ы?
   - У него половина...
   Пожалуй, Билли никого не собирался  доставать  ногой  в  прыжке.  Не  тот
типаж. Слабое звено, каковое имеется в каждой цепочке, нужно только угадать.
Жанна, небрежно затушив сигарету о подоконник, присела на корточки  рядом  с
собеседником, ткнула стволом пистолета ему в  ухо,  но  тут  же  передумала,
кивнула напарнику;
   - Иди-ка сюда, Зверь, со своей бесшумкой...
   - В ногу? - спокойно осведомился Зверь, медленно надвшаясь.
   - Ну, Зверь, ты садист... - протянула Жанна. - Он же хромать  будет...  В
яйцо. Тебе которою не жалко, Билли? Да ты не горюй, чудик, и с  одним  яйцом
люди живут припеваючи... - И преспокойно, насквозь по-деловому продолжала: -
Зверь, ты только стяни с него штаны, а то  ведь  промахнешься,  если  будешь
стрелять вслепую, еще в ногу засадишь.
   Билли попытался что-то  прохрипеть.  Зверь  бесстрастно  прикидывал,  как
половчее стянуть с пего брюки.
   - Погоди минутку, - сказала Жанна. -  Такое  впечатление  -  жалко  Билли
своего яйца. Дорого оно  ему,  как  память.  А,  Билли?  Ну,  тогда  говори,
умничка, может, я  тебя  и  пожалею...  Половина  бабок  у  Абдуллы.  А  где
Абдулла?
   - В Ольховке.
   - Конкретнее.
   - К-кошевого сорок пять. Частный дом. Там его телка...
   - Завтра все вместе собирались сдернуть?
   - Ну...
   - Вторая половина где?
   - В сумке. В шкафу. Нет, давай уж разборку сделаем, как положено...  Коли
такие танцы... Я тут пешка...
   Жанна кивнула Зверю, и тот отошел, не  спрятав  пистолета-  Абдулла  что,
черный?
   - Нет, наш, ольховскнй. Костя Дударев.  Абдулла  -  для  красоты,  как  в
"Белом солнце"... - Билли, умоляюще глядя на  нес,  прохрипел:  -  Не  надо,
мужики... - и сообразил, что мужик перед ним только один. -  Жанна,  я  ведь
так, на подхвате... Может, добазаримся?
   - Лапочка ты моя, - похлопала его по  щеке  Жанна.  -  Ну  хорошо,  я  же
женщина, мне душевной быть  положено.  Вот  попался  бы  ты  тому  мужику  с
парижской фотографии,  он  бы  принялся  светить  тебе  в  рожу  лампами  да
охаживать кулачищем по загривку. Терпеть он таких не может...
   - А он кто? - машинально спросил Билли.
   - Да милейший человек, - мечтательно сказала Жанна.  -  Комиссар  полиции
шестнадцатого округа. Неделю мы с ним общались, а замуж и в самом деле звал,
только у меня командировка кончилась...
   Упруго выпрямилась и вышла. Только тогда до пешки Билли и стало понемногу
кое-что доходить.
   Макс и его стражи пребывали в прежней позиции.
   - Ну, подняли и украсили, - распорядилась Жанна. Макса подняли,  украсили
наручниками. Усадили на диван и сели по бокам, зажав с обеих сторон.
   - Давай уж матом, чтобы легче стало, - предложила ему Жанна.  -  Пока  не
сели писать официальные бумажки.
   Однако Макс, люто сверкнув глазами, молчал.
   - Ну, ты умней, чем я думала... - и она  продолжила  скучным  голосом:  -
Старший оперуполномоченный уголовного розыска капитан  Шевчук.  То  бишь  я.
Согласно указу Президента... До тридцати дней... В бюрократию играть  будем?
Удостоверение предъявлять в развернутом виде?
   - С-сука, - сказал Макс и отвернулся, насколько мог.
   - Значит, не будем. - Жанна отошла ко второму штатскому, понизила  голос:
- Толя, давай в машину. Кошевою сорок пять -  там  третий,  пусть  займутся.
Потом организуй понятых, да вежливо, ну и пусть остальные сюда  поднимаются,
начнем игры с писаниной. Эх, а домой я попаду не раньше четырех утра, и хрен
мне кто отгул даст...
   Макс таращился на нее словно бы с немым вопросом.
   - Нет уж, Максимилиан,  -  усмехнулась  Жанна,  присаживаясь  к  столу  и
тщательно заворачивая в целлофан фотографию. - Мы с тобой  не  в  штатовском
детективе, и никто тебе не станет долго и вдумчиво  объяснять,  как  мы  эту
хатку вычислили. Ну, а машину с  вашим  блудливым  заказиком  тормознули  на
подступах, только и дел. Котенки, кто ж  в  вашем  положении  так  телефоном
балуется? Ладно, наденьте ему штаны, а то еще начнет орать при понятых,  что
менты его раздели и утюгом пытали...
