Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
Этот
вид правильно было бы назвать отсечением бесконечности. Ибо, если кто
пытается что-либо вспомнить или вызвать в памяти, не имея предварительного
понятия или восприятия того, что он ищет, -- он ищет, бегая туда и сюда, как
бы в бесконечности. А если кто имеет точное предварительное понятие, он
тотчас отсекает бесконечность, и память движется в более тесном кругу. В
трех примерах, которые упомянуты выше, предварительное понятие очевидно и
несомненно. А именно, в первом должно быть нечто согласующееся с порядком;
во втором должен быть образ, который имел бы известное соотношение или
сходство с теми определенными местами; в третьем должны быть слова, которые
складываются в стих; и так отсекается бесконечность. Но одни примеры
составят такой вид: все, что заставляет интеллектуальное воздействовать на
чувство (этот способ преимущественно и применяется в искусственной памяти),
помогает памяти. Другие же примеры дадут такой другой вид: то, что вызывает
впечатление посредством сильного волнения, т. е. возбуждая страх,
восхищение, стыд, веселье, помогает памяти. Другие составят такой вид: то,
что запечатлевается в чистом и менее занятом до того или после того уме,
как, например, то, что заучивается в детстве, или то, что обдумывается перед
сном, а также и вещи, которые случаются впервые, более удерживается в
памяти. Одни примеры дадут такой вид: многочисленность сопутствующих
обстоятельств или опор помогает памяти, как, например, писание по частям без
непрерывности, чтение или произнесение вслух. И наконец, другие примеры
составят такой вид: то, что ожидается и возбуждает внимание, лучше
удерживается, чем мимолетное. Поэтому если перечтешь какое-либо писание
двадцать раз, то не так легко выучить его на память, как если перечтешь
десять раз, пробуя при этом сказать наизусть и заглядывая в книгу, когда
памяти не хватает. Таким образом, имеется как бы шесть меньших форм того,
что помогает памяти, а именно: отсечение бесконечности; приведение
интеллектуального к чувственному; запечатление по время сильного волнения;
запечатление в чистом уме; многочисленность опор; предварительное ожидание.
Подобным же образом пусть, например, исследуется природа вкуса.
Конститутивные примеры здесь таковы: те, кто не имеет обоняния и по природе
лишен этого чувства, не воспринимают или не различают вкусом гнилой или
тухлой пищи, равно как и приправленной чесноком или розами и тому подобным.
Так же и те, у кого ноздри заложены приступом насморка, не различают гнилого
или тухлого или окропленного розовой водой. А если страдающие насморком в ту
же минуту, когда к ним в рот или к небу попадает что-либо гнилое или
пахучее, сильно высморкаются, то получат явное восприятие гнилого или
пахучего. Эти примеры дают и составляют следующий вид или, лучше сказать,
часть вкуса: чувство вкуса есть, в частности, не что иное, как внутреннее
обоняние, проходящее и спускающееся через верхние проходы ноздрей в рот и к
небу. Напротив того, соленое и сладкое, и острое и кислое, и терпкое и
горькое, и тому подобное -- все это, повторяю, те, у кого обоняние
отсутствует или заглушено, чувствуют так же, как и всякий другой. Отсюда и
явствует, что вкус есть некое чувство, сложенное из внутреннего обоняния и
некоего утонченного осязания. Но об этом здесь не место говорить.
Подобным же образом пусть исследуется природа сообщения качества без
примешивания субстанции. Пример света даст или составит один вид сообщения,
тепло и магнит -- другой. Ибо сообщение света как бы мимолетно и при
удалении первоначального света тотчас исчезает. Тепло же и магнетическая
сила, будучи переданы или, лучше сказать, вызваны в каком-либо теле,
удерживаются и остаются немалое время и после того, как будет удален первый
возбудитель.
В общем велики преимущества конститутивных примеров, ибо они дают очень
много и для определений (в особенности частных), и для разделений или
расчленений природ, о чем неплохо сказал Платон: "Должен быть почитаем, как
бог, тот, кто хорошо может определять и разделять"[98].
"XXVII"
На шестое место среди преимущественных примеров мы ставим примеры
соответствия, или соразмерности, которые мы также называем параллельными
примерами или физическими подобиями. Это те примеры, которые показывают
подобия и соединения вещей не в меньших формах (как это делают
конститутивные примеры), но в окончательной конкретности. Поэтому они
представляют как бы первые и низшие ступени к единству природы. Они не
составляют никаких аксиом сразу в самом начале, но только указывают и
отмечают некоторое согласие тел. И все же хотя они и немного способствуют
открытию форм, однако с большой пользой раскрывают устройство частей
Вселенной и совершают как бы некую анатомию ее членов. И потому они иногда
как бы за руку ведут нас к величественным и значительным аксиомам, в
особенности к тем, которые более относятся к строению мира, чем к простым
природам и формам.
