ойно:
   - А поподробнее?
   - Я ее отвозил из "Золотой пади". Когда поднялись  в  квартиру,  случился
очередной скандал. Она уже лезла в ванну, тут я не выдержал, вмазал...
   - Зачем? - тихо спросила Даша. Камышан рывком  поднял  голову.  В  голосе
прозвучала прежняя наглость:
   - Нескромный вопрос можно? С мужиками трахаетесь?
   - Бывает, - терпеливо сказала Даша.
   - А бывало, что вас трахали плохо?
   - И такое случалось.
   - То есть у вас все нормально в этом плане? Представление имеете?
   - Да пожалуй, - сказала она без улыбки. - А в чем ваша-то была проблема?
   Камышан быстро оглянулся через плечо:
   - Уберите этого волка... Стыдно.
   Поколебавшись, Даша посмотрела на верного сподвижника,  виновато  развела
руками. Он сговорчиво вышел, поиграв  в  воздухе  кулаком  и  явно  мысленно
примеряя его к камышановой нижней челюсти.
   Даша слегка напряглась -  на  всякий  случай  следовало  быть  настороже.
Однако Камышан и не собирался  дергаться  -  он  еще  больше  ссутулился  на
ободранном стуле, словно кукла, из которой выдернули важную  ниточку.  Помял
ладонями лицо, поднял глаза:
   - У меня с телками всегда все  было  нормально  -  и  до  нее,  и  после.
Специально старался, проверял...
   - Стоп, стоп, - с легоньким нажимом сказала Даша. - Значит, с  Маргаритой
вы все же, мягко говоря, имели дело?
   - Вот то-то. Вы только не скальтесь...
   - Да господь с вами, и не думаю, -  бархатным  голосом  сказала  Даша.  -
Зачем же скалиться-то?
   - Ну вот, а с ней в последнее время ни черта не выходило... И  напивался,
и... По-всякому. Не получается, хоть ты вой. Повисает, как я не знаю  что...
- Он поднял засветившиеся бешенством глаза. - И все бы ничего, но в башке  у
меня что-то наглухо замкнулось.  Чем  хреновее  дела,  тем  больше  хочется.
Западаю. Блядь, шлюха, тварь - а я западаю... Хочется так, что скулы сводит.
Свету божьего не видишь.
   - А она?
   - Она? - Камышан покривил лицо в непонятной гримасе. -  Вам,  бабам,  эту
проблемку не понять, у вас по-другому, не встает и не падает... Добро бы она
отказывала - так нет, начала, сука,  не  просто  позорить,  а  позорить  при
людях. С подробностями и комментариями. Только и узнаешь - одному по  пьянке
сказала, другому сказала, пошли подначки... А я ее хочу, все  так  же  хочу!
Уколы делал, всякую херню глотал - и не получается... До-олго это  тянулось,
долго... - Он чиркнул Дашиной зажигалкой, с трудом попав кончиком сигареты в
пламя. - Вот... Чувствую, начинаю  тихо  ехать  крышей.  А  тогда,  ночью...
Приехали домой, я пропустил стаканчик, решив попробовать удачу...
   - Не получилось? - задушевно спросила Даша.
   - Если бы.  Ну,  я  подал  недвусмысленный  намек...  стою  перед  ней  и
потихонечку закипаю от всего пережитого. А она раздевается передо мной,  как
перед  зеркалом,  ноль  эмоций.  Посмотрела  на  меня   и   спокойненько   -
спокойненько, главное, тварь! - говорит: "Я же не извращенка какая, чтобы  в
свою многоопытную щель тряпочки запихивать. Мне там желательно  иметь  нечто
потверже... И вообще, сядь на телефон, закажи блядешку, она тебе за бабки  и
тряпочку пососет..." Цитирую дословно. Поворачивается,  идет  в  ванную  как
мимо пустого  места.  У  меня  потемнело  перед  глазами,  рванулся  туда  и
вмазал... Когда начала падать, подхватил ее, положил в ванну...
   - А потом?
   - А потом полистал дневник, - сказал Камышан словно бы даже  с  некоторым
вызовом. - Там тоже было... понаписано... "Камышан-то  Камышан,  вот  только
хрен похож не на камыш, а на плакучую иву..." В таком ключе. Много  всякого.
Ей,  сучке,  это  было  ужасно  смешно...  Пробовала  даже  стишок  сочинить
насчет... В общем, забрал дневник и уехал. Дома прочитал от корки до  корки,
вырвал все страницы про меня, сжег на кухне в раковине...
   - А зачем приехали еще раз?
