вец из мира бизнеса, вроде бы собираются расписаться.
   - Грустно, - сказала Даша. - Может, тут политика.
   - Тогда нам тем более не стоит  напрягать  нервные  клетки.  Своих  забот
мало?  Пусть  все  эти  внешние  разведки  и  прочие  фапси-мапси   хлебушко
отрабатывают...
   - И никого, значит, из приданных от нас еще не открепили?
   - Нет, пока не зачистим шероховатости. Только зачищать-то придется со дня
на день. Выйдешь с больничного - все оформим и сдадим Чегодаеву. Итоги у нас
получатся  не  бог  весть  какие  эффектные.  Двое  пойдут   за   совращение
малолетних, один - за хранение наркоты.  Фарафонтова  из-под  суда  выводим,
будет пахать дятлом. И меня такой улов ничуть не огорчает -  потому  что  от
нас ничего эффектного и не требуют. Спустят на тормозах. Пожидаева  ты  ведь
сама  решила  помиловать?  Шеф  хочет   его   с   Кравченко   тоже   обязать
сотрудничеством.  А  насчет  дачных  развлечений...  Решено   считать,   что
обстрелян был из ночной темноты пьяный пикничок. Сечешь? Хрумкина со  своими
интеллигентами все старые связи подключила. Ватагин  ворчит,  но  переть  ну
рожон не хочет. В нынешней предвыборной возне не хочет кое-кто давать лишний
козырь против заслуженных демократов со стажем. А  мне,  откровенно  говоря,
все равно. Шеф прав, возни меньше. А еще, Даш, он прав в  том,  что  у  Вени
Житенева были все основания пускать пулю в башку. Останься он в живых, пошел
бы паровозиком по трем, как минимум, делам - как хозяин малины,  организатор
и вдохновитель. И закатали бы его надежно и однозначно.
   - Если он - настоящий Мастер...
   - А другого я, Даша, что-то не вижу, уж извини...
   - И ни во что пота„нное не веришь?
   - Если оно и есть, это либо мелочи  не  по  нашему  профилю,  либо  возня
частных служб, а к ним не всегда и подберешься. И на свет их игры  частенько
не всплывают вовсе. А если тут большая политика -  тем  более.  Правда,  как
голову ни ломаю, не могу придумать, что  за  большая  политика  в  Шантарске
может завязаться. Вроде бы все поделено  и  застолблено,  и  мы  худо  бедно
узнаем, если кто-то начинает топтать чужие грядки.
   - Вот ведь гадство, - сказала Даша, доставая из шкафчика  нераспечатанную
пачку чая. - Я могу набрести на них нос к носу, но - не заметить. Сделать бы
что-то такое, отчего они тут же зашевелятся...
   Толя отвел взгляд, ставший крайне скептическим.
   Глава двадцатая. Танец с саблями.
   Говоря по правде, нежданный больничный Дашу ничуть не тяготил - все равно
она не представляла, в  каком  направлении  двигаться,  чтобы  хоть  на  шаг
подойти к потаенному, определить хотя бы, существует ли и впрямь  "секретный
ящичек". Вся ее уверенность понемногу  испарилась  -  и  после  уничтожающих
реплик шефа, профессионально выверенных ударов по  слабым  местам,  и  после
собственных бесплодных раздумий. Всю громаду  фактов,  показаний  и  событий
надлежало переместить на иную точку опоры - а ее-то Даша и не видела.
   От безнадежности она убила целый день на то, чтобы хоть немного  вникнуть
в политическую жизнь Шантарска, которой раньше, как подавляющее  большинство
ментов, попросту не  замечала,  пропуская  мимо  сознания.  Накупила  газет,
вдумчиво просмотрела кучу передач по местным телеканалам -  и  голова  пошла
кругом.
   Даша  сомневалась  даже.  можно  ли  назван,  это  политической   жизнью.
Горластая  орава  кандидатов  привычно  и  лихо  обещала  столько,  что   на
мало-мальски  честное  выполнение  хоти  бы  половины  посулов  пришлось  бы
потратить весь золотой запас США и вдобавок безжалостно потрясти швейцарские
закрома, послав туда  суровых  комиссаров  с  наганами.  Что  до  выполнения
обещании предыдущих,  о  них  либо  стыдливо  умалчивали,  либо  простодушно
объясняли происками засевших повсюду врагов. Демократам  мешали  партократы,
коммунистам  -  мировая  буржуазия,  национал-патриотам  -  жиды  и  масоны,
центристам - радикалы, радикалам - центристы, и даже партии любителей кошек,
тоже  вознамерившейся  провести  кандидата  в  Государственную  Думу  нового
розлива, как выяснилось, мешали собачники, распустившие злонамеренный  слух,
будто употребление "Вискаса" вызывает импотенцию и рак - как у мурлык, так и
у их хозяев. Всем постоянно кто-то  мешал,  а  виноватых,  как  водится,  не
находилось. Параллельно по всем азимутам нагнеталась самая крутая  истерика.
