знать, чем
грозит закон, до тех пор, пока процесс не завершен окончательно.
     "Афоризм ХС"
     Не следует, чтобы ответы, которые даются адвокатами или докторами права
на  те  или  иные вопросы,  касающиеся правовых норм,  обладали такой силой,
чтобы  судье  нельзя  было  отступить   от  них.  Такая  прерогатива  должна
принадлежать лишь присяжным.
     "Афоризм ХСI"
     Я не могу  одобрить  попыток спровоцировать  решения  суда,  прибегая к
организации фиктивных процессов,  в которых выступают вымышленные  лица  для
того, чтобы таким  образом заранее узнать,  какие юридические нормы  будут в
данном  случае применены. Такая практика  наносит  ущерб  величию  законов и
должна    рассматриваться     как    проявление    известной     юридической
недобросовестности.  Недостойно  и  постыдно  уподоблять  судебное заседание
театральному представлению.
     "Афоризм ХСII"
     Таким  образом,  как  вынесение  решений, так  и право  давать ответы и
консультации должно быть исключительной прерогативой судей. Первые выносятся
по рассматриваемым уже в суде тяжбам, вторые даются по возникающим сложным и
трудным правовым вопросам. Но как по частным, так и по общественным делам за
такого рода консультациями следует обращаться не к самим судьям (так  как  в
этом  случае   судья   превратился  бы  в  адвоката),  а  к  королю   или  к
государственному совету. Они в свою очередь передадут дело судьям. Судьи же,
опираясь  на  авторитет  государственной власти, выслушают прения адвокатов,
избранных заинтересованными сторонами либо, если это необходимо, назначенных
самими  судьями,   рассмотрят   аргументы   обеих  сторон   и,  взвесив  все
обстоятельства, вынесут решение, которое получит юридическую силу. Подобного
рода решения спорных случаев  должны быть приравнены к  приговорам  судебных
коллегий,  опубликованы и  должны обладать  такой же  силой,  как и судебный
приговор.
     О ЛЕКЦИЯХ
     "Афоризм ХCIII"
     Все курсы  по вопросам права и все упражнения, которые выполняют  люди,
изучающие  право, должны  быть организованы таким образом,  чтобы перед ними
стояла  единственная цель: разрешать трудные и  спорные вопросы  права, а не
умножать и  еще  более запутывать  их.  Во всяком случае, судя по  тому, как
обстоит  дело в  настоящее  время, почти  во  всех школах стремятся умножить
число всякого рода спорных и сложных правовых вопросов должно быть для того,
чтобы иметь возможность продемонстрировать тонкость  и остроту ума.  И нужно
сказать,  что это давний  порок.  Ведь еще  у  древних  считалось славным  и
почетным, отстаивая  положения  той  или иной  группы  (на  которые делились
юристы того времени),  не столько  гасить, сколько разжигать  разногласия по
множеству юридических проблем.
     О КОЛЕБАНИИ И НЕПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ В СУДЕБНЫХ РЕШЕНИЯХ
     "Афоризм XCIV"
     Колебания  и  непоследовательность  в  судебных   решениях  могут  быть
результатом   необдуманного   и  торопливого   голосования  присяжных,   или
соперничества  между собой  и конкуренции различных  судебных коллегий,  или
неудачного и неквалифицированного  составления текста решений, или, наконец,
того,  что существует слишком  много возможностей легко, не встречая никаких
затруднений, пересмотреть  и отменить  принятое решение.  Поэтому необходимо
принять меры к тому,  чтобы судебные решения не подвергались  пересмотру при
условии,  что они  предварительно  всесторонне и  зрело  обдуманы.  Судебные
коллегии обязаны взаимно уважать друг друга;  решения их должны записываться
добросовестно и со знанием  дела;  и,  наконец,  следует резко  ограничить и
значительно  затруднить  возможность пересмотра принятых  в  суде решений и,
если можно так выразиться, сделать путь к нему труднодоступным и тернистым.
