в трагедиях Вильяма Шекспира.
   Конечно, если бы он мог еще видеть.
   Джорди почувствовал легкое прикосновение к  руке  и  лениво  взглянул  на
мужчину, сидевшего в  кресле  рядом  с  ним.  Мемниос  наклонился  вперед  и
зашептал Ля Форж на ухо:
   - Он сегодня в отличной форме... Видите блеск в глазах Леокритора?
   Его так просто не заставишь слезы лить, вы же знаете.
   Гомер в это время дошел до места в своей поэме, когда царь  Трои,  Приам,
найден мертвым  дочерью  Кассандрой.  Бедняжка  стояла  на  одной  из  башен
городской стены, а мимо  нее  троянцы  тащили  огромного  деревянного  коня.
Очевидно, подарок с предложением мира, оставленный уплывшими греками...  Она
кричала о нависшей опасности, но никто не  слушал  ее.  Греки  выбрались  из
пустого корпуса коня, открыли ворота и стали резать троянские глотки.  Приам
оказался одной из первых жертв.
   Поэт описывал ситуацию довольно любопытно.  Кассандру  словно  подменили.
Спокойная, почти отстраненная в краткий  период  прояснения,  она  не  стала
скорбеть по отцу и посылать проклятия на головы убийц - для  этого  найдется
время потом. Сейчас она благодарила богов, что ее отец, царь Приам, не дожил
до того момента, когда разрушили его город и сожгли дотла.
   Кассандру  нашли  и  забрали  в  рабство  греки  во  время  ее  страстной
молитвы...
   Именно такое толкование заставит пролить слезы Леокритора.
   Очень скоро сумерки превратились  в  непроглядную  тьму.  Прошло  немного
времени, и Гомер закончил свою историю, исполнив на простой деревянной  арфе
заключительный аккорд. Звуки, казалось, достигли каждого сидящего  в  холле.
Медленно, но неумолимо наступила тишина.
   - Да будут благосклонны ко мне боги, - произнес Акапфир, их хозяин. В его
голосе слышалось простое и неподдельное восхищение Гомером. - Ты  прав,  мой
друг... Эта простая арфа издает самые приятные звуки, выделяясь своим пением
среди всех инструментов,  которые  я  предлагал  тебе.  Теперь  твой  хозяин
Акапфир чувствует себя глупцом, потому что высоко ценил их.
   Поэт по-доброму рассмеялся. Его приятный низкий голос не  резал  слух,  а
скорее, походил на шум водопада.
   - Ты - не глупец, - сказал Гомер, обращаясь к  хозяину.  -  Ты  -  щедрый
человек, готовый поделиться своим богатством с другими. Откуда тебе,  знать,
что внешний вид инструмента не имеет ничего общего с его звучанием.
   - Ха! - воскликнул Данайк, один из гостей Акапфира. - Твое  остроумие  не
подводит тебя... Пусть твоя арфа из простого  дерева,  но  зато  язык  -  из
чистого серебра.
   Гомер улыбнулся, отложил арфу и встал. Для  своего  времени  он  оказался
высоким, даже выше самого Джорди.
   - Вы слишком добры ко мне, - произнес он, поправляя свое одеяние.
   Певец глубоко  вздохнул.  -  Как  великолепно  пахнут  сады!  Поможет  ли
кто-нибудь из собравшихся побродить незрячему старику среди деревьев?
   Естественно, такой чести обычно  удостаивался  хозяин  дома.  Но  Акапфир
посмотрел на Джорди.
   - Почему бы вам не  погулять  с  нашим  гостем?  -  спросил  он,  радушно
улыбаясь. - Ведь вы прибыли издалека, чтобы только послушать его?
   Именно этого Ля  Форж  не  планировал  специально.  Компьютер  голопалубы
преподнес ему приятный сюрприз.
   - Да, конечно, - неуклюже промычал старший инженер. - Это  большая  честь
для меня.
   Он подошел к креслу, в котором сидел поэт. Подав руку, Джорди взял ладонь
Гомера в свою.
   - Спасибо, - поблагодарил бородач. Он позволил Джорди провести себя среди
гостей и светильников. - Мне кажется, вам уже приходилось  водить  незрячих.
Вы - хороший проводник.
   "Ну да, - подумал главный инженер. - Слепой ведет слепого".
   - Приходилось, - ответил он.
   Когда они проходили мимо колонн, аромат цветов усилился и стал  пьянящим.
Между полом и землей располагались ступеньки. Мужчины спустились по ним.