Все несчастья, случившиеся с видными активистами  предвыборного  бомонда,  с
ходу объяснялись происками врагов и конкурентов. Известный  социал-демократ,
в  совершенно  непотребном  виде  шлявшийся   по   проспекту   Авиаторов   с
незарегистрированной газовой пушкой за поясом, после освобождения наутро  из
вытрезвителя винил во всем неких анонимных политических противников, хотя  в
детали совершенно не вдавался. Либеральный социалист, захиревший с  приходом
рыночных отношении писатель Старохамцев (носивший кличку "сорок  девятый"  -
по регулярно занимаемому им на выборах в областной парламент месту),  заявил
в  интервью  "Бульварному  листку",  что  был  прежестоко  бит   шантарскими
чернорубашечниками  -  однако  газетка   иного   политического   направления
прозрачно намекала, что некий  труженик  пера  намедни  в  пьяном  состоянии
погладил пониже спины в троллейбусе  смазливую  студенточку  и  был  тут  же
отколошмачен ее кавалером. Правозащитник Царюков обвинял психиатров  в  том,
что  они  регулярными  обстрелами   из   психотронного   оружия   ухитрились
перепрограммировать весь его потенциальный электорат, и тот,  зомбированный,
от Царюкова отшатнулся. Монархо-ультраславянин Омельяненко  печатно  обвинил
доцента Ошаровпча  в  пота„нном  жидомасонстве,  в  качестве  доказательства
напирая на окончание "вич". Доцент, мужик двухметрового роста, происходивший
из старинной белорусской шляхты, обиды не  вытерпел,  покушал  водочки  и  в
одиночку разгромил штаб-квартиру Монархической  Ультраславяпскои  партии,  с
большой  сноровкой  действуя   древком   захваченного   у   врага   знамени.
Ультраславян  (домашних  мальчиков-студентов,  направлявших   нерастраченную
энергию вместо девушек на изучавшиеся  по  сомнительным  ксерокопиям  основы
национал-социализма) он гнал два квартала, лупя древком по  хребтине,  -  но
был несказанно изумлен статьей в газете "Вечерний Шантарск", объявившей  эти
события фашистским митингом в центре города.
   ...Потом болящую приехал навестить  Глеб  с  тортом  и  бутылкой  любимой
Дашиной настойки и посоветовал отправить все газеты в туалет, потому что  за
всякой политикой стоит экономика, то бишь деньги и коммерческие интересы,  а
это столь сложные и засекреченные материн, что он и сам  не  берется  толком
обрисовать хотя бы примерный расклад. По его глубокому  убеждению,  Насмерть
бьются две силы - та, что качает сырье, и та, что производит товары,  а  все
остальное - оттенки, нюансы, умышленная дезинформация, глупость и амбиции.
   К такой точке зрения безоговорочно  примкнул  майор  Шевчук,  притащивший
Даше кус копченой осетрины и новый  финский  замок.  Они  с  Глебом  тут  же
принялись его ставить, ради  стимуляции  творческого  процесса  прихватив  в
прихожую бутылку "Абсолюта" из холодильника. Даша тем временем  смотрела  по
телевизору   выступление   очередного   кандидата,   философа   Полуянского,
призывавшего возрождать традиции новгородского вече и  тут  же,  без  всякой
логики, - дворянские титулы. Не досмотрела - не вытерпела.
   Попутно от безделья позвонила Славке и поинтересовалась, как идут дела  у
мсье Флиссака. Оказалось, прекрасно. Будучи поселен в гостиницу "Шантарск" и
должным образом  проинструктированный  насчет  всех  опасностей  и  чреватых
соблазнов города, он ввечеру  был  доставлен  в  родимый  отель  несколькими
кожаными  мальчиками,  бережно  затащившими  бесчувственного  парижанина  на
восьмой этаж. Флиссак как-то забрел в "Шантарские пельмени", где его напоили
от  всей  русской  души  и  попутно  три   часа   рассказывали   "совершенно
достоверные" истории из собственной жизни.  Насколько  Даша  знала  тамошнюю
братию, доверчивому французу наплели столько  небывальщины,  что  хватит  на
десяток романов, над  которыми  потом  будет  ахать  в  сладком  ужасе  весь
читающий Запад, полагая, что каждая строчка - святая правда.
