означает, будто его не следует разрабатывать.
   Воловиков мягко переместился по ковру - и  достал  хозяина  в  тот  самый
момент, когда тот уцапал было шампанское.  Шеф  не  произнес  ни  слова,  не
сделал ни единого угрожающего жеста - он  просто  надвигался  неотвратимо  и
тупо, как бульдозер, так что Житеневу пришлось отступать, отступать...  пока
не уперся лопатками в стену, все еще стискивая бутылку с черной этикеткой.
   -  Так  откуда  мы?  -  спросил  подполковник,  глядя  жертве   в   глаза
обаятельнейшим взглядом голодного удава.
   - Тимуровцы...
   - дуру не гони.
   - Ну, уголовный розыск... Только я-то тут при чем?
   - Где Ольга?
   - Ну на студии, наверно.  Говорю,  я  спал,  когда  уходила.  Дверь  сама
захлопывается...
   - Почему на ней военная форма?
   - Ох-ти нате, хрен из-подкровати... - Житенев схватился за голову  обеими
руками (и ушиб висок горлышком бутылки). - Ну вы мне еще скажите, что к  ней
комендантский патруль прискребся... Передача у нас такая. "Служу  Советскому
Союзу".
   - Нет у вас такой передачи.
   - Ну, нет. А вам какое дело?
   "Он не убивал", - уверенно сказала себе  Даша.  Можно  быть  великолепным
актером  -  но  никак  нельзя  совместить  великолепную  актерскую  игру   и
неподдельное глубочайшее похмелье. О  таких  артистах  мир  еще  не  слышал.
Уголовный розыск - тоже.
   Вполне возможно, даже наверняка,  такие  мысли  блуждали  и  в  лысоватой
голове шефа, Даша его  прекрасно  знала.  Но  Воловиков  по-прежнему  стоял,
прижимая хозяина к стене, глядя с ласковой угрозой,  мертвой  хваткой  зажав
руку с бутылкой. И добился-таки своего. Классик  верно  писал,  что  жить  с
похмелья - страшно. Запала у Житенева хватило ненадолго, вскоре он расплылся
в жалобной улыбке:
   - Нет, ну какие проблемы?
   - Проблем пока нет. Но будет куча. У тебя, сокол мой, - сказал  Воловиков
терпеливо. -  Я  -  подполковник  Воловиков,  начальник  уголовного  розыска
города. И если я пришел, Веня,  самолично,  то  уж  не  шутки  ради.  Будешь
дергаться - я тебе в  момент  обеспечу  трое  суток  задержания.  И  дома-то
хреново отходить с бодуна, а уж  в  камере  и  вовсе  кисло...  -  он  резко
переменил тон. - Давай, я тебе  помогу  пузырик  распечатать.  У  тебя  руки
дрожат, брызгать будет... Во-от так. Ты от глотка не срубишься? Ну так налей
себе глоточек... стоп-стоп.  Харе.  Ну  ладно,  еще  на  палец...  Бутылочку
поставил...   выпил...   подождали   минутку...   ух   ты.   как   оно    но
жилочкам...Теперь закури. Нешто ж я  зверь?  Это  у  меня  фамилия  такая...
скотская... а так-то я - ангел, даже икону с меня рисовать хотели, да лысина
не в масть... Ну, полегчало? На,  закури.  И  давай  как  мужик  с  мужиком.
Значит, Ольга ушла, когда ты еще спал?
   - Ну. Не впервые.
   - Ссорились?
   - Да нет вроде.
   - Ну, а форма-то зачем?
   - Ну нравилось ей. Долго рассказывать... Что случилось?
   Воловиков, гипнотизируя его дружелюбным вроде  бы  взглядом,  вытянул  из
своей папочки цветную фотографию. Подсунул под нос. Даша  заметила  краешком
глаза  -  крупный  план,  склоненная  влево  светловолосая  головка,  полоса
крови...
   До Житенева доходило долго, медленно, мучительно. Похоже, он до  сих  пор
путался меж реальностью и алкогольными туманами той страны, что не  от  мира
сего.