   - Было идиотское ощущение, что - не добил... И ведь добил бы, окажись она
живая... Точно, добил бы... Вот вам и вся печальная история.
   - Почему дневник не уничтожили?
   Помолчав, он сказ ал глухо:
   -  Понадеялся,  что  пронесет...  Не  думал,  что   сунетесь.   Где   там
расписаться?
   -  Подождите,  -  сказала  Даша,  отложив  ручку.  -  Вы  понимаете,  что
сознаетесь в убийстве? По вашей обрисовке оно  получается  неумышленным,  но
все равно...
   - Прекрасно понимаю. Ну, а вам-то что?  Вот  у  вас  и  убивец  с  полным
признанием, на блюдечке... - он коротко трескуче  рассмеялся.  -  То  у  вас
морды бьют, чтобы сознался, то не нравится вам, когда сознаешься...
   - А про винтовку с лазерным прицелом не забыли? - спросила Даша. -  Такое
впечатление, что забыли и про нее, и про наши прежние разговоры...
   - Ай, да бросьте вы эту лирику! - отмахнулся Камышан. - Может, это в  вас
целили. Что-то я, как  ни  ломал  голову,  не  придумал,  кто  мог  со  мной
выкидывать такие штучки... Кладите бумажку в  папочку  и  ждите  медальку...
Только давайте я подмахну сначала.
   Полное  впечатление,  что  перед  ней  сидел  другой   человек,   двойник
вчерашнего Камышана по внешности. Но не уговаривать же его? Даша с  каменным
лицом  дала  ему  подписать  протокол,  вызвала  сержанта-конвойного,  потом
впустила Пашу. Сунула ему листки, отвернулась к окну и закурила.
   - Вот это ни хрена себе... - громко выдохнул Паша.
   Она обернулась:
   - Тонко ты подметил...
   - Даша, ну не может этого быть...
   - Чего? - горько усмехнулась она.
   - Брешет.
   - Но ведь могло и так случиться?
   - Могло. Но не верю. Чутье. Если бы не сидел в этом деле по  уши,  мог  и
поверить, а так... Мешает что-то.
   - Аналогично, - сказала она. - С учетом всех предшествующих обстоятельств
и всего, что вокруг убийства наворочено, - херня это на постном масле, а  не
сознанка. Будь это в обычном СИЗО, ты что первым делом подумал бы?
   - Что ему кинули "маляву". И велели вешать на себя.
   - От то-то, - сказала Даша.  -  А  в  данных  условиях...  что  же  можно
подумать в данных условиях? Что Тодыш к нему кого-то пустил...
   - Вот не надо. Не гони на Тодыша.
   - Или - ты потом вернулся, - "безжалостно продолжала Даша. - И  провел  с
ним политбеседу...
   - Слушай, Рыжая, - сказал Паша тихо. - Не надо,  а?  Ты,  конечно,  нынче
начальство и все такое, только все равно не надо меня сукой  делать...  Я-то
думал, мы с тобой и впрямь друзья...
   - Извини, - сказала Даша тоскливо. - Ну,  извини  курву...  Не  подумавши
ляпнула. Паша, но ведь это ненормально. Это так неправильно, что у меня слов
нет...
   - Почему? Он нормально соскочил. Все! - Паша скрестил руки перед лицом. -
Дело закрыто. Эту бумажонку мы с тобой никак не сожжем - потащим  прокурору,
как  миленькие...  На  нем,  правда,  висит  еще  подозрение   насчет   Жени
Беклемишевой... Только у меня ощущение, что двадцать шестая статья УПК может
и не сработать, не получится соединения дел. Основания больно уж шаткие. Вот
и выходит, что вся история распадается на несколько дел, причем главное - об
убийстве Маргариты Монро - мы с тобой только что самым блистательным образом
закрыли. Без всяких нарушений. Чистосердечное.
   - Ага, - сказала она зло. - А поскольку это все-таки не пьющий слесарь из
рабочего квартала, в суде толковый  и  дорогой  адвокат  эту  чистосердечную
сознанку смешает с говном. В особенности если сам Камышан будет  орать,  что
ему тут яйца в дверь пихали. Как ни крути, а все улики у нас - косвенные.  И
вернут дело на доследование,  только  мы  к  тому  времени  будем  в  жуткой
заднице... Я кристально излагаю?
   - Кристально, - хмуро согласился он. - Есть еще один вариант - ничего  он
в суде не будет опровергать. Подтвердит все, подведут под состояние аффекта,
а то и сунут в спецпсихушку, откуда иногда через годик  преспокойно  выходят
вовсе даже не психами. Первый раз, что ли?