   Очевидно было, что  француз  не  пропадет,  а  лексикон  его  значительно
обогатится.  Одной  заботой  меньше.  Даша  все   же   посоветовала   Славке
периодически  отслеживать  французовы  странствия  по  городу   и   наказать
настрого, чтобы не таскал баксы в нагрудном кармане куртки.  Славка  сказал,
что мсье оделся попроще и, вообще, стал понемногу соображать, что  он  не  в
Европах,
   Так прошел день, мирно  и  бессмысленно.  Назавтра  Даша,  чувствуя,  что
пришла в норму, в десять утра позвонила и заказала  Федю  с  машиной,  потом
брякнула на студию и стала испрашивать у Марзукова аудиенцию. Кажется, он не
особенно  обрадовался,  но  вполне  вежливо  сообщил,  что  его  самого,   к
сожалению, не будет, но толковый и дельный заместитель постарается, чтобы на
все Дашины вопросы были получены ответы, полные и исчерпывающие.
   Даша из чистого любопытства врубила соответствующий  канал.  Место  Ольги
Ольминской заняла  эффектная  и  сексапильная,  нужно  признать,  шатеночка,
державшаяся чуточку скованно - то ли из-за неопытности в этом амплуа, то  ли
оттого, что за спиной у нее висел большой портрет Ольги в траурной рамке.  А
потом  пошла  очередная  серия  "Сатанинской  гавани"  и  Даша   моментально
отключила ящик.
   В дверь позвонили. Федя вошел первым, а из-за его  спины  выпорхнул  мсье
Флиссак, галантно кинулся целовать Даше ручку.
   - О, мадемуазель Дария! - воскликнул он. - Я слышать, на вас делали  атак
какой-то борзота, козел позорный, петух ставленый? (Мгновенно  чувствовалось
влияние проведенного в "Шантарских пельменях" вечера.) Я  очень  рад  знать,
что с вами все предельно благополучно... Конкретно по жизни!
   Федя развел руками:
   - Поутру нарисовался в управлении, а потом набился к вам поехать... Силен
мужик, как и не жрал вчера...
   - Я извиняться, но мне  там  сказать,  что  вы  направляетесь  произвести
совершенно невинный беседа, не таящая особого служебная секрета,  -  пояснил
мсье  Флиссак,  жестами  и  фигурой  выражая,  что  он  просит  прощения  за
чрезмерную назойливость, но не в силах преодолеть натиска подталкивающей его
в спину Музы. - И думаю, может, возможно посопровождать?
   - Возможно, - вздохнула Даша. - Чего уж там... В прихожую выглянул  майор
Шевчук, и Даша оживилась:
   - Ага, вот кстати. Знакомьтесь. Это есть мои  папа,  ажан  с  потрясающей
биографией и опытом. Он вам столько может порассказать, что  вы  на  меня  и
смотреть не захотите...
   - Мадемуазель Дария, на вас я смотреть всегда есть захотите! - воскликнул
Флиссак, но все же сделал стойку на майора.
   Федя уставился на француза хмуро, будто ревнующий первоклассник. Француз,
надо сказать, уговорам внял и сейчас был одет в самую обычную для  Шантарска
джинсу и кожу, так что мог без труда раствориться в  толпе,  словно  щепотка
мела в миске со сметаной.
   - Будем пить кофе, или сразу поедем? - спросила Даша,  вспомнив  о  долге
хозяйки.
   - Если так возможно, я бы  видеть  этот  кофе  на...  -  он,  с  невинным
выражением лица, совершенно правильно ставя ударения, кратко  объяснил,  что
предпочел бы видеть Дашин кофе на известном предмете.
   Феднно ржанье сотрясло стены прихожей. Даша тоже невольно рассмеялась:
   - А если кофе будет горячий?
   Смущенный француз, сообразив, что ляпнул нечто  оплошное,  с  неописуемым
галльским изяществом пожал плечами:
   - Я что-то неправильно выразиться? Такое выражение мне слышится  довольно
часто, особенно вчера, когда эти славная ребята мне рассказывать, какие  они
крутой, в как они всех е... - на сей раз он проглотил  словно,  увидев,  как
Федя с покрасневшим лицом и слезами на глазах хватается за  живот,  готовясь
сползти по стеночке. - Что-то вновь неправильно для приличный общество?
