Ведь, пожалуй, нельзя найти почти ни одной страсти,  которая бы
не  имела  своих  ученых хвалителей.  И  здесь  снисходительность  писателей
нанесла ущерб величию Муз,  которые вместо того, чтобы быть проводниками  на
жизненном пути, становятся прислужницами страстей.
     Но  особенно замечательна аллегория Вакха, полюбившего ту, которая была
покинута  другим. Ведь твердо известно, что страсть добивается и стремится к
тому,  что уже  отвергнуто опытом. И  пусть  знают  все,  кто  в угоду своим
страстям,  рабами которых  они являются,  безмерно высоко ценят  возможность
обладания предметом своих  желаний,  будь  то  почести,  состояние,  любовь,
слава, знание или что-то еще, --  пусть знают, что они стремятся к тому, что
уже  оставлено множеством  людей,  которые  на  протяжении чуть  ли  не всей
истории,  убеждаясь на  опыте  в  тщетности  своих  желаний,  отбрасывали  и
отвергали их.  Не лишено глубокого скрытого  смысла и то, что Вакху посвящен
плющ. Здесь важны  два момента: во-первых, то,  что плющ  и  зимой  остается
зеленым, а во-вторых, что он растет, обвивая и охватывая множество предметов
-- деревья, стены, здания. Первое символизирует, что всякая страсть, подобно
плющу   во  время   зимних  холодов,  растет  в  результате   сопротивления,
оказываемого ей, стремясь к тому, что запрещено и в чем отказано, и набирает
силу как  бы  путем антиперистасии.  Во втором случае речь  идет о  том, что
любая господствующая  в человеческой душе страсть,  подобно  плющу, обвивает
все  человеческие  действия и  помыслы, примешивается  к  ним, соединяется и
сливается с  ними. Не  удивительно и то,  что Вакху  приписывается  создание
обрядов, полных суеверий, ибо почти все безумные страсти расцветают в ложных
религиях,  или  то, что считается, будто он  насылает  приступы безумия, ибо
всякий аффект есть краткий приступ неистовства, а если он оказывается  более
сильным и прочным, то кончается безумием. Очень ясную  аллегорию заключает в
себе  рассказ  о  растерзанных Пенфее  и Орфее. Любой  очень  сильный аффект
ненавидит и не выносит двух вещей: проявление  интереса и любопытства к нему
и желание дать  спасительный и  честный совет. Наконец, с полным  основанием
можно  свести к  параболе и  смешение  личностей Юпитера и Вакха: ведь любое
благородное  и знаменитое деяние, любой великий и славный подвиг могут иметь
своим  источником как добродетель,  мудрость  и  величие духа, так и скрытые
аффекты и тайную страсть (поскольку они находят удовольствие в известности и
славе), так что но легко отличить деяния Вакха от деяний Юпитера.
        "XXV. Аталанта, или Выгода"
     Аталанта, отличавшаяся быстротой бега, вступила  в состязание за победу
с  Гиппоменом. Условия  состязания  были  такие:  если  Гиппомен победит, он
возьмет в жены Аталанту; если будет побежден, его постигнет смерть. Никто не
сомневался   в  исходе  состязания,  поскольку  непреодолимое  превосходство
Аталанты  в  беге  уже  многих  привело  к  гибели.  Поэтому Гиппомен  решил
прибегнуть  к хитрости: он добыл  три золотых  яблока  и  принес их с собой.
Начался бег. Впереди бежала  Аталанта. Тогда Гиппомен, видя, что он остается
позади, и помня о задуманной  хитрости, бросил  одно из  золотых яблок перед
Аталантой, но не прямо перед ней, а в сторону, чтобы не только задержать ее,
но  и  заставить свернуть с пути.  И  действительно,  она  по женской  своей
жадности, соблазнившись  красотой  яблока,  оставила дистанцию, побежала  за
яблоком  и  нагнулась  для  того, чтобы поднять  его. Гиппомен тем  временем
пробежал  немалую часть дистанции  и опередил соперницу. Однако та благодаря
прирожденной быстроте бега наверстала потерянное время и снова его обогнала.
Когда  же  Гиппомен во второй и в третий раз  заставил ее задержаться,  он в
конце концов одержал победу, но хитростью, а не своим превосходством в беге.