   - Осторожно на  последней,  -  предупредил  поэт.  -  Здесь  выбоина,  не
зацепитесь сандалией.
   Джорди посмотрел вниз. Действительно, по камню змеилась большая  трещина.
Инженер перешагнул через нее.
   - Я бывал у Акапфира много раз, -  объяснил  Гомер,  -  и  уже  знаком  с
дорогой.
   - Понимаю, - ответил Джорди и осознал, как его  ответ  мог  прозвучать  в
данный момент. - Я не шучу, - добавил он.
   Поэт кивнул.
   - Я  знаю...  Не  волнуйтесь,  подобное  часто  со  мной  происходит.  Он
помолчал.
   - Итак, Джорди, вы ведь отличаетесь от остальных?
   Они шли по грязной тропинке, ведущей к вершине холма. По  обеим  сторонам
росли фиговые деревья, посаженные ровными рядами.
   Инженер пожал плечами.
   - Не очень. Я просто прибыл из... другого места.
   - Наверное, издалека.
   - Можно и так сказать...
   - Но вы приехали послушать меня. Разве у вас нет певцов?
   Джорди засмеялся.
   - Множество. Но таких, как вы, - нет!
   - Гм... Спасибо за комплимент. Но здесь кроется что-то еще, ведь  правда?
Вы, наверное, хотите спросить меня о чем-то?
   "Неужели я так много вложил  в  программу?  -  подумал  Ля  Форж.  -  Или
компьютер хорошо просчитывает все варианты?"
   - Я просто... даже не знаю. Мне просто интересно.
   - Как я это делаю? Как я описываю то, чего никогда не видел?
   - Что-то вроде этого...
   Настала очередь поэта пожать плечами.
   - Это проблема любого рассказчика, пользуется он глазами или нет.
   Петь ли о богах, которые  никому  не  показывались...  О  давно  погибших
героях... О том, что случилось где-то далеко... Если  ты  этого  никогда  не
видел, то это не значит еще, что не работает твое воображение.
   Джорди никогда не думал в таком ключе, о чем честно и сказал собеседнику.
   - Потерять зрение - не самое страшное, - ответил Гомер. - Бывает и хуже.
   - Например?
   Поэт почти незаметно вздохнул.
   - Например, страшнее потерять память, мой друг. Память... В ней вся  твоя
жизнь, вся твоя личность. Кто ты без нее? Что ты собой представляешь?
   Джорди посмотрел на лицо своего спутника. Заметил ли он боль в  морщинках
вокруг глаз Гомера? Не стал ли певец певцов в свои долгие годы  уставать  от
жизни? Такое ведь не исключено. В его  время  старость  все  еще  оставалась
проблемой.
   Инженер задумался, каково чувствовать себя Гомером, величайшим сказителем
своего времени. Иметь такие обширные познания, знать все легенды и  стихи...
И осознавать, что медленно теряешь возможность пользоваться ими. Ведь это не
просто внутренний мир, но  и  единственный  мир,  потому  что  слепой  Гомер
никогда неоткроет для себя мир внешний, окружавший его.
   Затем Джорди остановил себя: "Подожди, подожди...  Ведь  перед  тобой  не
Гомер, то есть не  настоящий  поэт...  Это  всего  лишь  иллюзия,  созданная
компьютером голопалубы. Настоящий Гомер умер  где-то  в  семисотом  году  до
рождества Христова на Земле. Как можно жалеть того, кто не существует?.."
   Но, взглянув на слепого старика, идущего рядом с ним по аллее с  фиговыми
деревьями, понял: вся его стройная логическая цепь рассыпалась.
   Может, это и не падение Трои, но все равно - трагедия.
   - Вы жалеете меня? - поинтересовался поэт. -  Я  чувствую  это  по  вашей
задумчивости.
   Джорди  просто  испугался,   насколько   проницательной   оказалась   его
программа.
   - Не плачьте по Гомеру,  -  продолжал  певец.  -  Плачьте  по  Одиссею  и
Ахиллесу, по Гектору... Когда умрет моя память, умрут и они.
   Над холмами поднималась луна... Большая, бледная, отбрасывающая синеватые
тени.
   - Я не буду плакать, - ответил Джорди. - Мне кажется, вы  найдете  людей,
которые запомнят ваши рассказы. Они передадут их дальше и сделают это  очень
бережно...
   - Хорошо бы... Поэзия сейчас не  в  почете,  как  раньше.  Так  малоновых
певцов. И нас становится все меньше. Через поколение или два мы окончательно
исчезнем с лица земли.
   - Такого не случится, - возразил инженер. - Никогда!