   И вдруг понял, рывком:
   - Олька?! Это - утром?
   Воловиков безжалостно кивнул.
   Даша невольно отшатнулась, когда из глотки взлохмаченного алкана рванулся
нечеловеческий вой. Волоков, спрятав  снимок,  уже  принял  должную  стойку,
чтобы при нужде моментально скрутить, клиента - но тот обмяк, сполз на  пол,
уперся лицом в коленки и зарыдал, самозабвенно, с пьяным надрывом, не видя и
не  чувствуя  ничего  вокруг.  Было  противно,  но  и  чуточку  жалко.  Даша
отвернулась. Славка, уже покончивший с духовкой, стоял в дверях  с  каменным
выражением лица.
   Воловиков показал ему глазами: "Держи клиента!" и за локоть вытащил  Дашу
на площадку.
   - Ничего себе - деликатно... - фыркнула она.
   - А что? Ногами его не били, сроком не угрожали... Ладно,  я  его  сейчас
суну под душ, волью полстаканчика и сниму показания -  грех  не  разработать
клиента в таком состоянии... А ты, Рыжая, езжай на конспиративку -  ту,  что
на Грибоедова, сорок пять, - он глянул на часы. - Минут  сорок  у  тебя  еще
есть, туда к двум  должна  подъехать  одна  выдра  из  эскорта.  Агентуристы
расстарались...   Есть   подозрения,   что   и   в   самом   деле    имеются
непрофильтрованные эскортики высокого класса...
   - А мы что говорили? - сказала Даша. - Кстати, насчет Артемьевой как  раз
информация и прошла...
   - Потом доложишь. Я сейчас колону  этого  деятеля,  пока  теплый.  Шагай.
Вернешься в управление, возьми рацию  у  Пахомова.  Выбил  я  под  это  дело
хорошую связь... Бежи. Да выдру не обижай, она еще пригодится, шалава...
   В квартире все еще звучали душераздирающие рыдания.
   - Ольминская, кстати, в "Пельменях" часто обедала, - сказал подполковник.
- Усекла? Но это - потом... Дуй.
   И скрылся в квартире.
   "Это почему же это -  потом?"  -  творчески  прикинула  Даша,  выходя  из
подъезда. Коли есть минут сорок.
   Ее водитель  запустил  мотор,  но  она  отрицательно  мотнула  головой  и
направилась ко входу в кафе. Тут же ее догнали оба водилы, Дашин и Славкин.
   - Вас прикрывать? - с бравым видом поинтересовался Славкин сержант.
   - Что, голубь, за рулем скучно?
   - Да скучновато...
   - Ладно, - сказала Даша. - Я вхожу, а вы смирнехонько так встанете но обе
стороны двери, как в штатовских фильмах, ну, да ты, сержант, знаешь...
   Охранник довольно приличного вида дернулся было  ей  наперерез,  но  Даша
отодвинула его указательным пальцем и направилась прямо к бару. Краем  глаза
отметила, что сержанты, сделав страшные рожи, заняли позиции но обе  стороны
двери,  а  бодигард,  сообразив  что  к   чему,   смирнехонько   убрался   к
бездействующему гардеробу.
   В зале было полутемно, почти безлюдно, только слева за  двумя  сдвинутыми
столиками довольно мрачно  восседала  компания  стриженых  ребят  в  коже  и
золоте. Вылощенный бармен в белейшей рубашке  с  черной  бабочкой  Даше  был
незнаком.  Судя  но  его  мгновенной  напрягшейся  фигуре  и   чересчур   уж
безразличной физиономии, он о ней то ли знал, то  ли  видывал  уже.  Тут  же
расплылся в профессиональной улыбке:
   - Желаете карту вин? Между прочим, у нас не принято в верхней одежде...
   - Засохни, плесень, - сказала Даша дружелюбно.  -  Пепси-колы  на  четыре
пальца, можно без льда.