     "Афоризм XCV"
     Если в каком-нибудь высоком суде вынесено решение по какому-либо делу и
аналогичное дело  рассматривается в другой судебной коллегии, то не  следует
выносить  по нему решение  до тех  пор,  пока оно  не  будет  рассмотрено  в
какой-нибудь высшей инстанции. Но  если решение уже вынесено  и  его  все же
необходимо отменить, то сделать это следует по крайней мере достойно.
     "Афоризм XCVI"
     Что различные  судебные коллегии спорят и сталкиваются друг с другом по
вопросам их юрисдикции -- это  в какой-то мере свойственно природе человека,
тем более  что  в  силу одного  довольно нелепого  принципа,  гласящего, что
хороший и добросовестный судья всегда старается расширить юрисдикцию  своего
суда,  эта лихорадка  получает новую пищу,  и  там, где нужно натянуть узду,
прибегают к шпорам.  Но нельзя  терпеть, чтобы  это  соперничество самолюбий
заставляло их с наслаждением взаимно отменять уже  вынесенные  на заседаниях
каждого  из  них  решения  (не  имеющие  никакого  отношения  к  вопросу   о
юрисдикции),  и   это  страшное  зло   должно   быть   полностью   пресечено
вмешательством королей, сената или государства. Ведь невозможно найти ничего
худшего,  чем  постоянная  вражда  и  борьба  между  собой различных  судов,
созданных для того, чтобы обеспечивать подданным мир.
     "Афоризм XCVII"
     Не  следует  открывать легкого  и удобного пути  для  отмены приговоров
посредством  апелляций,  исправления  ошибок или  пересмотра  дел  и  т.  п.
Некоторые  считают, что тяжба должна передаваться на суд  высшей инстанции в
первоначальном ее  состоянии, что нужно  отбросить в сторону  первоначальный
приговор и приостановить его действие. Другие же считают, что  само  решение
должно  оставаться  в  силе,  но   исполнение  его  должно   быть   временно
приостановлено. Я не могу согласиться ни с той, ни с другой точкой зрения, с
тем  лишь  исключением,  что  судебная  коллегия,  передающая  данное  дело,
действительно низшая  инстанция; лучшим  же вариантом  является следующий: и
сохраняется  неизменным  решение,  и  приступают  к  его  исполнению  с  тем
условием,  чтобы было гарантировано возмещение убытков и  расходов  в случае
отмены решения.
     Этот раздел о точности законов может служить достаточным примером того,
как следует составить и остальные части задуманных нами дигест.
     Итак, мы завершили изложение  гражданской науки (во всяком случае в той
степени, в  какой  мы считали  нужным  ее  рассмотреть), а вместе с  ней  мы
завершили рассмотрение философии человека, а с философией человека -- и всей
философии   вообще.  И,  переведя,  наконец,  немного  дух,  оглядываясь  на
пройденный   нами  путь,  мы  можем  заметить,  что  наше  сочинение  весьма
напоминает  те  звуки   и  пассажи,  которые  мы  слышим,  когда   музыканты
настраивают  свои  инструменты: сами по  себе  они  могут  показаться весьма
грубыми и  неприятными для слуха, но  именно этим звукам мы обязаны тем, что
так сладостно  звучит вся  последующая  мелодия.  Точно так же и  мы  решили
приложить все усилия к тому,  чтобы как  можно лучше  настроить кифару муз и
сделать  ее созвучной  с истинной гармонией  для  того, чтобы  другие смогли
играть на ее  струнах  лучше  и вернее. Итак, взглянем на всю нашу  эпоху, в
которую,  кажется,  в третий раз  возродились у  людей науки и  искусства, и
внимательно  присмотримся  к   тому,   какими  разнообразными  средствами  и
пособиями они располагают теперь  для  своей  защиты и  развития;  множество
великолепных и  глубоких  талантов,  рожденных  нашей  эпохой; замечательные
создания  древних авторов,  подобно  факелам освещающие нам  путь; искусство
книгопечатания,   щедро  предоставляющее   книги  людям   любого   достатка;
покоренные   просторы   океана,   кругосветные   путешествия,   давшие   нам
многочисленные  сведения,  неизвестные  древним,  и  приведшие  к небывалому
расцвету  естественной истории; неограниченный досуг, которым повсюду широко
