столько в злой  воле,  сколько  в
забвении своего достоинства и в неуважении к самому себе.
   Но  здесь  идет  речь  лишь  о  тех   преступлениях,   которые   касаются
исключительно нравов, а не о тех, которые кроме того нарушают и общественную
безопасность, каковы  изнасилование  и  похищение.  Эти  уже  принадлежат  к
четвертому разряду.
   К  преступлениям  третьего  разряда  относятся   те,   которые   нарушают
спокойствие  граждан.  Наказания  за  них  должны  соответствовать   природе
преступления,  следовательно,  они  должны  быть  связаны   с   общественным
спокойствием. Таковы:
   тюрьма, ссылка, исправительные меры и другие наказания, которые  укрощают
беспокойные умы и возвращают их в границы установленного порядка.
   Преступления против спокойствия я отношу к простым нарушениям благочиния,
так как те из этих преступлений, которые, нарушая спокойствие, направлены  в
то же время  и  против  безопасности,  должны  быть  отнесены  к  четвертому
разряду.
   Наказания за эти последние преступления  состоят  в  том,  что  именуется
казнью.  Это  своего  рода  талион,  посредством  которого  общество  лишает
безопасности гражданина, лишившего  или  покушавшегося  лишить  безопасности
других. Это наказание извлечено из природы
   вещей, оно почерпнуто из разума  и  из  самого  источника  добра  и  зла.
Гражданин заслуживает смерти, если он нарушил безопасность до такой степени,
что лишил кого-нибудь  жизни  или  покушался  это  сделать.  Смертная  казнь
является тут как бы лекарством для больн
   ого общества.  Могут  быть  причины,  оправдывающие  ее  применение  и  к
преступлениям, нарушающим безопасность собственности; но, может  быть,  было
бы лучше и сообразнее с природой, если бы преступления против  собственности
наказывались только лишением собствен
   ности. Так и должно бы быть,  если  бы  собственность  состояла  в  общем
владении или была равно распределена. Но так как всего охотнее покушаются на
чужую собственность те, кто не имеет своей, то явилась надобность добавить к
денежному наказанию еще и телесн
   ое.
   Все сказанное мною почерпнуто из самой природы и весьма  благоприятствует
свободе гражданина.
   ГЛАВА V О некоторых обвинениях, которые требуют особенной  умеренности  и
осмотрительности
   Вот важное правило: надо быть очень осмотрительным в  деле  преследования
волшебства и  ереси.  Обвинения  в  этих  преступлениях  могут  иметь  самые
пагубные последствия для свободы и породить бесчисленные акты тирании,  если
законодатель не сумеет ввести их в на
   длежащие границы. Поскольку эти обвинения основываются не непосредственно
на действиях гражданина, а скорее на мнении, составившемся о его  характере,
они становятся тем опаснее, чем  невежественнее  народ,  и  являются  вечной
угрозой для гражданина, так как
   самое безукоризненное в  мире  поведение,  самая  чистая  нравственность,
выполнение всех обязанностей не могут защитить человека от подозрения в этих
преступлениях.
   В царствование Мануила Компина протестатор был обвинен в заговоре  против
императора и в употреблении для этой цели тайных средств, с помощью  которых
можно  делать  людей  невидимками.  Аарон,  сказано  в  жизнеописании  этого
императора, был застигнут над книгой Соломона,  чтением  которой  вызывались
легионы демонов. Но если  исходить  из  представления  о  волшебстве  как  о
средстве  повелевать  адом,  то,  естественно,  на   того,   кого   называют
волшебником, будут смотреть как па человека, более чем кто  бы  то  ни  было
способн
   ого возмущать и разрушать общество  и  потому  заслуживающего  безмерного
наказания.