     Мне кажется, что  этот  миф представляет  прекрасную  аллегорию  борьбы
искусства и природы.  Ведь искусство (изображенное в лице Аталанты) по своей
силе, если  ничто  ему не  мешает  и  не препятствует,  значительно  быстрее
природы и, подобно более быстрому бегуну, скорее достигает цели. И это можно
наблюдать  почти в любой области. Например, мы  видим, что плоды  появляются
поздно,  если посадить косточки, если же сделать  прививку -- то быстро; что
глина медленно  превращается  в камень, если  же ее  подвергнуть обжигу, она
быстро твердеет. То же самое и в области моральной: утешения и время, как бы
по доброте самой природы, приносят забвение страданий, философия же (которая
является своего  рода  искусством жить)  не  дожидается  этого срока, а сама
приносит и предоставляет его.  Но  этой  особой силе и способности искусства
препятствуют, к неисчислимому ущербу для рода человеческого, золотые яблоки.
Ибо   среди  всех  наук  и  искусств  не  найдется  ни  одного,  которое  бы
последовательно  проделало свой истинный и  законный путь и  достигло  своей
цели,  как финиша;  нет, всегда искусства обрывают свои начинания,  покидают
дорожку  состязания   и  сворачивают  в  сторону   в  погоне  за  выгодой  и
благополучием, подобно Аталанте:
     И отклонилась с пути, и нагнулась за золотом жарким[13].
     Поэтому  нет  ничего  удивительного,  если  искусству  не дано победить
природу и  по закону  и  условиям  состязания  уничтожить или разрушить  ее;
наоборот,  происходит  противоположное:  искусство  оказывается  во   власти
природы и подчиняется ей, как замужняя женщина своему супругу.
        "XXVI. Прометей, или Статус человека"
     Древние  говорят, что человек был произведением  Прометея, созданным им
из  глины,  если  не считать, что  Прометей примешал к этой  массе  частички
различных животных.  А сам  он, желая облагодетельствовать и сохранить  свое
творение и считаться  не только  создателем  рода  человеческого,  но  и его
покровителем,  тайно  поднялся на  небо,  захватив  с  собой связку прутьев,
подложил  их  под колесницу Солнца, и, когда они загорелись, он принес огонь
на землю и передал его людям. Известно, что люди были не очень-то благодарны
Прометею за его столь великую услугу.
     Более того, сговорившись, они перед Юпитером обвинили  Прометея  за его
открытие.  И эта жалоба  была принята совсем не так, как могло бы показаться
справедливым, ибо Юпитеру и богам  такое  обвинение было  весьма по  сердцу.
Поэтому они с удовольствием не только разрешили людям пользоваться огнем, но
и  пожаловали  им  еще  один подарок, самый приятный  и желанный из всех, --
вечную юность; те же вне себя от радости  по глупости погрузили божественный
дар  на  ослика.  Во  время  обратного  пути  ослик  страдал   от  страшной,
невыносимой  жажды,  и,  когда  он  подошел  к  какому-то  источнику,  змея,
охранявшая этот источник, не позволила ему напиться, покуда он не согласится
отдать за это  то, что  несет на  своей спине. Несчастный  ослик  принял это
условие, и вот дар вечной юности за крошечный глоток воды от людей перешел к
змеям.  Однако Прометей  не оставил своих козней и, примирившись  с  людьми,
когда они потеряли этот дар, и сохраняя в душе злобу на Юпитера, не побоялся
пойти на хитрость даже  в жертвоприношениях  богам. Говорят, что однажды  он
заколол Юпитеру двух быков, но при этом в шкуру одного из них положил мясо и
жир  обоих,  а  другую  шкуру  набил  одними  костями  и  с  благочестивым и
доброжелательным  видом  предложил   Юпитеру  сделать  выбор.  Юпитеру  были
отвратительны его козни и коварство, но, получив теперь случай отомстить, он
выбрал быка, предложенного ему в насмешку, и решил наказать Прометея. Но так
как  он  видел, что  невозможно  справиться  с наглостью Прометея,  если  не
наказать  человеческий род  (а Прометей безмерно  гордился и  чванился  этим
своим  созданием),  он  приказал  Вулкану сделать  прекрасную и  обаятельную