   Появились еще трое, уже в полной форме. Жанна  вышла  в  другую  комнату,
махнула рукой:
   - Билли, пошел вон,  сядь  там  в  уголочке  рядом  с  корефаном,  да  не
дергайся, а то пальнут... - Когда за ним захлопнулась дверь,  взяла  с  пола
бутылку и как следует глотнула из горлышка. Устало откинулась на  колченогом
стуле. - Ладно, один черт, все равно пила,  общаясь  с  клиентами,  так  что
запашок мотивирован... Кинь сигареты. Ну что, умница я  у  вас?  А  кто  это
предлагал штурмовать с "Зарей" и кувалдами? -  и  пускала  дым  с  закрытыми
глазами...
   - Дарья, ты молоток, - сказал крепыш не без восхищения.
   - Ну да, вот именно, - рассеянно отозвалась  она,  не  открывая  глаз.  -
Очаровательный молоток, Славик. Как говорили в Парижике, "мадемуазель  Дария
- шарман". Они ж мягкий  знак  нипочем  не  выговорят,  лягушатники...  -  В
несколько затяжек прикончила сигарету и  открыла  глаза.  -  А  где,  Слава,
бабки, за меня авансом полученные?
   - Тут. Слушай...
   Даша встала, ухмыльнулась:
   - Слушаю. Вот если бы ты их при обыске наладил в карман со стола, я бы на
тебя первая накатала телегу. Ну, а так -  словно  был  заработали.  Ты  меня
честно продавал, а я честно терпела, когда хватали за половые признаки.  Все
равно в нашей веселой рутине никто про эту мелочь и  не  вспомнит...  Только
делим не поровну, а по честному. Мне сто, тебе триста. И не возникай. Я баба
одинокая, а у тебя двое по лавкам. Сунешь мне в шубу потом. И  я  сказала  -
сто, - Она задумчиво ухмыльнулась: - А все-таки  зивидки  берут,  Славик.  -
хорошо заколачивают эти бляди. У меня в месяц восемьсот пятьдесят чистыми, а
тут - нате вам... Как выражаются по ящику, налицо значительный  дисбаланс  в
доходах населения. Пошли писать бумажки? Авось, И к трем по домам попадем...
   Глава вторая. Родительский дом, начало начал...
   Она все-таки попала домой к трем часам ночи - так что удалось поспать  аж
до семи и даже проснуться довольно бодрой. В основном  благодаря  успешно  и
лихо завершенному делу - ибо любой  честный  российский  сыскарь-следователь
нагружен делами, как Барбоска блохами, и  избавление  от  очередного  являет
собою сущий праздник души. В особенности если забыть на минутку о  тех,  что
остались висеть на шее...
   В семь неслышно прозвенел навсегда заведенный еще в  канувшей  в  небытие
Советской Армии внутренний будильник, и она вскочила без попыток понежиться,
минут на пять забралась под душ - ледяной-  горячий  -  ледяной  -  горячий,
моментально сбрасываешь годочков несколько, - воткнула штепсель кофеварки  и
сунула в рот первую утреннюю сигарету. В трехкомнатной квартире,  полученной
майором Шевчуком в мрачные годы диктата КПСС, она пребывала одна - отставной
майор где-то запропал со вчерашнего утра. И  записки  на  обычном  месте  не
имелось, гак что Даша, цинично ухмыльнувшись про себя,  моментально  сделала
определенные выводы. Подумав, разрешила себе в качестве премии за  вчерашнее
вторую утреннюю сигарету.
   Никаких  особенных  переживаний  из-за  вчерашней  нервотрепки,   как   и
следовало ожидать, что-то не ощущалось. Вот и ладушки. Неизвестно,  что  там
будет в сорок, если удастся дожить, а в ее нынешние тридцать  нервишки  пока
что не гудят натружено. И преступлением века в  Шантарске  не  пахнет.  Одна
рутина. А значит, удастся даже выкроить время на личную жизнь.
   В семь двадцать пять, когда она уже прихлебывала кофе, под окном  знакомо
визгнули тормоза десятилетней, но все еще довольно бодренькой "Нивы". Прибыл
блудный родитель.
