- Алексей Егорович?
   - Да, я слушаю, - послышался чуть настороженный голос папеньки  беспутной
Инги.
   - Мне у вас нужно кое-что уточнить. Ваша дочь в городе? ,
   - Нет. После всех этих историй я ее отправил... подальше.
   Видимо, потому-то от Инги и не поступило заявления типа Светочкиного - не
добрался до нее больше Агеев...
   - У вас есть акции Кангарского молибденового?
   - Да.
   - И последний вопрос, возможно, вам он покажется дурацким, но  мне  нужен
максимально обстоятельный ответ. Вы, телевизор часто смотрите?
   - Я его вообще не смотрю. Сводку новостей по  газетам  готовит  референт.
Если есть настроение и время, смотрю по видео два-три фильма в неделю.
   - А где кассеты берете?
   - Секретарь привозит с Домбровского. Снова все сходится. Идеально. Студия
проката на Домбровского - контора мощная, заложена, когда  Марзуков  еще  не
занялся делом, никак он не мог на Домбровского влезть. Слишком  сложно  было
бы все устроить...
   - Спасибо, - сказала Даша и положила трубку.
   На пороге вырос мрачный парень в свитере и без шапки - значит, на  машине
прикатил,  автоматически,  по  привычке  отметила  Даша,  -  протянул  Семен
Семенычу самый обычный пластиковый пакет, с картинкой  в  темных  тонах,  не
позволявшей увидеть со стороны содержимое. Подождал немножко и,  не  получив
никаких приказаний, улетучился, словно призрак.
   - Ваш заказ, - тоном привычного ко всему пожилого официанта сообщил Семен
Семеныч, передав пакет Даше. - Если вам нужно опробовать со стрельбой,  есть
подвал...
   Даша рассовала мелочи по карманам, отвела затвор, пару раз спустила курок
тяжелого "ТТ". Смазан он был отлично.  Все  же  она  для  проверки  вставила
полную обойму и, орудуя затвором, звонко выщелкнула патрон за  патроном.  Ни
одного перекоса.
   - Я бы вам посоветовал сесть  и  написать  заявленьице,  -  сказал  Семен
Семеныч. - Вот бумага и авторучка. Мною, капитаном  Шевчук,  данная  игрушка
была три часа назад отобрана у неизвестного лица ярко выраженной  кавказской
национальности, сумевшего скрыться благодаря дождю, снегу и туману...  Право
же, такая бюрократия упрощает жизнь. Как говорил один мой друг -  жить  надо
так, чтобы вам доказывали...
   Пожалуй, он был прав. Даша старательно написала заявку на имя Дрына.
   - Может быть, вам нужно, чтобы в определенное время вас видели где-нибудь
в другом месте три-четыре вполне благонадежных гражданина?
   - Нет, это лишнее, - сказала Даша.
   - Если понадобится, заходите без церемонии. Я могу доложить,  что  у  вас
наметились успехи?
   - Скажите пока, что  наметились  следы,  -  сказала  Даша.  -  Я  человек
суеверный...
   -  Сам  такой.  Хочу  вам  еще  раз  напомнить:  вещественные  улики   не
обязательны. Достаточно твердой  уверенности  и  вашего  слова.  Потребуется
помощь - звоните немедленно.
   - Хорошо, - сказала Даша. - До свиданья.
   - До свиданья. Звоните, заходите запросто...
   За ней не следили.
   Машину она оставила в квартале отсюда - кто их знает, прилепят "маячок" и
сядут на хвост.  В  конце  концов,  Фрол  ей  тоже  ничего  необещал...  Для
надежности еще покружила по окрестным улицам, подсмеиваясь над собой, - надо
же, шантарская Рыжая Соня... И, окончательно убедившись в отсутствии всех  и
всяческих "хвостов", поехала к дому, где прятала Флиссака.
   Глава тридцать шестая. Долгожданная душевная беседа.
