олее сильным двигателем, чем  подарки.
Но в деспотическом государстве, где нет ни добродетели, ни  чести,  человека
можно побудить к деятельности  лишь  надеждой  на  умножение  его  житейских
удобств.
   Именно руководствуясь идеей  республики,  Платон  требовал,  чтобы  лица,
принимающие подарки за исполнение своего долга, были наказуемы смертью.  "Не
следует принимать подарков ни за хорошие, ни за дурные дела", - говорит он.
   Римский  закон,  дозволявший  должностным   лицам   принимать   небольшие
приношения при том условии, чтобы их общая стоимость не превышала ста экю  в
год, был очень дурным законом. Кому ничего не дают, тот ничего и не  желает;
те же, кому дают мало, вскоре пожелаю
   т большего, а потом и многого. К  тому  же  легче  вразумить  того,  кто,
будучи обязан не брать ничего, берет нечто, чем того, кто берет больше,  чем
ему дозволено брать, всегда находя для этого какие-либо предлоги, извинения,
причины и оправдывающие его обсто
   ятельства.
   ГЛАВА XVIII О раздаваемых государем наградах
   В деспотических государствах, где, как уже мы сказали, люди побуждаются к
деятельности лишь надеждой на увеличение своих житейских  удобств,  государь
может награждать только деньгами. В монархии, где господствует  одна  честь,
государь мог бы награждать тол
   ько одними почетными отличиями,  но  так  как  эти  установленные  честью
отличия связаны с роскошью, которая неизбежно порождает  новые  потребности,
то государь награждает там почестями, ведущими к богатству. В республике же,
где властвует добродетель, двигате
   ль самодовлеющий и исключающий все прочие, государство награждает  только
одним засвидетельствованием этой добродетели.
   Крупные награды служат признаком упадка  -  это  общее  правило  как  для
республики, так и для монархии; появление таких наград указывает на то,  что
основные начала правления испорчены, что, с  одной  стороны,  понятие  чести
утратило прежнюю силу, а с другой
   - ослабели гражданские добродетели.
   Самые худшие из римских императоров были в то же время самыми щедрыми  на
награды.  Таковы,  например,  Калигула,  Клавдий,  Нерон,  Оттон,  Вителлий,
Коммод, Гелиогабал и Каракалла.
   Лучшие же, как Август, Веспасиан, Антонин Пий, Марк Аврелий и  Пертинакс,
были, напротив, самыми экономными в этом отношении. При хороших  императорах
государство снова возвращалось к своим принципам и сокровище чести  заменяло
все прочие сокровища.
   ГЛАВА XIX Другие последствия принципов трех видов правления
   Не могу закончить этой книги, не сделав  еще  несколько  применений  моих
трех принципов.
   Первый  вопрос.  Должны  ли  законы  понуждать  гражданина   к   принятию
общественных должностей? Отвечаю: да, должны, но  только  в  республиканском
правлении, а не монархическом. В республике общественная должность  является
свидетельством добродетели, драгоценным
   залогом, который отечество вверяет  гражданину,  и  так  как  вся  жизнь,
деятельность и все мысли последнего должны принадлежать отечеству, то  он  и
не  может  отказываться  от  этих  должностей.  В  монархии   они   являются
свидетельством чести, своеобразные правила э
   той чести требуют, чтобы человек принимал их лишь тогда,  когда  это  ему
угодно, и в таком виде, в каком это ему угодно.
   Покойный  король  Оардинии  наказывал  тех,   которые   отказывались   от
должностей и службы в его государстве. Сам того не сознавая, он действовал в
духе республиканских идей. Впрочем, приемами своего правления он  достаточно
доказал. что осуществление этих идей
   не входило в его намерения.
   Второй вопрос. Заслуживает ли одобрения правило, согласно которому  можно
обязать гражданина занять в войске место, низшее по сравнению с тем, которое
он  там  занимал  прежде?  В  Риме  воину  часто  приходилось  служить   под
начальством человека, который  год  тому  назад  был  его  подчиненным.  Это
потому,    что    республиканская    добродетель     требует     постоянного
самопожертвования во всех отношениях ради государства.  Но  в  монархическом
государстве честь, истинная или ложная, видит  в  этом  несовместимое  с  ее
правилами унижен
   ие человека.
