ью.
   Вновь царило тягостное молчание. Вся компания была в сборе:  широкоплечий
белобрысый Славка, смахивающий на  стопроцентного  Ольховского  "пехотинца";
брюнет Толик, похожий статью и усиками на лихого белогвардейского  поручика;
Серега-Косильщик с идеально неброской физиономией. Группа  по  особо  важным
делам маялась вовсе не от обиды (хотя и обида  присутствовала)  -  очень  уж
тягостно было сидеть бедными родственниками и в полном неведении  дожидаться
финала. По крайней мере, Славка с Толей держались  твердого  убеждения,  что
это финал, и на  квартире  у  Паленого  непременно  отыщутся  заключительные
улики, с маньяками, как подсказывает отечественный и  мировой  опыт.  так  и
бывает - жуткие сувенирчики,  вырезки  из  газет...  Даша  к  ним  примыкала
(процентов на семьдесят, если возможна  такая  математика).  Один  Косильщик
прочно окопался в диссидентах  со  своей  версией  "совершенно  постороннего
убийцы" - но обосновать версию не мог, напряжение было такое, что  дискуссии
и споры Давно прекратились (а сам Косильщик, что ни четверть часа,  срывался
и убегал в телетайпную узнать,  не  пришел  ли  из  Томска  ответ  на  Дашин
запрос).
   В  пять  минут  пятого  начальства  все  еще   не   было.   Зато   таился
жизнерадостный сержант Федя, осторожно просочился в  дверь  и  уставился  на
Дашу, как обычно, с немым обожанием.
   - Гуляй дальше, Федя, - распорядилась Даша, - Никуда мы не собираемся,  а
скоро, и вообще, грядет расставанье...
   - А к вам там пришли. Комик какой-то у дежурки торчит.
   - Только комиков мне не хватало до полного оргазма, - искренне  вздохнула
Даша. Федя пожал плечами:
   - Нет бы, как всем нормальным людям, шмыгнуть мимо дежурки - полез  сдуру
спрашивать, можно ли подняться в здание, его там и тормознули для детального
выяснения. Потому что иностранец. Из дальнего зарубежья. Они к вам звонят, а
у вас все время занято, вот я и пошел...
   - Какой еще иностранец? - Даша слезла с подоконника, - Иностранцев мне не
хватало. Почему  занято,  трубка  же  лежит...  -  Она  подошла,  глянула  и
недовольно  поморщилась:  -  Как  дети  малые,  опять  кто-то  трубку  кинул
наискось, на рычажок не попал, вот короткие и пищат...
   Но тут же вспомнила, что последний раз звонила как раз она сама, смущенно
фыркнув, накрутила номер дежурной части.
   - Дарья? - жизнерадостно откликнулся майор Калинкин. - К тебе  поклонники
летят через весь континент, понимашь.  Большой  привет  из  Парижу.  Чего  -
шутки? У меня здесь торчит самый настоящий французский  гражданин,  весь  из
себя импортный, паспорт  показывает  и  к  тебе  рвется.  По-русски  волокет
малость, понять можно.  Мы  здесь  паспорт  прочитать  не  можем  никто,  но
выглядит убедительно...
   Мелькнула шальная мысль,  что  с  ответным  визитом  вежливости  нагрянул
кто-то из парижских сыскарей, но Даша ее тут же отбросила -  во-первых,  все
шло бы через официальные каналы и почетный гость  не  торчал  бы  у  дежурки
бедным родственником, во-вторых, никто  из  ее  знакомых,  бравых  ребят  из
комиссариата  шестнадцатого  округа,  не  произвел  бы  впечатления  комика.
В-третьих, никто из них по-русски не говорил.
   - Ну что молчишь? Ты его сама заберешь, или пусть идет наверх?
   - Сейчас спущусь, - сказала Даша. - Ведь заблудится в нашем заведении...
   Напрасно полагают иные, будто после бурного потока  хлынувшего  в  Россию
импортного  шмотья  невозможно  стало   отличить   нашего   ублаготворенного
реформами жителя  от  заграничного,  печально  прозябающего  за  бугром  без
подлинно рыночных и демократических новшеств вроде ваучеров, билетов  МММ  и
Крестьянской партии...
