение. Единичный случай -  это  одно,  а
ряд фактов - совсем другое!
   - Этот Волков, он еще патроны  автоматные  украл.  Пока,  правда,  прямых
доказательств нет, но Семенов подработает...
   - Патроны - это серьезно... Видишь, Чучканов, что у тебя творится? А ты в
Академию Генштаба просишься,  генералом  хочешь  быть...  До  генерала  надо
шагать и шагать, прыгать и прыгать, пока ноги до колен не сотрутся!
   Это входило в манеру комбрига - унижать замов, чтобы знали свой шесток  и
не заглядывались на местечко повыше. А в отношения между  ним  и  Чучкановым
вплеталась еще одна саднящая нотка, которая в разговорах  не  затрагивалась,
но всегда незримо присутствовала, добавляя напряжения и нервозности.
   - А ты в позу становишься  насчет  цветов!  Я  без  всякой  задней  мысли
учительнице нашей школы хочу приятное сделать, а ты гримасы корчишь!
   - Это не имеет отношения  к  службе!  -  набычился  полковник.  Лицо  его
покрылось красными пятнами, и взгляд стал тяжелым и угрожающим. Впрочем,  он
быстро отвел его в сторону.
   - Ладно, иди готовься к проверке! По результатам посмотрим -  в  академию
тебе ехать или еще куда...
   Вернувшись в свой кабинет, Чучканов промокнул вспотевшее лицо, из шкафа с
обмундированием    достал    походную     флягу     разведчика,     отвинтил
пятидесятиграммовый  колпачок,  наполнил  его  светло-янтарной  жидкостью  и
быстро выпил. Повторив процедуру четыре раза  подряд,  он  обрел  утраченное
равновесие и, подняв трубку селекторной связи, соединился с Шаровым.
   - "Дождь" будем наводить корректировщиком.
   - А кто пойдет? - после паузы спросил майор. - Дело-то рисковое...  Очень
рисковое!
   - Твой крестник - Волков из второго взвода первой роты. Ты же его  привез
сюда! А он таких дров наломал... После учений под трибунал загремит!
   - Это лучше, чем под "Дождь", -  произнес  Шаров.  -  Трибунал  в  дисбат
отправляет, а "Дождь" - на тот свет.
   - Ничего, окопается, пересидит, - Чучканов раздраженно повысил  голос.  И
рявкнул: - Ты меня понял?!
   - Так  точно!  -  отозвался  майор  Шаров.  Закончив  разговор,  Чучканов
позвонил Семенову.
   -  Прижмите  Чувака,  пусть  даст  официальные  показания  на  Вольфа.  И
раскрутите факт кражи патронов. Эта дело - показатель нашей с вами работы по
борьбе с нарушениями законности!
   Потом подошел к окну и долго смотрел на территорию военного городка. Лицо
его раскраснелось и покрылось каплями пота - не то от  пережитого  унижения,
не то от выпитого коньяка.
   - Что ж ты, гад, Элеоноре, Вере или своей корове букеты  не  передаешь...
Ничего,  придет  время,  расквитаемся!  -  тихо  процедил  полковник  сквозь
стиснутые зубы. Ни имени, ни фамилии он при этом не  назвал.  Если  бы  даже
кабинет прослушивался, определить адресата угрозы особистам бы не удалось.
   Глава 3. Жизни на карте
   - Давай... Давай... Быстрее... Ой! Ой-ой!! Ой-ой-ой!!!
   Нагнувшись, Вольф рукой накрыл приоткрытый кусающийся рот.
   - Тише, сейчас сюда весь городок сбежится...
   - У, у, уэ - теперь стоны звучали приглушенно, влажный горячий язык лизал
середину ладони - ранее неизвестная ласка вызвала  острый  прилив  приятного
возбуждения, оно пробежало по нервам, как огонь по бикфордову шнуру - взрыв!
Вольф тоже застонал, тяжело шагнул  назад,  с  трудом  перевел  дух...  Ноги
дрожали, как после затяжного прыжка. Но ощущения в душе были совсем другими.
   Все  переживания  последних  дней  исчезли  без  следа,  он  находился  в
сказочном хрустальном чертоге счастья и мог силой волшебства устроить все  в
мире так, как хотел. В темноте  матово  белели  крупные  Софьины  ягодицы  и
слегка раздвинутые ноги, перечеркнутые на уровне колен  растянутыми  черными
трусиками.  Сквозь  необыкновенную  тишину  сказки  доносилось  ее   тяжелое
неровное дыхание.
   - Я чуть не умерла...