   Конечно, когда отставной майор,  невысокий  и  крепенький,  как  боровик,
возник в квартире, в облике его не отмечалось ни малейших следов проведенной
в утехах ночи - наоборот, вид у  майора  был  этакий  благородно-усталый,  с
упором на "благородно", как и полагается частному сыскарю, свято стерегущему
завоевания расцветающего капитализма, рынка и  всего  такого  прочего,  (см.
выступление  вице-премьера  Чубайса  на  всероссийском  слете  Юных   Друзей
Товарно-Сырьевой Биржи...)
   Майор (очень он любил именно такое обращение, при каждом  удобном  случае
напоминая, что в США отставники пожизненно  носят  прежние  титулы,  как-то:
"полковник",  "губернатор",  "президент")  с   видом   предельно   умученною
служебным долгом служаки отделил кобуру с разовым "Айсбергом", примостил  ее
на холодильнике, принял непроницаемый вид и стал наливать себе кофе.
   Даша, вытянув шею демонстративно  и  шумно  втянула  воздух  ноздрями.  И
заключила:
   - "Пуазон". Польского производства.
   - Инсинуации, - сказал майор.
   - Есть еще хорошее ругательство - "ist eblisch ment", - сказала  Дата.  -
Нет, ну конечно, ты всю ночь пролежал у  сейфа,  притворяясь  факсом,  чтобы
конкуренты не слямзили рецепт знаменитой миндальной настойки. А факсы у  нас
как-то исстари повелось протирать "Пуазоном". Все замотивировано.
   - Трепло, - хмыкнул майор. - Ну какой "Пуазон"?
   - Знаю, - сказала Даша. - Это я так,  абстрактно.  Я  ж  тебе  не  Шерлок
Холмс, чтобы угадывать марку с лету. Но запашок-то все  равно  присутствует,
а, родитель?
   Родитель скромно потупился.
   - Молоток ты у меня, майор, - сказала Даша. - Пятьдесят шестой  пошел,  а
ты вон какой еще бодренький по утрам, опосля, стало быть... Лет-то очередной
сколько?
   - Тридцать один, - с оттенком законной гордости поведал майор.
   - Ого? - Даша подняла брови. - Двойные поздравления, майор. Этак ты скоро
до школьниц докатишься.
   - Вот уж кого боюсь, так это нынешних школьниц. Уровни развития у меня  с
ними не совпадают. Слава богу, успел я тебя родить до сексуальной  революции
и прочих нынешних художеств...
   - А, все равно получилось нечто ужасное, - отмахнулась Даша. -  Можешь  и
меня поздравить. Нынче ночью  сто  штук  заработала  в  эскорте.  Майор,  не
отвешивай челюсть до пупа, я ж не говорю, что  я  за  них  трудилась,  я  их
просто заработала...
   - Это как?
   - Секреты оперативно-следственной работы, - отмахнулась Даша. -  Понимать
должен.
   - Брали кого?
   - Брали.
   - Взяли?
   - А когда это я кого не взяла? - на сей раз в ее  голосе  звучала  вполне
законная гордость.
   - Ну ты у нас и впрямь крутой мент...
   - Ты не язви, родитель, - сказала она совершенно  серьезно.  -  Ты  меня,
конечно, помнишь в закаканных пеленках и все такое, но  я  и  впрямь  крутой
мент, если в смыслах профессионализма...
   - Ты пока что собака Баскервилей, и не более того, - отозвался родитель -
Выследить, да загрызть. А вот когда ты в зубах у начальства оставишь  клочки
шкуры, да все равно из этих зубьев вырвешься и  доделаешь  дело  -  тогда  и
будешь крутой мент, понимаешь ли...
   И принялся шумно распечатывать чашки с китайской "моментальной лапшой", в
последние годы ставшей в Шантарске прямо-таки национальным блюдом, не  хуже,
чем в самом Китае. Очень уж здорово экономил время сей продукт.
   Даша задумчиво посмотрела ему в спину, но ничего не сказала из  дочернего
почтения, хотя могла бы и съязвить, благо прошло  двенадцать  лет,  и  время
майоровы царапины давно зализало...
   Сам майор в свое время из зубов начальства так и не  вырвался  -  точнее,
капитулировать не захотел. В общем, как посмотреть.
   Майор, как и многие, в том числе и весьма даже порядочные  мужики,  попал
под Федорчука, словно  под  поезд.  Верный  сподвижник  товарища  Андропова,
Федорчук прошелся по МВД, словно асфальтовый каток по груде пустых бутылок -
столь же целеустремленно и туповато. Говорят, у Федорчука были самые  благие
намерения - да вот беда -  всем  понятно,  куда  ведет  вымощенная  таковыми
дорога...
