о
жизни  и  смерти  гражданина  должен  решаться   лишь   большими   народными
собраниями. Таким образом, плебеи, или, что то же самое, комиции по  трибам,
стали судить только преступления, наказ
   уемые денежным штрафом.  Для  вынесения  смертного  приговора  нужен  был
закон; для присуждения к денежному штрафу достаточно было плебисцита.
   Это  определение  законов  двенадцати  таблиц  было  очень  благоразумно.
Благодаря ему плебеи и сенаторы стали действовать с удивительным  согласием:
так как компетенция тех и других была поставлена в зависимость от  строгости
наказания .и природы преступления,
   то им было невозможно обойтись без взаимного соглашения.
   Закон Валерия лишил государственный строй Рима  всего,  что  у  него  еще
оставалось общего с правлением греческих царей  героической  эпохи.  Консулы
уже не имели власти карать за  преступления.  Хотя  все  преступления  имеют
публичный характер, тем не менее надо о
   тличать те из них, которые касаются взаимных отношений граждан,  от  тех,
которые,  скорее,  касаются  отношений  государства  к   гражданам.   Первые
называются  преступлениями  частными,  а  вторые  -  публичными.   Публичные
преступления судил сам народ. Что касается
   частных, то он поручал специальной комиссии назначать квестора  для  суда
над каждым преступлением этого  разряда.  В  квесторы  народ  часто  избирал
должностное лицо, но иногда и частное. Их называли квесторами  отцеубийства.
О них упоминается в законах двенадц
   ати таблиц.
   Квесторы назначали так называемого судью данного дела, который избирал по
жребию судей, составлял суд и председательствовал в нем.
   Следует обратить внимание на участие, которое принимал сенат в назначении
квестора, для того чтобы уяснить себе, каким образом были в  этом  отношении
уравновешены  власти.  Иногда  сенат   заставлял   избрать   диктатора   для
отправления должности квестора; иногда
   он приказывал, чтобы избрание квестора было поручено народному  собранию,
созванному  трибуном;  наконец,  случалось,  что   народ   давал   поручение
избранному им для этого должностному лицу  сообщить  сенату  о  каком-нибудь
преступлении и просить его назначить квес
   тора, как это видно из суда над Луцием Сципионом, о котором  говорит  Тит
Ливии.
   В 604 году от основания Рима некоторые из этих  временных  комиссий  были
обращены в постоянные. Мало-помалу материал  преступлений  был  разделен  по
вопросам, которые составили предмет постоянных судов. Каждый из  этих  судов
был поручен ведению особого претора
   . Власть  преторов  судить  эти  преступления  была  ограничена  годичным
сроком, по истечении которого они отправлялись управлять своими провинциями.
   В Карфагене совет ста состоял из пожизненных судей.  Но  в  Риме  преторы
назначались на один год, а судьи - даже на более короткий срок,  потому  что
они назначались для каждого дела особо. Мы  уже  сказали  в  VI  главе  этой
книги, насколько такой порядок был в некоторых государствах благоприятен для
свободы.
   До Гракхов судей избирали из сословия сенаторов. Тиберий  Гракх  заставил
избирать их из сословия всадников; эта перемена была настолько  важной,  что
сам трибун считал, что он одной этой мерой подорвал силу сословия сенаторов.
   Надо  заметить,  что  распределение  трех  властей   может   быть   очень
благоприятно для свободы конституции, хотя менее  благоприятно  для  свободы
гражданина. В Риме могущество народа, обладавшего законодательной властью  и
частью власти исполнительной и судебной,
   было так велико, что  оно  нуждалось  в  противовесе  со  стороны  другой
власти. Хотя сенат и  обладал  частью  исполнительной  власти  и  некоторыми
отраслями законодательной, но этого было мало для противовеса народу.  Нужно
было, чтобы он пользовался частью судебн
   ой власти, и он пользовался ею, когда судей  выбирали  из  сенаторов.  Но
после того как Гракхи лишили сенаторов участия в  суде,  сенат  уже  не  мог
противостоять народу. Таким образом, Гракхи поколебали  свободу  строя  ради
усиления свободы народа, но последняя
   погибла вместе с первой.