   В деспотических  государствах,  где  равно  злоупотребляют  и  честью,  и
местами, и рангами, с одинаковой легкостью превращают государя в  батрака  и
батрака в государя.
   Третий вопрос. Следует  ли  соединять  в  руках  одного  лица  исполнение
гражданской и военной  должности?  В  республике  надо  их  соединять,  а  в
монархии разделять. В республике было бы опасно превращать  армию  в  особое
сословие, отличное от гражданского, а в мона
   рхии не менее опасно было бы соединять исполнение обеих этих должностей в
руках одного и того же лица.
   В республике люди берутся за оружие лишь в качестве защитников законов  и
отечества; человек становится на некоторое время солдатом именно потому, что
он гражданин. При наличии же двух различных сословий каждому, кто, состоя  в
армии, продолжал бы считать
   себя гражданином, могли бы  дать  почувствовать,  что  он  не  более  как
солдат.
   В монархиях военные стремятся только к славе или по меньшей мере к  чести
или  богатству.  Таким  людям  отнюдь  не   следует   поручать   гражданских
должностей; необходимо, напротив, чтобы гражданские  власти  обуздывали  их.
Недопустимо, чтобы одни и те же лица обла
   дали одновременно и доверием народа и силой,  позволяющей  злоупотреблять
этим
   доверием.
   Посмотрите, как опасаются возникновения обособленного военного сословия в
государстве, где под формой монархии скрывается республика52;  там  воин  не
перестает быть гражданином и даже должностным лицом, дабы оба  эти  качества
служили залогом его преданности отечеству и постоянно напоминали ему  о  его
обязанностях.
   Разделение должностей на военные и гражданские,  произведенное  римлянами
после падения республики, не было делом произвола.  Оно  явилось  следствием
изменения  римского  государственного  строя;  оно  соответствовало  природе
монархического правления; дело, начат
   ое при  Августе53,  должны  были  завершить  последующие  императоры  для
обуздания военного правления.
   Прокоп, соперник Валента в борьбе за императорскую власть, совершенно  не
понимал  этого,  когда,  возведя  персидского  царевича  Гормизда  в  звание
проконсула, он возвратил проконсулу принадлежавшее ему некогда  командование
войсками; возможно, впрочем, что у н
   его были для этого  особые  причины.  Человек,  стремящийся  к  верховной
власти, более заботится о собственной пользе, чем о пользе государства.
   Четвертый  вопрос.   Следует   ли   допускать   продажу   должностей?   В
деспотических государствах, где государь назначает и смещает должностных лиц
по собственному произволу, должности не должны продаваться.
   Но в монархических  государствах  их  продажа  полезна,  потому  что  она
заставляет людей заниматься, как  семейным  ремеслом,  тем  или  иным  видом
деятельности, которым они не стали бы заниматься из любви к добродетели, ибо
она каждому определяет его долг и прида
   ет более устойчивости и постоянства сословиям. Свида недаром сказал,  что
Анастасий посредством продажи  всех  государственных  должностей  сделал  из
империи нечто вроде аристократии.
   Платон не терпел такой продажи. "Это то же самое, -  говорит  он,  -  как
если бы кого-либо приняли на корабль кормчим или матросом  за  его  деньги".
Может ли обычай, вредный для всякого  житейского  дела,  оказаться  полезным
только для руководства республикой?
   Однако Платон говорит о  республике,  основанной  на  добродетели,  а  мы
говорим о монархии. Но если бы в монархии должности не продавались  согласно
публично  установленным  правилам,  то  они  все-таки  стали  бы  продажными
вследствие корыстолюбия и жадности придво
   рных; случай доставит лучших покупателей, чем  выбор  государя.  Наконец,
самый способ  возвышаться  посредством  богатства  поддерживает  и  поощряет
промышленность, в чем всегда очень нуждается этого рода правление.
