е  зенита   или  удалений  от  нее  в
зависимости от той или иной широты.  Ведь отдельные планеты, подобно Солнцу,
имеют свое лето и  свою  зиму, во время которых  они в зависимости от своего
положения  относительно  точки зенита  производят более  сильное  или  более
слабое излучение. Во всяком случае у нас не вызывает ни  малейшего сомнения,
что Луна, находясь в созвездии Льва, оказывает более сильное  воздействие на
земные тела, чем  находясь в  созвездии  Рыб. Дело,  конечно, не в  том, что
Луна,  находящаяся в созвездии Льва, действует на сердце,  а в созвездии Рыб
-- на ноги, как об этом болтают. Причина более сильного ее воздействия -- ее
приближение  к точке зенита и  к  большим звездам,  т. е. совершенно  то  же
самое, что происходит и  с  Солнцем. В-третьих, астрология должна включить и
учение об апогеях и перигеях планет, выяснив должным образом, какое действие
оказывает  сила планеты сама  по себе и какова ее  зависимость  от  близости
планеты к Земле. Ведь планета в апогее, т. е. в  своей  высшей  точке, более
активна  сама  по себе, в  перигее  же,  т. е. в низшей точке,  она способна
сильнее  влиять на земные  тела. В-четвертых, она должна вообще включить все
остальные акциденции движения планет, к числу  которых относятся ускорения и
замедления  в движении  отдельных  планет,  продвижения  вперед, прекращения
движения (stationes), движения назад, сюда же нужно отнести  и расстояния от
Солнца, вспышки, усиление и  ослабление свечения, затмения и т. п.,  ибо все
это в конечном счете теми или иными путями влияет на увеличение и ослабление
излучения  планет. И вообще  все перечисленные  четыре  пункта  относятся  к
области  излучения небесных светил. В-пятых, астрология  должна  включить  в
себя  все,  что  так  или  иначе  может  раскрыть  и  показать  природу  как
движущихся, так и неподвижных светил в их сущности и присущей им активности,
т. е, исследование их величины, цвета, облика,  сверкания и вибрации  света,
положения  относительно  полюсов  или  экватора,  определение  их  созвездий
(asterismi),  определение  того,  какие  звезды расположены  преимущественно
группами, какие -- поодиночке; какие звезды расположены выше, какие -- ниже;
какие из  неподвижных звезд  находятся на путях  Солнца и  планет,  т.  е. в
пределах  пояса Зодиака,  а  какие --  вне  его;  какая из  планет  движется
быстрее, какая  --  медленнее; какая  планета  движется по эклиптике,  какая
отклоняется от нее; какая планета может двигаться в обратном  направлении  и
какая не может; какая может удаляться на любое  расстояние от Солнца,  какая
всегда находится от него на одинаковом расстоянии;  какая движется быстрее в
апогее, а какая --  в перигее. Наконец, изучение аномалий  Марса, отклонений
Венеры и удивительных испытаний и претерпеваний, неоднократно  наблюдавшихся
и  на Солнце, и на Венере,  и  некоторых других вещей. И  самое последнее --
астрология должна включить  в себя  и традиционные  представления об  особой
природе  и склонностях каждой планеты и неподвижных  звезд:  в  этом вопросе
исследователи  обнаруживают  удивительное  согласие,  и  поэтому не  следует
легкомысленно  отбрасывать  такого  рода  представления,   за   исключением,
разумеется,  тех  случаев,  когда  они  вступают  в   явное  противоречие  с
физическими законами.  Таким  образом, здравая  астрология  складывается  из
перечисленных  нами разделов, и только на  основании этих исследований можно
составлять представления о сущности небесных явлений и истолковывать их.