   Отсюда произошли бесконечные бедствия. Государственный строй был  изменен
в такое время, когда в пылу гражданской борьбы основные законы уже почти  не
существовали.  Всадники  перестали  быть  тем  средним  сословием,   которое
соединяло народ с сенатом, и узы еди
   нения в государственном строе были порваны.
   Существовали и частные причины, в  силу  которых  не  следовало  поручать
судебную власть всадникам. Государственный строй Рима  был  основан  на  том
принципе,  что  войско  его  должно  было  состоять   из   лиц,   достаточно
состоятельных, чтобы отвечать перед  республикой  за  свое  поведение  своим
имуществом. Всадники, как люди самые богатые, составляли кавалерию легионов.
Но после своего возвышения они уже не захотели служить в этом  войске.  Надо
было образовать новую кавалерию: Марий стал набирать в свои  легионы  всякий
сб
   род, и республика погибла.
   Кроме того, всадники брали на откуп доходы республики;
   они были жадны, они сеяли одно  общественное  бедствие  за  другим,  одну
нужду за другой. Таких людей не только не следовало  делать  судьями,  но  и
самих их надо было бы постоянно держать под надзором судей.  К  чести  наших
старинных французских законов надо ска
   зать, что при заключении договоров с деловыми людьми они относились к ним
с  недоверием,  которое,  естественно,  внушает  неприятель.  Когда  в  Риме
судебная власть была  передана  откупщикам,  не  стало  ни  добродетели,  ни
порядка, ни законов, ни судов, ни судей.
   В некоторых  отрывках  из  Диодора  Сицилийского77  и  Диона  встречается
довольно наивное изображение такого положения дел. "Муций Сцевола, - говорит
Диодор, - захотел воскресить  нравы  старицы,  жить  честно  и  воздержанно,
только на средства от своего собствен
   ного  имущества.  Предшественники  его,   вступив   в   сообщничество   с
откупщиками, которые были в это время судьями в  Риме,  наводнили  провинцию
всякого рода преступлениями. Но Сцевола  покарал  ростовщиков  и  посадил  в
тюрьмы тех, которые сажали туда других".
   Дион рассказывает, что наместник Сцеволы Публий  Рутилий  -  человек,  не
менее Сцеволы ненавистный всадникам, был обвинен  по  своем  возвращении  из
провинции в том, что он получил подарки и присужден к денежному  штрафу.  Он
тотчас же заявил об уступке своего  имущества.  Он  доказал  свои  права  на
владение им, и его невинность обнаружилась в том, что ценность его имущества
оказалась гораздо меньше ценности того, в похищении чего его обвиняли. Он не
захотел более жить в одном городе с такими людьми.
   Диодор говорит еще, что итальянцы закупали в  Сицилии  партии  рабов  для
возделывания своих полей  и  ухода  за  своими  стадами  и  не  кормили  их,
вследствие чего эти несчастные, одетые в шкуры животных, вооруженные копьями
н дубинами и окруженные стаями больших
   собак, были вынуждены грабить по  большим  дорогам.  Они  опустошали  всю
провинцию, так что жители  ее  могли  считать  своим  только  то  имущество,
которое находилось под охраной городских стен. И ни один проконсул, ни  один
претор не мог или не хотел воспротивить
   ся этим  беспорядкам,  не  смел  наказать  этих  рабов,  потому  что  они
принадлежали всадникам, которые обладали судебной властью в Риме. Это  было,
однако,  одной  из  причин  восстания  рабов.  Скажу  только  одно:   людям,
занимавшимся профессией, единственная цель кот
   орой - нажива, профессией, которая всегда всего требовала, но от  которой
никто ничего не требовал, профессией, неумолимой и глухой ко всему на свете,
- этим людям, которые не только расхищали богатства,  но  разоряли  и  самую
бедность, не следовало вруч
   ать судебную власть в Риме.