   - В бога, в душу, в мать... - произнесла она с расстановкой.  -  В  любом
случае дело придется закрывать. Не могу отделаться от  впечатления,  что  он
дрогнул и согласился было всех утопить, а  потом  передумал.  Дожимать  надо
было, а я, дура, отложила на потом... Ладно, снявши голову,  по  волосам  не
плачут.
   - Зря ты насчет меня. И про Тодыша тоже зря.
   - Ладно, проехали, - сказала Даша.  -  Бывает...  -  Прищурилась  и  тихо
продолжала: - Хочешь, докажу, что я тебе доверяю? Ну-ка, кого напоминает эта
сытая физиономия рядом с Женечкой Беклемишевой? Напряги извилины...
   Он долго всматривался, зачем-то шевеля губами. И вскинулся:
   - Это же второй фигурант! По Евдокимовой!
   - Оченно, знаешь ли, похоже, - сказала Даша. - Знаешь,  где  у  нас  штаб
Шантарского военного круга? Молодец. Возьмешь своих лучших ребят  и  парочку
машин. Все, что нужно.  Формальностями  пренебречь,  я  за  все  отвечаю,  с
санкции верхов. Короче, есть подозрение, что этот тип именно там имеет честь
служить. И задача у тебя немудрящая: засечь его при удаче, тихонечко  вести,
установить  личность.  Только,  я  тебя  умоляю,  работай  ювелирно.  Он  не
интендант и не коновал, настрой ребят в этом ключе... Чтобы работа  была  по
высшему классу.
   - Это во что же мы вляпались?
   - В уголовщину, как  всегда,  -  хмыкнула  Даша.  -  Ну,  ты  уяснил  всю
деликатность задачи? Все шишки - на меня, ни о чем таком  не  беспокойся.  И
повторяю, Паша, - работай ювелирнейше, не нарвись там...

   ...Легко представить, в сколь приятном расположении духа  она  сидела  на
совещании. Рычать  хотелось.  Меж  тем  совещание  йа  Черского  было  делом
серьезным, и там требовалось не отсиживать, а  работать:  через  шесть  дней
граду Шантарску исполнялось триста семьдесят лет, и это  событие  в  верхах,
как водится, решено было отметить по-старорежимному грандиозным праздником с
ряжеными казаками, красочными шествиями, концертами на  открытом  воздухе  и
прочей белибердой. В общем, если древние римляне как-то ухитрялись сопрягать
раздачу хлеба с культурно-массовыми мероприятиями вроде гладиаторских  боев,
нынешние власти надеялись выехать на  одних  зрелищах.  Гладиаторских  боев,
правда, не предвиделось, спасибо и на том.
   Любое подобное мероприятие для милиции означает головную боль, начинающую
к тому же мучить загодя. В готовность приходят все службы,  в  том  числе  и
уголовный розыск, поскольку по стариннейшей  традиции,  неведомо  из  какого
столетия идущей, карманники обожают  работать  в  праздничной  толпе,  да  и
другие криминальные элементы находят, чем заняться с пользой для себя.
   Для Даши дополнительным испытанием оказалось еще и  то,  что  ее  впервые
явили миру в качестве и.о. начальника городского  угро.  Пришлось,  конечно,
влезть в мундир - и ощутить некоторую  неловкость  под  пытливыми  взглядами
полусотни пар глаз. Кое-кто о новом назначении прослышал  заранее,  либо  по
должности, либо благодаря сарафанному радио, но  для  большинства  получился
сюрприз. Можно представить, сколько будет сплетен -  в  пересудах  чиновники
любого ведомства дадут сто очков  вперед  бабкам  с  дворовых  лавочек,  ибо
пересуды эти - неотъемлемая часть чиновничьего  бытия.  Неважно,  полагаются
чиновникам погоны или униформой остается штатский костюмчик...
   Но справилась, в общем - успела подготовиться, да и знала предмет трудами
покойного  Воловикова.  Методика  была  разработана,  конечно  же,  до  нее,
оставалось браво отрапортовать о полной готовности и сидеть с  умным  видом,
делая соответствующие заметки в блокноте, - все равно  потом  получишь  уйму
документов, где те же ценные указания будут разжеваны на сто кругов...
   Самое паршивое, что приходится сидеть до конца. И она сидела,  равнодушно
слушая сетования майора из батальона ГАИ. На него, как гром с  ясного  неба,
свалились лишние хлопоты - в кои-то  веки  Шантарский  военный  округ  решил
провести  маневры  на  дивизионном  уровне,  часть   техники   должна   была
проследовать своим ходом впритык к северной окраине города, и  на  отдельный
батальон свалились лишние хлопоты.