   У  высокою  стеклянного  окна  дежурной  части  жизнерадостно  расхаживал
невысокий человек, пестрый, как павлин. Шмотки  на  нем  были  не  то  чтобы
особенно роскошные, но как-то по особенному импортные - сине-белая куртка  с
массой карманов самых неожиданных очертаний, всяких пряжечек, клапанчиков  и
п„стрых вставочек, джинсы цвета темного  янтаря,  сине-красные  кроссовки  и
красная шапочка  с  задорным  белым  помпоном  вместо  кокарды.  Незнакомец,
выдержанный в основном в колерах французского флага, бросался в  глаза,  как
"Роллс-ройс" перед пивным ларьком у центрального рынка. Дежурная смена вкупе
с болтавшимися без дела омоновцами, хоть и  привыкшая  ко  всему  на  свете,
откровенно таращилась на яркого, пестрою, раскованного  варяжского  гостя  -
что обладателя потрясающей кепочки ничуть не смущало,  знай  бродил  себе  с
жизнерадостной улыбкой  ребенка,  вознагражденного  за  пятерку  стотысячной
ассигнацией и радостно ждавшего теперь  открытия  "Детского  мира"  с  целью
скупить ею целиком. Едва завидев Дашу,  странный  гость  бросился  к  ней  и
вскричал:
   - Мадемуазель Дария! Я имел честь видеть вас на фото  у  комиссар  Дюруа,
который и есть рекомендовать для вас меня. Мои извинения за внезапный  визит
эта префектура, как вы есть заняты, но я не иметь знать местоположении  ваша
вилла!
   Даша тоже хотела бы знать расположение своей виллы... Омоновцы  явственно
хрюкнули. Француз тем  временем  с  невыразимым  изяществом  поцеловал  Даше
ручку. Прекрасно сообразив, что надолго станет  предметом  для  шуток,  Даша
сердито мотнула головой:
   - Пойдемте, мсье...
   -  Флиссак,  Репе  Флиссак!  -  нежданный  гость  подхватил  одной  рукой
объемистую красную сумку и вприпрыжку припустил вслед за Дашей, треща: -  Вы
извиняйте столь скоропалительный визит, но меня предупредили в  Москве,  что
междугородный связь с Сибери есть ненадежный, и я выбрал азарт... риск...
   - Вы не из полиции, часом?
   - Часом? О, я не часом, я днем. На несколько днем... Нет, я  не  полиция.
Комиссар Дюруа - добрый, как это... когда одна экола он и я?
   - Школьный друг?
   - Уи, мадемуазель Дария!  Так  именно.  Эколе,  друг...  Так  именно.  Мы
учиться одна эколе. Я есть писатель криминальный роман... о, не Сименон!  Не
настолько мэтр, но десять романов у меня издаваться, один даже в  Бельжик...
Я хочу теперь после десять... десять и после один...
   - Писать одиннадцатый? - Дата уже начала  его  неплохо  понимать.  -  Еще
один?
   - Уи! Роман о страшной мафия рюсс. Я не хочу, как  другие,  писать  и  не
бывать. Мне непременно нужно бывать, чтобы я видел мои глаза, как все  есть,
Какого цвета дома, какая там улица, как все быть направду... о, каждый  свой
обычай, и я не хочу обижать хозяин, но  ваши  ажаны  там,  внизу,  курят  на
дежурстве, и это видит посетитель... Ги Дюруа писать ваш адрес,  рассказать,
как искать префектура - и вот  я  здесь.  Один  любезный  ажан  в  аэропорту
остановить мне такси, я сказал пюффэр "городская ментовка",  и  меня  быстро
довозили, даже с приятная музыка, магнитофон. Только такси у вас дороже, чем
в Пари, я понимаю, Сибирь...
   "Сколько ж, интересно, таксер с  тебя  содрал,  с  откровенного  лоха?  -
подумала Даша. - Уж наверняка снял столько, будто вез до Шантарска от  самой
французской границы, да еще делал крюк через Стамбул..."
   И ничего не поделаешь -  придется  тратить  время,  как-то  устраивать  и
развлекать по мере возможности. Пельменями накормить, что ли.  Святое  дело,
если вспомнить, как принимали ее в Париже...
   - Дома, во Франс, меня пугали, что здесь совсем со-важ...  дикий  страна,
гран криминалите... Но я не обижатеный... не обиженный доехал до префектуры,
совершенно. Преувеличенные страхи, весьма.
   "Ты еще по городу вечером не гулял, голубчик, - подумала Даша. - Даже  не
по Ольховке - по Киржачу или Солнечному..."
   - Я понимаю,  вы  заняты  определенно,  мадемуазель  Дария,  криминальная
полиция всегда есть занят, и надоедать вам чрезмерно не имею в намерении.  Я
был бы счастлив, найди мы случай совсем немного поговорить после,  когда  вы
будете свободное время. Рассказать немного та работа милиция, что не  станет
служебная тайна. Вы можете?
   - Могу, -  сказала  Даша.  -  Ничего  трудного  (она  невольно  старалась
говорить короткими, несложными фразами). - Только сегодня я  ужасно  занята,
трудный день...