   Софья выпрямилась, извиваясь, втиснулась в узкие трусики,  одернула  полы
халата. Постепенно она приходила в себя.
   - Ты совсем с ума сошел! А если бы записку поднял Николай Павлович?
   - Он знает про меня?
   - Что ты работал у нас? Конечно! Я же звонила взводному. И  потом  -  все
покрашено, целый ремонт...
   - И как?
   - Абсолютно нормально...  Что  тут  такого?  Солдаты  всегда  работают  у
офицеров.
   - А про Серегина знает?
   - Нет. Он же был один раз...
   - И что делал?
   - Ничего. Что он мог делать?
   - Так и смотрел на тебя целый день?
   - Ох, не цепляйся  к  оговоркам!  Там  несколько  плиток  отвалились  под
раковиной и окно в спальне надо было перекрасить, вот  я  его  и  загрузила.
Потом, естественно, покормила обедом
   - А Семенова ты давно видела?
   - При чем  здесь  Семенов?  -  удивилась  Софья.  Я  с  ним  сто  лет  не
встречалась!
   Хотя это были только слова, Вольф им поверил. Наверное, потому, что хотел
верить. Все стало на свои места. У него словно гора с плеч свалилась.
   - Твой Николай Павлович относится ко мне совсем не "нормально". Завтра он
посылает меня корректировать "Дождь" -  это  почти  верная  смерть.  А  если
пронесет, то после учений мне светит дисбат - дело уже готово...
   - Ой,  я  в  этом  ничего  не  понимаю!  -  Софья  Васильевна  пересыпала
содержимое мусорного ведра в бумажный мешок  из-под  пакетов  НАЗа21.  -  Ты
просто мрачно настроен. Но уверяю, Николай Павлович  не  может  желать  тебе
зла. Все обойдется, увидишь. Ну, я побежала. Ни пуха!
   Она подставила для поцелуя гладкую душистую щеку и быстро пошла  вниз  по
лестнице, размахивая опустевшим пластиковым ведром. Вольф смотрел  вслед  до
тех пор, пока она не скрылась из виду.
   И сразу же сказка исчезла. Растаял хрустальный чертог,  пропало  ощущение
радости и счастья. Вольф стоял на втором  этаже  загаженной  стройки,  среди
тлена и запустения. Где-то визгливо переругивались две женщины. Пахло мочой,
ржавчиной и еще чем-то неприятным. С уходом Софьи ничего приятного  в  жизни
не оставалось...
   Вольф поднял бумажный мешок и направился к выходу. Огороженная площадка с
мусорными контейнерами находилась в отдалении, у  самого  забора  части.  Те
пятнадцать минут,  которые  требовались  Софье,  чтобы  вынести  мусор,  она
провела с ним. И сейчас, как ни  в  чем  не  бывало,  вернулась  к  строгому
супругу. Который не может желать ему зла.
   - Твоя задача подать три красные ракеты, -  инструктировал  Вольфа  майор
Шаров. - Первую - для ориентировки, когда покажутся самолеты, вторую  -  при
приближении на тысячу метров и третью - при  их  подходе  к  рубежу  сброса.
Потом ложись на дно окопа, пережидай  "Дождь"  и  со  своим  взводом  иди  в
атаку...
   - Что толку ложиться на дно?! Он же сверху сыпет!
   - Ну... Накрой окопчик чем-нибудь... У тебя часа два будет  -  перекроешь
подручными  материалами,   сверху   забросаешь   землей,   только   утрамбуй
поплотнее...
   Майор Шаров  смотрел  в  сторону.  Кинжальные  очереди  пулеметного  огня
пронизывают пять метров песка или мягкой земли. Для надежной  защиты  Вольфу
пришлось бы насыпать целый скифский курган.  В  одиночку,  без  техники  это
невозможно. Шаров предлагал Чучканову оборудовать настоящий  блиндаж  -  три
наката бревен, пара стальных листов,  толстый  слой  грунта.  Для  саперного
отделения - полдня работы. Но полковник воспротивился.
   - В боевых условиях никто блиндажей не копает! Там все наоборот -  кругом
враг и после подачи сигналов уйти невозможно вообще!
   Майор  добросовестно  пересказал  слова  замкомбрига  Вольфу,   ободряюще
потрепал по плечу.
   - Так что ты в гораздо лучшем положении! К тому же  пули  не  в  сплошную
идут - отсидишься!
