ие   законы   иногда   встречают   препятствия   к    устранению
укоренившихся злоупотреблений,  если  эти  последние  находятся  в  связи  с
предметами, которые законы должны уважать.  В  этом  случае  косвенные  меры
более соответствуют благоразумию законодателя, чем
   такие, которые непосредственно направлены на самый предмет.  Вместо  того
чтобы запрещать духовенству приобретения, следует  сделать  так,  чтобы  оно
само утратило желание приобретать, т. е. оставить право, но устранить факт.
   В некоторых странах Европы было установлено в пользу  сеньоров  право  на
вознаграждение при переходе недвижимого имущества к церкви по праву "мертвой
руки". Интерес побудил  государей  в  свою  очередь  установить  пошлину  на
основании так называемого права пога
   шения для тех же случаев. В Кастилии,  где  этого  права  не  существует,
духовенство  завладело  всем.  В  Лрагоне,  где  отчасти   действует   право
погашения, его приобретения не так велики. Во  Франции,  где  установлены  и
право погашения и право вознаграждения, его п
   риобретения еще менее значительны, и можно сказать, что  Франция  отчасти
обязана своим благосостоянием действию этих дв/х  пошлин.  Увеличьте  их  и,
если возможно, остановите право "мертвой руки".
   Признайте священными и неприкосновенными старинные владения  духовенства,
необходимые для него. Пусть они будут так же неподвижны  и  вечны,  как  оно
само, но заставьте его возвратить его новейшие приобретения.
   Допустите нарушение правила, когда это  правило  стало  злоупотреблением;
терпите злоупотребление, после того как о.но вошло в правило.
   В Риме еще помнят меморандум, посланный туда по поводу некоторых споров с
духовенством, В нем выставлено было следующее правило:  "Духовенство  должно
принимать участие в государственных расходах, что бы ни говорил на этот счет
ветхий завет". Из этого закл
   ючили, что автор меморандума лучше знаком с языком вымогательства, чем  с
языком религии.

   ГЛАВАVI О монастырях
   Простой здравый смысл указывает нам, что не следует, чтобы эти никогда не
уничтожающиеся учреждения продавали свои земли в  пожизненное  владение  или
заключали займы на условиях пожизненной ренты,  если  не  хотят,  чтобы  они
сделались наследниками всех тех, к
   то не имеет родственников или не желает их иметь. Эти господа ведут  игру
против народа, но они же держат и банк против него.

   ГЛАВА VII О роскоши, порождаемой суеверием
   "Повинны перед богами  в  нечестии,  -  говорит  Платон,  -  те,  которые
отрицают их существование; или же, хоть и признают их,  но  утверждают,  что
боги не вмешиваются в земные дела; или же, наконец,  думают,  что  их  легко
умилостивить жертвами. Все эти три мнени
   я одинаково пагубны". Голос разума никогда не произносил в делах  религии
ничего рассудительнее этих слов Платона.
   Великолепие внешнего богсшочитания имеет мвого  точек  соприкосновения  с
государственным устройством. В хороших
   республиках была уничтожена не только роскошь, порождаемая тщеславием, но
и роскошь, порождаемая суеверием, и в религию были внесены законы  экономии.
Таковы были многие  законы  Солона,  многие  законы  Платона  о  погребении,
принятые Цицероном, наконец, некот
   орые законы Нумы о жертвоприношениях. *
   "Птицы, - говорит Цицерон, - и изображения, сделанные  в  течение  одного
дня, составляют весьма угодные богам дары".
   "Мы приносим самые простые жертвы, -  говорит  один  спартанец,  -  чтобы
иметь возможность ежедневно воздавать честь богам".
   Усердие, которое человек должен влагать в служение  божеству,  совсем  не
связано с великолепием этого служения.
   "Не станем предлагать ему наших богатств, - прекрасно говорит  Платон,  -
если не хотим обнаружить перед ним нашего пристрастия к  предметам,  которые
оно нас учит презирать.
   Как должны смотреть  боги  на  дары  нечестивых,  если  и  добродетельный
человек стыдится принимать подарки от человека бесчестного?"
   Религия не должна под предлогом даров брать  у  народа  то,  что  у  него
осталось после покрытия государственных нужд, Целомудренные и  благочестивые
люди, говорит Платон, должны приносить жертвы, подобные им самим.
   Религия также не должна поощрять излишних  расходов  на  погребение.  Что
может быть естественнее уничтожения имущественных различий в таком деле и  в
такие минуты, когда все состояния делаются равными?
   ГЛАВА VIII О первосвященстве
   Если религия имеет много священнослужителей, естественно, чтобы они имели
начальника, т. е. чтобы было установлено первосвященство. В  монархиях,  где
государственные чины должны  быть  особенно  четко  разграничены  и  где  не
следует сосредоточивать всю власть
   в одних руках, отделение первосвященства от светской власти полезно. Но в
этом нет такой надобности  при  деспотическом  правлении,  природе  которого
свойственно сосредоточение всей власти в одном лице.  Здесь,  однако,  может
случиться, что государь станет отн
   оситься к религии так же, как к своим законам, т. е.  как  к  проявлениям
своей  воли.  Для  предупреждения  этого  неудобства  необходимы   памятники
религии, например, священные книги, которые определяют и  устанавливают  ее.
Персидский шах есть глава религии, но к
   оран  служит  для  нее  уставом.  Китайский  император   есть   верховный
первосвященник;  но  существуют  книги,  которые  находятся  в  руках  всех,
предписания  которых  и  для  него  обязательны.  Тщетно  пытался  один   из
императоров отменить их - они восторжествовали над тир
   анией.