     Здравая  астрология может быть использована с известным доверием  к ней
для предсказаний и более осторожно -- для обоснования выбора (и то и другое,
разумеется, в определенных  границах). Можно  предсказывать появление  комет
(что  по нашему  мнению  вполне  вероятно) и всякого рода метеоров, разливы,
засухи, жару, гололеды, землетрясения, наводнения, извержения вулканов, бури
и ливни, различную температуру  в течение  года,  чуму,  эпидемии, урожай  и
неурожай,  войны, восстания,  расколы,  переселения народов,  наконец, любые
более или менее значительные  движения  или изменения  как природного, так и
общественного характера.  Такого  рода предсказания, хотя и с  меньшей долей
уверенности, могли бы  осуществляться и по отношению к более частным, а иной
раз даже и отдельным явлениям, если,  выявив сначала общие  тенденции такого
рода  периодов, мы  после  тщательного или  физического,  или  политического
анализа применяли  бы их к  тем видам  или отдельным явлениям, которые более
других подвержены подобным влияниям. Так, исходя из предсказаний  погоды  на
целый год  можно,  например, сделать вывод, что она будет более благоприятна
или, наоборот, более пагубна для оливковых  деревьев,  чем  для  виноградных
лоз, для  легочных больных, чем  для больных печенью,  для  монахов, чем для
придворных (имея в виду различный образ их жизни и питания); или, зная о том
влиянии, которое небесные тела оказывают на жизнь людей, можно сделать вывод
о  том, что  это  влияние благоприятно  или,  наоборот,  неблагоприятно  для
народов,  а  не для правителей,  для  ученых  и  любознательных,  а  не  для
мужественных и воинов, для любителей наслаждений, а  не для  деловых людей и
политических деятелей.  Примеров такого рода бесчисленное множество, но, как
мы  уже  сказали,  такие  предсказания  требуют  не  только  познания  общих
тенденций,  которое  мы получаем  из  наблюдений  над звездами, оказывающими
активное воздействие, но также  и познания отдельных объектов,  испытывающих
на  себе  их  воздействие.  Но  следует  полностью  отвергать  и возможность
предсказания  выбора, однако  здесь  следует быть  еще более  осторожным. Мы
знаем, что при  посадках деревьев,  посевах, прививках наблюдения над фазами
Луны  имеют  немалое значение. И можно привести еще много подобных примеров.
Но  этот  выбор еще больше,  чем предсказания, должен регулироваться  нашими
правилами.  При этом  следует постоянно  иметь  в виду,  что  надежный выбор
возможен  только в тех случаях, когда  сила влияния небесных тел не исчезает
внезапно, а действие  тел, испытывающих это влияние, подобным же образом  не
завершается мгновенно;  именно так обстоит дело в приведенных нами примерах.
Ибо рост Луны не происходит  внезапно, точно так же как рост растений. Мысль
же о возможности предсказания и выбора точного момента времени  должна быть,
безусловно, отброшена. Можно  привести  (вопреки  мнению  некоторых)  немало
подобных примеров выбора и в гражданской области. Если же кто-нибудь обвинит
нас в том, что мы, в какой-то мере показав, из чего может быть построена эта
новая исправленная астрология и  какую пользу она  может принести, совсем не
показали,  каким же  образом ее  можно  построить,  то он будет неправ,  ибо
станет  требовать от нас наставлений в самой  этой науке, чего  мы вовсе  не
обязаны делать.  Впрочем, тому, кто обращается к  нам с просьбой,  мы все же
скажем, что существует только четыре способа проложить дорогу к этой  науке.
Первый --  с помощью  будущего опыта, второй  --  с помощью прошлого  опыта,
затем  -- путем  знакомства с  традицией  самой науки и,  наконец, --  путем
изучения физических  оснований.  Что касается  будущего опыта, то для  того,
чтобы накопить здесь достаточно наблюдений, потребуется еще много веков, так
что  пытаться высказать об  этом какое-то мнение  было бы  напрасной  тратой
времени. Что же  касается  прошлого опыта, то  он во всяком случае находится
уже  в  распоряжении  человечества,  хотя использование его  --  дело  очень
трудоемкое  и требует  много времени. Ведь астрологи  (если  бы  они  хотели
укрепить свой авторитет)  могли  бы,  опираясь  на  достоверные исторические
источники,  рассмотреть  все  более  или  менее  значительные  события (как,
например,  наводнения,  эпидемии, сражения,  восстания,  кончины правителей,
если  угодно,  и т. п.)  и изучить,  как располагались  в то  время небесные
светила, следуя не тонкостям "тем", а намеченным нами правилам циклов, чтобы
установить  определенные  законы  предсказания в  том случае, когда  удастся
обнаружить очевидное соответствие и согласие между собой событий и положений
светил. Несколько  слов об использовании  результатов  старой астрологии. Их
необходимо очень тщательно проанализировать и, решительно  отбросив все, что
вступает  в  очевидное противоречие с физическими  основаниями,  сохранить и
упрочить  авторитетом  традиции все  то,  что прекрасно с  ними согласуется.