   Над мусорными баками тускло светила одинокая лампочка. Повинуясь внезапно
нахлынувшему порыву, Вольф вывалил содержимое мешка не  в  контейнер,  а  на
землю рядом, присел и принялся сноровисто  рыться  в  пожухлой  картофельной
кожуре, склизлых клейких макаронах, каких-то  костях,  скомканных  бумажках,
яичной  скорлупе,  обрывках  бинтов...  Никаких  отрицательных   эмоций   не
возникало: мусор относится к одной из разновидностей следов и при наблюдении
за расположением противника может дать очень  полезную  информацию,  поэтому
данное упражнение отрабатывалось многократно.
   Что он искал? Презерватив с отпечатками пальцев Сержа? Список  любовников
Софьи Васильевны или их страстные послания?  Копию  ее  докладной  в  особый
отдел  насчет  трех  автоматных  патронов?  Он  сам  не  знал.   Но   ничего
предосудительного,  подтверждающего  недостойные  подозрения,   бродящие   в
потаенных закоулках сознания, не обнаружил. Это его  обрадовало.  Выбрав  из
мусора ватный шарик со следами помады, Вольф прижал его к губам и засунул  в
нагрудный карман как талисман.
   * * *
   - На вещевой склад бегом - марш!
   Можно и не бежать,  личный  состав  подняли  в  пять  утра,  а  прыжки  в
двенадцать, время еще есть, но  всеобщая  атмосфера  нервозного  возбуждения
действует на ротного и взводных: в конце концов, все шишки свалятся на них.
   - Отработайте  во  всю  силу,  парни,  выкладывайтесь  до  последнего,  -
заклинал лейтенант  Деревянко.  -  Отличившиеся  поедут  в  отпуска,  многие
поедут, до десяти процентов, только не подведите!
   Грохоча сапогами, взвод мчится по  вымытому  с  мылом  асфальту.  Хороший
день: тепло, но не жарко, ярко светит солнце, а главное - нет ветра. Бордюры
и разметка на плацу ослепительно белеют  свежей  краской.  Даже  пожелтевшую
траву покрасили из пульверизаторов, и она весело зеленеет, как в  Тиходонске
в разгаре лета. Покрашено все, что только можно:  фасады  и  передние  стены
казарм, шлагбаумы, решетки, спортивные  сооружения  и  тренажеры.  Нигде  ни
соринки, ни спички, ни окурка. Незнакомые люди в  штатском  в  сопровождении
озабоченных офицеров снуют по расположению  бригады,  порождая  всевозможные
слухи и домыслы.
   На  вещевом  складе   тоже   стоит   штатский   незнакомец,   внимательно
наблюдающий,  как  Вольф  надевает  жилет-разгрузку  с  десятками  карманов,
планшетов,   ремней   и   закрепленным   на   спине    контейнером-рюкзаком,
расписывается за противогаз, саперную лопатку, электрический фонарь,  ночной
бинокль, компас, рацию "Гном", рацион  питания  в  трехслойной  упаковке  из
фольги, комплект НАЗ, набор инструментов разведчика, нож-стропорез,  дымовые
шашки, аптечку и  индивидуальный  пакет,  как  быстро  раскладывает  все  по
карманам и карманчикам.
   Наконец все уложено, Вольф четко докладывает:
   - Рядовой Волков вещевое снаряжение получил!
   -  Не  спеши,  тут  для  тебя  еще  кое-что  есть,  -  Деревянко  дергает
подбородком в сторону.
   На потертом деревянном столе стоят  каска  "Сфера"  и  тяжелый  титановый
бронежилет четвертого класса защиты.
   - Майор Шаров  распорядился!  -  поясняет  взводный.  Тридцать  пар  глаз
уставились  на  единственного  солдата,  удостоившегося  комплекта   средств
индивидуальной защиты. В их взглядах  некая  отстраненность  -  так  смотрят
пассажиры скорого поезда на мужика, скорчившегося под грузом своих проблем у
шлагбаума захолустного полустанка.
   Рядовой Волков вроде бы один из бойцов взвода, но на самом деле нет:  уже
проведена линия, отделяющая его от других. Он  корректировщик  "Дождя",  его
выбросят первым в десять часов, и, когда приземлятся ребята,  -  неизвестно,
что с ним будет. Перед  глазами  все  время  встает  лежащий  на  дне  окопа
изрешеченный пулями муляж. Возможно, так же будет выглядеть его  тело,  даже
прикрытое каской и титановыми пластинами.
   - Рядовой  Волков  вещевое  снаряжение  получил!  -  повторяет  он  и  на
непонимающий взгляд лейтенанта объясняет:  -  Лишние  восемнадцать  кэгэ,  а
толку никакого.