   - Самое главное - не вздумайте мне мешать, - сказала Даша. - Что бы я  ни
делала. Вернее, как бы себя ни вела.
   Флиссак нервно усмехнулся:
   - Мадемуазель  Дария,  я  работаю  не  в  архиве  министерства  сельского
хозяйства.
   - Все равно, кто там знает вашу нежную европейскую душу...
   - Я боюсь одного: провалиться прочно. У ваших властей,  в  конце  концов,
нет причин относиться ко мне с отеческой нежностью.
   - Не бойтесь, - сказала Даша. - Мне самой не нужны  неприятности.  У  вас
хоть посольство за спиной...
   - Вы полагаете,  посольство  станет  поднимать  шум  из-за  изобличенного
промышленного шпиона? У вас чересчур романтические представления  о  Европе,
простите...
   - Ну, нельзя же без романтики... - пожала плечами Даша. - Нам лет  десять
вбивали в голову, что западнее ГДР начинается сущий  Эдем.  Я,  понятно,  не
верю - везде одно и то же, а в Лондоне вдобавок  и  туманы,  но  это  крайне
жестоко, мсье, - лишать женщину романтических грез...
   - Вы удивительная женщина, - сказал Флиссак. - Не знаю, смог бы я в вашем
положении держаться столь же уверенно...
   - Когда страна прикажет быть героем, у нас  героем  становится  любой,  -
засмеялась Даша. - Была такая песенка... Пошли?
   Она заперла машину и первой направилась к  двери  телестудии  "Алмаз-ТВ".
Дверь осталась прежней, какой ее Даша помнила.
   "Неаккуратно, - подумала она. - Психологически недостоверно. Я бы  на  их
месте  после  столь  жуткого  налета  поставила  бы   железную,   телекамеры
посередине бы всобачила - для  пущего  нагнетания  страстей,  чтобы  уверить
всех, будто отныне боишься каждого куста..."
   После ее  прошлого  визита  в  коридоре  кое-что  изменилось  -  ящики  с
аппаратурой исчезли,  отчего  коридор  стал  вдвое  просторнее,  и  примерно
посередине стоял дешевенький письменный стол производства местного ДОКа.  За
ним восседал охранник, безуспешно гадая, чем бы таким ему заняться, чтобы не
помереть со скуки. Даша махнула у него под носом нераскрытым удостоверением,
но он и не потребовал более детальных объяснений, окинув  ее  чисто  мужским
взглядом, без тени профессионального рефлекса.
   Кабинет у Марзукова был крохотный, но отделанный  с  большим  тщанием,  в
синих  и  темно-красных  тонах,   напичканный   всевозможными   электронными
игрушками - телефакс, компьютер со множеством сопутствующих агрегатов, всех,
наверное, какие только можно к нему подключить:  видеодвойка,  ксерокс,  еще
какие-то штуки, абсолютно Даше неизвестные, но крайне авантажно выглядевшие,
с кучей лампочек, клавишей, окошечек, эмблем  известных  фирм  и  загадочных
надписей на иностранных языках (и даже иероглифических).  Вряд  ли  половина
этого была необходима в офисе директора дышавшей на ладан частной телестудии
- Марзуков тщился выглядеть.
   Он встал из-за обширного стола, неведомо  как  протиснутого  в  дверь,  -
должно быть, по частям - лицо исказилось в приступе детской почти злости:
   - Опять вы?!
   Оглянувшись, Даша удовлетворенно  кивнула,  увидев  на  двери  внутренний
замок. Взглядом показала на него французу. Спросила:
   - Вы знакомы? Мсье Марзуков - мсье Флиссак... Обошла  стол,  напоминавший
контурами гигантскую фасолину, и  с  нескрываемым  наслаждением  врезала  по
пухлой,  гладенькой  физиономии  -  вскользь,  так,   чтобы   ребро   ладони
чувствительно угодило по шее под ухом.