   - Вы говорите так уверенно. Никто не может предсказать будущее.
   Джорди не удержался и улыбнулся.
   - Ну почему? - Мне казалось, что именно сказители предсказывают будущее.
   Гомер оглушительно расхохотался.
   - Вы подали мне хороший знак и подняли настроение, мой друг.  А  сами  вы
никогда не хотели стать певцом?
   - Раз или два... Еще в молодости. Но  у  меня  нет  таланта.  Мне  больше
нравятся... ну, машины... двигатели... - Он оборвал себя.  -  Одним  словом,
что-то движущееся...
   -  Машины?  Так  я  всегда  думал  об   Одиссее...   Инженер,   строитель
механических предметов... Вроде коня, принесшего несчастье Трое.
   - Знаете, - сказал Джорди, - меня всегда интересовало, неужели  никто  не
додумался заглянуть внутрь?
   - Должен признаться, - ответил Гомер, - я тоже всегда удивлялся. Луна уже
полностью вышла из-за холмов. - Я решил, что Кассандра помогла грекам,  сама
того не подозревая... Ведь все считали ее безумной, никто  не  хотел  с  ней
советоваться. Поэтому, когда она предупредила  о  коне,  люди  стали  делать
наперекор ей, доказывая свою разумность.
   Джорди улыбнулся.
   - Хорошее объяснение.
   Инженер  припас  еще  массу  вопросов...  Например,  как  устроен   конь,
сделанный хитроумными греками (сказалось любопытство  механика).  Но  Джорди
понимал, что время его пребывания на голопалубе подходит к концу,  и  он  не
хотел злоупотреблять им.
   - Что-то случилось, мой друг? - удивленно спросил Гомер. - Я заметил, как
напряглись мышцы на вашей руке.
   - Ничего, - смутившись, ответил Джорди. - Правда,  ничего...  Просто  мне
пора идти. Гомер кивнул.
   - Туда, откуда пришли... Очень далеко...  Поэт  произнес  эту  фразу,  не
спрашивая, а утверждая понимание происходящего.
   - Да. Но у меня есть еще немного времени, чтобы проводить вас в дом.
   - Благодарю вас...
   - Не стоит, - отозвался Джорди.

***

   Старшему помощнику Вильяму Райкеру казалось, что он сделал что-то не так.
   - Не волнуйся, - успокоила его Трои. - Ты действовал так, как полагается:
заботился о корабле и его экипаже.
   Они стояли перед пультом управления  и  выглядели  такими  крошечными  по
сравнению с необъятными просторами звездной бездны на переднем экране.
   - Конечно,  но  результат  получился  не  совсем  хорошим,  правда?  Тебя
выгоняют из собственного  кресла,  будто  нашкодившего  кота;  особенно  это
неприятно, когда ты не можешь защититься и стал уязвимым...
   - Вовсе не так, - возразила Трои. - Конечно, капитан мог  бы  остаться...
Если бы захотел.
   - Может быть, я вел себя бесцеремонно?
   - Наоборот. Ты всегда очень корректен и дипломатичен. Уверена, капитан не
обиделся.
   Райкер вздохнул.
   -  Очень  надеюсь,  Диана.  Меньше  всего  мне  хочется   причинять   ему
беспокойство. Я здесь не для этого.
   - Конечно, нет... - подтвердила советница. - Знаешь, это  просто  смешно.
Иногда ты так печешься о Пикаре, что начинаешь забывать о себе.
   - Я просто ставлю  себя  на  его  место...  Капитан  командует  звездными
кораблями всю свою жизнь и неплохо, кстати, справляется. Затем появляюсь  я,
молоко на губах не обсохло, - по  крайней  мере,  по  стандартам  Пикара,  и
начинаю что-то делать по-своему.
   - Более того, - напомнила Трои, - ты постоянно напоминаешь  ему  о  конце
карьеры. Ты молод, жаждешь командовать судном и не скрываешь этого.
   Райкер закашлялся.
   - Точно.
   - Но тебе не приходило на ум, - добавила женщина, - что Пикар иногда  сам
ставит себя на твое место, а? И он знает, как трудно  оставаться  на  вторых
ролях, когда способен на  большее?  Знает  о  сложностях  должности  первого
офицера - ни слова больше, ни слова меньше?
   Райкер покачал головой.
   - У тебя все  так  просто...  Одно  дело  говорить,  а  другое  -  самому
переживать...
   - Старший помощник?
   Вильям обернулся - у пульта Дэйты стоял Весли Крашер.