   Негодование  против  волшебства  возрастает,  когда   ему   приписывается
способность разрушать религию. В  истории  Константинополя  сообщается,  что
некий  епископ  имел  откровение  о  том,  что  некоторое   чудо   перестало
совершаться вследствие волшебства одного человека
   ; в результате этот человек и его сын были приговорены  к  смерти.  Чтобы
такое преступление могло совершиться, надо было признать наличие целого ряда
необычайных фактов: что нередко бывают откровения, что  епископ  имел  такое
откровение, что это откровение б
   ыло истинным, что совершалось чудо, что это чудо  перестало  совершаться,
что виною этому было волшебство, что волшебство может разрушать религию, что
этот человек был волшебник, что он, наконец, действительно совершил этот акт
волшебства.
   Император Феодор Ласкарис приписал свою  болезнь  волшебству;  обвиняемые
могли оправдаться, только взяв раскаленное  железо  без  обжога  рук.  Таким
образом, надо  было  быть  волшебником,  чтобы  очиститься  от  обвинения  в
волшебстве. Эти люди были до такой степени неразумны, что самое сомнительное
в мире преступление обставляли столь же сомнительными доказательствами.
   В царствование Филиппа V евреи  были  изгнаны  из  Франции,  так  как  их
обвинили в отравлении колодцев посредством  прокаженных.  Казалось  бы,  это
нелепое обвинение должно было бы заставить  усомниться  в  правдивости  всех
обвинений, основанных на общественной нен
   ависти.
   Я не говорю, что ересь совсем не надо наказывать, я хочу только  сказать,
что ее следует наказывать очень осмотрительно.
   ГЛАВА VI О преступлении против естества
   Избави бог, я отнюдь не намерен ослабить ужас,  внушаемый  преступлением,
которое одинаково осуждается  религией,  нравственностью  и  политикой.  Это
преступление надо было бы преследовать в том  случае,  если  бы  оно  только
сообщало слабости одного пола другому
   и  посредством  постыдно  проводимой   юности   подготовляло   бесславную
старость. Я вовсе не собираюсь ослабить заслуженный им  позор;  все,  что  я
хочу  сказать,  будет  направлено  лишь  против  тирании,  которая  способна
употребить во зло даже самое отвращение, которо
   е вызывает к себе это преступление.
   Так как это преступление в силу  самой  своей  природы  всегда  тщательно
скрывается, то случалось,  что  законодатели  наказывали  его  на  основании
свидетельского  показания  ребенка.  Этим  они  открывали   двери   клевете.
"Юстиниан, - сообщает Прокопий, - издал за
   кон против  этого  преступления  и  приказал  разыскивать  всех,  которые
провинились в нем не только после обнародования  его  закона,  но  и  ранее.
Показания одного свидетеля, иногда ребенка, иногда раба, было достаточно для
осуждения человека, особенно если он б
   ыл богат или принадлежал к партии зеленых".
   Замечательно, что три  преступления:  волшебство,  ересь  и  преступление
против  естества,  из  коих  о  первом  можно  сказать,  что  оно  вовсе  не
существует, о втором, что оно подлежит множеству различении, истолкований  и
ограничений, а о третьем, что его часто оче
   нь  трудно  определить,  -  что  все  эти  три   преступления   одинаково
наказывались у нас сожжением на костре.
   Надо  сказать,  что  преступления  против  естества  никогда  не  получат
большого  распространения  в  обществе,  если  склонность  к  ним  не  будет
развиваться каким-нибудь существующим у  народа  обычаем,  как  это  было  у
греков, где молодые люди совершали все свои гимна
   стические упражнения обнаженными;  как  это  есть  у  нас,  где  домашнее
воспитание стало редкостью; и как мы видим у  народов  Азии,  где  некоторые
лица имеют большое количество жен, которыми они пренебрегают, между тем  как
прочие люди не могут иметь ни одной. Н
   е создавайте  благоприятных  условий  для  развития  этого  преступления,
преследуйте его строго определенными полицейскими мерами наравне  с  прочими
нарушениями правил нравственности, и вы  скоро  увидите,  что  сама  природа
встанет на защиту своих прав или вернет их себе.  Эта  кроткая,  ласковая  и
очаровательная природа щедрою рукой рассыпала удовольствия  и,  окружив  нас
наслаждениями, готовит нам  в  наших  детях,  в  которых  мы,  так  сказать,
возрождаемся, еще более значительные радости, чем все эти наслаждения.