   И добавляет, но уже про себя: "Пусть они засунут эти железки себе в жопу!
Имитируют заботу, суки! Лучше залезу в окоп и выкопаю  нору  вбок  у  самого
дна. Все-таки полтора метра каменистой земли - может, пронесет..."
   - Рядовой Иванников вещевое снаряжение получил! Доклады  звучат  один  за
другим, и вскоре Деревянко подает новую команду:
   - За парашютами бегом - марш!
   Теперь бежать тяжелее: бьет по ногам лопатка, прыгает на боку противогаз,
тянет назад рюкзак... А  ведь  навьючивание  далеко  не  окончено:  основной
парашют - пятнадцать килограммов, дополнительный - пять, оружие, взрывчатка,
боезапас...
   На парашютном складе неожиданно обнаружился Чувак. Разбитая губа  зажила,
желтая припухлость на нижней челюсти едва  заметна,  но  говорит  с  трудом,
будто во рту катаются камешки. Встречаться взглядом с Вольфом он избегает.
   Майор Тинякин - помощник Чучканова по  ПДП22  вычеркивает  одну  графу  в
журнале выдачи парашютов. Штатский с  повадками  вынюхивающей  след  легавой
внимательно наблюдает за его действиями.
   - Запасные парашюты не получаете в связи с большой загрузкой снаряжением!
- объявляет Тинякин.
   "На пять кэгэ меньше", - облегченно вздыхает Вольф.  Остальные  реагируют
по-разному - кто довольно кивает, кто  озабоченно  хмурится.  Первые  думают
только о весе, вторые - о потере аварийного шанса.
   Пряхин, Чувак и освобожденный от прыжков Лисенков снимают с длинных полок
опечатанные мешки и выносят бойцам.
   - Что ты мне дал? - спрашивает у Лисенкова Вольф и показывает  выведенную
химическим карандашом на брезенте надпись: "Серегин".
   - Откуда я знаю, -  Пашка  прихрамывает  на  обожженную  ногу  и  заметно
морщится. - Он лежал на твоей фамилии. Значит, перепутали!
   Сбоку подходит Серж, молча забирает свой мешок и так же молча  ставит  на
пол парашют Вольфа. Он демонстративно не разговаривает с бывшим товарищем. А
Вольф испытывает угрызения совести.
   - Проверить печати и целостность упаковки!  -  командует  Тинякин  и  сам
проходит вдоль строя, внимательно оглядывая каждый мешок. Штатский  стоит  в
стороне - эта часть процедуры его нисколько не интересует.
   - Осмотр закончен, - командует  майор.  Еще  раз  он  осмотрит  мешки  на
рабочей площадке, потом их вскроют, и он лично проверит каждый парашют.
   - На оружейный склад бегом - марш! - кричит Деревянко.
   Теперь разведчики бегут, как навьюченные лошади. В оружейке их  встречает
майор Шаров, рядом с ним строгий штатский - тоже с повадками легавой.
   Вольф пристегивает к поясу  нож  в  ножнах  с  кусачками  для  проволоки,
запихивает в нагрудные планшеты восемь автоматных  магазинов,  укладывает  в
подсумки две "Ф-1" и три  "РГД-5",  предварительно  прицепив  к  специальным
шнурам, которые при выхватывании гранаты выдернут кольцо,  позволяя  метнуть
ее одной рукой.
   - Боевые? - спрашивает штатский.
   Шаров пожимает плечами.
   - Конечно.
   Тот недовольно хмурится.
   Детонаторы,  четыре  двухсотграммовых  и  две  четырестаграммовых   шашки
тротила, саперные провода, автомат... Сержант Ткачев выносит отрезок толстой
доски - издали кажется, что из нее торчат головки  толстых  медных  гвоздей.
Это патроны - если пустых гнезд нет, значит, их ровно  девяносто,  можно  не
пересчитывать. Ребята  облегченно  вздыхают  -  запас  разведчика  девятьсот
патронов, но, раз не  вынесли  цинки,  значит,  соблюдать  норму  не  будут,
значит, ноша в десять раз легче.
   - Постойте! - штатский делает несколько шагов  вперед,  вынимает  патрон,
осматривает. - Тоже боевые?!
   - Ну а какие? - снова пожимает плечами Шаров. Вопрос кажется ему  глупым.
- Это же полномасштабные учения.