Наконец, о  самих физических  основаниях.  Для нашего исследования  особенно
важны  те,  которые касаются  общих свойств, состояний и стремлений материи,
простых и подлинных движений тел. На этих крыльях можно совершенно безопасно
подняться к  познанию  материальных  свойств  небесных  явлений.  О  здравой
астрологии сказано достаточно.
     Нужно  упомянуть  еще об  одном фантастическом представлении астрологов
помимо тех измышлений,  о которых мы говорили с самого  начала; впрочем, его
обычно выделяют из астрологии и относят к так называемой небесной магии. Это
представление  основывается  на  странном   измышлении   человеческого  ума,
согласно которому  то или  иное  благоприятное  расположение светил будто бы
может  быть  воспринято  знаком  или  печатью  (сделанной   из  металла  или
какого-нибудь драгоценного камня, подходящего для этой цели) и таким образом
будто бы оказывается возможным удержать, как бы  поймать на лету  счастливое
действие данного часа,  которое  иначе исчезло  бы  навсегда. Именно поэтому
горько  жалуется  поэт  об  утрате  некогда  столь знаменитого  в  древности
искусства:
     Погибло дивное кольцо, Олимпа
     Впитавшее божественную силу,
     И драгоценный камень в скромном блеске
     Уж боле не несет ни лика Феба,
     Ни лун, кружащихся в высоких сферах ^.
     Действительно,  римская  церковь  признает  мощи святых и их силу  (ибо
божественным и нематериальным вещам течение времени не может нанести вреда),
но верить в возможность сохранить "небесные мощи", чтобы  время, которое уже
минуло  и  как бы умерло,  вновь воскресло и продолжалось,  -- это чистейшее
суеверие. Оставим поэтому в стороне  все  эти разговоры, а то, чего доброго,
покажется, что Музы выжили из ума от старости.
     Мы считаем,  что самым правильным, делением абстрактной физики является
ее  деление  на  два  раздела:  учение  о  состояниях  материи  и  учение  о
стремлениях (appetitus)  и  движениях.  Мы бегло  перечислим составные части
обоих разделов, чтобы из этого перечисления можно было  составить  подлинную
картину  абстрактной  физики.  Состояния   материи   следующие:   сгущенное,
разреженное; тяжелое, легкое;  горячее,  холодное;  осязаемое, газообразное;
летучее, связанное;  определенное,  текучее; влажное,  сухое; жирное, тощее;
твердое, мягкое;  ломкое, тягучее; пористое,  плотное; живое,  безжизненное;
простое,  пляжное;  чистое,  содержащее  примеси;  волокнистое  и  жилистое;
простой структуры или однообразное; подобное, неподобное; обладающее видом и
не    обладающее   видом;   органическое,   неорганическое;    одушевленное,
неодушевленное.  И этот список можно  продолжить и  дальше, но  мы  не будем
этого делать. Понятия же "обладающее  чувством" и "не  обладающее чувством",
"наделенное разумом" и "не наделенное разумом" мы относим к учению человеке.
