нги  выстроились  новички  шантарской  политической  тусовки  -
"бело-зеленые", они же каппелевцы,  игрушечные  сепаратисты.  Некий  доцент,
ничем особенно не прославившийся на ниве лесоведения, в прошлом году объявил
себя потомком колчаковского ротмистра и по  этой  причине  в  самые  краткие
сроки произвел на свет очередное политическое движение - "Свободную  Сибирь"
- и даже ухитрился зарегистрировать дите, как положено.
   В отличие от Потылина, чьи медицинские проблемы были видны  невооруженным
и непрофессиональным глазом, доцент Шумков, по всему видно, оказался  вполне
здоровым и не в пример более хитрым.  Не  сразу  и  всплыло,  что  движение,
зарегистрированное как некая культурно-просветительская организация, на деле
прокламирует полную независимость Сибири (или, в качестве  первой  ласточки,
хотя  бы  Шантарской  губернии).  Программа,  если  продраться  сквозь   всю
словесную шелуху, была проста и незатейлива, как мычание:
   1. Сибирь богата, а Москва ее безбожно грабит.
   2. Посему следует сделать Сибирь независимой.
   3. Там видно будет.
   Когда опомнившаяся прокуратура после чуть-чуть истерического  выступления
представителя президента  попыталась  было  пресечь  развлечения  шумковских
орлов, выяснилось, что сделать это не так-то просто. Нуль в  науке  оказался
далеко не так бездарен в политике. Как ни старались прокурорские, не удалось
откопать и  одной-единственной  фразы,  которую  (пусть  даже  с  превеликой
натяжкой) можно истолковать как призыв к нарушению целостности  государства.
Хитрющий Шумков, невинно поблескивая  импортными  очками,  охотно  объяснял:
во-первых, тезис "Москва безбожно грабит Сибирь" противозаконным не является
и представляет  собой  чисто  дискуссионное  умозаключение;  во-вторых,  он,
Шумков, сроду не призывал к каким бы то ни было насильственным  действиям  и
свято  верит,  что  будущую  независимость  Сибирь   получит   исключительно
благодаря конституционным методам, сиречь референдуму.
   Он  был  неуязвим,  прохиндей  этакий.  Именно  так  все  и  обстояло   с
формально-юридической стороны. Ни единой  фразы  в  публичных  выступлениях,
статьях или листовках, за которую можно ухватиться. У некой невидимой  черты
Шумков, как ни летела с губ слюна, останавливался на всем скаку - а то,  что
слушатели  и  читатели  сами  делали  из  его  витийства  простой  вывод   о
необходимости сибирского суверенитета, предметом  судебного  разбирательства
или прокурорского запрета послужить опять-таки не могло. Все  было  идеально
выверено и взвешено. Уж Даша-то знала - потому что именно  уголовный  розыск
после возбуждения уголовного дела провел все необходимые мероприятия.  И  не
нашел ни малейшего криминала. Так что дело пришлось тихонько похоронить, как
ни чесались руки у прокуратуры, как ни ярился представитель президента  (еще
один кандидат околовсяческих наук, мобилизованный перестройкой  в  комиссары
демократии), кончилось пшиком. Старая, как мир, история:  те,  кто  рад  был
лишнему случаю лишний раз вставить перо и кое-каким политикам, и  прокурору,
и представителю президента, вдоволь покричал  о  произволе  "так  называемых
демократов",  нажал  кое-какие  кнопки  и  тем   самым   обеспечил   Шумкову
индульгенцию на будущее...
   Даша чуть ускорила шаг, чтобы побыстрее миновать ряженых. В  истории  она
была не сильна, однако  знала,  что  пресловутые  каппелевцы  носили  черную
форму, а у казаков того или иного войска лампасы, околыш  и  петлицы  должны
быть одного цвета. Меж тем шумковцы, щеголявшие в синих  галифе  и  защитных
гимнастерках (а то и попросту в пятнистых комбезах с  погонами  собственного
сочинения) не знали  и  этого:  один  пришил  малиновые  лампасы  при  синем
околыше,  второй  нацепил  погоны  советского  подполковника,  каких  ни   в
императорской, ни в колчаковской армии быть не могло, третий,  должно  быть,
не раздобыв шашки, прицепил к поясу  морской  кортик.  На  груди  четвертого
Георгиевский крест, явный новодел, умилительно соседствовал со  значком  "50
лет  в  КПСС".  В  шеренге  имелись  и  две  грудастые  девахи  в  столь  же
фантастической форме, а перед строем  с  должной  важностью  и  осанистостью
прохаживался  сам  отец-атаман,  в  полковничьей   каракулевой   папахе,   с
загадочным вензелем па  генеральских  погонах  без  звездочек,  с  настоящей
генеральской  парадной  шашкой  на  поясе.  "Восемьсот  долларов  антикварам
выложил", - механически отметила Даша, вспомнив один из рапортов.