   - О, понимаю! Вы мне коркотко объяснить, как дорога  ближайший  приличный
отель, и я туда исчезать.
   - Ну что вы, - сказала Даша. - Отвезем, у нас есть машины...
   - Ги Дюруа говорить, что у вас мало бензин и очень плохо с автомобиль...
   - Сейчас стало лучше, -  сказала  она  чистую  правду,  не  уточнив,  что
нынешняя роскошь ее группы - временная. - У нас большие успехи...
   Надо ж хоть кофеем напоить, решила она, уже  смирившись  со  свалившимся,
как снег на голову, импортным сюрпризом. В конце концов,  главную  работу  с
плеч спихнули, а новой пока что не видно, можно и  посодействовать  развитию
французской литературы...
   - Знакомьтесь, орлы, - сказала она, пропустив француза вперед (что далось
не без короткой галантной возни  у  двери,  так  как  он  вознамерился  было
пропустить даму). - Вот вам  знаменитый  французский  детективщик,  О  нашей
мафии прибыл писать. Если ему понравитесь, он вас точка в  точку  изобразит,
будете, как Шварценеггер в "Красной жаре"... Мсье Слава, кофе  мне,  как  из
пушки, если у нас кончился, свистнуть у соседей. Из буфета ничего  не  надо,
еще отравится... Конфет раздобудьте, что ли. Федя, куда?  Я  тебе  покажу  -
комки  трясти.  "Сникерсы"  он  и  дома  видел.  Славка,  все  равно   груши
околачиваешь, роди мне кофе и езжайте  с  Федей  в  "Лакомку".  -  она  лихо
вытрясла из кошелька последнюю наличность. - Прикиньте там, какие сласти для
него будут экзотикой... Марш.
   Мсье Флнссак тем временем добыл из сумки две пухлых  книжечки  карманного
формата, в  ярких  обложках,  непринужденно  уселся  за  Славкин  стол  и  с
вдохновенным лицом принялся украшать первые страницы автографами.
   Вошел Косильщик, проткнул Даше лист сероватой бумаги, удивленно покосился
на француза:
   - Что. еще одного сатаниста приволокли?
   - Т-ш! - Даша сделала ему страшное лицо. - Потом объясню, сядь в уголок и
притихни...
   "Шантарск, уголовный розыск, Шевчук. На ваш  запрос  от...  сообщаем.  По
данным паспортного стола  Шохин  Игорь  Степанович  в  Томске  не  значится.
Указанные  вами  номер  и  серия  принадлежат   паспорту   Рабаева   Николая
Владимировича, 1944 года рождения. Частное сыскное агентство  под  названием
"Ахерон"  в  Томске  не  зарегистрировано,  о  существовании  такового   нам
неизвестно. Подполковник Науменко".
   - Надо же, в руках у меня был... - сказала Даша.
   - Говорил я? - с ноткой укоризны промолвил Косильщик.
   - Ну да, враги  и  происки...  -  рассеянно  кивнула  Даша.  -  Мотай  во
вневедомственную, копай там, сколько понадобится, потом делай что хочешь, но
нынче же узнай, есть ли у старшего Шохина вообще брат...
   Ничего не понимаю, подумала она смятенно. Ради чего весь  этот  спектакль
был  затеян?  Так  называемый  Шохин  вынырнул,  как  чертик  из  коробочки,
нешуточно рисковал... чтобы только привлечь внимание к шлюшке Анжеле? Именно
так и выходит. Неизвестно,  конечно,  чем  он  занимался  еще,  но  Даше  он
натурально подставила, чтобы навести  на  очередную  птичку  из  усачевского
гнезда... Нужно срочно составить фоторобот и перешерстить агентуру,  частных
сыскарей, вряд ли самозванец - томич, не исключено, что он  не  иногородний,
моментально якобы освоившийся в Шантарске, а самый  натуральный  шантарец...
Но зачем? Какие-то  частные  потаенные  игры?  Разборки  вокруг  усачевского
заведения? Поди отгадай, нынче мимо зоркого ока милиции проскальзывает масса
"неучт„нки", на которую иногда не обращают внимания, если  она  не  задевает
интересов  простого  обывателя  и  не  пересекается  с  серьезными  статьями
уголовного кодекса...
   Она подняла голову. Француз выжидательно молчал,  смекая,  что  произошло
нечто сложное.
   - Это называется - рабочие будни, - сказала она с вымученной  улыбкой,  -
Дела...
   - Я вам мешать?
   - Ну что вы, - отмахнулась Даша. - Нисколько, честное слово. Каждый  день
головоломки подсовывают, работа такая...