располагают лучшие  умы Европы, ибо  в современных европейских  государствах
люди не заняты в такой мере общественной  деятельностью, в какой были заняты
греки в  силу их  демократического  государственного устройства и римляне  в
силу  огромных   масштабов  их  империи;  мир,  которым  в  настоящее  время
наслаждаются Британия, Испания, Италия, а теперь и Франция  и немало  других
государств; прекращение  споров  по  религиозным  вопросам  ввиду  того, что
иссякло, по-видимому, все, что можно было придумать или сказать на эту тему,
споров,  давно  отвлекавшие  множество  умов  от  занятий  другими  науками;
удивительная  и выдающаяся эрудиция Вашего  Величества, к  которому  со всех
сторон  стремятся  таланты,  подобно  тому  как птицы слетаются  к  Фениксу;
наконец, неотъемлемое  свойство  самого времени, день  ото дня все больше  и
больше раскрывать истину; когда,  повторяю, мы думаем обо  всем этом, мы  не
можем не  проникнуться  надеждой.  Надеждой на  то,  что  этот третий период
расцвета  наук  и  искусств  далеко  превзойдет  два  предыдущих периода  --
греческий и римский, только бы люди пожелали трезво  и  разумно оценить свои
силы  и свои недостатки  и  принимали бы друг  от друга  светоч знаний, а не
факел для разжигания противоречий и  споров; лишь  бы поиски истины  считали
они  самым важным  и  благородным  делом,  а  не  приятным развлечением  или
удовольствием;  лишь бы они тратили  все  свои силы и средства на  важные  и
исключительные предприятия, а не на обыденные и всем давно известные. Что же
касается моего труда,  то, если кому-нибудь захочется доставить удовольствие
или  самому  себе,  или  другим  критикой  этого  сочинения, да  услышит  он
известные еще с древности  слова отчаянного  призыва к  терпению: "Побей, но
выслушай!" ^  Пусть  люди  критикуют  и  порицают нашу книгу,  лишь  бы  они
внимательно и вдумчиво прочли то, что в ней говорится. Ведь апелляция  будет
вполне законной, хотя,  быть может, она  и не  будет столь необходимой, если
будет идти от первых человеческих познаний к последующим и от  нашего века к
потомкам.  А теперь перейдем к  той науке, которой  не знали те два  древних
периода  истории, ибо  они  не  были  удостоены такого счастья: я  говорю  о
священной и боговдохновенной теологии -- этой прославленной пристани и месте
отдохновения от всех человеческих трудов и странствий.

        " * КНИГА ДЕВЯТАЯ * "

        "Глава I"
     Разделение боговдохновенной теологии здесь  не приводится.  Даются лишь
введение  и три раздела, требующих исследования, а именно: учение о законном
использовании человеческого разума при решении вопросов божественных, учение
о  степенях единства в  государстве  божьем и учение об  эманации Священного
писания
     И вот, великий государь, когда наш маленький кораблик (а мог ли он быть
иным?) проплыл по  всему древнему  и  новому  миру наук  (насколько удачно и
верно, пусть судят об этом потомки), что еще нам остается,  как не исполнить
наши  обеты, завершив наконец плавание?  Но  ведь  есть  еще  священная  или
боговдохновенная теология. Однако если бы  мы собирались говорить о  ней, то
нам  пришлось бы  пересесть из утлого челна человеческого разума на  корабль
церкви;  только  он  один,  вооруженный божественным  компасом, может  найти
правильный путь, ибо теперь уже недостаточно звезд философии, которые до сих
пор  светили  нам  в пути. Таким образом,  было  бы  самым правильным обойти
молчанием также и  эту область.  Поэтому мы не  будем  касаться  того, какие
следует установить подразделения в этой науке, и, сознавая ничтожность наших
сил,  скажем в  форме пожеланий  лишь  несколько  слов. Мы это  делаем с тем
большим основанием, что не видим во всей теологии буквально ни одной области
или   направления,  которые  оставались   бы  совершенно  заброшенными   или
неисследованными  --  столько  рвения  проявили люди, сея здесь и пшеницу, и
плевелы.