   Поскольку ни одну контору на планете никак нельзя назвать  филиалом  рая,
грехов  и  грешников  хватает  в  любом  заведении,  на  всех  меридианах  и
параллелях. Вот только искоренять грехи вкупе с  грешниками  можно  умно,  а
можно и по-дурацки...
   Одним словом, под подозрение в коррупции (тогда, правда, словечко это  не
было в такой  моде)  попадал  практически  каждый  мент,  имевший  несчастье
обзавестись машиной либо дачкой. Даже  если  дачка  эта  представляла  собой
фанерную конуру, окруженную  парой  грядок  с  редиской,  нововведения  были
суровы - либо в кратчайшие сроки избавляйся от  компрометирующего  поместья,
либо можешь отправляться ко всем чертям. И так далее, и тому подобное.
   Майор Шевчук, человек в общении тяжелый, не то чтобы нарывался на скандал
- попросту не мог понять, отчего вдруг его  купленная  на  трудовую  денежку
"Нива" и шесть соток с лелеемой малиной повисли на плечах тяжким компроматом
и от малины следует немедленно избавиться. Начальство, свято проводя в жизнь
новую линию, стало "брать на бас". Майор, с которым такие  штучки  проходили
плохо, показал зубы. Вот только  начальство,  так  уж  заведено,  изначально
зубастее. Тем более в таких вот ситуациях - когда  отдельные  несознательные
индивидуумы мало того, что не понимают новой линии, так еще злонамеренно  ей
препятствуют. И накрылся начальник районною утро майор Шевчук, пролетел, как
фанера над Парижем. Хорошо еще, что приземлился не мордой в битое стекло,  а
на жесткий стул заместителя начальника питомника  служебно-розыскных  собак.
Откуда и ушел на вольные хлеба  -  в  те  совсем  недалекие  времена,  когда
разрешили и легализовали частный сыск. И был отныне вторым человеком в одном
шантарском агентстве, далеко не самом хилым.
   В общем, ему еще  повезло  тогда.  Случались  перемещения  и  посквернее.
Добрый знакомый  майора,  начальник  ГОВД  в  граде  Абакане  (живописные  и
благодатные места, сибирская Швейцария)  вообще  угодил  на  полторы  тысячи
километров  севернее,  аккурат  за  Северный  полярный  круг  -  начальником
вневедомственной охраны в Норильск, в места скучные и мерзопакостнейшие. Сам
товарищ Сталин когда-то отбывал ссылку почти в тех же  краях  -  и  довольно
быстро ушел в побег ввиду непреходящей унылости тамошних пенатов...
   Время, конечно, все сгладило, но Даша не хотела лишний раз бередить  отцу
душу еще и из-за того, что он вбил  себе  в  голову,  будто  неуступчивостью
перед начальством испортил любимой доченьке жизнь.  А  ничего  подобного  не
было. Останься он на прежнем посту,  Даша  вместо  университета,  о  котором
размечтался майор, все равно бы завербовалась в доблестную Советскую  Армию.
Ибо роман с бравым гарнизонным  капитаном  полыхал  лесным  пожаром,  вот  и
напялила дуреха форму, чтобы оказаться рядом с неповторимым и единственным -
каковой уже через полгода проявил гнилую натуру во  всей  красе,  да  поздно
было переигрывать, и пришлось рыжей  связисточке  дослуживать  полтора  года
согласно  принятой  присяге.  А  потом  прошла  мимо   университета   вполне
осознанно, в Шантарскую милицейскую школу, так оно и поехало...
   Майор старательно залил лапшу кипяточком - две чашки. Подумал и  налил  в
третью.
   - Что, не покормила? - лениво съехидничала Даша.
   - Гусарские офицеры у дамы утром не завтракают. Разве что похмеляются,  -
сообщил майор.
   - А что это у тебя глазки бегают, гусар?
   Майор помялся, потом вес же выдал:
   - Дат, я, может, и женюсь...
   - Ну, взялся за ум, - сказала она искренне. - Давно пора. Только  ты  мне
ее сначала предъяви, а я возьму в разработку  -  вдруг  это  алчная  хищница
хочет проникнуть  в  приватизированную  хату  немощного  старичка,  а  потом
старинушку-то под дождь и выпереть.
   - Трепло. У нее у самой однокомнатная. И если  что  -  так  я  туда...  А
хоромы  остаются  тебе.  -  Майор  глянул  донельзя  хитро.  -  Глядишь,   и
распорядишься ими с умом...
   - Не тянет меня что-то на штампы, - сказала  Даша.  -  И  на  те,  что  в
паспорте, в том числе...
   - А что, с журналистом у тебя не все ладно?
   Даша  встала,  запахнула  халат  и  старательно,  без  всякого   наигрыша
испепелила майора взглядом. Родитель занервничал очень скоро:
   - Ну что, спросить нельзя?