   В общем, ей было наплевать на всю эту компанию, гораздо более безобидную,
нежели прошлогодние сатанисты. Неприятно царапнуло другое - на левом  фланге
горячо витийствовал седой субъект в лихо заломленной фуражке, с колчаковской
бело-зеленой повязкой на рукаве, и среди посторонних слушателей стояли  двое
милиционеров, слушавших, судя по лицам, вполне даже одобрительно...
   Возможно, все было даже сложнее. Временами, когда от окружающего  бардака
рождалось чувство вовсе уж мучительной беспросветности, ей и самой казалось,
что свободная Сибирь - не столь уж дурацкая идея. В конце концов, Шантарская
губерния по площади равна трети США и богата всем, что только можно отыскать
в таблице Менделеева. А на Москву здесь  не  оглядывались  испокон  веку.  И
грабиловка, скажем честно, идет впечатляющая...
   Одна беда: чертов Шумков на  серьезного  лидера  никак  не  тянет,  клоун
пузатый. А другого лидера нет...
   - С-сука рыжая... - ударил ей в спину злой шепоток.
   Ну конечно, узнал кто-то из ряженых. Она не повернула головы, не  сбилась
с шага - много чести будет... Пусть подрочат.
   - Кто им деньги дает... - задумчиво  произнес  Воловиков,  догоняя  ее  и
шагая в ногу.
   - Так и не докопалась, - сердито сказала Даша. - Вряд ли кто-то серьезный
- деньги небольшие, только на экипировку и хватает. Не более того.  Да  и  с
формой  жены  возятся,   точно   знаю...   Какой-то   богатенький   Буратино
развлекается от нечего делать, только и всего. За шашечку бы  его  привлечь,
но у них все железки затуплены напильниками до полной законопослушности...
   - А тех двоих видела?
   - Наших?
   - Ага.
   - Видела, - сказала Даша. - Чему тут удивляться  -  у  них  состоит  пара
ребят из Центрального и один из Советского, что тут поделаешь, если  законом
не запрещено в свободное от работы время... А если честно - своя  сермяга  в
этом есть. Во всем, что пузатый говорит.
   - Дарья...
   - Да я же - чисто теоретически, - вздохнула она. Без малейшего сочувствия
к экстремистски настроенным личностям. Вот только почему мы,  область-донор,
в такой заднице?
   - Ты на президентских выборах за кого голосовала, если не секрет?
   - За Бориску, понимашь...
   - Вот и терпи.
   - Терплю, товарищ начальник...
   Она ускорила шаг - до родного крыльца оставалос метров пятьдесят, и, хотя
в кабинете ждала масса тягостной  работы,  под  крышей  веселее,  нежели  на
зябком ветру.
   - Погоди, - сказал вдруг Воловиков. - Постоим, покурим...
   - Пришли ведь...
   - Погоди, - повторил он совсем серьезно. Даша остановилась,  вытащила  из
кармана сигареты, прикрыла сложенными ковшиком  ладонями  огонек  зажигалки.
Вопросительно повернулась к шефу - уже прекрасно понимала,  что  дело  не  в
перекуре.
   - Не надо, - отмахнулся он от протянутой  сигареты.  -  И  так  в  глотке
дерет... - Воловиков надул щеки, медленно выдохнул воздух, явно  пребывая  в
некотором колебании. - Вот что, Дарья... Ты в ком из своих  уверена  на  все
сто двадцать? Чтобы положиться безоговорочно?
   - Славка, - сказала она, не особенно раздумывая. - Я  с  ним  поработала,
дай Бог... А что? Это не значит, что он такой единственный, просто его-то  я
по жизни проверила так, что на все оставшееся бытие достаточно...
   - Отлично, - сказал Воловиков, вроде бы даже с облегчением.  -  Совпадаем
по фазе... Я сам о нем в первую очередь  подумал.  Так  вот...  Вы  оба  мне
сегодня понадобитесь. В десять вечера у меня одна хитрая встреча...  хитрая,
но необходимая. Нужны два человека.
   - Для чего?
   - Честно говоря, и сам пока не знаю. Там будет видно. Ты  не  блести  так
глазищами, не блести - никакого крутого боевика не ожидается. Ни пальбы,  ни
беганья по крышам. Просто-напросто потребуется кое-что быстренько  уточнить,
выявить слежку... И  не  более  того,  в  таком  разрезе.  Можешь,  конечно,
отказаться, это не на все сто - служебное поручение...