женщину, которой каждый из богов принес свой подарок,  почему  ее и прозвали
Пандора. В  руки этой  женщине дали  изящный сосуд, в который заключили  все
беды и  злосчастья, и лишь  на  самом дне  сосуда  пряталась Надежда.  И вот
Пандора со своим сосудом  прежде всего направилась к Прометею, надеясь,  что
он,  быть  может, захочет  взять  сосуд  и  раскрыть  его;  но  тот,  будучи
осторожным и хитрым, отказался его взять. Тогда она направилась  к Эпиметею,
брату Прометея (совсем, однако, не похожему  на него по своему уму). Тот, ни
минуты не  медля, не  раздумывая, открыл сосуд. Видя,  что из него  вылетают
всевозможные несчастья и беды, он,  не ко времени мудрый, поспешил как можно
быстрее  снова  закрыть   сосуд  крышкой  и  только  едва  успел   задержать
находившуюся на дне сосуда Надежду.  В конце концов Юпитер, обвинив Прометея
во множестве тяжких проступков -- в том,  что  он  некогда  украл огонь, что
издевался   над  великим   Юпитером,   подстроив   этот   хитрый   обман   с
жертвоприношением, что отверг его  дар,  наконец, еще и за то  преступление,
что он пытался совершить насилие над Палладой, заковал  его в цепи  и осудил
на  вечные мучения.  По приказанию Юпитера  его привели к Кавказским горам и
приковали  там к скале,  так что он не мог даже пошевельнуться;  днем к нему
прилетал  орел, который клевал его печень и  пожирал  ее; ночью же все,  что
было  съедено, вырастало вновь,  так что источник  его  страданий никогда не
иссякал. Однако рассказывают, что  эта  казнь все  же имела конец: Геркулес,
переплыв  через  Океан  в  чаше, которую  он  получил  от  Солнца, подошел к
Кавказским  горам  и  освободил  Прометея,  поразив  орла стрелой.  В  честь
Прометея  у некоторых  народов  были учреждены состязания  в беге,  во время
которых бегуны  несли зажженные факелы; и  тот, чей факел гас, уступал место
следующим за  ним, а  сам  прекращал бег; победа  в конце концов доставалась
тому, кто первым приносил зажженный факел к финишу.
     Миф  демонстрирует и  кратко выражает множество  правильных и  глубоких
наблюдений.  Кое-что из  этого было подмечено уже раньше, многое же остается
еще  совершенно  незатронутым.   Прометей  ясно  и  красноречиво  обозначает
провидение  (providentia), и во всем  многообразии  Вселенной  древние особо
выделяли  организацию и  конституцию человека, что  они  считали собственным
делом провидения. А причина этого,  как мне кажется, заключается не только в
том,  что  человеческая природа  обладает  духом  и  интеллектом,  в котором
сосредоточено  провидение,  и  не только в том, что представляется трудным и
невероятным возникновение  и  рождение  разума  и  духа  из начал  грубых  и
лишенных  чувствительности,  так  что  неизбежно приходится  заключить,  что
провидение  вложено  в  человеческую душу  не без  намеренной  помощи  более
великого  Провидения, послужившего для него образцом. Но особенно  важно то,
что человек с точки зрения  конечных причин рассматривается  здесь как центр
мироздания; так что, если убрать  из  этого  мира  человека,  все оставшееся
будет  тогда казаться неопределенным и бессмысленным, чем-то оборванным и не
имеющим  определенной цели.  Ибо  все служит  человеку,  он  же извлекает  и
получает  пользу  из каждой окружающей  его вещи.  Ведь круговращения и фазы
светил  помогают определять время и ориентироваться в пространстве. Небесные
явления  служат  для предсказания  погоды, а  ветры -- для мореплавания, для
приведения  в  движение  мельниц  и  других машин.  Всевозможные растения  и
животные служат и для постройки жилища человека, и для изготовления одежды и
дают ему пищу  и  средства лечения от  болезней  или облегчения  страданий и
трудностей или, наконец, служат для развлечения и удовольствия человека, так
что складывается  впечатление, что все они существуют не ради  самих себя, а
ради  него. Немалый  смысл  имеет  и замечание о том, что  с  первоначальной
бесформенной  массой, состоящей из глины, были перемешаны частицы, взятые от