Так, следующие примеры суть примеры соответствия: зеркало и глаз, а
также устройство уха и места, издающего эхо. Из этого соответствия помимо
самого наблюдения подобия, которое во многом полезно, легко, кроме того,
вывести и образовать ту аксиому, что сходную природу имеют органы чувств и
тела, которые рождают отражения для чувств. С другой стороны, наученный этим
разум без труда поднимается к более высокой и значительной аксиоме, которая
состоит в следующем: нет никакого различия между согласием или симпатией
тел, одаренных чувством, и неодушевленных тел без чувства, кроме того, что
первым придан животный дух, а во вторых он отсутствует. Отсюда следует, что,
сколько есть согласий у неодушевленных тел, столько же могло бы быть чувств
у животных, если бы в одушевленном теле были отверстия для вхождения
животного духа в член, как в подходящий орган, должным образом для этого
расположенный[99]. И обратно, сколько есть чувств у животных,
столько же, без сомнения, есть движений в неодушевленном теле, где животный
дух отсутствует; но, несомненно, в неодушевленных телах гораздо больше
движений, чем чувств в одушевленных телах, вследствие малочисленности
органов чувств. Для этого представляется вполне очевидным пример боли. Ибо
хотя у животных и много есть родов боли и столь разнообразных (так, одна
боль от ожога, иная -- от сильного холода, иная -- от укола, иная -- от
сжатия, иная -- от растяжения и тому подобное), однако несомненно, что все
это в форме движений существует в неодушевленных телах, как, например, в
дереве или камне, когда их обжигают, или охлаждают, или колют, или
разрывают, или сгибают, или ударяют и так далее, хотя чувства при этом нет в
силу отсутствия животного духа.
Примерами соответствия также являются (это может показаться
удивительным) корни и ветви деревьев. Ибо всякое растение разбухает и
выталкивает свои части в окружающее как вверх, так и вниз. Между корнями и
ветвями нет другого различия, как то, что корни заключены в земле, а ветви
выставляются на воздух и на солнце. Ведь если взять нежную и полную жизни
ветвь дерева и пригнуть ее к какой-нибудь частице земли, то, хотя бы она и
не прикасалась к самой почве, она тотчас начнет пускать не ветвь, а корень.
И наоборот, если на растение положить сверху землю и так придавить его
камнем или чем-нибудь твердым, чтобы помешать ему покрыться листьями сверху,
то оно начнет пускать ветви в воздух снизу.
Примеры соответствия суть также смолы деревьев и большинство горных
самоцветов. И те и другие не что иное, как выделившиеся и проступившие соки,
в первом случае древесные соки, во втором -- соки камней; отсюда и
происходит ясность и блеск в тех и других -- вследствие тонкого и
тщательного процеживания. Отсюда получается также и то, что шерсть животных
не такой красивой и живой окраски, как многие перья птиц, ибо соки не столь
тонко процеживаются через кожу, как через ствол пера.
Примеры соответствия суть также мошонка у самцов животных и матка у
самок: все замечательное устройство половых отличий (в отношении к земным
животным), по-видимому, не представляет собой ничего другого, как
расположение извне и внутри[100], а именно: у мужского пола
вследствие большей силы тепла детородные части выталкиваются наружу, тогда
как у женского пола тепло слишком слабо для того, чтобы вызвать это, почему
и происходит, что детородные части удерживаются внутри.
Примерами соответствия являются также плавники рыб и ноги четвероногих
или ноги и крылья птиц, к чему Аристотель прибавил еще четыре изгиба при
движении змеи[10][1]. Так что в строе Вселенной движение
живых существ вообще осуществляется обыкновенно посредством четырех
конечностей или сгибаний.
Примерами соответствия служат также зубы у земных животных и клювы у
птиц. Отсюда очевидно, что у всех еовершенных животных по направлению ко рту
течет некое твердое вещество.
Не лишено основания также и то подобие и соответствие, согласно
которому человек есть как бы перевернутое растение. Ибо корень нервов и
животных способностей есть голова, а семенные части находятся внизу, не
считая конечностей, каковы ноги и руки. В растении же корень (который есть
как бы голова) всегда помещается в нижнем месте, а семена -- в верхнем.
Наконец, надо настоятельно и всячески убеждать людей, чтобы в
исследовании и собирании естественной истории их усердие отныне совершенно
изменилось и обратилось в противоположную сторону по сравнению с теперешним.