   ГЛАВА VII О преступлении оскорбления величества
   Законы Китая осуждают на смерть всякого, кто провинится  в  неуважении  к
императору. Так как они не определяют, в  чем  состоит  это  неуважение,  то
любое действие может послужить предлогом для того, чтобы лишить жизни какого
угодно человека и истребить какое
   угодно семейство.
   Два лица, на обязанности которых лежало  составление  придворной  газеты,
при изложении какого-то факта сообщили  некоторые  подробности,  оказавшиеся
неверными, и были за это преданы  смерти  на  том  основании,  что  лгать  в
газете, предназначенной для двора, знач
   ит выказывать неуважение к двору. Принц крови, сделавший по  рассеянности
несколько заметок на документе, подписанном государем  красной  кистью,  был
обвинен в неуважении к императору  и  навлек  на  всю  свою  семью  одно  из
жесточайших преследований, о которых к
   огда-либо сообщала история.
   Итак, если преступление оскорбления величества не определено точно, этого
уже достаточно, чтобы правление выродилось в  деспотизм.  Я  остановлюсь  на
этом подробнее в книге О составлении законов.
   ГЛАВА  VIII  О  неправильном   применении   терминов   "святотатства"   и
"оскорбления величества"
   Одно  из  жесточайших  злоупотреблений  заключается  в  том,  что  иногда
определение  "оскорбления  величества"  относят  к  действиям,  которые   не
заключают  в  себе  этого  преступления.  Один  закон  римских   императоров
преследовал как виновных в святотатстве, тех, кто к
   ритиковал приговор государя или сомневался в достоинстве  назначенных  им
на какую-нибудь должность чиновников. Конечно,  закон  этот  был  установлен
кабинетом  и  фаворитами  государя.  Другой  закон  определил,   что   лица,
покушающиеся на жизнь министров или чиновн
   иков государя, виновны в  преступлении  оскорбления  величества,  как  бы
совершившие покушение на особу самого государя. Мы обязаны этим законом двум
государям, знаменитым в истории своей слабостью,  двум  государям,  которыми
управляли министры, как пастухи уп
   равляют своими стадами, двум государям, которые во дворце были рабами,  а
в совете - детьми, которые были чужды своим армиям и сохраняли власть только
потому, что ежедневно поступались ею. Некоторые из этих фаворитов составляли
заговоры против своих импер
   аторов. Они делали больше:  составляли  заговоры  против  самой  империи,
призывая в нес варваров. Когда,  наконец,  решились  взять  их  под  стражу,
государство было уже так ослаблено, что пришлось нарушить изданный ими закон
и совершить преступление оскорбления
   величества для того, чтобы наказать их.
   Тем не  менее  именно  на  этом  законе  основывался  докладчик  по  делу
Сен-Мара;  доказывая,  что  Сен-Мар  виновен  в   преступлении   оскорбления
величества, потому что стремился отстранить от  дел  кардинала  Ришелье,  он
говорил: "Преступление против министра государя
   признано законами  императоров  равносильным  преступлению  против  особы
самого императора. Министр служит своему государю и государству;
   устранить его значит нанести ущерб и тому и другому; это то же самое, как
если бы государя  лишили  руки,  а  государство  -  части  его  могущества".
Олицетворенное рабство не говорило бы иным языком.
   Другой    закон,    Валентиниана,    Феодосия    н    Аркадия,    объявил
фальшивомонетчиков виновными в преступлении оскорбления  величества.  Но  не
значило ля это смешивать разнородные вещи? Не будет  ли  ослаблено  страшное
понятие оскорбления величества, если это название
   будут применять к преступлениям иного рода?