различных  животных, ибо в высшей степени  верно утверждение,  что  из  всех
вещей, составляющих  Вселенную, человек является  наиболее  собирательной  и
наиболее  разнородной, так что древние имели все основания назвать его малым
миром. Хотя химики  слишком опошлили  своим буквальным пониманием прекрасное
слово "микрокосм", извратили его смысл, утверждая, что в  человеке находятся
все минералы, все растения и прочее или  что-то им  соответствующее,  все же
остается  основательным   и  здравым  утверждение,  что  человеческое   тело
оказывается  из   всех  существующих  вещей  и  самым  смешанным,  и   самым
органичным; от этого  оно приобретает  еще более удивительные  достоинства и
способности.  Ведь  силы  простых  тел  немногочисленны,  ибо,  хотя  они  и
определены,  и быстры в действии,  они  остаются почти не  разложенными,  не
раздробленными  и  не  распределенными;  избыток  же  и  превосходство  силы
находится  в смешении и  соединении. И тем не  менее человек  в самом начале
своего  пути  представляется  чем-то беззащитным,  обнаженным,  беспомощным,
нуждающимся наконец во множестве вещей. Поэтому Прометей поспешил  изобрести
огонь,  который необходим  для удовлетворения чуть ли не  всех  потребностей
людей и приносит им помощь и облегчение, так что если  душа есть форма форм,
если рука  --  это  орудие  орудий,  то  огонь  по праву может  быть  назван
средством  средств  или  богатством богатств.  От  него происходит множество
операций, от  него  пошли  механические  искусства,  от  него  бесчисленными
способами исходит помощь самой  науке.  Удачно и в соответствии  с сущностью
дела  описывается похищение огня.  Говорят, что огонь был похищен с  помощью
лозовой  ветки,  подложенной под колесницу Солнца. Но ведь лоза  применяется
для  порки,  нанесения  ударов.  Таким  образом,  ясно говорится, что  огонь
возникает  из сильных столкновений и ударов  друг о друга тел,  в результате
чего  материя становится тоньше, приходит в  движение,  делается пригодной к
восприятию небесного тепла,  схватывает  и  как  бы  незаметно и  потихоньку
похищает  огонь,  подобно  тому  как загорается лоза  от  движения колесницы
Солнца.
     Далее  следует  другая   замечательная  часть  параболы.   Люди  вместо
одобрения  и  благодарности  пришли  в  негодование,  пожаловались Юпитеру и
обвинили  перед  ним  Прометея в  похищении  огня.  И  это  было так приятно
Юпитеру,  что он  за это дал  людям новые блага.  Какой же  смысл имеет  это
одобрение  и  вознаграждение преступления  неблагодарной к своему  создателю
души  (а этот  порок встречается почти всюду)? Мне кажется, что  речь  здесь
идет  о  другом.  Аллегория  эта  имеет  следующий смысл: осуждение людьми и
собственной  природы,  и искусства  исходит из  наилучших  побуждений  ума и
приводит к  добрым результатам; противное же  ненавистно богам и приводит  к
несчастью.  Ведь  те, кто  безмерно  превозносит  человеческую  природу  или
искусства, которыми овладели люди,  кто приходит в несказанное восхищение от
тех вещей, которыми они обладают и владеют, считая абсолютно совершенными те
науки, которые  они  изучают и  преподают, -- те прежде всего  не  проявляют
достаточного  уважения к  божественной природе,  к совершенству которой  они
готовы  приравнять  собственное  знание; а кроме  того,  они не  приносят  и
никакой  пользы  людям, потому что,  считая,  что они  уже  достигли вершины
знания и как бы выполнили свой долг,  они уже не стремятся дальше. Наоборот,
те, кто обвиняет природу  и искусство, кто беспрерывно жалуется  на них, те,
безусловно,  сохраняют и  душевную скромность и  постоянно стремятся к новой
деятельности и к новым  открытиям.  Тем больше  удивляюсь невежественности и
недобросовестности людей, рабски преклоняющихся перед высокомерием маленькой
группки, столь  благоговеющих перед  этой философией перипатетиков,  которая
является лишь  частью, и притом небольшой, греческой  мудрости,  что  всякую
попытку   обвинить  ее   они  изображают   не  только   бесполезной,   но  и