   - Да, лейтенант?
   - У меня есть кое-что любопытное, сэр.
   Райкер бросил взгляд на Трои и направился к Весли.
   - Что конкретно? - спросил он молодого человека, подходя к пульту.
   - Похоже, мы нашли тот ионный след, который так  долго  искали,  произнес
Весли и указал на экран монитора.
   Старпом посмотрел на изображение. Увиденное  лишило  его  некоторой  доли
оптимизма.
   - Я не специалист, но, по-моему, концентрация очень слаба. Что  заставило
вас и принять это за след исследовательского судна?
   - Действительно, - ответил Крашер, - концентрация очень слаба...  Но  это
все относительно, сэр. Если бы мы  находились  в  секторе  с  природной  или
искусственной активностью, подобное содержание ионов не значило бы ничего.
   Но данный район до сих пор отличался чистотой, и я готов поверить в  след
корабля.
   Райкер закусил губу, изучая представленную информацию.
   - У вас достаточно  данных,  чтобы  гипотетически  спроецировать  маршрут
движения судна?
   Весли кивнул утвердительно.
   - Думаю, да.
   Он ввел на экран изображение системы Триликкон  Махкти  и  информацию  об
ионном излучении.
   - Видите вот эти две планеты?.. Четвертую и пятую от светила? След  ведет
к их орбитам. Первый офицер нахмурился.
   - Если только это, действительно, след.
   - Разве у нас есть выбор? - удивился Весли. Райкер улыбнулся.
   - Попали в точку, лейтенант. Передайте координаты  мистеру  Шарифу,  а  я
прикажу изменить курс.
   - Да нам  и  не  нужно,  -  ответил  юноша,  быстро  высчитав  что-то  на
компьютере. Слегка удивленно он добавил:
   - Пара градусов на правый борт и... - Весли оборвал фразу и  взглянул  на
старпома. Райкер смотрел на него с шутливым упреком. - Извините, сэр...
   - Ничего, - успокоил его старший по званию. - Но мне кажется, мы  все  же
предоставим право на подобные подсчеты мистеру Шарифу.
   Это его работа.
   - Так точно, сэр, - согласился Крашер. - Я  переведу  информацию  на  его
пульт.
   -  Спасибо,  -  закончил  беседу  Райкер.  Оставив  лейтенанта  выполнять
задание, он вернулся к советнице.
   Трои уже находилась на своем обычном  месте.  Старпом  занял  центральное
кресло, где располагался капитан, находясь на мостике.
   - Приготовьтесь к смене курса, - приказал  он  Шарифу.  -  Мистер  Крашер
передает вам координаты.
   - Есть, старший помощник, - последовал ответ. - Я уже получил их.
   - В таком случае, полный вперед!
   - Есть "полный вперед", сэр.
   Корабль незаметно рванулся,  его  стремительное  движение  обнаруживалось
только по небольшому сдвигу звезд на обзорном экране.
   Трои вопросительно посмотрела на Райкера.
   - Ну, что? - не вытерпела она.
   - Возможно, мы нашли "Грегора Менделя", - сообщил старпом. - Хотя...
   У меня нет уверенности: след очень слабый.
   Последовала пауза, во время которой у обоих офицеров возник один и тот же
вопрос. Вслух его произнесла Трои.
   - Ты сообщишь капитану?
   Райкер взвешивал все "за" и "против".
   - Нет, - решил он. - Пока не нужно. Это задание слишком важно для него...
Зачем вызывать напрасные надежды? Чтобы потом разрушить их?
   Трои кивнула, но ничего не сказала. Да Райкер и не настаивал на ответе.

***

   Лейтенант Ворф... Просто Ворф,  потому  что  на  его  родной  планете  не
применялись лишние приставки  и  слова,  сжал  зубы  от  боли.  Мучительной,
ужасной боли... Его жгло изнутри, словно огнем. Уголки губ подрагивали...
   С усилием мужчина заставил себя собраться.
   После бесцеремонного ухода с мостика Ворфу просто необходимо  было  снять
фрустрацию (фрустрация, - психологическое состояние, возникающее в  ситуации
разочарования,  неосуществления  какой-либо  значимой  для  человека   цели,
потребности. Проявляется в  гнетущем  напряжении,  встревоженности,  чувстве
безысходности (прим. ред.).).
   Жить среди людей непросто - нужна самодисциплина, соблюдение правил.
   Постоянно... Все время правила... Везде и всюду...