   ГЛАВА IX О веротерпимости
   Мы говорим здесь с точки зрения политики, а не с точки зрения богословия;
но и для богословов далеко не одно и то же - терпеть  религию  или  одобрять
ее.
   Если законы государства находят нужным признать терпимыми многие религии,
необходимо, чтобы они  обязали  эти  последние  соблюдать  терпимость  и  по
отношению друг к другу. Можно принять за общее правило, что религия, которую
притесняют, в свою очередь обнару
   живает склонность притеснять. Как только случай позволит ей  освободиться
от притеснения, она нападает на религию, которая ее притесняла,  не  как  на
религию, а как на тиранию.
   Поэтому полезно, чтобы закон обязывал эти различные религии  не  нарушать
спокойствия  не  только  государства,  но  и  друг  друга.  Если   гражданин
ограничивается только тем, что не производит волнения в государстве, он  еще
не удовлетворяет требованиям закона. Не
   обходимо, чтобы он не нарушал спокойствия ни одного какого бы то ни  было
гражданина.
   ГЛАВА Х Продолжение той же темы
   Так как только нетерпимые религии ревностно стремятся водвориться в чужих
странах (ибо религия, которая может терпеть другие религии, мало заботится о
своем распространении), то в тех случаях, когда государство вполне  довольно
своей  религией,  гражданский  закон  поступит   очень   хорошо,   воспретив
водворение в стране иной религии.
   Вот основное правило для  политических  законов  в  деле  религии:  когда
государство может вполне свободно принимать или не принимать  у  себя  новую
религию, не надо допускать, чтобы она водворилась в  нем;  но  раз  она  уже
водворилась, надо ее терпеть.

   ГЛАВА XI О перемене религии
   Государь, предпринимающий в своем государстве  уничтожение  или  перемену
господствующей религии, подвергается большой опасности. Если  правление  его
деспотическое, он рискует вызвать этим революцию скорее, чем каким бы то  ни
было другим насилием, ибо послед
   нее в государствах этого  рода  никогда  не  бывает  новостью.  Революция
происходит оттого, что государство не в состоянии переменить веры, нравов  и
обычаев сразу и так же  быстро,  как  государь  может  издать  свой  указ  о
введении новой религии.
   Кроме того, старая  вера  тесно  связана  с  государственным  устройством
страны, а новая чужда ему; старая вера соответствует климату, а новая  часто
отказывается  принимать  его  во  внимание.  Мало  того,  граждане  получают
отвращение к своим законам, проникаются п
   резрением к существующему правительству; твердая уверенность в истинности
одной религии заменяется сомнением в истинности обеих.  Словом,  государство
приобретает, по крайней мере на некоторое время,  дурных  граждан  и  дурных
верующих.