   - Имею честь вам презентовать... Простите, больше у меня нет,  для  ваших
подчиненных не хватить...
   - Ничего, они все равно по-французски не читают, -  сказала  Даша.  -  Я,
правда, тоже, но все равно польщена подарком...
   На обложках красовался полный  набор  -  грудастые  красотки,  сверкающие
автомобили, мрачные гангстеры и отутюженные ажаны.  Обе  с  портретами  мсье
Флиссака - одно и то же фото, писатель при галстуке, с прямой  трубкой  а-ля
Мегрэ, вид у него крайне интеллектуальный и  загадочный,  задумчивый  взгляд
устремлен куда-то сквозь зрителя. Что ж, дареному коню в  зубы  не  смотрят,
Даше еще ни разу писатели  не  дарили  книги  с  автографами,  а  для  Глеба
пригодится, непременно обрадуется...
   - Когда я приходить и  стоял  возле  дежурный,  ваши  люди  с  автоматами
кого-то привезти в  наручниках  и  говорили  про  атомная  бомба.  Это  есть
террорист? Они отчего-то смеяться...
   - Это есть хохма, - сказала Даша. -  Как  бы  вам...  комический  случай.
Значит, поймали юмориста? Потом я вам расскажу, вам, как французу, это будет
интересно...
   Значит, задержали. Терроризмом там, в самом деле, не пахло, равно  как  и
рэкетом  с  применением  взрывчатых   веществ.   Просто-напросто   кандидату
исторических наук  Фухсену,  лидеру  областного  общества  сибирских  немцев
"Феникс", трижды в ночное время подкладывали  под  дверь  весьма  объемистые
коробки,   спутанные   паутиной   разноцветных   проводов    и    украшенные
трехлепестковым значком радиоактивности (в последний раз адская машина  даже
тикала и была снабжена  огромной  надписью  АТОМНАЯ  БОМБА).  И  всякий  раз
оказывалось, что это - грозно выглядевшие пустышки, заряженные  кирпичами  и
макулатурой. Поначалу кандидат Фухсен обивал пороги милиции и  ФСБ,  уверяя,
что стал жертвой психологического прессинга красно-коричневых. Однако  после
второго случая подоспели кое-какие оперативные данные, и выяснилось,  что  с
кандидатом, вероятнее всего, балует кто-то из сокомпанейцев по "Фениксу".  В
немецком обществе неделю назад произошел грандиозный внутренний  скандальчик
- один дотошный старикан с истинно германской педантичностью заинтересовался
биографией  самого  горластого  немца  Шантарска,  демократа   горбачевского
призыва  и  ярого  борца  за  очищение  страны  от  последствий  сталинского
тоталитаризма  (то  бишь  за  восстановление  республики  немцев   Поволжья,
основанной верными ленинцами и закрытой на переучет Сталиным).
   Одно время Фухсен носился с идеей основать новую  немецкую  республику  в
южных  районах  Шантарской  губернии,  в  благодатных   местах,   прозванных
Сибирской Швейцарией - однако эти прожекты встретили в штыки обитавшие в тех
местах лет триста хакасы и казаки. Да  и  сами  немцы  (пребывавшие,  честно
говоря, в довольно мизерном количестве) в расцвете вгорой  Швейцарии  как-то
сомневались, как ни уверял Фухсен, что Запад  поможет  моментально  возвести
там небоскребы и  набить  их  лучшей  электроникой.  Столкнувшись  с  полным
провалом столь заманчивой идеи,  Фухсен,  обвинив  в  противодействии  своим
наполеоновским планам засевших партократов, стал готовить документы на выезд
в пределы исторической родины.  От  фатерланда  его  отделяла  лишь  парочка
третьестепенных справок,  когда  грянул  гром.  Въедливый  пенсионер  Гонзиц
докопался в одночасье, что Фухсен - вовсе не немец и даже не немецкий евреи,
мало тою, никакой не Фухсен. В  девичестве  лидер  "Феникса"  звался  Микола
Левкович Коцубейко, а нынешнюю фамилию принял  семнадцать  лет  назад  после
брака с чистокровнейшей эстонкой Мирдзой Фухсен - как предполагал Гонзиц,  с
целью укрыться от алиментов  первой  супруге.  Попутно  настырный  пенсионер
выяснил,  что  кандидатская  диссертация  записного  антикоммуниста   носила
довольно похабное по нынешним меркам название: "Роль районных компотов  КПСС
в укреплении дружбы народов (на материалах Майского и Горячегорского районов
Шаитарской области)".