   Марзуков упал в мягкое кресло. Безжалостно щелкнул замок.
   Даша подошла к зарешеченному окну, посмотрела на серую гладь Шантары,  на
знаменитый мост. Спокойно закурила, обернулась и спросила:
   - Вам никто не говорил, что ваш кабинет напоминает  колерами  французский
флаг?
   Марзуков таращился на нее испуганно и удивленно.
   - Значит, никто, - сказала Даша. - Синее и красное. Не хватает, как легко
догадаться,  белого.  Но  сдается  мне,  ваша  физионония  этот   недостаток
восполнит...
   Достала "ТТ", звонко оттянула затвор и уперла дуло Марзукову в ухо, левой
рукой ухватив за волосы. Пожалуй,  его  физиономия  теперь  и  впрямь  могла
дополнить икебану, придавая чисто французский колорит.
   - Мозги будут на стенке, - сказала Даша холодно.  -  Как  у  того  вашего
бедняги. Только там была простая побеленная стена, а на  ваших  синих  обоях
все будет выглядеть гораздо сюрреалистичнее. Совершенно в духе Дали.  "Мозги
проныры на стенке". Вам нравится Дали?
   Флиссак, с каменным лицом усевшийся у двери,  наблюдал  эту  сцену  и  не
препятствовал.  Глаза,  правда,  стали  чуточку  испуганными  -  определенно
вспоминал о загадочной славянской душе.
   - Да вы же не станете...
   - Стану, - сказала Даша. - Я же шизанутая, вы не забыли?  Или  наркоманка
со стажем, - и с хорошо разыгранным бешенством прошипела:  -  Я  тебе  мозги
вышибу, как пробку из бутылки, козел! Ты  мне  жизнь  поломал!  Из-за  тебя,
сучонка, травят, как волка позорного! - и посильнее вогнала дуло  в  ухо.  -
Мне сидеть -  ну  и  хрен!  Отсижу,  выйду.  А  твои  мозги  будут  совочком
соскребать...
   Все патроны лежали у нее  в  кармане,  и  обойма,  и  ствол  были  пусты,
пистолет сейчас годился только на то, чтобы забивать им гвозди.  Расчет  был
довольно бесхитростным и опирался на две фундаментальных аксиомы. Во-первых,
Марзуков - трус, слабак и шестерка. Во-вторых, он молодой, даже моложе Даши,
и, как многие его ровесники, взахлеб глотавшие западные боевики  (а  он  был
видеоманом, Даша точно выяснила), незаметно проникся кое-какими стереотипами
жанра. Иначе и быть не может, кабинетик тоже, несомненно, взят откуда-нибудь
из "Биржи". Он тысячу раз видел  такую  ситуацию  на  экране:  оклеветанный,
подставленный и скомпрометированный сыщик, остервенев, врывается к  роковому
Главному Злодею, попирая законы, наплевав  на  все  законы,  одержимый  лишь
жаждой мщения. И в такой ситуации, как учит нас важнейшее из всех  искусств,
сыщик без колебаний вышибает злодею мозги.
   С человеком постарше и потверже духом  этот  номер,  пожалуй  что,  и  не
прошел бы. Но, судя  по  белому  лицу  Марзукова,  он  искренне  верил,  что
кинематографические штампы сработают и в реальной жизни.
   Зазвонил телефон. Даша сняла трубку левой рукой, послушала и сказала:
   - А его нет. И не будет. В администрацию уехал. Дверь,  обитая  настоящей
кожей, была, безусловно, звуконепроницаемой.  Страсть  Марзукова  к  роскоши
сыграла с ним злую шутку. Если особенно не орать, никто и не заподозрит, что
внутри идет задушевная беседа.
   - Ну, мы будем говорить, или раскинешь мозгами? - спросила Даша нежно.  -
Это все можно и без выстрелов прекрасно оформить.
   Обернулась к Флиссаку:
   - Дорогой, ты не забыл ножик взять?