   - Исключено! - не терпящим возражений тоном говорит штатский.  -  На  сто
процентов исключено. На бросок гранаты никто не приблизится, хотя  это  тоже
против правил, а на автоматный выстрел вполне... Тем более они летят  сверху
- цель как на ладони!
   - Вы путаете, товарищ, - кривит губы Шаров. - Это же  не  американцы,  не
вражеские захватчики, не террористы. Это лучшее, элитное подразделение наших
Вооруженных  Сил...  И  потом,  есть  план  учений!  Для  его  отмены  нужен
специальный приказ!
   - Исключено! - повторил штатский, как отрезал, и  достал  из-под  пиджака
невиданно малых размеров рацию. - Приказ сейчас будет.
   Тем временем в кабинете Чучканова сценарий инспекторской проверки  и  так
трещал по швам.
   - Вы же две недели назад получили план учений, там все расписано, - уныло
бубнил полковник, проклиная Раскатова,  который  вылетел  встречать  высоких
гостей, оставив его  расхлебывать  любые  возникающие  проблемы.  -  Значит,
вопрос согласован...
   - Откуда мы знали, что такое "Дождь"? -  раздраженно  наступал  худощавый
седой человек с пронзительным взглядом. Это  был  генерал  КГБ  Никитский  -
начальник всех штатских из личной охраны Грибачева. - А теперь  оказывается,
что вы собираетесь сбросить на голову секретарю ЦК пять пулеметов! Да  вы  с
ума сошли!
   - Почему на голову? Там почти километр...
   - А если подует ветер?! Если кто-то умышленно сбросит их  над  трибуной?!
Вы дадите гарантию, что такого не произойдет и не  случится  никаких  других
"накладок"? Стопроцентную гарантию?
   Стопроцентных гарантий не бывает. Особенно в таких  делах,  где  на  кону
стоит твоя собственная голова. Чучканов молчал.
   - То-то! Но если бы вы и дали гарантию,  мы  бы  в  нее  не  поверили,  -
нравоучительно сказал Никитский и, достав из строгого  темно-серого  пиджака
простую шариковую ручку, жирно  зачеркнул  пункт  про  сброс  "Дождя".  -  К
чертовой матери! И десантирование бронетехники  к  чертовой  матери!  Будете
экспериментировать без кандидатов в члены Политбюро!
   Он вычеркнул еще один пункт.
   В это время на поясе генерала мелодично пропела рация. Он вставил  в  ухо
крохотный черный наушник, нажал кнопку миниатюрной гарнитуры.
   -  Я  Первый,  Слушаю.  Конечно,  нет!  Правильно  сделали.   Сейчас   он
скомандует. Боевые патроны заменить холостыми! - бросил он  в  пространство,
как будто замкомбрига Чучканов стал  невидимкой.  И,  наклонившись  к  плану
учений, продублировал приказ письменно, поставив размашистую  подпись.  -  Я
еще не встречался со столь вопиющей безответственностью! Вы понимаете о чьей
безопасности идет речь?!
   Прозрачные  льдинки  из-под  светлых  бровей  морозили   смятенную   душу
полковника. Шеф подставил его в очередной раз. И виноватым  теперь  окажется
он...
   - Если вдруг где-то обнаружится хоть один  боевой  патрон  -  пеняйте  на
себя! - зловеще сказал Никитский. - Вы меня поняли?
   Чучканов встал и замер в стойке "смирно".
   - Так точно!  -  словно  загипнотизированный,  сказал  он  и  даже  хотел
щелкнуть каблуками, но располневшие ляжки помешали это сделать.
   * * *
   На деревянной трибуне наблюдательного  пункта  царила  такая  же  строгая
субординация, как в далеких от полупустыни кабинетах власти.
   В первом ряду в самом центре стоял Грибачев - в  легком  летнем  костюме,
свежей сорочке с  умело  подобранным  галстуком,  на  голове  -  испещренная
мелкими  дырочками   элегантная   шляпа.   В   руках   он   держал   тяжелый
пятнадцатикратный бинокль, который то и дело  подносил  к  глазам,  а  потом
опускал и, слегка наклонив голову, слушал пояснения стоящего справа  маршала
Вахрушева. Министр  обороны  получал  нужные  сведения  от  стоящего  справа
генерала армии  Рыбакова,  а  начальник  Генштаба,  в  свою  очередь,  -  от
начальника ГРУ генерал-полковника Латынина,  который  тоже  стоял  справа  и
завершал линию высоких гостей. Маршал и  генералы  парились  в  парадных,  с
длинными колодками наград, мундирах и тяжелых от золотого шитья фуражках.
   Справа от Латынина в повседневной форме