     Итак,  мы  укажем на три  приложения к теологии,  касающихся  не самого
материала, который дает или должна дать теология, а только способа изложения
этого материала. Однако в отличие от того, что обычно делалось в  предыдущих
разделах,  мы  не  будем приводить на  эту  тему  ни  примеров,  ни  правил,
предоставив это делать  теологам.  Как мы уже сказали, это  лишь своего рода
пожелания.
     1. Власть Бога  распространяется  на все существо человека, включая как
его  разум, так и волю, дабы  человек полностью  отрешился от самого себя  и
приблизился к Богу.  Поэтому,  как мы обязаны  подчиняться божескому закону,
даже если воля  наша сопротивляется  этому, так  же мы должны  верить  слову
божьему, даже если разум сопротивляется этому. Ведь если бы мы верили только
тому, что оказывается согласным с нашим  разумом,  то мы принимали бы только
факты,  а  не  их  творца;  а  ведь  так  мы  относимся  к  показаниям  даже
сомнительных  свидетелей. Но та  вера, которая  была дарована Аврааму за его
праведность, распространялась на такие вещи, которые вызывали смех Сарры  ',
в этом  отношении  являющейся  своего рода воплощением естественного разума.
Таким образом, чем нелепее,  чем невероятнее представляется нам какая-нибудь
божественная тайна, тем большая честь  воздается Богу, когда в  это верят, и
тем  славнее  торжество  веры.  Ведь даже  грешники,  как бы сильно  они  ни
мучились угрызениями совести, видя тем не менее  надежду  свою на спасение в
милосердии божьем, тем большую честь воздают  господу, ибо  всякое  отчаяние
является  оскорблением Бога. Более того,  если мы внимательнее  обдумаем все
это,  то придем к выводу,  что вера есть нечто  более достойное, чем знание,
подобное нынешнему нашему знанию. Ведь в  процессе познания ум  человеческий
испытывает воздействие со стороны  чувственных восприятий,  которые отражают
материальные вещи,  в вере  же душа испытывает воздействие более  достойного
агента --  духа. Иначе обстоит дело в состоянии блаженства, потому что тогда
веры уже не будет и "мы познаем, как и познаны будем".
     Таким  образом, мы  можем  заключить, что источником священной теологии
должны  быть  слово  и  пророчество  божьи, а  не  естественный  свет  и  не
требования разума. Ведь сказано в  Писании: "Небеса возвещают славу божью" ^
но  мы  нигде  не встретим  слов: "Небеса  возвещают  волю божью".  Об  этой
последней  говорится:  "Для  закона  и  свидетельств,  если  не  станут  они
поступать  согласно  с  этим заветом" ^  И это имеет силу не только  в таких
великих таинствах божества, как творение, искупление, но применимо также и к
более  совершенному истолкованию  морального закона:  "Любите  врагов ваших,
творите добро  ненавидящим  вас"  и т. д.,  "чтобы  быть детьми отца  вашего
небесного,  посылающего  дождь  и  праведным,  и  неправедным" *.  Эти слова
поистине  заслуживают  того,  чтобы  о  них было сказано:  "Ибо твой  не как
смертных  облик" ^ ибо эти слова превыше естественного света  природы. Более
того, мы знаем, что языческие поэты, особенно если они прибегают к патетике,
нередко жалуются на то, что  моральные законы и учения (впрочем, значительно
более снисходительные  и мягкие, чем божественные) недоброжелательны к людям
и противоречат будто бы естественной свободе:
     ...что природа прощает, -- завистно
     То отрицают права ^
     То же самое сказал индус Дендамид послам Александра: "Я, правда, слышал
кое-что  о Пифагоре и других  греческих  мудрецах и  убежден, что  это  были
великие  люди, однако у  них  у  всех был один  недостаток -- они с излишним
почтением и уважением  относились к какой-то фантастической вещи, называемой
законом и обычаем" ". Поэтому не может быть сомнения в том, что значительная
часть морального закона недоступна по своей возвышенности  для естественного
света. В то же время в высшей степени правильно то, что люди обладают уже от
природы  некоторыми нравственными  понятиями,  сформированными под  влиянием
естественного света и естественных  законов, такими, как добродетель, порок,
справедливость, несправедливость, добро, зло. Однако  следует заметить,  что
выражение "естественный свет" может быть понято в двояком смысле: во-первых,
в том смысле, что этот свет  возникает как результат чувственных восприятий,
индукции, разума, аргументов,  согласно законам  неба и земли;  во-вторых, в
том  смысле,  то  этот  свет  озаряет  человеческую  душу  неким  внутренним
прозрением, повинуясь закону совести,  этой искры,  этого отблеска старинной
первозданной чистоты. В  этом  последнем смысле  душа  становится причастной
некоему свету, помогающему увидеть и понять совершенство  морального закона,
однако этот свет  не  является абсолютно прозрачным, в какой-то мере помогая
прежде   всего  разоблачению  пороков,   но  не  давая  достаточно   полного
представления о том,  в чем  состоит  наш долг. Поэтому религия, будем ли мы
рассматривать  ее как таинство  или как  наставницу  в  морали, рождается из
божественного откровения.