   Флиссак полез в карман и продемонстрировал нож-выкидушку, купленный Дашей
четверть часа назад в комке поблизости.
   - Чтобы колоть, он не годится, - сказала Даша. - Ударишь -  и  закроется.
Но мне-то всего и нужно - по сонной артерии полоснуть.  А  потом  доказывай,
что ты не сам себе глотку перерезал из-за  внезапной  депрессии,  безденежья
или женушкиных измен...
   Марзуков что-то бормотал. Даша наклонилась послушать.
   - ...так и думали, что вы там связались с французами...
   - А чем франк хуже марки, петух ты долбаный? -  осведомилась  Даша  самым
циничным тоном, на какой была способна. - Так хорошо жилось, а  ты  мне  все
поломал, скот...
   - Это не я... - пролепетал он. - Это они...  Ну,  наконец-то,  облегченно
вздохнула про себя Даша,  сохраняя  на  лице  предельную  свирепость.  Когда
начинают, хныча, сваливать все на других - общение, считай, наладилось,  лед
тронулся...
   - Кто, солнышко мое? Я же, кроме тебя, никого в прицеле  не  вижу...  Они
далеко, а тебе задницей рассчитываться приходится. Агеев?
   - И Москалец тоже, - сказал Марзуков, потея. - Москалец и  есть  мозговой
центр, а Терминатор стреляет и режет, он ничего другого делать и  не  умеет,
"зеленый берет" хренов... Но в рамках этих задач  у  него  голова,  признаю,
работает. Только он, по-моему, больной. На голову.
   - Да все вы тут больные на голову... - сказала  Даша,  но,  почувствовав,
что впадает в совершенно не нужную для дела патетику, резко сменила  тон:  -
Чья это была идея? Я о двадцать пятом кадре.
   Марзуков дернулся, жалобно уставился на нее:
   - Так вы знаете?.. Флиссак аж подался вперед, навострив уши.
   - Доперла в конце концов, - не без законной гордости сказала  Даша.  -  С
подсказками, правда, но все равно доперла. Ты сейчас  будешь  смеяться,  но,
как мне объяснил самый настоящий доктор медицинских наук, без вашего  ЛСД  я
могла и не додуматься. Вот так... Или додумалась бы, но гораздо позже. А  вы
мне фантазию расшатали, тормоза сняли... - она  обернулась  к  напарнику.  -
Неужели еще не доходит, мон анж? При демонстрации фильма сознание  фиксирует
лишь двадцать четыре кадра в  секунду.  Если  вмонтировать  двадцать  пятый,
человек не осознает, что он увидел, не вспомнит, если его спросят,  -  но  в
подсознании эта  информация  впечатается  намертво.  И  если  это  рекламный
призыв, у человека появляется неудержимая тяга его выполнить...
   - Мон дье! - сказал Флиссак потрясенно, добавил несколько фраз на  родном
языке. - Все искали нечто электронное,  психотронное,  коварнейше-сложное...
Ну конечно же, двадцать пятый кадр, хрестоматийный опыт  американцев  еще  в
конце пятидесятых... "Покупайте попкорн!"
   - Ага, - сказала Даша. - Хорошо забытое старое. Тогда после "заряженного"
фильма зрители все окрестные ларьки с попкорном повымели подчистую. Сами  не
понимая, с чего их вдруг  потянуло  на  кукурузу.  А  если  вместо  кукурузы
предлагают продавать имеющиеся  у  тебя  акции?  И  непременно  определенной
фирме? И вдалбливают это часами, неделями...  Настойчиво  повторяют,  должно
быть, что акции самые ненадежные, что они вскоре совсем обесценятся и  нужно
от них поскорее избавиться? Сдается  мне,  родной  папаша  поймался  на  эту
штуку. Тут у любой акулы бизнеса  поедет  крыша,  не  говоря  уж  о  простом
неискушенном народе вроде Лени Залупкова... кстати, у простого народа  акций
тех четырех предприятий, да и Кангарского, было немало. Вот вам и  разгадка,
отчего мсье Марзуков устроил  студии  кабельного  телевидения  не  только  в
престижных районах, но и там, где живут работяги, мелкие акционеры,  курочка
по зернышку клюет...