   ГЛАВА IX Продолжение той же темы
   Павлин доложил императору Александру, "что  он  намерен  преследовать  по
обвинению  в  оскорблении  величества  судью  за   произнесение   приговора,
противного постановлениям императора". Император ответил ему, что  "в  веке,
ознаменованном его царствованием, косвенн
   ые преступления оскорбления величества не имеют места".
   Фаустиниан писал тому же  императору,  что  однажды  он  поклялся  жизнью
государя никогда не простить своего раба и  теперь  видит  себя  вынужденным
держать этого раба в вечной опале, дабы не оказаться виновным в  оскорблении
величества. "Ваши страхи напрасны, -
   отвечал ему император, - и вам неизвестны мои правила".
   Один сенатусконсульт повелел не  приравнивать  к  оскорблению  величества
расплавку неудачно отлитых статуй императора.  Императоры  Север  и  Антонин
писали Понтию, что человек, продающий непосвященные  статуи  императора,  не
совершает преступления оскорбления ве
   личества. Те же императоры писали Юлию Кассиану, что того,  кто  нечаянно
попадет камнем в статую императора, не следует преследовать как виновного  в
оскорблении величества. Особенно нуждался в подобных смягчениях закон  Юлия,
так как он признавал оскорблен
   ием величества не только  переплавку  статуй  императоров,  но  и  всякое
подобное этому действие, что давало возможность  произвольных  истолкований.
После  того  как  были  установлены  преступления  оскорбления   величества,
появилась необходимость установить различи
   я между этими преступлениями.  Так,  юрисконсульт  Ульпиан,  сказав,  что
преступление оскорбления величества не погашается  даже  смертью  виновного,
прибавил, что это относится не ко всем преступлениям оскорбления величества,
установленным законом Юлия, но тол
   ько к тем из них, которые содержат покушение на безопасность империи  или
на жизнь императора.
   ГЛАВА Х Продолжение той же темы
   Один английский закон, проведенный при Генрихе VIII, объявлял виновным  в
государственной  измене  всякого,  кто  предсказывает  смерть  короля.  Вот,
поистине, недостаточно ясный закон. Деспотизм так  ужасен,  что  губит  даже
самих деспотов. Во время последней бол
   езни этого короля медики ни разу не осмелились сказать, что он  находится
в опасности, и, конечно, сообразно с этим лечили его.
   ГЛАВА XI О помышлениях
   Некто  Марсий  видел  однажды  во  сне,  что  перерезал  горло  Дионисию.
Последний предал его за это смерти, рассудив, что ему не приснилось бы ночью
то, о чем он не помышлял днем. Это был акт грубой тирании, так как  если  бы
он даже и помышлял об этом, то он все
   -таки не покушался этого  сделать.  Законы  обязаны  карать  одни  только
внешние действия.
   ГЛАВА XII О нескромных словах
   Нет  ничего  произвольнее  преступления  оскорбления  величества  в   тех
случаях, когда предметом его становятся нескромные  слова.  Речи  людей  так
легко могут быть превратно истолкованы,  различие  между  несдержанностью  и
злоумышлением  так  велико,  а  различие  между  словами,  в   которых   они
выражаются, так мало, что закон не должен назначать смертной казни за слова,
не  обозначив  по  крайней  мере  в  точности  те  слова,  за  которые   она
назначается.
   Слова не входят в  состав  преступления,  они  остаются  в  сфере  мысли.
Значение их по большей части заключается не в них самих, а в  тоне,  которым
они высказаны. Часто одни и те же  слова  повторяются  в  различном  смысле:
смысл слов зависит от их связи с  другими  вещами.  Иногда  молчание  бывает
выразительнее всяких речей. Все  это  совершенно  неуловимо.  Как  же  можно
создавать из такого материала преступление  оскорбления  величества?  Везде,
где установлен такой закон, нет не только свободы, но даже и тени ее.