   Карту вин она беспокоить не стала - самый скромненький  коктейль  в  этом
заведении был не но ее зарплате, не говоря уж о фирменных пельменях.
   Бармен чуть поморщился, но набулькал пепси  в  умопомрачительной  красоты
стакан с накладками из цветного стекла.
   - Суки, ур-рою всех за Олечку! - благим матом заорали за столом.
   Ага, удовлетворенно отметила Даша. Знают ухе.  Допила  покалывавшую  язык
коричневую газировку:
   - Сколько с меня?
   - За счет фирмы...
   Даша молча швырнула ему десятку, развернулась и пошла к сдвинутым столам,
закуривая на ходу. Остановилась, представ на всеобщее  обозрение  -  руки  в
карманах  пуховика,  подбородок  гордо  вздернут,  пепел  сыплется  на  пол.
Спокойно ждала, когда к ней прилипнут абсолютно все взгляды,
   Из-за пояса у того, что сидел к ней ближе всех, откровенно торчал  черный
"Глок" - чудесная австрийская машинка на семнадцать зарядов. Если и  была  у
Даши в этой жизни голубая мечта,  то  -  такой  пистоль.  Только  бесполезно
дергаться и писать бумажки -  если  за  этим  стволом  ничего  нет,  тут  же
отыщутся двадцать свидетелей, что пистолет, поскользнувшись на чисто вымытом
полу, сам запрыгнул стриженому за пояс...
   - Ну что, бритые колобки, романтики с  большой  дороги?  -  спросила  она
громко. - Дожили? В двух шагах от вашей харчевни людей мочат?
   - Дашка, хоть ты не отсвечивай... - пробормотал тот, что с "Глоком". Даша
нависла над ним:
   - Это кто тут "Дашка", пельмень шантарский? Базар  фильтруй,  переросток.
Вот "Хуанхэ", честно признаюсь, мне не но зубам - а сюда я сейчас нагоню два
взвода СОБР и пройду но  вашему  шалману  инквизицией.  Зондеркомандой.  Ну,
дернись, пельмень! Чтобы я тебе показала, кто быстрее пушку заголяет!
   - Рыжая, да я, в натуре... - виновато пробормотал "Глок".
   - Вот, уже лучше, - сказала Даша. - За  "Рыжую"  не  обижаюсь,  наоборот.
Благо натуральная - хоть вам, октябрята, в жизни случая не  выпадет  в  этом
убедиться.
   Один из сидевших в самом  конце  стола  попытался  было  взмыть,  бормоча
что-то задиристое, но его моментально усадили.
   - Дашенька, вам бы в системе цены не было, - умильно сказал "Глок". -  Не
надоело еще за гроши уродоваться?
   - Когда надоест, позвоню, - тихо сказала Даша. - Или открытку пошлю.  Ну,
так... Я у вас шмон делаю? В подсобке озираюсь? Ведь ничего подобного... Что
ж вы доброе отношение не цените? А хотите, я с трех  раз  попробую  угадать,
кто приедет с вашим шалманом за Оленьку разбираться? Ну-ка, пошли!
   Она потянула "Глока" за рукав из-за стола. Верзила  покорно  встал.  Даша
отвела его к высокому, во всю стену, стеклянному  окну.  Сержанты  бдительно
держали руки на кобурах.
   - Рыжая, ты, в самом деле, пальцем в небо, - примирительно сказал "Глок",
- Не настолько же мы освинели, чтобы Олечку... да еще тут же, во дворе. И не
будет Крокодил на нас с пулеметом наезжать, он мэн крутой,  но  не  дурак  и
соображает прекрасно, что наши тут ни при чем.., Это ж  явно  тот  Чикатила,
который с шарфиками... Нет, ну что ты, в натуре?
   - А ты что, за всех в этом шалмане подписываешься?
   - Ну. Крокодил, ты знаешь, дает установки получше Кашпировского.  Хоть  с
Олечкой он и лялькался чисто эпизодически, ни один паренек с понятием на нее
в этом кабаке не поднял бы ни глаза, ни грабок.