Существуют два  рода  стремлений  и движений. Существуют  простые  движения,
заключающие в себе корень всех остальных  действий в природе (в зависимости,
правда,  от  тех  или  иных  состояний  материи),  и  движения  сложные  или
произвольные.  Эти  последние  служат   основанием  существующей  философии,
которая почти не соприкасается непосредственно с самой природой, а между тем
такого рода сложные движения, какими являются рождение, разложение и другие,
скорее должны читаться уже  неким результатом или суммой простых движений, а
не простейшими движениями. Простыми движениями являются: действие антитипии,
которое обычно называют стремлением  помешать взаимопроникновению;  действие
сцепления,  которое   называют   стремлением  избежать   пустоты;   движение
освобождения,  т.  е.  стремление   предотвратить   чрезмерное   сжатие  или
растяжение;  движение к  новому  объему,  т.  е.  тенденция к  разрежению  и
сгущению;   второе  движение  сцепления,  т.  е.  стремление   к  сохранению
непрерывности; движение большего собрания, т. е. соединение однородных масс,
которое   обычно  называется  естественным   движением;  движение   меньшого
собрания,   которое   обычно  называют  симпатией   и  антипатией;  движение
расположения,  т. е. стремление к правильному  распределению  частей  целого
уподобление,  т.   е.  стремление  размножить  свою  природу   другом  теле;
побуждение --  действие, при котором более мощный агент возбуждает скрытое и
уснувшее  в  другом  теле  движение; движение  печати  или  запечатление  --
действие без передачи субстанции от субъекта к объекту; царское движение, т.
е. подчинение всех  остальных движений господствующему движению; бесконечное
движение,  т. е.  самопроизвольное  вращение;  колебание (trepidatio), т. е.
систолия   и  диастолия  тел,   находящихся   между  выгодным  и  невыгодным
положением;  наконец,  ^движимое  состояние,  т.  е. страх  перец движением,
которое  также оказывает  влияние  на множество вещей. Таковы простые  формы
движения,  которые  возникают  из  самих   глубин  природы.  Их  усложнение,
продолжение, изменение,  ограничение, повторение и многообразное  соединение
образуют  сложные  формы движения,  т.  е.  суммы  движений, которые  обычно
воспринимаются.  Этими  знаменитыми  суммами  движения   являются  рождение,
разрушение, увеличение, уменьшение, изменение, расширение, а также смешение,
отделение,  превращение  (versio).  Остаются  как своего  рода  приложения к
физике моры движения, а именно: что означает  количество или доза в природе;
каково значение  расстояния,  т. е. того, что весьма  удачно названо  сферой
действия, силы или активности ^; что такое ускорение и замедление; что такое
большая или меньшая продолжительность;  что есть сила и слабость вещи; в чем
состоит  влияние  окружающих  вещей?  Все это  неотъемлемые части  подлинной
абстрактной физики,  ибо  она  состоит  из  учений  о состояниях  материи, о
простых движениях, о  суммах, или объединениях, движений и о мерах движения.
Что касается произвольного движения живых существ, движения, выражающегося в
действиях чувств, движения воображения, стремления и желания, движения души,
воли  и разума, то  рассмотрение  их  мы переносим  в  разделы,  посвященные
соответствующим учениям. Однако мы считаем необходимым  еще  раз  напомнить,
что   в   физике   изучение  всех  перечисленных   вопросов   ограничивается
исследованием материальных свойств и действующих причин и  эти вопросы будут
рассматриваться  еще  раз в метафизике уже с  точки зрения  формы и конечной
причины.
     Мы должны присоединить  к  физике два  важных приложения, которые имеют
отношение не столько к  самому предмету, сколько к способу его исследования.
Это --  проблемы естествознания и мнения  древних философов. Первое является
приложением к изучению природы во всем ее многообразии, второе -- к изучению
природы в  ее единстве. И то и  другое необходимо для пробуждения  разумного
сомнения, составляющего весьма важную сторону всякого научного исследования.