     Тем  не менее в  духовной области человеческий разум находит достаточно
разнообразное и широкое применение. И апостол имел основание назвать религию
"разумным почитанием Бога" ^  Достаточно вспомнить обряды и символы древнего
закона: ведь  они  все были разумными и имели  определенное значение,  резко
отличаясь от языческих и магических церемоний, которые можно было бы назвать
глухонемыми,  ибо  они,  как правило, ничему не учат нас и даже  не пытаются
намекнуть на  что-либо. Христианская вера, как и во всем остальном, обладает
тем преимуществом перед другими, что умеет сохранить золотую середину в том,
что касается разума и рассуждения,  являющегося продуктом разума,  тогда как
языческая   и  магометанская  религия  представляют  в  этом  отношении  две
крайности. Ведь языческая религия вообще  не  имеет никакой твердой веры или
определенных догматов; наоборот, в религии Магомета  запрещена любая попытка
размышления; так что первая изобилует различными ошибками и заблуждениями, а
вторая являет собой  хитрый и  тонкий  обман; святая же христианская  вера и
допускает, и запрещает апелляцию к разуму и рассуждению в должных границах.
     В вопросах, касающихся религии, человеческий разум может найти  двоякое
применение:  он  может  стремиться  понять  само  таинство,  и  он же  может
стремиться  понять,  какие  выводы  должны отсюда  следовать.  Что  касается
проникновения в  таинство,  то  мы знаем, что Бог не  отказался  снизойти до
наших  слабых способностей и так раскрыл нам свои таинства, что мы прекрасно
можем понять  их;  он  как бы  привил свои откровения  к стволу понимания  и
понятий,  доступных  нашему  разуму,  и  сделал  свои наставления способными
отомкнуть нашу душу, подобно тому как ключ подгоняют к форме замка. Однако и
в этом отношении мы отнюдь не должны забывать о  собственных усилиях, потому
что если сам  Бог опирается на помощь  нашего  разума, желая  раскрыть  свои
замыслы, то тем более следует, чтобы и мы всесторонне использовали его, дабы
как можно лучше  воспринять божественные таинства и проникнуться ими; только
надо помнить при этом, что мы должны расширять наше понимание в соответствии
с величием  божественных таинств, а  не  пытаться втиснуть их  в узкие рамки
нашего разума.
     Что же касается выводов, вытекающих из познания божественного таинства,
то  мы  должны знать, что  здесь разуму и логическим  аргументам принадлежит
лишь  второстепенная   роль  и  значение  их   относительно,  а  отнюдь   не
первостепенно  и  абсолютно. Ведь  только  тогда,  когда  твердо установлены
основные положения и принципы религии  (причем они  полностью  исключены  из
области  рационального  анализа),  открывается  наконец  возможность  делать
выводы из  этих принципов, следуя  аналогии.  В  естественных  науках  такое
положение  не  может  иметь места. Там  анализу разума  подчинены  уже  сами
принципы -- и эта задача, повторяю, выпадает на долю  индукции,  а отнюдь не
силлогизма; при  этом эти принципы ни в чем не  противоречат разуму, так что
первая  и  средняя  посылки  выводятся из одного и того  же источника. Иначе
обстоит  дело   в  религии,  где  первые   посылки  не   тольк