   - Но ведь у вас такое воздействие запрещено законом? - сказал француз.
   - Ценное наблюдение, - фыркнула Даша. - Вы еще не заметили, что  в  наших
краях есть милая привычка нарушать законы? Насколько я помню,  и  у  вас  во
Франции есть такая народная традиция, не зря же у Ги Дюруа голова седая? Так
что не будем все списывать на нашу сибирскую дикость. - Она отвела  пистолет
от головы Марзукова и по неистребимой привычке вместо подоконника уселась на
край стола. - Давно развлекаетесь?
   - Больше года, - убито сказал Марзуков.
   - Процентик-то капал приличный?
   - Москалец с Агеевым грабастали львиную долю. А я все тратил на Юльку.  У
нее запросы выше останкинской телебашни...
   Даша  оглянулась  на  стол,  где  в  рамочке  стояла  цветная  фотография
белокурой очаровашки:
   - А я слышала, она сетует на папочку, не умеющего жить...
   - Потому что он  все  перегоняет  за  бугор.  Черт  его  знает,  что  там
получится с будущим  президентом.  Вернее,  не  перегоняет,  ему  оттуда  же
перечисляют...
   - Германцы?
   - Знаете уже?
   - Знаем, - сказала Даша. - Вы в связи с этим никого, милок,  заложить  не
хотите? Самое время.
   - Это фон  Бреве.  Хотя  никакой  он  не  фон,  и  имя  какое-то  другое,
Терминатор однажды обмолвился...
   - От немца и получали кассеты?
   - Конечно. Они там, у себя, заряжали... А все остальное они разрабатывали
втроем - фон Бреве, Москалец  и  Агеев.  Районы  компактного  сосредоточения
мелких акционеров, персоналии крупных.
   - А вас на эти военные советы так-таки и не приглашали?
   - Приглашали, - нехотя сознался  Марзуков.  -  Но  мое  дело  -  насквозь
подчиненное. Мне просто  говорили,  где  следует  устроить  кабельное,  даже
репертуар фильмов сплошь и рядом они утверждали.  Москалец  улаживал  все  с
лицензиями и инстанциями - у нас же чиновнички дерут с живого и с  мертвого,
семь потов прольешь и мешок денег раздашь, если  обычным  путем...  От  меня
ничего не зависело! Почти что ничего, понимаете?
   - Понимаю, - сказала Даша. - Ягненочек среди волков.
   - Легко вам издеваться... Думаете, мне самому такое пришло бы в голову?
   - Да нет, - сказала Даша, внимательно обозрев его. - Тебе бы не пришло...
   - Дела на студии шли из рук вон  плохо,  другие  перехватывали  постоянно
почти всю  рекламу,  Юлька  от  безденежья  на  стену  лезла,  кричала,  что
обязательно  разведется.  Мне  даже  стало  казаться,  что  у   нее   кто-то
появился... Хоть в петлю лезь! И тут, когда Юльки  дома  не  было,  навещает
меня тесть с коньяком. Начинает ходить вокруг да  около  на  мягких  лапках.
Сначала дальше намеков и не продвинулись...
   - А потом ты недвусмысленно дал понять, что готов продать душу дьяволу за
звонкую монету? . - Я сказал, что уголовщиной заниматься не  буду,  но  если
подвернется что-то чистое, готов...
   - Ну да, это не уголовщина, - сказала Даша. - Игра в чику.
   - Но ведь это, если вдумчиво  разобраться,  совершенно  безобидно.  Вроде
МММ. Мавроди не возвращал деньги, а мы за акции расплачивались честно...