Проблемы  охватывают  сомнения  в  частных  вопросах,  мнения  философов  --
сомнения общего характера,  касающиеся  первоначал вещей и всей системы мира
(fabrica).  Великолепный  пример  изложения  проблем  мы  находим  в  книгах
Аристотеля,  впрочем,  произведения  такого  рода  заслуживают  того,  чтобы
потомки не только хвалили их, но и продолжали их в своих собственных трудах,
потому что каждый день неизбежно возникают новые и  новые сомнения. Но здесь
необходимо высказать одно очень важное предостережение. Выдвижение  сомнений
приносит  двоякую  выгоду.  Во-первых,  сомнение  предохраняет философию  от
ошибок и  заблуждений, заставляя не давать оценки и не утверждать того,  что
еще не вполне ясно (чтобы одна ошибка не породила  другую), а воздерживаться
от  суждения  и не  выносить  окончательного  решения. Во-вторых,  сомнения,
высказанные  в научных  сочинениях, сразу же становятся своего рода губками,
которые постоянно привлекают к себе и впитывают новые достижения науки; и  в
результате то,  что  могло  бы остаться незамеченным или  рассматривалось бы
весьма поверхностно, если бы  не было подвергнуто сомнению, теперь благодаря
сомнению будет рассматриваться серьезно и  внимательно. Но эти две выгоды  с
трудом компенсируют один  недостаток, который  обязательно разовьется,  если
ему  решительно не помешать.  Дело в том, что, если  однажды сомнение  будет
признано справедливым и, так сказать, приобретет силу,  немедленно  появятся
защитники как той, так и другой точки зрения, готовые передать даже потомкам
свою страсть  к сомнению, так что  в результате  люди будут употреблять  все
усилия  своего ума скорее на то, чтобы и дальше развивать и поддерживать это
сомнение,  чем  на то, чтобы  разрешить его  и  положить ему конец.  Примеры
подобного рода в изобилии встречаются и в практике юристов, и в деятельности
ученых,  у  которых  вошло  в обычай  стремиться  увековечить раз  возникшее
сомнение, считая своим долгом не  столько  утверждать, сколько  сомневаться,
тогда как единственно законным  употреблением человеческого разума  является
стремление превратить  сомнение в твердое  знание, а не  подвергать сомнению
то, что вполне  достоверно. Поэтому  я  считаю, что необходимо создать некий
перечень сомнений,  т.  е.  проблем,  существующих  в науке  о природе, и  я
всячески  одобряю такое начинание. Только при этом нужно позаботиться о том,
чтобы  по мере  роста  нашего  знания  (а  это, вне  всякого сомнения, будет
происходить изо дня в  день, если только люди последуют  нашим наставлениям)
полностью разрешенные сомнения  вычеркивались из этого списка. Мне бы  очень
хотелось присоединить к этому перечню еще один, не менее полезный. Поскольку
в  любом  исследовании  мы  встречаем   троякого  рода  положения:  очевидно
правильные положения, сомнительные положения, очевидно ложные положения,  то
было  бы в высшей степени  полезным присоединить к перечню сомнений перечень
ложных  мнений   и  общераспространенных  заблуждений,  существующих  как  в
естественной  истории,  так и в  теории, для  того,  чтобы  они не приносили
больше вреда науке.
     Что же касается мнений древних философов, таких, как Пифагор,  Филолай,
Ксенофан, Анаксагор, Парменид, Левкипп, Демокрит и другие,  к которым обычно
относятся  пренебрежительно  и  невнимательно,  то  было  бы весьма  полезно
проявить  немножко больше скромности  и повнимательнее изучить  их.  И  хотя
Аристотель  по  обычаю  турок   считает,  что  он  не  может  царствовать  в
безопасности,  если  не уничтожит всех своих  братьев ^, однако же тем,  кто
стремится не  к царской власти или роли наставника, а  лишь к исследованию и
раскрытию  истины, не  может не представляться  весьма полезной  возможность
рассмотреть собранные вместе  разнообразные мнения  разных  ученых о природе
вещей. При этом  я совсем не думаю,  что  из этих и им подобных теорий можно
надеяться каким-то образом извлечь некую более точную истину. Ведь точно так
же  как одни  и  те же явления,  одни и  те  же  вычисления  согласуются и с
астрономическими  принципами   Птолемея,  и  с  астрономическими  принципами
Коперника, так  и  наш  повседневный  опыт, которым  мы  руководствуемся,  и
внешняя  сторона вещей согласуются со множеством  различных теорий, а  между
тем  для подлинного  исследования  истины  необходимы  совсем  иные,  строго
научные  принципы.  Аристотель очень удачно  сказал,  что  "маленькие  дети,
только начинающие еще что-то лепетать, называют матерью любую женщ