   - Все правильно, - кивнула  развеселившаяся  Даша.  -  Мы  уж  как-нибудь
вытерпим, но вот при посторонних, умоляю, все словечки, что услышали  вчера,
лучше держите при себе.
   - Но я их не только вчера...
   - Все равно. Пользуйтесь только теми словечками  русскими,  что  с  собой
привезли. Иначе скомпрометируете меня жутко...
   - О, француз никогда не компрометирует дама... Все понял, билять буду,  -
послушно кивнул мсье Флиссак.
   Тяжелое финансовое положение "Алмаза-ТВ", вообще-то,  могло  послужить  и
побудительным мотивом - рассуждала Даша  в  машине,  мысленно,  естественно.
Можно предположить "синдром чайника".  Случается,  когда  у  законопослушных
доселе людей вдруг резко  кончаются  деньги.  перспектив  не  видно,  а  над
головой,  точно  на  бывшезагниваюшем  Западе,  повисла  нешуточная   угроза
банкротства, разоренные пускаются во все тяжкие. Сплошь  и  рядом  пополняют
бесконечные шеренги клиентов уголовки -  влипая  с  удивительной  быстротой,
потому что не умеют нарушать законы так, чтобы не попадаться, и ни  в  каких
мафиях не состоят. Примеры можно черпать из кармана пригоршней.  Вот  только
преступления  таких   "чайников",   как   правило,   весьма   непродуманные,
простенькие  и  незамысловатые.  Впутайся  в  такое  "хозяйство  Марзукова",
уголовке уже давно залетела бы в уши  парочка  сплетен.  Отсюда  закономерно
вытекает вопрос номер два: если преступление не простое,  оно,  естественно,
сложное, а в какие такие криминальные сложности могли впутаться "алмазовцы"?
Кто их в серьезное дело возьмет? Какие такие выгоды преследуя?  А  сами  они
что-то серьезное и сложное решительно не  способны  придумать  без  должного
опыта.  И  нужных  контактов  не  имеют.  Можно  назвать   единственным   их
"контактом" Крокодила - но он всего лишь крутил нерегулярные амуры с Олечкой
Ольминской, он не настолько опрометчив и глуп, чтобы взять в  долю  компашку
телечайников.
   Тестюшка Марзукова вне подозрений. Не оттого, что  высокопоставленный,  а
оттого, что и его никто и никогда не возьмет в серьезную игру...
   Дарий Петрович  Москалец  до  того,  как  грянула  перестройка,  прозябал
обычным  кандидатом  химических  наук,  одним   из   превеликого   множества
наштампованных без меры в советское время. Недостижимая мечта  для  таких  -
даже докторская диссертация,  не  говоря  уж  о  Государственной  премии.  И
киснуть бы ему дальше над вонючими колбами, негодуя на задержки  зарплаты  и
вторжение страшного рынка в уютные интеллигентские будни с чайком на рабочем
месте и бесконечной трепотней. Или наоборот  -  бросил  бы  истощенную  ниву
науки и подался в "челноки", волоча из Харбина наперекосяк  сшитые  пуховики
со вшами и самопальную водку, от которой в Шантарске дохли даже стойкие, как
тараканы, бичи.
   Случилось третье - Москалец попал в струю и помчал по ней,  пеня  водичку
плавниками. Тысячи кандидатов околовсяческих наук листали ночью под  одеялом
унылые диссидентские брошюрки - но в профессиональные и хорошо  оплачиваемые
борцы за демократическую идею угодили  единицы.  Вроде  Москальца.  На  заре
перестройки он боролся за реформирование  КПСС  в  духе  подлинно  ленинских
принципов, потом боролся с партократией, дабы передать  всю  полноту  власти
Советам,  попозже  боролся   против   самих   Советов,   мешавших   ударному
строительству светлого капиталистического будущего - одним словом, колебался
вместе  с  линией"  что  твоя  синусоида.  Говорили,  что  вполне  искренне.
Интеллигенты  всегда  колеблются  вместе  с  линией   совершенно   искренне.
Представителем президента в  Шантарской  области  Москалец  стал  еще  в  ту
романтическую пору, когда о ваучерах и слыхом не слыхивали, а тараканьи  усы
Руцкого в глазах любого интеллигента-демократа олицетворяли  гордую  поступь
российской свободы.
   Вот только с тех пор много воды утекло - и еще больше уплыло  денежек  на
зарубежные счета. Но  к  последним  Москалец  не  имел  никакого  отношения.