   "Впрочем, это, как в анекдоте, -  подумала  она,  слушая  вполуха  жалобы
майора на нехватку бензина и запчастей для разболтанных легковушек. - Мне бы
ваши заботы, Марья Петровна..."
   С Галаховым так и не удалось поговорить - его, едва совещание  кончилось,
перехватил генерал Трофимов. Даша так и не решила, хорошо это или плохо, что
не перекинулись словом. Может, и к лучшему - неизвестно еще, как  он  примет
ее светлую идею установить наблюдение за штабом округа...
   Вернувшись к себе, она шагала по коридору в  глубокой  задумчивости  -  и
оттого проглядела опасность, от которой при другом раскладе могла и спастись
бегством. На фанерном стульчике возле  ее  кабинета  восседал  Петр  Матвеич
Кухарук, и на коленях у него лежала не обычная  тощая  папочка  -  картонное
вместилище  толщиной  с  кирпич.  Из-под  расстегнутой   шубейки   павлиньим
разноцветьем  светила  орденская  колодка  солиднейших  размеров.   Ветерану
органов недавно стукнуло восемьдесят, но он был хоть и тощ, как вяленый лещ,
однако боек и верток, подобно престарелому генералиссимусу Суворову. Знающие
люди как-то говорили Даше, что  по  старинной  примете  такое  случается  от
пролитой крови: дольше всех живут фабриканты оружия, фельдмаршалы  и  просто
маршалы - любимцы смерти, поставщики костлявой...
   Кухарук вышел в отставку майором, но клиентов костлявой успел переправить
несказанное количество - сначала резал финских егерей в  жесточайшей  лесной
войне без  правил  на  Карельском  перешейке,  потом  перехватывал  немецких
парашютистов в первые месяцы войны, партизанил  в  Белоруссии,  чистил  тылы
двух  фронтов,  гонял   бендеровцев   по   Карпатам,   тренировал   польскую
погранохрану в те веселые времена, когда земли к  востоку  от  Эльбы  кишели
вовсе уж неизвестно чьими бандами, успел даже пошерудить в Маньчжурии, о чем
рассказывал вовсе уж скупо. Профессионал был крутейший - именно  он  не  так
давно показал  Даше,  как  следует  качественно  калечить  человека  обычной
авторучкой, а также за десять минут растолковал, почему знаменитые  "А  зори
здесь тихие" Васильева  являют  собою,  с  точки  зрения  специалиста,  чушь
собачью, не имеющую и тени реальной основы. Если бы он при  этом  еще  и  не
писал стихов...
   На три буквы не пошлешь - живая легенда...  Пришлось  со  всем  почтением
пригласить в кабинет и соорудить  чайку.  Все  шло,  как  обычно  -  хрупкий
старичок долго сетовал на  рыночные  отношения,  безжалостно  зарубившие  на
корню его первую и единственную книжечку, презентовал Даше последний шедевр:
балладу "Мог стать  генералом"  в  машинописном  исполнении.  Она  рассеянно
выхватила взглядом эпохальное четверостишие:
   - Рванул капитан дверь притона рукою и крикнул: "Ни с места! Стреляю!" Но
тут грянул выстрел... и вниз головою он пал, прошептав: "Умираю..."
   И пропела про себя без тени почтения услышанное где-то:
   - Ах, где мой табор, маманя с батей, пришли мильтоны, да на  закате...  И
грянул выстрел, второй и третий, и сиротою рассвет я встретил...
   Удивительно ложилось на тот же мотив... Подняв глаза от листочка,  она  с
ужасом обнаружила, что Кухарук водрузил папку на  стол,  распутывает  желтые
тесемочки... Лицо у него стало важное, прямо-таки озаренное.
   - Не беспокойтесь, Дарья Андреевна, - объявил старикан чуть  сварливо.  -
Это уже не поэзия, тут гораздо  серьезнее...Гораздо.  Аналитическая  записка
для руководства. Поскольку никого из руководства мне дождаться  не  удалось,
приходится  передать  вам  согласно  субординации.  Вместе   со   справочным
аппаратом.
   И он непринужденно вывалил Даше на стол груду газетных вырезок, аккуратно
подклеенных на листы плотной  бумаги.  Труд,  надо  полагать,  был  проделан
титанический. Сизифов. Там и сям отдельные абзацы подчеркнуты  разноцветными
фломастерами, а  на  бумаге  сделаны  пометки  -  мелким,  но  удобочитаемым
почерком.
   Поверх всего этого легли два листочка машинописи - через  один  интервал,
тоскливо подметила Даша. Заголовок выделен прописными буквами.