   -  Да  ладно  вам,  -  сказала  Даша.  -  Уж  на  меня-то  всегда  можете
положиться... Когда и где?
   - Давай прикинем... Если не произойдет ничего непредвиденного,  отправишь
своего шофера домой согласно трудовому законодательству, а сама со Славкой к
восьми вечера сидите у тебя в кабинете. Загляну и распишу диспозицию...

   Глава четвертая
   НЕПОНЯТКИ
   - Поехали... - облегченно вздохнула  Даша,  когда  воловиковская  "Волга"
плавно отчалила от тротуара.
   Аккуратненько выжала сцепление, выждала немного: когда меж ней и  машиной
шефа  оказались  три  посторонних  (а  может,  и  не   вполне   посторонних)
автомобиля, тронулась. Славка расстегнул куртку, чтобы  рукоятка  "семьдесят
первого" была под рукой.
   - Не дрыгайся, - сказала она, не поворачивая головы. - Тебе же  говорили,
пальбы не предвидится.
   - Береженого бог бережет.
   Ведущая машина, не дергаясь из ряда в ряд,  спокойно  катила  по  бывшему
проспекту Сталина, Даша то висела у нее на хвосте в  должном  отдалении,  то
пару раз вырывалась вперед,  имитируя  полную  якобы  непричастность  к  той
"Волге". Хвоста пока что не наблюдалось.
   - Кассету достал? - спросила она мимоходом.
   - Ага.
   - Врубай потихонечку.
   Через  несколько  секунд  из  динамиков  у  заднего   стекла   послышался
хрипловатый голос Маргариты Монро; и Даше, как не раз уже было,  показалось,
что в этом голосе таится легкая насмешка над всем сразу -  над  окружающими,
над жизнью, над собой:
   - Нас с Мельпоменой лихо сблизили, творя  картонное  добро.  Комедиант  с
похмельной физией нас уверял, что он - Пьеро.  Он  что-то  пел  с  тоскливой
миною, как ставни, душу затворя. Но все спасала Коломбина  с  глазами  цвета
сентября.
   Гаишник издали махнул им жезлом, но Даша преспокойно  проехала  мимо,  не
сбавляя  скорости,  он  кинулся  было  на  проезжую  часть,   но   разглядел
милицейский номер и попятился.
   - Во что-то грешное одета, развращена чужой весной, она не рвалась  стать
Джульеттой, но оставалась неземной. И сидя  тихо  в  темном  зале...  Мы,  о
несбыточном моля, покорно ситцы принимали за горностаи короля...
   Не было хвоста. Светофор на Карабанова врубил  красный,  но  Даша  успела
проскочить, перекинула рычаг на четвертую -  здесь  все  гонят,  как  черти,
подозрений не вызовешь...
   - И чьи-то сказки стали бьшью, и меч  фанерный  был  в  крови,  и  ангелы
теряли крылья, а черти пели о любви... Но занавес закрылся чинно,  на  части
сказку разрубя. Тебе спасибо, Коломбина, - за то, что не было тебя. И кто-то
важный хлопал сонно, здесь скоротавши два часа. И забывали почтальоны навеки
наши адреса...
   Машина Воловикова замигала левым поворотом, целясь на кривую,  извилистую
Тиксонскую - в темное время мало кто имел охоту считать тамошние  рытвины  и
колдобины, а посему больше шансов узреть хвост...
   - Действительно, - сказала Даша. - Стишки на пару порядков  выше  "юбочки
из плюша". Песенка провалилась?
   - Не одна  песенка,  а  весь  концерт.  Восемь  песен.  Все  -  на  стихи
Стребкова. Меценат, который собирался было дать денежку на  выпуск  кассеты,
после  такого  пассажа  передумал.  Меж  творческими   людьми   приключилась
нешуточная ссора с хватанием за грудки. Вообще-то, сама Маргарита  выступала
чуточку меньше, чем Роберт, но в выражениях  все  равно  не  стеснялась.  От
женщины, сама понимаешь, обидные эпитеты выслушивать  гораздо  унизительнее.