   - Ну знаешь, еще немного - и я  тебе  брошусь  на  шею,  рыдать  буду  от
умиления, - сказала Даша. - Экий ты  у  нас  двигатель  прогресса...  А  как
насчет всей карусели с кровью и убийствами? .
   - Это уже Агеев. Я в жизни пальцем никого не тронул...
   - Кто убил Сомова?
   - Не знаю... Агеев.
   - За что?
   - Не знаю.
   - Почему же тогда знаешь, кто убил?
   - Да что вы меня подлавливаете?
   - Что-то ты осмелел, дружок,  -  сказала  Даша,  поигрывая  пистолетом  в
опасной близости от его лица, вновь побелевшего, как полотно.  -  Лапшу  мне
вешать начал... Ну?
   - Сомов случайно обнаружил содержимое. Код. Двадцать  пятый  кадр.  Начал
мне намекать, а потом прямо потребовал взять в долю. Я рассказал Агееву...
   - За чарочкой словами перебросились? А зачем положили  москвичей?  У  вас
ведь с юридической точки  зрения  все  было  чисто,  права  на  "Сатанинскую
гавань" куплены законно. Чего было бояться?
   - Агеев вдруг решил... То есть, я так подозреваю. Некому больше. Меня  же
не было в Шантарске! Я в Германию летал... за кассетами.
   - "Баранов" - это Агеев?
   - Агеев.
   - А Ольминскую зачем понадобилось убивать?
   - Не знаю...
   "Врет, - решила Даша. - Не из одного страха потеет, как белый  медведь  в
Африке. И глазки неспроста бегают..."
   - Хорошо, а Житенева кто убрал?
   - Он же застрелился из Ольгиного "Макара". До "белки" допился, с  Сатаной
заигрался, ну и...
   -  А  эти  так  называемые  террористы?  Случайно  они  хлопнули,  помимо
охранника, тех двух? Или тут была своя цель?
   - Меня же не было на студии... Даша ласково спросила:
   - Кысик, вот ты кого больше сейчас боишься - меня или Агеева?
   "Пожалуй, все-таки Агеева, - ответила она сама себе. - Мы с  французом  -
зло внезапное, новое, мимолетное, а Терминатор, Агеев, в жутком ореоле  всех
смертей - зло устоявшееся, знакомое,  свое,  насквозь  изученное,  и  оттого
заслоняющее все прочие угрозы, даже пистолет под носом. Мы пока  что  грозим
словесно, а Терминатор положил кучу народу..."
   - Вас...
   - Что же ты виляешь, тварь?  Марзуков,  собрав,  должно  быть,  всю  свою
решимость, глянул ей в глаза:
   - Если уж пошли такие пляски, пусть каждый отвечает сам за  себя.  Вы  ж,
как я понимаю, сейчас не на  государство  работаете,  а  на  мусью?  Давайте
полюбовно? Я  про  убийства  ничего  не  знаю.  Это  Виталька  Агеев.  Самый
настоящий Терминатор. Будет шагать с улыбочкой и резать с улыбочкой. У  меня
давно подозрение - ему нравится. Вы ведь вышли на усачевскую фирму...
   - Ага. Для чего, кстати, девочки служили? Подбирали компромат на тех, кто
ящик не смотрит? И к сатанистам для того же кой-кого затягивали?
   - Похоже. Но тут уж целиком  Виталькина  вотчина...  Да,  я  про  Усачева
начал. Знаете, почему уехала Ведьма? Она  бы  и  замужем  работала,  та  еще
девочка.  Из-за  Виталия.  Он  на   нее   запал,   заказал   кучу   платьев,
незамысловатых, вроде ночной рубашки, и каждый раз это платьице резал  прямо
на ней. Десантным ножом.  Она  по  пьянке  проговорилась.  Долго  резал,  по
кусочку, на час, бывало, затягивалось. Иначе и трахаться  не  мог.  Она  его
боялась жутко.
   - Но платил, надо