   ГЛАВА XIX Об управлении римскими провинциями
   Таково было распределение трех властей в столице, но далеко не таким было
оно в провинциях. В центре царила  свобода,  а  на  окраинах  господствовала
тирания.
   Пока господство Рима простиралось на одну Италию, он управлял ее народами
как союзниками. В каждой республике соблюдались  ее  законы.  Но  когда  Рим
расширил  свои   завоевания,   когда   сенат   не   мог   уже   осуществлять
непосредственного надзора за провинциями, когд
   а должностные  лица,  находившиеся  в  Риме,  не  могли  более  управлять
империей, - пришлось посылать в провинции преторов и проконсулов. С этих пор
не стало более гармонии между тремя властями. Посылаемый правитель  соединял
в своем лице власть всех должностны
   х лиц Рима; да что я говорю? - даже власть  самого  сената,  даже  власть
самого народа. Это были правители деспотические, очень  подходящие  для  тех
отдаленных мест, куда их посылали. Они обладали всеми тремя властями и были,
если можно так выразиться, пашами республики.
   Мы уже сказали в другом месте, что в республике соединение в лице  одного
и того же гражданина должностей военных и гражданских  вытекало  из  природы
вещей. Это доказывает, что республика,  производящая  завоевания,  не  может
управлять завоеванным государством в согласии с формой  своего  собственного
государственного строя, не может передать ему  своего  образа  правления.  В
самом деле, посылаемый ею правитель, имея уже в руках исполнительную  власть
- и гражданскую, и военную - должен обладать еще и законодательн
   ой властью, так как кто же без  него  будет  издавать  законы?  Столь  же
необходимо, чтобы он обладал и властью судебной, так как кто же будет судить
независимо от него? Необходимо, следовательно, чтобы назначаемый республикой
правитель обладал всеми тремя вл
   астями, как это и было в римских провинциях.
   Монархия может с меньшими затруднениями навязывать свой образ  правления,
так  как  из  посылаемых  ею  для  управления   чиновников   одни   обладают
исполнительной  властью  гражданской,  а  другие  -  исполнительной  властью
военной, что не влечет за собой деспотизма.
   Право римского гражданина быть подсудным только суду народа было для него
очень важной привилегией, так как иначе, находясь в провинций,  он  оказался
бы оставленным на произвол проконсула или пропретора. Рим не ощущал тирании,
которая действовала только с
   реди покоренных народов.
   Таким образом, в Риме, как и в Лакедемоне, свободные пользовались крайней
свободой, а рабы были в крайнем рабстве.
   С  граждан  налоги   собирали   со   строгой   справедливостью.   Основой
налогообложения  служило  постановление  Сервия  Туллия,  который   разделил
граждан на шесть классов по степени их богатства и определил размеры налога,
уплачиваемого каждым из этих классов пропорци
   онально его участию в делах правления. Благодаря этому большие налоги  не
возбуждали неудовольствия по причине связанного с ними большого доверия, а с
малым доверием мирились вследствие связанных с ним малых размеров налога.
   Была тут и еще одна прекрасная сторона: так  как  деление  Сервия  Туллия
было,  так  сказать,  основным   принципом   государственного   строя,   то,
следовательно,  справедливость  при  взимании  налогов  коренилась  в  самом
основном принципе правления и могла быть нарушен
   а лишь вместе с ним.
   Но между тем как город легко уплачивал налоги или  вовсе  не  платил  их,
провинции опустошались всадниками - откупщиками республики. Мы уже  говорили
об их насилиях; история сохранила множество рассказов об этом.
   "Вся Азия ожидает меня как избавителя,  -  сказал  Митридат,  -  до  того
возбуждена ненависть к римлянам хищничеством  проконсулов,  вымогательствами
дельцов и клеветами судей".
   Вот почему все, что составляло  силу  провинций,  не  только  не  усилило
республику, но, напротив, ослабило ее. Вот почему провинции видели в  утрате
Римом его свободы начало своего собственного освобождения.