   Пятый  вопрос.  Для  какого  правления  нужны  цензоры?  Они  нужны   для
республики, где принцип правления - добродетель. Добродетель разрушается  не
одними только преступлениями, но также и небрежностью, ошибками, недостатком
любви к отечеству, опасными примера
   ми, семенами порчи, всем, что, не нарушая закона, обходит его и  что,  не
уничтожая его силы, ослабляет ее. Все это должно быть исправляемо цензорами.
   Нас удивляет наказание, которому подвергли члена Ареопага за то,  что  он
убил воробья, спрятавшегося у него на груди  от  преследования  ястреба.  Мы
поражены тем, что Ареопаг предал смерти ребенка за то, что тот выколол глаза
птичке. Но надо иметь в виду, чт
   о тут дело идет не о  приговорах  уголовного  суда,  а  о  решениях  суда
нравственного в республике, основанной на нравственности.
   Монархии не нуждаются в цензорах; эти  правления  основаны  на  чести,  а
природа чести в том и состоит,  что  для  нее  весь  мир  -  цензор.  Всякий
человек, преступивший правила чести, услышит упреки даже от тех, у  кого  ее
совсем нет.
   Тут сами цензоры были бы развращены теми, кого им  следовало  исправлять.
Они были бы не в силах бороться с распространенной в монархии испорченностью
- эта испорченность оказалась бы сильнее их.
   Понятно, что для деспотического правления цензоры совсем не нужны. Китай,
по-видимому,  является  исключением  из  этого  правила;   но   мы   изложим
впоследствии особые причины этого обстоятельства.
   КНИГА ШЕСТАЯ Влияние, оказываемое принципами различных образов  правления
на простоту гражданских и уголовных законов,  на  формы  судопроизводства  и
определение наказаний
   ГЛАВА I О простоте гражданских законов в различных видах правления
   При монархическом правлении законы не могут отличаться  такой  простотой,
как  при  деспотическом  правлении.  Здесь  нужны  суды.  Эти  суды  выносят
приговоры. Приговоры  эти  надо  хранить  и  изучать  для  того,  чтобы  суд
действовал сегодня так же, как он действовал в
   чера, и чтобы собственность и  жизнь  граждан  были  столь  же  прочно  и
определенно обеспечены, как и само государственное устройство.
   В монархии отправление правосудия, решениям которого подлежат  не  только
имущество и жизнь, но также и честь человека, требует тщательных  изысканий.
Чем шире ведомство суда, чем важнее интересы, подлежащие его  решениям,  тем
внимательнее и осмотрительнее с
   тановится судья.
   Поэтому не следует удивляться, что законы  этого  государства  отличаются
таким  обилием  правил,  оговорок  и  распространений,   благодаря   которым
умножается количество частных случаев и самый разум обращается, по-видимому,
в особого рода искусство.
   Установленное в монархиях различение людей по их  званию,  происхождению,
положению часто приводит к установлению различий в характере их имущества, и
законы этого  государственного  строя  могут  увеличивать  количество  таких
различий. Так, у нас имеется имуще
   ство собственное и общее или сообща приобретенное, полученное в  приданое
и принадлежащее исключительно жене, отцовское и  материнское,  разного  рода
движимость, имущество свободное и  ограниченное  субституцией,  родовое  или
неродовое, имущество дворянское  -  белопоместное  и  простонародное,  ренты
поземельные или денежные. Каждый вид  имущества  подчинен  особым  правилам,
согласно которым им располагают, и все это еще более усложняет дело,
   В наших государствах феоды стали наследственными  поместьями.  Надо  было
обеспечить дворянство в имущественном отношении,  т.  е.  придать  некоторую
прочность феоду для того, чтобы собственник его был в состоянии нести службу
государю. Это неизбежно породило
   множество различий:
   в одних странах, например, феоды не могли быть разделены между  братьями,
в других - младшие братья получали более значительное обеспечение.