Вдобавок на столе у них было... Короче, Стребков встал на  дыбы,  обложил  и
красавицу, и ее менеджера самыми последними словесами, Роберт полез в драку,
но получил по ушам весьма даже качественно. Поэты, знаешь ли, не обязательно
- кучерявые хлюпики. Стребков -  мужик  в  расцвете,  косая  сажень,  карате
балуется который год... Набежал народ, Роберта спасли, поэта утихомирили, но
он, гордо уходя, пообещал непременно пристукнуть и Марго, и Роберта...  Пьян
был на совесть. И грянул инцидент три месяца назад. Конечно, это  ни  о  чем
еще не говорит, но, во-первых - нешуточная обида, а  во-вторых  -  приличное
владение приемчиками...
   - Ладно, - сказала Даша. - Уговорил. Отрабатывай и эту ниточку.  Отметать
не стоит - это для нас с тобой мотив прямо-таки  смешной,  а  у  творческого
народа свои заморочки...
   Машину подбросило на колдобине, Даша чуть не  прикусила  язык  и  надолго
замолчала. Не было хвоста. Так и не объявился и в следующую  четверть  часа,
пока они ехали по  Беговой,  по  Маркса,  по  Каландаришвили.  С  проверкой,
кажется, покончено. Даша прибавила газку, уже в открытую держась за  машиной
шефа - во исполнение точных инструкций. Оба автомобиля свернули  налево,  во
двор стандартной девятиэтажки на Короленко. Остановились. Воловиков неспешно
вылез, прихватив памятную Даше желтую папочку из кожзаменителя,  выглядевшую
пустой. Оба сыскаря тут же оказались рядом с ним.
   - Пошли, - сказал он и первым двинулся в подъезд - без железной  двери  и
кодового замка.
   Внутри оказалось довольно чисто, если  не  считать  надписей  на  стенах,
возвещавших, что Светка - блядь, Явлинский - козел, а  "Шемрок"  -  чемпион.
Судя по сей наскальной живописи,  интересы  у  обитателей  дома  были  самые
разносторонние. Лампочки горели на каждом этаже. Даша хорошенько рассмотрела
шефа  и  сделала  для  себя  вывод,  что  он  нисколечко  не  волнуется.  но
определенно  озабочен.  Она  и  не  пыталась  угадать,  в  чем   им   выпало
участвовать, - не хотелось лишний раз ломать голову.
   Меж третьим и четвертым этажами Воловиков неожиданно остановился:
   - Вот здесь  и  постойте,  -  сказал  он  тихонько.  -  Минут  несколько.
Влюбленную парочку изобразите, что ли. Слав, куртку можешь застегнуть,  меня
там резать никто не будет...
   - А потом? - спросила Даша так же тихонько.
   - Если понадобится что-то предпринять,  выйду  и  скажу,  что  именно.  А
может, и отправлю по домам. Там видно будет.
   Он выжидательно постоял, ожидая,  пока  Славка  застегнет  куртку,  скрыв
кобуру от нескромных взглядов, кивнул, поднялся по ступенькам и  позвонил  в
дверь квартиры справа. Даша не видела ее номера, но, судя по  тому,  что  на
соседней красовались вычурные цифирки "45", Воловиков  направлялся  в  сорок
шестую - тут не нужно быть Эркюлем Пуаро...
   Дверь приоткрылась почти сразу  же,  ничьего  голоса  Даша  не  услышала.
Видимо, открывший моментально отступил в глубь прихожей - Воловиков  тут  же
вошел, уверенно, не оглянувшись.
   Они остались ждать. Закурили для скоротания  времени.  Этажом  ниже  орал
телевизор, прогудел лифт, уплывая вверх. Чуть погодя  этажом  выше  хлопнула
дверь, щелкнул ключ, застучали уверенные шаги.  Оба  прислонились  к  стене,
приняв раскованный вид самых что ни на есть здешних людей.
   Спускавшийся оказался субъектом лет пятидесяти в хорошем пальто,  дорогой
шапке и при очках в тонкой  позолоченной  оправе.  Проходя  мимо,  покосился
опасливо и ускорил шаг.
   - Неужели у нас вид такой? - хмыкнула Даша.
   - Нынче народ всего боится...
   Неспешно тащились минуты. Выкурили по второй,  давя  окурки  подошвами  и
старательно зашвыривая их в угол, за шахту лифта. Снизу примчался  небольшой
эрдель, поплясал рядом, потыкался носом,  крутя  жалким  обрубочком  хвоста,
унесся  наверх.  Следом  гораздо  медленнее  тащилась  хозяйка,  определенно
разменявшая  вторую  полусотню  дамочка  в  неплохой   шубе,   со   склочной
физиономией.
   И тут же оправдала Дашины догадки - приостановилась, поджала губы:
   - А вы другого  места  не  нашли,  где  курить?  Всю  площадку  загадили,
молодежь...