   ГЛАВА XX Конец этой книга
   Я  хотел  бы  рассмотреть  способ  распределения  трех  властей  во  всех
известных нам умеренных правлениях и  согласно  с  этим  определить  степень
свободы, присущей каждому из них. Но никогда не следует исчерпывать  предмет
до того, что уже ничего не остается на до
   лю читателя. Дело не в том, чтобы заставить его читать, а  в  том,  чтобы
заставить его думать.
   КНИГА ДВЕНАДЦАТАЯ О законах, которые устанавливают политическую свободу в
ее отношении к гражданину
   ГЛАВА I Основная мысль этой книги
   Недостаточно  рассмотреть  политическую  свободу   в   ее   отношении   к
государственному строю, надо еще рассмотреть ее в отношении к гражданину.
   Я  уже  сказал,  что  в  первом  случае  она  устанавливается   известным
распределением трех властей, но во втором случае ее следует рассматривать  с
иной точки зрения; тут она заключается  в  безопасности  или  в  уверенности
гражданина в своей безопасности.
   Может случиться, что и при свободном государственном строе  гражданин  не
будет свободен, или при  свободе  гражданина  строй  все-таки  нельзя  будет
назвать свободным. В этих случаях  свобода  строя  бывает  правовая,  но  не
фактическая, а свобода гражданина фактич
   еская, но не правовая.
   Свобода по отношению  к  государственному  строю  устанавливается  только
законами и даже законами основными; но по отношению к гражданину  она  может
явиться  результатом  известных  нравов,  обычаев,  усвоенных  примеров  при
благоприятном характере некоторых гражда
   нских законов, как мы все это увидим в настоящей книге.
   Кроме того, так  как  в  большей  части  государств  свобода  стесняется,
нарушается и подавляется более, чем это требуется их устройством, то следует
обратить внимание на те отдельные законы, которые в каждом государстве могут
оказывать полезное или вредное вл
   ияние на принцип свободы, в зависимости от того, отрицают ли они его  или
нет.
   ГЛАВА II О свободе гражданина
   Свобода философская состоит в беспрепятственном  проявлении  нашей  воли,
или по крайней мере (по общему  смыслу  всех  философских  систем)  в  нашем
убеждении,  что  мы  ее  проявляем  беспрепятственно.  Свобода  политическая
заключается в нашей безопасности или по кр
   айней мере в нашей уверенности, что мы в безопасности.
   Эта  безопасность  всего  более  подвергается  нападениям   в   уголовных
процессах по обвинениям публичного или частного характера.  Поэтому  свобода
гражданина зависит главным образом от доброкачественности уголовных законов.
   Уголовные законы усовершенствовались не сразу.  Даже  там,  где  наиболее
усердно искали свободы, не всегда находили ее.  Аристотель  говорит,  что  в
Кумах родственники обвинителя могли выступать свидетелями на  суде.  В  Риме
эпохи царей закон был еще настолько н
   есовершенным, что Сервий Туллий вынес приговор над  детьми  Анка  Марция,
обвиненными в убийстве царя, который  был  тестем  Сервия  Туллия.  В  эпоху
первых королей Франции Хлотарь издал закон, по которому  обвиненный  не  мог
быть осужден, не будучи  предварительно  выслушан.  Это  доказывает,  что  в
некоторых случаях или у некоторых варварских народов такие  осуждения  имели
место. Наказания за лжесвидетельство были впервые установлены Харондом. Если
не ограждена невиновность граждан, то не ограждена и свобода.
   Сведения о наилучших правилах,  которыми  следует  руководствоваться  при
уголовном судопроизводстве, важнее для человечества всего  прочего  в  мире.
Эти сведения уже приобретены в  некоторых  странах  и  должны  быть  усвоены
прочими.
   Только на применении к делу этих сведений и может быть основана  свобода.
В государстве, которое обладает в этом отношении  самыми  лучшими  законами,
человек, которого суд приговорил повесить на  следующий  день,  будет  более
свободен, чем паша в Турции.
   ГЛАВА III Продолжение той же темы
   Законы, допускающие гибель человека на основании показаний одного  только
свидетеля, пагубны для свободы. Разум требует двух  свидетелей,  потому  что
свидетель,   который   утверждает,   и   обвиняемый,    который    отрицает,
уравновешивают друг друга, и нужно третье ли
   цо для решения дела.