   АНАЛИТИЧЕСКАЯ ЗАПИСКА ОБ ИМЕЮЩИХ МЕСТО СЕПАРАТИСТСКИХ  ВЫПАДАХ  ОБЛАСТНОЙ
ПЕЧАТИ.
   Даша даже потерялась на секунду. Тихо спросила:
   - Это что, всерьез?
   - Я же говорю, Дарья Андреевна, это гораздо серьезнее, чем поэзия. Поэзия
моя хотя и исполнена гражданского звучания, но в данном случае речь  идет  о
крайне  опасных  тенденциях,  представляющих  прямое  нарушение   Уголовного
кодекса... - Кухарук значительно воздел палец. - И я вас просто-таки  умоляю
отнестись со всей ответственностью. Знаю вас как  перспективного,  растущего
кадра,  отмеченного  правительственной  наградой,  что  имело  отражение   в
средствах массовой информации... - и он без малейшей передышки выпустил  еще
пару длиннейших фраз касаемо надежд на достойную молодую смену. -  Потому  и
смело передаю в ваши руки. Должен отметить, данная записка составлена не без
помощи   одного   молодого   человека,   с   самого   начала    проникшегося
ответственностью, потому я и не разделяю порочных взглядов об  аполитичности
нынешней молодежи... Коля Андрианов из "Ведомостей" помогал, проделал  массу
работы...
   Краем  уха  Даша  слышала,  что  какой-то  шустрый  журналист  давно  уже
обхаживает старичка, надеясь  подвигнуть  все  же  на  писание  сенсационных
мемуаров. Однако, похоже, пока все обстояло как раз наоборот - не потерявший
остроты ума Кухарук сумел сам использовать шакала пера для своих целей...
   - Солидно вы с ним перелопатили... - сказала Даша  из  вежливости,  чтобы
хоть как-то отреагировать.
   - Будьте уверены, ни один материал за последние  три  месяца  не  остался
неохваченным, - гордо заверил Кухарук. - Собственно, это  уже  не  выпады  -
целенаправленная пропаганда, которая должна быть непременно пресечена...
   Тут, на Дашино счастье, зазвонил телефон. Звонили от  Граника,  сообщали,
что умывают руки касательно дискеты.  Даша  сухо  поблагодарила  и  повесила
трубку - и тут же развела руками:
   - Петр Матвеич, дорогой, срочное дело...
   - Понимаю, товарищ майор! -  браво  вскочил  Кухарук.  -  Не  смею  далее
отнимать время, но записку прошу передать нынче же...
   Когда за ним захлопнулась дверь, Даша облегченно вздохнула, потянулась  и
вытряхнула из пачки сигарету. Взяла "записку", лениво пробежала глазами.
   Длиннющими казенными фразами, изобиловавшими  вышедшими  из  употребления
штампами, а также повторами и суперканцелярскими оборотами, Кухарук  доводил
до сведения начальства,  что  за  последние  три  месяца  шантарские  газеты
опубликовали устрашающее  количество  материалов,  проникнутых  неприкрытыми
сепаратистскими тенденциями, что, как известно, противоречит  Конституции  и
Уголовному  кодексу,  а  потому  должно  решительно  пресекаться.   К   сему
прилагался даже "график интенсивности"  и  "диаграмма  количества  строчек".
Тихо рехнуться можно. Хотела бы она взглянуть на физиономию молодого  идиота
из "Ведомостей", которому пришлось во всем этом поневоле участвовать...
   И сама  не  могла  бы  определить  момент,  когда  вчиталась.  Оставалось
диковатое ощущение, что кое в чем Кухарук был прав. Что в  последние  месяцы
нет более модной темы, нежели гипотетическая незалежность Сибири или,  уж  в
крайнем случае, для начала, Шантарской губернии. Самые  разные  газеты  (чьи
сотруднички в обычное время готовы  были  глотку  перегрызть  друг  другу  и
назвать белое черным исключительно в пику оппоненту) словно  пели  с  одного
голоса. На читателя обрушилась лавина  -  смешались  в  кучу  и  полузабытые
"сибирские областники"  середины  прошлого  века,  и  довольно  убедительные
статистические  выкладки  века  нынешнего,   и   эмоциональные   выступления
творческого народа, и мнение неведомо где отысканных пролетариев от сохи...
   Примерно так обстояло в  прошлом  году,  когда  свирепствовали  очередные
выборы и кандидатов навязывали, как картошку, мастера  платной  рекламы.  Не
бывает таких случайностей. За всем этим должны стоять деньги,