   ГЛАВА XII Об уголовных законах
   Следует избегать применения уголовных законов в вопросах религии. Правда,
они внушают страх; но так как религия имеет свои уголовные  законы,  которые
также  внушают  страх,  то  один  страх  подавляется   другим,   и   от   их
противоречивого действия душа человека оже
   сточается.
   Религия располагает столь великими угрозами и обещаниями, что, когда  они
овладевают нашим сознанием, какие бы  средства  ни  употребляли  гражданские
власти, чтобы заставить нас от нее отказаться, нам кажется, что, отнимая ее,
нам ничего не оставляют, а оста
   вляя, ничего не отнимают.
   Те, кто вызывает в душе человека эти высокие  чувства,  приближая  его  к
тому моменту, когда они приобретают  для  него  наибольшее  значение,  всего
менее могут рассчитывать, что он откажется от своих религиозных убеждений. В
борьбе с религией вернее действуют
   всякого рода милости, жизненные удобства, надежда на богатство  -  вообще
не то, что возбуждает подозрительность, а то, что дает забвение, не то,  что
приводит в негодование, а  то.  что  побуждает  к  равнодушию,  когда  новые
страсти начинают воздействовать на  нашу  душу,  а  те,  которые  вызываются
религией, молчат. Общее правило: в  деле  перемены  религии  можно  добиться
большего уговорами, чем наказаниями.
   Свойства человеческого  духа  обнаруживались  и  по  отношению  к  формам
наказаний, которые в этих случаях  применялись.  Стоит  только  вспомнить  о
религиозных гонениях в Японии, когда жестокие казни вызывали  более  сильное
негодование, чем медленно действующие на
   казания, которые более утомляют чувство, чем возмущают  его,  и  которые,
однако, труднее переносятся именно потому, что кажутся менее тяжелыми.
   Словом,  в  истории  мы  находим  достаточно  доказательств   тому,   что
карательные законы в данном случае  достигали  только  одного  результата  -
физического истребления.