   Вот и сейчас тягостные правила: Ворф проявил свою верность делу, и его же
публично пристыдили. Безусловно,  капитан  верил  в  дипломатичность  своего
поступка. В таком случае, он понимает в психологии клингонов не больше,  чем
остальные.
   Поэтому лейтенант направился в спортивный зал и в раздевалке встретился с
Радзиком и Паппас, обсуждавшими  приказ  Пикара  о  "всеобщем  развлечении".
Клингон заметил, что не только он один обеспокоен поведением  командира,  но
это не принесло ему облегчения.
   Помочь могло только ощущение опасности битвы...
   Ворф взглянул на цифровое табло, вмонтированное в стену. Он провел уже  в
зале тридцать две минуты и пять секунд по корабельному времени.
   Шесть Секунд... Семь... Восемь...
   Эуракои,  которые  Ворф  держал  в  вытянутых  руках,  весили   несколько
килограммов каждый, поскольку изготовлялись из шрогха, металла настолько  же
распространенного  в  Империи  Клингонов,  сколь   редкого   на   территории
Федерации.
   Предметом зависти со стороны других планет шрогх стать не мог, потому что
для него трудно найти применение в силу его специфичных  свойств.  Он  плохо
соединялся в сплавах  с  другими  металлами  и  в  космическом  строении  не
использовался. Фактически шрогх добывали только для изготовления эуракоев.
   Ворф обнаружил пару этих предметов в ломбарде на Звездной Базе 13.
   Тогда он поломал голову над их дальнейшей судьбой...
   Понятное дело, ему захотелось спасти их от печальной участи экспонатов  в
витрине магазина, вложить оружие в руки  Клингона,  которому  они  и  должны
принадлежать.
   Но этому мешало чувство, что Эуракои - не  его  собственность,  да  и  не
могут быть его. Клингоны получали эуракои от старшего  брата  матери  такова
традиция. Любой другой способ их приобретения считался позорным.
   Ну, пусть не совсем позорным, но и не совсем правильным.
   В случае с Ворфом традиция не могла быть соблюдена. Вся его семья мертва,
да он почти и не помнит ее. Клингона воспитывали люди  на  одной  из  планет
Федерации, и об эуракоях он впервые узнал из  фильма  в  Академии  Звездного
флота.
   И они стали символом Клингона  для  него,  символом  наследия,  которого,
волею судьбы, он лишился. Превратились в символ  внутреннего  раскола  между
клингоном по рождению и человеком по воспитанию.  Эти  две  половины  всегда
подсматривали друг за другом с подозрением.
   Таким образом -  о,  ирония  судьбы!  -  для  Ворфа  обладание  эуракоями
приобрело  большее  значение,  чем  для  его  соотечественников.  Они  стали
показателями сохранения в нем клингоновского начала.
   Табло показывало тридцать шесть  минут  и  двенадцать  секунд.  Боль  все
возрастала,  пронзала  запястья,  плечи,  шею.   Мышцы   сводила   судорога,
усиливавшаяся при попытках побороть ее.
   Неожиданно у него появилась  мысль,  что  он  просто  заменяет  один  вид
дисциплины на другой: дисциплину человеческую на дисциплину клингонскую.
   Но вторая приносила облегчение, в то время как человеческая - душила.
   Противоречие? Во всяком случае, не для того, кто разбирается в психологии
Клингонов.
   Тридцать семь минут и пятьдесят семь секунд... Пятьдесят восемь...
   Когда-то  один  вулканец,  сокурсник  по  Академии,  научил  Ворфа,   как
справляться с душевным дискомфортом, снижать его до уровня, не доставлявшего
неудобств, и как избавиться от  неприятных  ощущений.  Но  Клингоны  так  не
поступали... Весь смысл упражнения с эуракоями испытывать боль, встречать ее
с высоко поднятой головой  и  сливаться  с  ней,  принимать  ее...  А  затем
рассмеяться над ней.
   Только так достигалась победа над собой при этом жутком занятии.
   Тридцать девять минут и сорок четыре секунды... Сорок пять...
   Началась натуральная агония. Сильная, чистейшая агония. Даже дышать стало
трудно. С висков стекал пот... А ведь Клингона трудно заставить попотеть!
   Ворф не спускал глаз с эуракоев, будто они  сейчас  воплощали  его  живых
врагов;  отмечал   выпуклую   форму   оружия,   ужасающие   сцены   насилия,
выгравированные на нем. Свет падал  на  металл  таким  образом,  что  давние
подвиги Клингонов выглядели еще страшнее.
   Губы расползлись в стороны, обнажив хищный волчий оскал. Глубоко в горле,
раздался длинный