   Монарх, знающий положение каждой  из  своих  провинций,  может  создавать
различные законы и допускать существование разнообразных обычаев. Но  деспот
ничего не знает и ни за чем не может следить; его приемы  всегда  одинаковы;
он всем управляет своею суровою во
   лею, которая всюду одинакова; все уравнивается под его стопами.
   По мере того как в монархиях деятельность судов расширяется, их приговоры
становятся предметом изучения  юриспруденции,  так  как  в  этих  приговорах
иногда встречаются противоречия или  вследствие  того,  что  сменявшие  друг
друга судьи не все были одинакового м
   нения; или потому, что из двух одинаковых дел одно было  проведено  более
умело, чем другое; или, наконец, по  причине  бесчисленных  злоупотреблений,
которые неминуемо вкрадываются во все дела рук человеческих. Это  неизбежное
зло, которое законодатель от вре
   мени до времени исправляет, как нечто противное  духу  умеренного  образа
правления, так как  деятельность  судов  должна  быть  обусловлена  природой
государственного  устройства,  а  не  противоречиями   и   неопределенностью
законов.
   В правлениях, где  имеются  необходимые  различия  между  лицами,  должны
существовать и привилегии. Это еще более вредит простоте и порождает  тысячи
исключений,
   Одна из привилегий, наименее обременительных для общества и в особенности
для тех, кто ее предоставляет, состоит в праве быть подсудным  определенному
суду предпочтительно перед всеми остальными. И вот возникает новый ряд  дел,
предмет которых состоит в то
   м, чтобы установить, к какому именно суду должен обратиться истец.
   В деспотических государствах положение народа  совсем  иное.  Я  даже  не
нахожу там никакого повода для деятельности законодателя или. судьи. Так как
все земли принадлежат государю, то там нет почти никаких гражданских законов
о земельной собственности. Так
   как государь наследует своим подданным, то нет  там  также  и  законов  о
наследстве. Принадлежащее государю исключительное право торговли в некоторых
странах устраняет надобность во  всяком  торговом  законодательстве.  Браки,
заключаемые с рабынями, делают нену
   жными гражданские законы о приданом и о правах жены. Из  этого  всеобщего
рабства вытекает еще и то следствие, что там почти вовсе нет людей,  которые
имели бы собственную волю и поэтому могли бы отвечать перед судьей  за  свое
поведение. Большая часть нравст
   венных  действий  обусловлена  там  волей   отца,   мужа,   господина   и
определяется ими, а не судьями.
   Я забыл сказать, что так как то, что мы называем честью, почти неизвестно
в этих государствах, то все дела, касающиеся этого предмета и  занимающие  у
нас такое огромное место,  там  совсем  не  существуют.  Деспотизм  является
самодовлеющим, вокруг него все пус
   то; поэтому путешественники, описывая страны,  где  он  царствует,  редко
говорят нам о гражданских законах.
   Итак, там устранены всякие поводы к  тяжбам  и  процессам.  Этим  отчасти
объясняется, почему там так сурово обращаются с тяжущимися; несправедливость
их притязаний, не будучи прикрыта,  ограждена  и  замаскирована  бесконечным
множеством законов, выступает во вс
   ей своей наготе.
   ГЛАВА I I О простоте уголовных законов в различных видах правления
   Постоянно  приходится  слышать,  что  следовало   бы   везде   отправлять
правосудие так, как в Турции. Неужели  только  самые  невежественные  народы
ясно уразумели то, что всего важнее в мире понимать людям?
   Если  вы  взглянете  на  судейские  формальности  с  точки   зрения   тех
затруднений, которые встречает в  них  гражданин,  добивающийся  возвращения
своего имущества или получения удовлетворения за нанесенную  ему  обиду,  то
вы, конечно, найдете, что их слишком много.
   Если  вы  рассмотрите  их  с  точки  зрения  их  отношения  к  свободе  и
безопасности граждан, то вы нередко найдете, что их слишком мало, и увидите,
что все эти затруднения, издержки,  проволочки  и  самые  ошибки  правосудия
являются той ценой, которою каждый граждан
   ин оплачивает свою свободу.