   ГЛАВА XIII Почтительнейшее заявление инквизиторам Испании и Португалии
   Восемнадцатилетняя еврейка, сожженная на последнем аутодафэ в  Лиссабоне,
послужила поводом к составлению нижеследующего заявления.  Но  мне  кажется,
никогда  не  было  написано  ничего  более  бесполезного:  когда  приходится
доказывать столь очевидные истины, м
   ожно быть заранее уверенным, что никого не убедишьАвтор  объявляет,  что,
хотя он и еврей, но уважает христианскую веру и достаточно любит  ее,  чтобы
лишить нехристианских государей благовидного предлога к ее преследованию.
   "Вы жалуетесь, -  говорит  он  инквизиторам,  -  что  японский  император
приказывает сжигать на медленном огне всех христиан в своих владениях. Но он
вам ответит: мы поступаем с вами, которые веруют не так, как мы, так же, как
вы поступаете с теми из вас,
   которые веруют не так, как вы. Вы можете жаловаться только на собственную
слабость, которая мешает вам истребить нас и дает нам возможность истреблять
вас.
   Но надо признаться,  что  вы  несравненно  более  жестоки,  чем  японский
император. Вы убиваете нас, которые веруют в то, во что и вы веруете, за то,
что мы не веруем во все то, во что вы веруете. Мы исповедуем веру,  которая,
как вам известно, была в прежнее в
   ремя угодна богу. Мы думаем, что бог и теперь еще любит ее, а вы - что он
ее более не любит;
   и потому, что вы так думаете, вы предаете огню и мечу тех,  кто  держится
столь простительного заблуждения, что  бог  продолжает  любить  то,  что  он
любил.
   Вы жестоки с нами, но еще более жестоки с нашими детьми. Вы сжигаете  их,
потому  что  они  следуют  наставлениям  тех,   кого   согласно   требованию
естественного закона и законов всех  народов  они  должны  чтить  наравне  с
божеством.
   Вы лишаете себя преимущества, которое дает вам над  магометанами  способ,
которым  они  распространяли  свою  веру.  Когда  они  хвалятся  числом   ее
последователей, вы возражаете, что эти последователи приобретены силой и что
мусульмане распространили свою религию мечом; зачем же  вы  водворяете  вашу
огнем?
   Когда вы призываете нас к себе, мы указываем вам на тот  источник,  своим
происхождением от которого вы так гордитесь.  Вы  отвечаете  нам,  что  ваша
религия новая, но имеет божественное происхождение,  и  вы  доказываете  это
тем, что она была распространена языч
   ескими гонениями и кровью мучеников. Но теперь вы  берете  на  себя  роль
Диоклетиана и заставляете нас принять вашу роль.
   Мы заклинаем вас не всемогущим богом, которому и  вы,  и  мы  служим,  но
Христом, который, как вы нам  говорите,  принял  образ  человеческий,  чтобы
показать вам пример, которому вы могли бы  следовать,  -  мы  заклинаем  вас
поступать с нами так, как поступал бы о
   н сам, если бы находился еще на земле. Вы требуете от нас, чтобы мы  были
христианами, а сами не хотите быть ими.
   Но если вы не хотите быть христианами, то будьте по крайней мере  людьми;
поступайте с нам.и так, как вы поступали бы, если бы  вами  управлял  только
слабый свет правосудия, который дала нам природа, и у  вас  не  было  бы  ни
религии, чтобы руководить вами, ни
   откровения, чтобы просвещать вас.
   Если небо так возлюбило вас, что открыло вам истину, то этим оно даровало
вам великую благодать; но разве детям, получившим  наследие  отца,  прилично
ненавидеть детей, которые его не получили?
   Есл.и вы обладаете этой истиной, не скрывайте ее от  нас  вашим  способом
предлагать ее нам. Свойство истины - ее власть над  человеческим  сердцем  и
умом, а не то бессилие, которое вы сами признаете, заставляя нас принять  ее
под угрозой казней.
   Если вы благоразумны, вам не следует лишать нас жизни за то,  что  мы  не
хотим вас обманывать. Если ваш Христос есть сын божий, мы надеемся,  что  он
вознаградит нас за то, что мы не хотим осквернять его таинства; мы надеемся,
что бог, которому служим и мы,
   и вы, не накажет нас за то, что мы подвергаемся смерти ради веры, которую
он нам некогда дал, только потому, что мы и теперь еще верим, что это он нам
дал ее.
   Вы живете в таком веке, когда свет просвещения достиг невиданной  до  сих
пор силы, когда философия озарила умы и распространилось нравственное учение
вашего евангелия, когда лучше определены взаимные права  людей  и  авторитет
совести одного человека над сов
   естью другого человека. Поэтому если вы не  откажетесь  от  ваших  старых
предрассудков,  -  предрассудки  же  эти,  если  вы  не  остерегаетесь   их,
превращаются в страсти, - то  придется  признать,  что  вы  неисправимы,  не
доступны ни просвещению, ни наставлению, и о
   станется только пожалеть несчастный народ,  который  вручает  власть  над
собою таким людям, как вы.
   Хотите, чтобы мы чистосердечно высказали вам нашу мысль? Вы  смотрите  на
нас скорее как на ваших личных врагов, чем как на врагов вашей веры; если бы
вы действительно любили свою веру, вы не  позволили  бы  грубому  невежеству
искажать ее.
   Мы должны предупредить вас, что  если  когда-нибудь  в  будущем  кто-либо
осмелится  утверждать,  что  в  наш  век   народы   Европы   были   народами
циливизованными, то ему укажут на вас в доказательство того,  что  они  были
варварами, и представление о вас будет такого р
   ода, что покроет позором ваш  век  и  вызовет  ненависть  ко  всем  вашим
современникам".