   Получился скандал и раскол. Фухсен привычно  объявил  пенсионера  Гонзица
былым осведомителем КГБ и агентом местных  черносотенцев,  попутно  объявив,
что  диссертация  была  написан  кем-то  другим,  а  его,  Фухсена,  подпись
партократы вырвали психологическим террором. Оскорбленный Гонзиц, всю  жизнь
проработавший   комбайнером,   руку   имел   тяжелую   и   с   ходу   заехал
обидчику-самозванцу в ухо. Часть "фениксовцев" приняла  его  сторону,  часть
осталась преданной Фухсену, принимая на веру все его объяснения.  После  той
потасовки "адские машины" и  стали  с  завидной  регулярностью  возникать  у
фухсеновской двери.
   - Террорист старый или молодой? - спросила Даша:
   - О, лет как это... лет тридцать.
   Ну понятно, не сам же старый комбайнер, мужик серьезный, закладывал мины.
Молодежь поразвлеклась.  Вот  только,  если  у  Фухсена  не  хватит  совести
покончить дело миром, виновнику  грозит  срок  за  хулиганство...  Условный,
скорее всего, но все равно неприятно.
   Вернулись гонцы - с  сувенирными  пряниками  шантарского  производства  и
коробкой конфет "Воевода". Все дружно  уселись  пить  кофе,  а  минут  через
двадцать в дверь  просунулась  несколько  печальная  физиономия  Воловикова.
Узрев инородное тело, да еще столь диковинное,  шеф  молча  мотнул  головой.
Даша с превеликой охотой покинула застолье и вылетела в коридор.
   - Это что, за фазан?
   Она кратенько объяснила, прямо-таки притопывая от нетерпения - под мышкой
у шефа пребывала знакомая коричневая папка, определенно набитая чем-то  еще,
помимо бумаг.
   - А, ладно, - сказал Воловиков с отсутствующим  видом  -  Все  равно  вам
сегодня  делать  нечего,  бумаги  оформлять  завтра  начнете.  Дальше  пусть
занимаются, кому  следует,  вы  свое  отпахали.  Отвезите  его,  что  ли,  в
"Шангарск", там сейчас  хорошая  охрана,  да  посоветуйте  одеться  попроще,
привлекает внимание, как пачка баксов на тротуаре...
   - Что там? - жадно спросила Даша.
   Шеф помолчал, пошевелил усами, со вздохом расстегнул потолстевшую папку и
вытянул целлофановый пакет с тремя парами часов.  "Ориент",  "Ситизен",  еще
какие-то...
   - Они?
   - Они, - сказал Воловиков. - Шохинские, артемьевские, те, что  пропали  у
Ольминской...  эксперт  пока  что  не  берется  ничего  утверждать  На   сто
процентов, но говорит,  что  отпечатки  на  каждых  ходунцах  двух  видов  -
напоминающие пальчики хозяйки и пальчики Василькова... Сейчас  поработает  и
выдаст точный диагноз.
   - А что еще?
   - Да ничего почти. Груда  сатанистской  макулатуры,  картинка  с  клеймом
"В-666", журнальчики педерастические... - Он вздохнул.  -  А  слухи  уже  по
городу рванули: кто-то из выпущенных помалкивал в тряпочку, а  кто-то  понес
нас  по  кочкам.  Налетела-де  злобная  ментовня   на   резиденцию   мирного
общественного объединения, безобидного клуба по интересам...
   - Ну, ничего себе, - сказала Даша. - А меня они в шутку  голой  по  земле
валяли и ножичком сверкали? Немец, поди, орет?
   - Немец-то как раз помалкивает, а вот Катька твоя изощряется. У нас  куча
свидетельских показаний и рапортов, но поди объясни  всем  и  каждому,  если
нынче свобода слова, и можно орать  любую  чушь,  не  опасаясь  получить  по
ушам...

   ...Она проснулась от острого ощущения опасности,  пронзившего,  как  удар
током. Несколько секунд балансировала на  зыбкой  грани  меж  сном  и  явью,
широко  раскрытыми  глазами  всматриваясь  в  темноту,  пошевелилась,  чтобы
ощутить тело, движение  мышц,  понять,  наконец,  продолжается  кошмар,  или
вокруг - доподлинная реальность.
   В комнате стояла темнота, с улицы не доносилось ни  звука  -  значит,  до
утра еще далеко. Никакой это не сон, все взаправду.  Она  проснулась,  и  не
просто так, не от привидевшегося в кошмаре -  что-то  ее  разбудило.  Нечто,
пришедшее извне и точно так же, как Даша сейчас, принадлежавшее реальности.
   Кроме нее, в квартире кто-то был. И уж ника