   - Верю, - сказала Даша. - Вы  ж  не  самоубийцы  еще...  А  что,  вообще,
слышно?
   - Я тебе что, стукач?
   - А я тебя  что,  вербую?  А,  Барсук?  -  припомнила  Даша  его  рабочий
псевдоним. - Я, наоборот, куриной слепотой страдаю, если ты  видишь  у  себя
пушку за ремнем, так я ее в упор не вижу...  И  не  надо  мне  лопотать  про
высокооплачиваемых адвокатов. Сам понимаешь, в таком  поганом  деле  вот-вот
пойдут чрезвычайные меры, всякие там "Петли" и "Неводы",  и  ваше  верховное
главнокомандование, которое  беспредела  тоже  не  приветствует,  таких  вот
барсучат дюжиной сдаст, если что... Не веришь? Вот никто  мне  на  глаза  не
попался, а ты попался... Ну не мочканешь же ты меня, солнышко, прямо здесь?
   - Рыжая, мы тебя но жизни уважаем...
   - Вот и чирикай. Кто слышал, чего слышал...
   - Да никто ничего не  слышал.  Центровые,  правда,  что-то  там  лопотали
насчет азеров...
   - Ну?
   - Баранки гну. Идет базар, что девочек мочит черный. Если найдут...
   - Кто из центровых?
   - Да я помню? Пили намедни, вот за столом и вылетело...
   - Ольга часто здесь бывала?
   - Обедала, считай, что ни день. Одна. Пельмешки все же тут добрые.
   - Ладно, - сказала Даша. - Имей в виду: если  вы  тут  что-то  конкретное
узнаете, и я этого не узнаю - будет вам кадриль с перезвонами...  Усек?  Под
микроскоп возьму ваше бистро,  и  с  кем  надо  встречусь,  добро  получу...
Веришь? Телефончик  мой,  если  понадобится,  в  момент  найдешь,  ты  ж  не
сосунок...
   -  ..  При  словах  "конспиративная  квартира"  или  "явка"  у   человека
непосвященного в воображении обычно вспыхивают крайности -  либо  уединенная
вилла с камином, либо сырой подвал с нависшими сводами и шмыгающими  мышами.
Первая крайность происходит от неумеренного потребления  шпионских  фильмов,
вторая - результат многолетних трудов историков большевизма. На самом деле и
шпионы, и большевики старались и стараются крайностей избегать.
   Сыскари - тоже. Хотя, возможно, виной тому еще и  стойкое  безденежье.  У
шпионов за спиной - могучий бюджет ЦРУ, а у большевиков были хваткие ребята,
лихо чистившие банки,  в  отличие  от  нынешних,  обходившиеся  без  взводов
автоматчиков и хитрой электроники...
   Словом, это была стандартная однокомнатная "хрущевка" с минимумом мебели,
имевшей  такой  вид,  будто  она  досталась  в  наследство  от  легендарного
полицейского пристава Мигули и с тех  пор  не  ремонтировалась.  На  диване,
впрочем (который здесь вроде бы и ни к чему), обнаружилось новое  покрывало,
и Даша в который раз заподозрила,  что  обормот  Толик,  красавец  с  лихими
усиками белогвардейского поручика, использует сию конспиративку для  далеких
от сыскной работы целей. И в который раз, конечно, пообещала себе закрыть на
это глаза.
   Ровно в четырнадцать ноль-ноль немелодично тявкнул дешевенький  звонок  -
шалава оказалась пунктуальной. Впрочем, столь вульгарное определение  отнюдь
не подходило к утонченной юной даме в серой  шубке  и  белой  пуховой  шали,
каковую  Даша  узрела,  открыв  дверь.  Даша  повидала  тружениц  древнейшей
профессии всех  и  всяческих  разновидностей,  потому  ничуть  не  удивилась
явлению такой этуали. Этуаль же удивленно хлопнула ресницами:
   - Простите, мне к Павлову...