   - Не виляй, частник, - сказала она сердито. - Интересно, ты  с  чего  это
взял, что он журналист, если я ни словечком не упоминала...
   - Да говорила.
   - Не надо ля-ля. Ни разу не говорила. Колитесь, майор.
   Майор без особой  цели  перемещался  по  кухне,  пытаясь  насвистывать  и
покачиваясь с пятки на носок. Однако в конце концов  с  тяжким  вздохом  дал
показания:
   - Слушай, ну должен же я знать, с кем мое единственное  дите...  проводит
время. А возможности у частных сыскарей ныне имеются. Ребята мне по дружбе в
свободное время и посодействовали...
   - Та-ак, - сказала Даша. - Значит, это ваш был синий "опелек"? То-то  мне
показалось... Ладно, чистосердечное признание вину  вроде  бы  смягчает,  но
если ты и в дальнейшем попытаешься своих обормотов за нами  пускать,  они  у
меня слезами умоются. Усек, майор?
   -  Заметано.  Нет,  ну  я  же  ничего...  Парень   вполне,   знаешь   ли,
положительный. Что бы вам...
   - Хватит, родитель, - сказала она вполне серьезно. - Ну не чувствую  я  в
себе тяги к семейному очагу и пеленочкам. Пока что. Вот  получу  майора  или
там преступление века раскрою с присущим мне блеском, тогда и покумекаем...
   Майор грустно кивнул. Видно было, что в преступление века, случившееся  в
Шантарске - особенно в сочетании с Дашей, - ему верится  плохо.  Ну  что  ж,
сама Даша в преступление века - а тем более в сочетании с собой - не  верила
вовсе.  Во-первых,  преступлений  века  в  Шантарске  не  случается.  Летние
прибамбасы с кладом Чингисхана не в счет.  Как  показывает  опыт  двадцатого
века, суперпреступления обычно совершаются в тишайших кабинетах финансистов,
оставаясь абсолютно неизвестными мало-мальски широкой публике.
   Во-вторых, любой мало-мальски неглупый сыщик если и боится  чего-то,  так
это свалившегося на его плечи этого самого преступления века. В  детективных
романах они хороши, и не более того.  А  в  жизни  либо  потребуют  от  тебя
колоссальнейшего  расхода  нервных  клеток,  каковой  ничуть   не   способны
компенсировать благодарность в приказе или очередная звездочка, либо напрочь
сломают карьеру и саму жизнь. Хватало прецедентов. До сих пор не нашли  трех
андроповских сыскарей, работавших двенадцать лет  назад  в  бывшей  песчаной
союзной республике, а ныне суверенном  государстве.  Да  и  никогда  уже  не
найдут. И это лишь одна-едпнственная грань проблемы...  Нет  уж,  храни  нас
господь от преступлений века!
   Майор, со смаком уписывавший горячую лапшу, вдруг поднял голову:
   - У тебя с деньгами как?
   - Я ж говорю, сегодня сотню заработала.
   - А зарплата?
   - А зарплата - как обычно.  Ждем-с.  Если  Колосов  в  Москве  что-нибудь
выбьет...
   Это и есть одна из самых больных проблем.  Вопреки  устоявшемуся  мнению,
будто менты прикуривают от крупных бумажек, с зарплатой обстоит  в  точности
так, как у всех прочих - теоретически она есть, а практически ее  еще  нужно
выцарапать со слезами и  соплями.  Москва  в  первую  очередь,  как  исстари
водилось, выделяет денежки самой себе, родной, да Питеру. А провинция  сосет
лапу. Кроме того, одни службы финансируются из местного бюджета, другие - из
федерального. И если муниципальшики,  гаишники,  участковые  и  ППС  тугрики
получают, в общем, вовремя,  сыскари,  люди  федеральные,  прочно  сидят  на
подсосе. Лапа - продукт некалорийный, сколько со ни соси. И потому  в  одном
райотделе  вспыхивает  чуть  ли  не  забастовка  ("чугь  ли"  -  потому  что
милиционерам законом бастовать запрещено), в другом  отключают  за  неуплату
электричество и телефон, в третьем отчаявшийся офицер вешается  в  служебном
кабинете, оставив на столе пистолет и пару медалей.  Экономия  наводится  на
чем только можно - о курсах повышения квалификации давно  и  думать  забыли,
как и о дальних командировках "на преступление", о  предусмотренных  законом
льготах.
   И люди уходят. Благо нынче есть куда. Уходят, как  случается,  далеко  не
самые худшие, лучший сторожевой  пес  порвет  при