   В Турции, где очень мало заботятся об имуществе, жизни и чести подданных,
все тяжбы оканчиваются тем или другим решением очень  быстро.  Самый  способ
решения безразличен - лишь бы только решить. Паша, собрав некоторые сведения
о деле, распределяет по вну
   шению собственной фантазии палочные удары по пяткам тяжущихся и  отсылает
их по домам.
   И там было бы очень опасно увлекаться  страстью  к  тяжбам:  эта  страсть
предполагает  жгучую  жажду  добиться  правосудия,  ненависть,   неугомонную
деятельность ума, постоянство в  преследовании  цели.  Всего  этого  следует
избегать в государстве, где не разрешается
   иметь никакого  иного  чувства,  кроме  страха,  и  где  все  внезапно  и
непредвиденно приводит к революциям. Здесь каждый должен понимать,  что  для
него лучше, если должностные лица вовсе не будут знать о его  существовании,
и что безопасность его личности зависи
   т от ее ничтожества.
   Но  в  умеренных  государствах  голова   малейшего   из   граждан   имеет
определенную ценность; здесь гражданина  лишают  имущества  и  чести  только
после долгого и внимательного расследования; здесь  у  него  отнимают  жизнь
только тогда, когда само отечество выступает пр
   отив него; но, выступив против него, оно предоставляет  ему  всевозможные
средства защищать себя.
   Поэтому всякий человек, власть которого близится к абсолютизму,  начинает
прежде всего заботиться об упрощении законов. В таком  государстве  обращают
более внимания на устранение разных  отдельных  неудобств,  чем  на  свободу
подданных, о которой совсем перест
   ают заботиться.
   Мы видим, что в республике необходимо по меньшей мере такое же количество
формальностей, как  и  в  монархии.  В  том  и  другом  правлении  число  их
увеличивается с возрастанием уважения к чести, имуществу,  жизни  и  свободе
граждан.
   Все  люди  равны  в  республиканских  государствах"   они   равны   и   в
деспотических государствах: в первом случае - потому,  что  они  -  все,  во
втором - потому, что все они - ничто,
   ГЛАВА III В каких правлениях и в каких случаях  должно  судить  по  букве
закона
   Чем более правление приближается к республиканскому, тем  определеннее  и
точнее  становится  способ  отправления  правосудия.   Большим   недостатком
Спартанской республики  было  то,  что  эфоры  судили  там  произвольно,  не
руководствуясь никакими законами. В Риме пер
   вые консулы судили, как эфоры;
   неудобства  этого  суда  вскоре  стали   очевидными"   и   были   созданы
определенные законы.
   В деспотических государствах  нет  закона:  там  сам  судья  -  закон.  В
монархических  государствах  есть  законы,  и  если  они  ясны,   то   судья
руководится ими, а если нет, то  он  старается  уразуметь  их  дух.  Природа
республиканского правления требует, чтобы судья не отступал от буквы закона.
Там нельзя истолковывать закон во вред гражданину, когда  дело  идет  о  его
имуществе, его чести или его жизни.
   В Риме судьи выносили решения только по вопросу о виновности  подсудимого
в известном преступлении, а наказание  назначал  закон,  как  это  видно  из
различных созданных там законов. Точно так же и в  Англии  присяжные  решают
лишь вопрос о том, доказан или нет п
   роступок, представленный на  их  рассмотрение;  если  он  доказан,  судья
произносит наказание, установленное законом за такой проступок, для чего ему
нужны только глаза.

   ГЛАВА IV О способах вынесения судебных приговоров
   Отсюда следуют различные способы вынесения приговоров. В монархиях  судьи
действуют  по  образцу  посредников;  они  сообща  обсуждают,   обмениваются
мнениями, советуются, стараются согласовать  свои  суждения.  Мнения  самого
незначительного меньшинства принимаются в расчет большинством. Все это не  в
природе республики. В Риме и в городах  Греции  судьи  не  общались  друг  с
другом: каждый заявлял свое мнение  в  одной  из  трех  формул:  Оправдываю,
Осуждаю, Сомнев