   - К Виктору? - понимающе спросила Даша, услышав рабочий псевдоним  шефа.-
- Я вместо него.
   - А-а... - дива в роскошной шали деловым шагом направилась в квартиру.
   Пристроила шубу на вешалке, оставшись в шикарном черном  платьице,  какое
Даша  как-то  лицезрела  в  валютном  "Гранде"   (совершенно   платонически,
естественно). Ну и золотишко, конечно, везде, где можно прилепить. С  легкой
руки иных представителей  другой  древнейшей  профессии  у  читателя  как-то
незаметно укоренилось убеждение,  будто  в  проститутки  идут  исключительно
задавленные нищетой. А там и Федор Михайлович с его Сонечкой Мармеладовой...
   Встречаются, конечно, и Сонечки. Иногда. А  в  общем,  все  исследования,
проведенные социологами и у нас, и за  вполне  благополучным  бугром,  давно
выявили железную закономерность: подавляющее большинство подается в шлюхи не
от щемящей нищеты, а но  этакому  влечению  души.  Слово  "призвание",  увы,
применимо практически ко всем областям бытия человеческого...
   Ясно, что здесь был как раз тот случай. Даша в  этом  тут  же  убедилась,
подметив, что красотка разглядывает ее свитерок  и  джинсы  не  то  чтобы  с
брезгливостью,  но  определенно  с  некоторым  превосходством.  И,  привычно
притворившись, будто ничего не замечает, указала ей на кресло:
   - Прошу...
   Красотка, с некоторой опаской  обозрев  потертый  зеленый  плюш,  все  же
рискнула доверить ему свою  изящную  задницу.  Достала  цивильные  сигареты,
зипповскую зажигалку и спросила непринужденно:
   - Это вы, значит - Рыжая?
   - Ага, - сказала Даша. - Чем порадуете, притти?
   - Простите?
   - Притти вумен, - сказала Даша. - Был такой фильм. В вольном  переводе  -
красотка.
   - А...
   - Ну, так чем порадуете? Я так поняла Павлова, что вы меня чем-то  должны
порадовать...
   - Послушайте, у вас не найдется чего-нибудь выпить?
   - Увы... - Даша развела руками.
   - Вообще-то, Павлов всегда угощает меня  ликером...  Даша  отправилась  в
кухню - ив самом дела  отыскала  в  шкафчике  бутылку  неплохого  малинового
ликера. Ай да Павлов. Но мы, конечно, будем  блюсти  субординацию,  то  бишь
полную тишину в эфире...
   - К сожалению, никак не могу во всем заменить вам Павлова...  -  закинула
она крючок, возвращаясь в комнату с вымытыми бокалами.
   И красотка крючок проглотила -  судя  но  ее  невольной,  недвусмысленной
улыбочке, тут же, впрочем, пропавшей. "Ну и ладно,  -  великодушно  подумала
Даша, - каждый оттягивается, как может, а у шефа супружница  на  декабристку
вовсе не тянет..."
   Сама  она  лишь  пригубила  и,  едва  красотка   выцедила   свой   бокал,
незамедлительно подступила вновь:
   - Ну, рассказывайте...
   - Вы понимаете, что со мной будет, если...
   - Понимаю, - сказала Дата. - Я же- - - Рыжая...
   - Ох, хочется верить... Это заведение - для больших людей. Очень больших.
   - Крутых?
   - Не обязательно. Для  элиты.  Самые  высокие  в  Шантарске  цены,  самая
изысканная клиентура...
   - И самые шикарные девочки? - в тон ей продолжила Даша.
   - Ну, я бы не сказала... - на лице красотки явственно читалось уязвленное
самолюбие. - Только строят из себя...
   "Ага, - отметила Даша  в  приливе  профессионального  чутья,  -  а  тебя,
милашка,  в  этот  элитный  бордельчик  определенно  не  взяли,  вот  ты   и
злобствуешь..."
   - Как вы узнали? - спросила Даша небрежно.
   - Неважно. Общие знакомые и все такое...