Недовымершие,  классические  демократы  сахаровского  розлива  считали   его
человеком предельно честным. Циники же с ухмылочкой уверяли, будто  Москалец
просто-напросто оказался недостаточно умен и оборотист, чтобы войти  в  долю
или хотя бы обеспечить себе  регулярный  скромный  процентик.  Хомо  сапиепс
изначально  устроен   так,   что   делиться   не   любит,   -   особенно   с
бессеребренниками-идеалистами. Особенно на  одиннадцатом  году  перестройки,
когда  все  уже  поделено,  все  схвачено,  и  всякий  почти   представитель
президента, невзирая на его деловые качества, рассматривается как липший рот
и вызывает у определенной категории делового народа  резонный,  в  общем-то,
вопрос: "А эгому-то с какой стати отстегивать"? Тут  уж  кто  успел,  тот  и
съел...
   Единственное, что поимел Москалец от рыночных перемен - роскошные  хоромы
в роскошном "новорусском" доме на тихой  улице  имени  красного  подпольщика
Пермякова, сложившего  голову  в  борьбе  против  колчаковцев  за  торжество
мировой революции (а по другим данным -  спьяну  пристреленного  из  верного
маузера соратником по борьбе, партизанским атаманом Щетинным, приревновавшим
Пермякова к боевой подруге). Ни в  чем  доходно-коммерческом  Москалец,  как
было известно совершенно точно, не участвовал ни с какого боку и находился в
положении достаточно пикантном - если злые языки не врали насчет  того,  что
будущим летом случатся-де президентские выборы. На  Руси  исстари  повелось,
что всякий новый самодержец обычно менял  ближних  бояр,  дьяков  и  воевод,
причем в первую очередь сыпались бессеребренники и  идеалисты.  Как  цинично
выразился Глеб, коли уж Москальпа  вот  уже  год  не  облаивают  печатно  ни
коммунисты, ни национал-патриоты, это означает, что рейтинг Дария  Петровича
упал ниже абсолютного нуля...
   Суммируя и резюмируя, можно твердо утверждать со всей  уверенностью,  что
на роль закулисного вершителя темных дел и теневой коммерции тесть Марзукова
безусловно не годится. Информатор из казино "Жар-птица" сообщал недавно, что
Юля Марзукова, в девичестве Москалец, напившись в баре с  подругой  школьных
лет, а ныне супружницей юного преуспевающего бизнесмена, ругательски  ругала
пентюха-папочку, так и не научившегося делать деньги, даже деревянные...
   - Здесь сворачиваем? - спросил Федя.
   - А? - Даша очнулась от раздумий. - Нет. до следующего дома проедь, а там
под арку...
   - Они есть замешаны  в  кримнналь?  -  спросил  с  заднего  сиденья  мсье
Флиссак.
   - Вряд ли, - задумчиво сказала Даша. - Так, формальности...
   10.34 по шантарскому времени.
   "Москвич", скрежеща потрепанной коробкой передач, въехал в обширный двор,
насквозь продуваемый ветром и почти пустой, если не считать  непонятно  чьею
склада, двойного рядка гаражей и десятка  автомобилей,  стоявших  впритык  к
решетке, ограждавшей выступающие колпаки  газгольдеров,  похожих  на  купола
уэллсовских марсиан (этот квартал  готовил  пищу  исключительно  на  газе  и
оттого был в выгодном положении по сравнению с электрифицированными, где  то
и дело отключали свет без всякого предупреждения).
   - Туда, - показала Даша. - Где витрины разрисованы.
   - Там же магазин?
   - Это вывеска осталась...
   Магазин "Фрукгы-овощи", вмонтированный некогда прямо в жилой  дом,  давно
уже перестал  существовать  -  как  и  купившая  ею  фирма,  прогоревшая  на
антиквариате (казалось, что вот-вот достроят  двадцатиэтажную  гостиницу,  и
интуристы хлынут потоком - но отель четвертый год зиял пустыми окнами,  а  у
аборигенов окрестных районов были  заботы  поважнее  покупки  антиквариата).
Фирма тихо исчезла, а магазин  приобрел  под  студию  Марзуков,  в  ту  пору
гораздо более денежный. - благо  почти  рядом  торчал  высоченный  небоскреб
Шантарского  речного  пароходства,  на  чьей  крыше  и  установили   антенну
передатчика. А огромные буквы "Фрукты-овощи" просто  поленились  отры