Ибо до сих пор люди проявляли большое усердие и любознательность в фиксации
разнообразия вещей и в объяснении тонких особенностей животных, трав и
ископаемых, многие из которых представляют, скорее, игру природы, чем
какую-либо действительную пользу для наук. Действительно, вещи этого рода
доставляют некоторое удовольствие, а иногда также имеют значение и для
практики, но для проникновения в природу -- мало или никакого значения.
Поэтому надо всецело обратить внимание на исследование и выявление подобий и
соответствий вещей как в целокупностях, так и в частях. Ибо это и есть то,
что объединяет природу и начинает составлять науки.
Однако во всем этом необходима величайшая осторожность и
осмотрительность, чтобы в качестве примеров соответствия и соразмерности
принимались только те, которые отмечают физические (как мы сказали вначале)
подобия, т. е. вещественные, реальные и заключенные в природе, а не
случайные и относящиеся к виду и тем более не доставляемые суеверием или
любопытством, как те, что постоянно выставляют писатели естественной магии
(люди легкомысленнейшие, которых едва ли надо упоминать в столь серьезных
делах, как ныне разбираемые нами), с большим тщеславием и безрассудством
описывая пустые подобия и симпатии вещей, а иногда и придумывая их.
Но, оставив это, мы не должны забывать, что в самом строении мира -- в
его больших частях -- нельзя пренебречь примерами подобия. Таковы Африка и
Перуанская область с континентом, простирающимся до Магелланова пролива, ибо
и та и другая область имеют подобные перешейки и подобные мысы, а это не
случайно[102].
Так же и Новый и Старый Свет. И тот и другой расширяются к северу, к
югу же сужаются и заостряются.
Важными примерами соответствия являются также сильные холода в средней
(как ее называют) области воздуха и неистовые огненные извержения, которые
часто вырываются из подземных областей. Эти две вещи составляют пределы и
крайности: природа холода устремляется к окружности неба, а природа тепла --
к недрам земли вследствие отталкивания противоположных природ.
Наконец, достойно быть отмеченным соответствие примеров в аксиомах
наук. Так, риторический троп, называемый неожиданностью, соответствует
музыкальному тропу, который зовется уклонением каденции. Подобным же образом
и математическая аксиома -- "Две величины, равные третьей, равны между
собой" -- соответствует строению того силлогизма в логике, который соединяет
сходящееся в среднем. Вообще весьма полезно в очень многих случаях некоторое
чутье в исследовании и отыскании физических соответствий и подобий.
"XXVIII"
На седьмое место среди преимущественных примеров мы ставим уникальные
примеры, которые мы также часто называем неправильными или
гетероклитическими (заимствуя название у грамматиков). Это те примеры,
которые показывают тела в их конкретности и представляются необычными и как
бы оторванными по своей природе и никак не сходящимися с другими вещами
этого же рода. Таким образом, примеры соответствия подобны другим, а
уникальные примеры подобны себе. Пользование уникальными примерами такое же,
как и пользование скрытными примерами, а именно: они пригодны для вынесения
и объединения природы с целью открытия родов, или общих природ, с
последующим их ограничением посредством истинных отличий. Ибо не должно
отступать от исследования, пока свойства и качества, открываемые в вещах
такого рода, что они могут почитаться за чудо природы, не будут сведены и
заключены в какую-либо форму или определенный закон так, чтобы открылось,
что всякая нерегулярность или сингулярность зависят от какой-либо общей
формы, а чудо состоит только в тонких отличиях, в степени, в редкостном
совпадении, а не в самом виде; тогда как ныне созерцания людей не идут
дальше того, чтобы почитать вещи этого рода тайными и великими творениями
природы, как бы беспричинными вещами и исключениями из общих правил.
Образцы уникальных примеров суть Солнце и Луна среди светил, магнит --
среди камней, ртуть -- среди металлов, слон -- среди четвероногих, половое
чувство -- среди родов осязания, охотничье чутье собак -- среди родов
обоняния. У грамматиков уникальной почитается также буква "S" по причине
легкости, с которой она слагается с согласными -- иногда с двойными, иногда
с тройными, чего не делает никакая другая буква. Примеры этого рода весьма
ценны, ибо они обостряют и оживляют исследование и врачуют разум,
испорченный привычкой и обыденностью.