   - "Гостиничного типа"?
   - Нет. Все, в общем, как и  везде  -  диспетчер,  отвозят  но  заказам.--
Только обставлено это не в пример более комильфо. Вам значение  этого  слова
знакомо?
   - А вам? - спросила Даша с невинным видом.
   - Ох, я же иняз кончала... Французский, испанский.  Вы,  конечно,  хотите
подробностей? Но если вам  там  оторвут  голову  -  чур,  я  не  виновата...
Впрочем...  Это  все  же  бомонд.  Голову  отрывать  не  будут,  но  карьеру
бесповоротно испортят, учтите.
   - Мои проблемы. Давайте координаты.
   - Пестеля, пятнадцать. Рядом с магазином "Товары для новобрачных".  Салон
"Фантазия".  Салон  настоящий   -   массаж   без   подтекста,   косметологи,
парикмахерская - но в этом дорогом заведении есть кабинет психоаналитика,  и
сидит там дипломированный доктор, Эдуард Петрович  Усачев.  Вот  он  и  есть
директор-распорядитель того самого бордельчика. Подозреваю, что и диспетчер,
но совместительству. Девочки там, конечно, не сидят, вообще  не  появляются,
механизм работает тоньше...
   - Каким образом?
   - Не знаю. Но все, говорят, идеально отлажено. Где-то на  стороне  должна
быть и костюмерная - тамошних сосок наряжают  кого  под  цыганку,  кого  под
пионерку...
   - Кого-нибудь из них знаете?
   - Давайте так: я вам сдала координаты  и  шефа.  Вам  этого  хватит  выше
крыши. На том и остановимся. Мне что-то пожить охота... -  Она  помолчала  и
другим тоном продолжила: - Кстати, Павлов  должен  был  мне  определенный...
гонорар.
   - Это уж вы с ним в следующий раз утрясете, - сказала  Даша.  -  Я  такие
вопросы не решаю...
   Надевая куртку, она припомнила внутренние  инструкции  корпуса  жандармов
своим следователям: "Офицер  должен  обращаться  с  агентом  как  с  любимой
женщиной..." Романтики были господа офицеры. Или контингент у них был  -  не
такое дерьмо...
   ...Когда она толкнула дверь в свой кабинетик, прямо-таки  оглушил  гомон.
Толя орал что-то в телефонную трубку, Славик, заткнув левое  ухо  безымянным
пальцем, согнувшись в три погибели,  говорил  но  новенькому  радиотелефону,
Косильщик в компании трех приданных оперов расстелил на столе огромную карту
Шантарска, и они тыкали в нее пальцами. Дашу никто и не заметил. Дождавшись,
пока один положит трубку, а другой отключит рацию,  она  сунула  в  рот  два
пальца и тихонько свистнула, привлекая к себе внимание, - пройти  в  кабинет
не было никакой возможности.
   К ней обратились затуманенные взоры. Впервые  собственные  кадры  взирали
досадливо, как на помеху. Они тут же опомнились, впрочем.
   - Неужели? - спросила Даша.
   - Есть! - сказал Толя, с грохотом вылезая из-за  стола,  едва  не  порвав
карту. - Дашенька, навесь мне медаль, или хотя бы поцелуй со всем пылом...
   - Пусть тебя на Грибоедова, сорок пять - со всем пылом, - сказала Даша. -
Ну, живо!
   - Есть "черный"! - ликующе воскликнул Толя. - Под самым носом!
   - Кто?
   - Васильков! Сема! Пидер драный! Понимаешь, Даща, я поехал в  "Бульварный
листок" к Галке, а он идет себе  но  коридору...  У  меня  чуть  инфаркт  не
случился... Серое кашемировое пальто, норковая шапка, черный,  носик  этакий
специфический... - Он сделал театральную паузу. - И  жуткий  шрам  на  левой
щеке. Ну, а про то, что он сатанист, ты сама знаешь...
   Даша, на ходу сбрасывая  пуховик  и  шапку,  метнулась  к  свое