подозрительной  и даже опасной. По-моему, насколько  достойнее и Эмпедокл, и
Демокрит,  первый -- в  каком-то  безумии, второй  -- с большой скромностью,
жалующиеся на то, что все покрыто тайной, что мы ничего не знаем,  ничего не
различаем,  что  истина  погружена  на  дно  глубокого  колодца, что  правда
удивительным образом перемешена  и  перепутана  с ложью (хотя Новая Академия
перешла здесь всякую меру), -- насколько, повторяю, они заслуживают большего
одобрения,  чем  самонадеянная и безапелляционная школа Аристотеля.  Поэтому
людям следует напомнить, что  обвинение природы и  искусства приятно богам и
они  по  божественной  своей  доброте вознаграждают  их  новыми  милостями и
подарками; и что обвинение Прометея, хотя он  и  был  творцом и  наставником
человечества, как  бы резко и энергично  оно  ни было, лучше и полезнее, чем
пустое  славословие;  и  наконец,  что  убеждение  в  собственном  богатстве
является  одной  из главных  причин  бедности.  Что же касается  того  дара,
который люди получили в награду  за обвинение Прометея (т. е. цвет юности, а
не увядание), то смысл  его  заключается в том, что древние, по-видимому, не
смотрели  безнадежно  на  возможность  найти  средства  и  способы  отдалить
наступление старости и продлить жизнь;  наоборот, они всегда относили  такие
средства, скорее,  к разряду тех, которые  люди, однажды получив, потеряли и
погубили по своей лености и легкомыслию, а не тех, которые вообще недоступны
для  человека и никогда не будут ему дарованы. Миф указывает и  дает понять,
что  добросовестное и энергичное изобличение и осуждение употребления огня и
заблуждений искусства щедро  вознаграждается богами такого рода  подарками и
что люди сами виноваты в своих несчастьях, доверив божественный дар ленивому
и медлительному  ослу,  т. е.  опыту (experientia),  вещи  неповоротливой  и
требующей много времени, чей неторопливый,  черепаший шаг породил знаменитый
античный афоризм, жалующийся на краткость жизни и  на долгий путь искусства.
Во  всяком  случае мы  придерживаемся  того  мнения,  что  эти  две  стороны
человеческой деятельности -- "догматическая" и  "эмпирическая" -- до сих пор
не были прочно соединены и  связаны  друг с другом, но новые дары богов были
доверены  либо  абстрактной   философии,  напоминающей  легкую  птицу,  либо
неторопливому  и  медлительному опыту,  похожему  на этого  осла. При  этом,
однако, можно было  бы возлагать кое-какие  надежды на этого ослика, если бы
не помешала  случайность --  жажда  во время пути. Мы считаем, что  тот, кто
последовательно, подчиняясь определенным правилам и методу, служит опыту и в
пути не отклоняется на эксперименты, сулящие либо выгоду, либо пустую славу,
и  для того, чтобы получить  все  это, не снимает и не бросает свой груз, --
тот будет неплохим носильщиком нового, еще  более  богатого дара богов. Ну а
то, что  дар  этот перешел к  змеям, могло бы показаться простой  добавкой к
мифу  и каким-то  ненужным его украшением,  если бы в этом не слышался упрек
людям, которым должно  быть стыдно за то,  что  со своим огнем  и множеством
искусств они не в состоянии добыть себе  того,  что другие животные получили
от самой природы. Точно так же и это внезапное примирение людей с Прометеем,
после того  как они потеряли все свои надежды,  содержит  в  себе  мудрый  и
полезный урок, порицая легкомыслие и опрометчивую торопливость людей в новых
экспериментах. Ведь если они не приносят немедленного успеха и обманывают их
ожидания,  люди  с  удивительной  легкостью  и  быстротой   оставляют   свои
начинания, поспешно возвращаются к старому и примиряются с ним.
     Завершив   описание   статуса   человека   в    области    искусств   и
интеллектуальной  деятельности, парабола  переходит к религии, ибо  развитие
искусств и наук сопровождается почитанием божества, а им сразу же овладевает
и  оскверняет  его лицемерие. Поэтому  в эпизоде  о двух жертвах очень тонко
изображаются  два типа --  истинно религиозного человека и л