   У греков и римлян можно было осуждать большинством  одного  голоса.  Наши
французские законы требуют двух голосов. Греки говорили, что их  обычай  был
установлен богами, но с большим основанием это можно сказать о нашем.
   ГЛАВА IV О том, каким образом  характер  и  степень  строгости  наказаний
благоприятствуют свободе
   Свобода торжествует, когда уголовные законы налагают кары в  соответствии
со специфической природой преступлений. Здесь нет места произволу; наказание
зависит уже не от каприза законодателя, но от существа дела, и оно перестает
быть насилием человека над
   человеком.
   Есть четыре рода преступлений: к первому  роду  принадлежат  преступления
против религии, ко второму  -  преступления  против  нравов,  к  третьему  -
преступления против общественного спокойствия, к четвертому  -  преступления
против безопасности граждан. Нал
   агаемые  за  них  наказания  должны  вытекать  из  природы  каждого  рода
преступлений.
   Я отношу  к  разряду  преступлений  против  религии  только  те,  которые
затрагивают религию непосредственно, каково, например, всякое  святотатство.
Так как преступления,  нарушающие  исповедание  религии,  по  природе  своей
принадлежат к тем, которые нарушают споко
   йствие и безопасность граждан, они должны быть  причислены  к  последнему
разряду.
   Чтобы наказание за святотатство проистекало из природы преступления,  оно
должно заключаться в  лишении  всех  доставляемых  религией  преимуществ:  в
изгнании из храмов, в отлучении от общества верных на время или навсегда.  в
том, чтобы избегать присутствия пр
   еступника, выражать по отношению к нему  чувства  омерзения,  отвращения,
отчуждения.
   В делах, нарушающих  спокойствие  или  безопасность  государства,  тайные
действия подлежат  ведению  человеческого  правосудия;  но  в  преступлениях
против божества, там, где нет  публичного  действия,  нет  и  материала  для
преступления: все происходит между человеко
   м и богом, который знает время и меру своего отмщения. Если же судья,  не
обратив внимания на это различие, станет разыскивать и скрытое святотатство,
то  он  внесет  иск  в  область  таких  деяний,  где  в  нем   нет   никакой
необходимости, он разрушит свободу гражда
   н, вооружив против них религиозное рвение и робких, и смелых душ.
   Зло произошло от представления, что надо мстить за божество. Но  божество
надо почитать, и никогда не следует мстить за него. В самом  деле,  если  бы
люди стали руководствоваться этим последним правилом, то когда  же  наступил
бы конец казням? Если человеческ
   ие законы должны будут мстить  за  существо  бесконечное,  то  они  будут
сообразоваться  с  бесконечностью  этого  существа,  а  не  со   слабостями,
невежеством и непостоянством человеческой природы.
   Один провансальский историк приводит факт, отлично рисующий, какого  рода
действие может произвести на слабые умы эта  мысль  о  мщении  за  божество.
Еврей, обвиненный в хуле  на  святую  деву,  был  присужден  к  казни  через
сдирание кожи. Несколько рыцарей в маска
   х и с ножами в руках поднялись на эшафот и прогнали палача,  чтобы  самим
отомстить за честь святой девы... Не хочу предвосхищать мнение читателя.
   Второй разряд состоит из преступлений против нравов.  Таковы  оскорбления
публичной  и  частной  благопристойности,  т.  е.   установленных   способов
пользования  чувственными  удовольствиями  и  половыми   сношениями.   Здесь
наказания тоже должны вытекать из природы пре
   ступления. Они должны  заключаться  в  лишении  выгод,  которые  общество
связывает с чистотой нравов, в штрафах,  позоре,  необходимости  скрываться,
публичном посрамлении,  в  изгнании  из  города  и  общества,  наконец,  все
наказания, относящиеся к области исправител
   ьной юстиции, достаточны для борьбы с распущенностью обоих полов. В самом
деле, основание этих преступлений лежит не