   ГЛАВА XIV Почему так ненавидят христианскую религию в Японии
   Я уже говорил о том, как жестоки  души  японцев.  В  стойкости  христиан,
когда дело идет об отречении от веры, японские =  власти  усмотрели  большую
опасность: они сочли ее признаком величайшей дерзости.
   Японский закон  строго  карает  малейшее  неповиновение.  Приказано  было
отречься от христианской религии, не отречься  от  нее  значило  ослушаться.
Виновные в этом преступлении были наказаны, и упорство в ослушании считалось
заслуживающим нового наказания.
   Наказание, по понятиям японцев, есть возмездие за оскорбление, нанесенное
государю. Радостное пение наших мучеников они приняли за злой умысел  против
микадо. Название мученика приводило власти в негодование;  по  их  понятиям,
оно означало мятежника, и они
   употребляли все  усилия,  чтобы  никого  так  не  называли.  Тогда  всеми
овладела душевная тревога, и началась страшная борьба между судами,  которые
приговаривали к наказанию, и обвиняемыми,  которые  страдали,  борьба  между
гражданскими законами и законами религи
   и.

   ГЛАВА XV О распространении религии
   Народы Востока, за исключением магометан, полагают, что все религии  сами
по себе безразличны. Если они и опасаются введения новой религии, то  только
в смысле государственной перемены. У японцев, где существует  много  сект  и
где государство так долго имело духовного главу, никогда не возникает споров
о вере. То же мы видим и  у  сиамцев.  Калмыки  идут  еще  дальше:  для  них
терпимость по отношению ко всем религиям  есть  дело  совести.  В  Калькутте
принято как государственный принцип, что все религии хороши.
   Но из этого еще не следует, чтобы религия, принесенная  из  страны  очень
отдаленной, с  совершенно  другим  климатом,  другими  законами,  нравами  и
обычаями, могла в новом месте иметь тот успех, который, казалось бы,  должна
обеспечить ее святость. Менее всего э
   то вероятно в крупных деспотических государствах.  Здесь  сначала  терпят
иностранцев, потому  что  не  обращают  никакого  внимания  на  то,  что  не
противоречит представлениям о власти государя. В этих странах люди не  знают
самых простых вещей, н потому европеец
   может снискать расположение к себе, сообщив  полезные  сведения.  Но  это
лишь  начало.  Как  только  он  приобретет  некоторый  успех  или  возникнет
какой-нибудь спор,  или  же  0кажутся  затронутыми  чьи-либо  интересы,  все
меняется. Так как подобное государство по свое
   й природе нуждается прежде всего в спокойствии и малейшее волнение  может
его ниспровергнуть, то в  первую  очередь  изгоняется  новая  религия  и  ее
проповедники.  Если   к   тому   же   еще   обнаруживаются   раздоры   между
проповедниками, то возникает отвращение к самой р
   елигии, которая допускает разногласия даже между теми, кто ее предлагает.

   КНИГА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ О законах с точки зрения их отношения  к  различным
разрядам вопросов, входящих в область их постановлений
   ГЛАВА I Идея этой книги
   Люди управляются различными законами: правом  естественным;  божественным
правом, которое есть право религии;
   правом церковным, иначе - каноническим, которое  есть  право  религиозной
дисциплины; правом международным, которое можно рассматривать как вселенское
гражданское право, в том смысле, что каждый народ есть гражданин вселенной;
   общим государственным правом, которое имеет своим предметом  человеческую
мудрость,  создавшую  все  человеческие  общества;  частным  государственным
правом, имеющим в виду каждое отдельное общество; правом завоевания, которое
основано на представлении, что од
   ин народ хотел, мог или должен был совершить насилие над другим  народом;
гражданским правом отдельных обществ, посредством которого  гражданин  может
защищать свое имущество и жизнь против всякого другого гражданина;  наконец,
семейным правом, которое являе
   тся следствием разделения  общества  на  отдельные  семейства,  требующие
особого управления.
   Существуют, следовательно, различные разряды  законов,  и  высшая  задача
человеческого разума состоит в  том,  чтобы  точным  образом  определить,  к
какому из  названных  разрядов  по  преимуществу  относятся  те  или  другие
вопросы, подлежащие определению закона,  дабы  не  внести  беспорядка  в  те
начала, которые должны управлять людьми.
   ГЛАВА II О божественных и челов