   Пожалуй, не имело, смысла притворяться  перед  этой  Горгоной  влюбленной
парочкой - получилось бы только хуже, можно  было  нарваться  на  лекцию  об
упадке нравов нынешней молодежи, как пить дать...
   - Я вам, девушка, говорю!
   Даша  обаятельно  улыбнулась,  освежила  в   памяти   парочку   фраз   из
разговорника, проштудированного во время  парижской  одиссеи,  чуть  развела
руками:
   - Же не компран па, же сюи этранже... У э ле салон де куафюр ле плю прош,
мадам1?
   Мадам  обозрела  ее  в  некотором  замешательстве,  но,  судя  по  всему,
французскою мовой не владела совершенно. Пожала плечами, скривилась и  пошла
себе восвояси.
   - Голову даю, супружница очкастого, - прошептал Славка. - Совершенно  тот
же звук ключа в замке. Жалко бедолагу...
   Дверь загадочной квартиры отворилась, к ним  спустился  Воловиков  -  без
пальто и шапки, без папочки, все с той же озабоченной миной на лице.
   - Отбой, - сказал он тихо.  -  Можете  отправляться  по  домам.  Михалычу
скажите, чтобы тоже  уезжал.  Меня  потом  отвезут.  Ну,  живенько!  Так  уж
вышло... И возле дома не торчать, понятно? Приказ.
   Повернулся и, чуть ли не прыгая через две ступеньки,  поднялся  к  двери,
громко захлопнул ее за собой.
   Оба,  переглянувшись,  побрели  вниз.  Ни   особого   разочарования,   ни
любопытства Даша не испытывала - случались ситуации и заковыристее. Если шеф
посчитает нужным что-то рассказать, расскажет. Если нет - перетопчемся...
   Передав Михалычу распоряжение шефа, она первой пошла  к  машине.  Вставив
ключ в замок, не удержалась, все же задрала голову. В  кухне  свет  погашен,
горит только в  комнате,  выходящей  на  балкон.  Самые  обычные  занавески,
задернуты плотно. Ничего интересного или зловещего...

   Глава пятая
   КОГДА УМИРАЮТ СВОИ
   Машина  летела  в  нелюдском  завывании  сирены  и  мертвенном,   бледном
полыхании сине-красных огней - так, словно  сидящие  в  ней  задались  целью
предотвратить конец света. Даша терпеть не могла  выезд  "под  фанфары",  но
сейчас, забыв о прежних пристрастиях, понукала водителя чуть ли  не  матами.
Шофер,  как  ему  и  полагалось,  творил  чудеса,  швыряя  машину  в   любой
наметившийся промежуток, вылетая на тротуары. Дашу  мотало,  как  лягушку  в
футбольном мяче - привязалось читанное где-то  или  слышанное  сравнение,  -
она, уцепившись за петлю над дверцей, вся подалась вперед, словно могла этим
прибавить машине прыти.
   И  постепенно  то,   чего   она   подсознательно   боялась,   становилось
реальностью. Сначала, когда в  дверь  отчаянно  затрезвонил  шофер,  времени
думать не было - наспех оделась, пристегнула кобуру и понеслась по лестнице,
подгоняемая всего двумя  словами,  которые  водитель  чуть  ли  не  проорал:
"Воловикова замочили!"
   Потом, когда машина помчалась, появилось время,  чтобы  подумать.  Потому
что они неслись по вчерашнему маршруту - на  Каландаришвили,  мимо  магазина
автозапчастей, мимо  магазина  джинсовых  шмоток  с  горевшей  круглосуточно
сине-красной  неоновой  вывеской...  Сначала  можно  было  убаюкивать   себя
отчаянным стремлением к тому, чтобы все оказалось диким совпадением, что это
произошло в другом месте. Однако, когда машина под отчаянный  визг  тормозов
свернула на Короленко, метнулась к стандартной панельной девятиэтажке - той,
вчерашней, - не осталось надежды...
   Тот самый подъезд. Из-за того, что асфальтированная дорожка была узкой  и
тесной, казалось, будто машин там стоит немеренное  количество,  хотя,  если
прикинуть наспех, не более полудюжины...
   Даша кинулась в подъезд,  загрохотала  по  ступенькам,  локтем  отшвырнув
незнакомого сержанта, дернувшегося было заступить дорогу. Дверь той квартиры
- в самом деле, сорок шестая - была  приоткрыта,  на  площадке  хмуро  курил
долговязый проводник в форменном бушлате  без  погон,  а  рядом  сидела  его
овчарка со столь равнодушным видом, словно прекрасно  понимала,  что  работы
для нее не предвид