"XXIX"
На восьмое место среди преимущественных примеров мы поставим
отклоняющиеся примеры, т. е. уклонения природы, уродства и диковины, когда
природа отклоняется и удаляется от своего обычного хода. Уклонения природы
отличаются от уникальных примеров тем, что уникальные примеры суть чудеса
среди видов, а уклонения -- чудеса среди индивидов. Однако пользование ими
почти такое же, как и пользование уникальными примерами, ибо они
восстановляют разум против навыков и вскрывают общие формы. Ибо здесь не
следует отказываться от исследования, пока не будет открыта причина этого
рода отклонения. Причина же эта восходит не к некоей форме в собственном
смысле, а только к скрытому процессу, который ведет к форме. Ведь кто
познает пути природы, тот также легче заметит и отклонения. А кто познает
отклонения, тот тщательнее опишет пути.
Уклонения отличаются от уникальных примеров также тем, что в большей
степени наставляют практику и действенную часть. Ибо производить новые виды
было бы очень трудно; разнообразить же известные виды и отсюда производить
много редкого и необычайного -- менее трудно. Переход же от чудес природы к
чудесам искусства легок. Ибо если природа была однажды застигнута в своем
отклонении и причина этого стала ясна, то будет нетрудно повести природу
посредством искусства туда, куда она случайно отклонилась. И не только туда,
но и в других направлениях, ибо уклонения одного рода указывают и открывают
дорогу к уклонениям и отклонениям повсюду. Здесь нет нужды в примерах,
настолько они многочисленны. Следует создать собрание или частную
естественную историю диковин и чудесных порождений природы -- словом, всякой
новизны, редкости и необычности в природе. Однако это надо делать со
строжайшим выбором, чтобы соблюдалась достоверность. Наиболее сомнительным
надо считать те из них, которые в какой-либо мере зависят от религии, как
чудеса, описанные Ливием, и не меньше те, которые находятся у писателей
естественной магии или также алхимии и у других людей этого же рода: все они
искатели и любители сказок. Но следует заимствовать примеры из положительной
и достоверной истории и надежных сообщений.
"XXX"
На девятое место среди преимущественных примеров мы поставим
пограничные примеры, которые мы также называем причастиями. Это примеры,
показывающие такие виды тел, которые как бы составлены из двух видов или
являются первыми приближениями к тому и другому. Эти примеры можно было бы,
не делая ошибки, причислить к уникальным или гетероклитическим примерам, ибо
они редки и экстраординарны в универсуме вещей. Однако ввиду их ценности они
должны быть истолкованы и расположены отдельно, ибо они превосходно
указывают сложение и строение вещей, и уясняют причины количества и качества
обычных видов во Вселенной, и ведут разум от того, что есть, к тому, что
может быть.
Примеры этого: мох -- среднее между гнилью и растением; некоторые
кометы -- среднее между звездами и огненными метеорами; летающие рыбы --
среднее между птицами и рыбами; летучие мыши -- среднее между птицами и
четвероногими, а также
Обезьяна, безобразнейший зверь, столь похожий на нас[103]
и двуобразные рождения у животных, помеси из различных видов и тому
подобное.
"XXXI"
На десятое место среди преимущественных примеров мы поставим примеры
могущества, или фасций (взяв название у знаков консульской власти), которые
мы также называем способностью или руками человека. Это наиболее
значительные и совершенные создания и как бы последняя ступень в каждом
искусстве. Ибо если задача преимущественно состоит в том, чтобы природа
подчинялась человеческим делам и благополучию, то подобает отмечать и
перечислять те дела, которые уже были во власти человека (как бы области,
занятые и подчиненные ранее), особенно дела наиболее совершенные, ввиду того
что от них переход к новому и до сих пор не открытому будет легче и ближе.
Ибо если кто-либо после внимательного их созерцания усердно и деятельно
приступит к делу, то он, несомненно, или продвинет их еще несколько далее,
или отклонит их к чему-либо определенному, или, наконец, распространит и
приложит их к какому-либо важному опыту.
Но это не все. Подобно тому как редкие и необычные творения природы
побуждают разум возвыситься до исследования и открытия форм, способных
вместить эти творения, то же, и в гораздо большей степени, происходит и с
выдающимися и удивительными творениями искусства, ибо способ образования и
сотворения подобного рода чудес искусства по большей части очевиден, тогда
как в чудесах природы он обычно более затемнен. Однако и здесь должно
соблюдать величайшую предосторожность, чтобы эти чудеса не подавили разума,
как бы привязывая его к земле.
Ибо есть опасность, что разум будет ошеломлен и связан такого рода
творениями искусства, которые кажутся как бы некими вершинами человеческой
деятельности, и, как бы завороженный ими, не сможет привыкнуть к другому, но
будет думать, будто ничего нельзя достигнуть в этом роде, кроме