   По манифесту покойной царицы 78, изданному против семьи Долгоруких,  один
из этих князей был приговорен к смерти 79 за произнесение  неприличных  слов
против ее  особы,  а  другой  -  за  злонамеренное  истолкование  ее  мудрых
государственных  мер  и  оскорбление  ее  священной  особы   непочтительными
отзывами.
   Я вовсе не намерен ослабить негодование, которое люди должны  чувствовать
к тем, кто хочет омрачить славу своего государя; но скажу не  обинуясь;  для
того  чтобы  умерить  деспотизм,  в  таких  случаях  более  уместно  простое
исправительное наказание, чем обвинени
   е в оскорблении величества, всегда страшное даже для самой невинности,
   Такие деяния совершаются не каждый день; они могут быть замечены многими,
и ложное обвинение, опирающееся на те  или  иные  факты,  может  быть  легко
выяснено. Слова, сопровождающиеся действием, получают свой  смысл  от  этого
действия. Так,  человек,  призывающий  подданных  на  площади  к  восстанию,
виновен в  оскорблении  величества,  потому  что  слова  его  сопровождаются
действием и составляют часть этого действия. В таком  случае  карают  не  за
слова, а за совершенное действие, при котором эти слова употребляются. Слова
становятся преступлением  лишь  тогда,  когда  они  подготовляют  преступное
деяние, сопровождают его или следуют за ним. Но делать из слов преступление,
подлежащее смертной казни, вместо того чтобы видеть в них один из  признаков
такого преступления, значит в
   се извратить и перепутать.
   Императоры Феодосии, Аркадий и Гонорий писали префекту Руфину: "Человека,
который сказал бы что-либо дурное о нашей особе или о  нашем  правлении,  не
следует подвергать наказанию: если он сказал это  по  легкомыслию,  то  этим
делом надо пренебречь, если по бе
   зумию, то надо его пожалеть, если это брань с целью оскорбления, то  надо
его простить. Поэтому, ничего не предпринимая со своей стороны, доведите его
дело  до  нашего  сведения,  дабы  мы  могли,  оценивая  слова   по   людям,
основательно взвесить, следует ли преда
   ть этих людей суду или пренебречь ими".
   ГЛАВА XIII О литературных произведениях
   Литературные произведения представляют собой  нечто  более  прочное,  чем
устное слово; но если  они  не  подготавливают  к  преступлению  оскорбления
величества, то и не являются материалом для этого преступления.
   Август и Тиберий наказывали за них, однако,  именно  как  за  оскорбление
величества; первый - в  деле  о  некоторых  памфлетах,  направленных  против
знаменитых мужей и женщин; а второй - в деле о сочинениях, которые,  как  он
думал,  были  направлены  против  него  самого.  Это  имело  самые   роковые
последствия для римской свободы. Кремуций Корд был  обвинен  за  то,  что  в
своих анналах назвал Кассия последним из римлян,
   Сатирические сочинения совсем неизвестны  в  государствах  деспотических,
где вследствие подавленности, с одной стороны, и невежества - с другой, ни у
кого нет ни желания, ни способности заниматься  ими.  В  демократиях  им  не
препятствую!" по той же причине, по  которой  они  запрещаются  в  правлении
одного.   Эти   произведения,   обыкновенно   направленные   против    людей
могущественных,  приятно  щекочут  в  демократии  злорадство  самодержавного
народа. В монархии80  их  запрещают,  но  там  они  бывают  более  предметом
полицейски
   х мер, чем уголовных кар.  Их  насмешки  забавляют  общество,  они  могут
доставить утешение недовольным, ослабить зависть к людям высокопоставленным,
дать народу силу терпеливо переносить свои страдания и  даже  заставить  его
смеяться над ними.
   Аристократическое   правление   ревностнее   всех    прочих    преследует
сатирические произведения. Правители его -  маленькие  монархи,  неспособные
возвыситься до того, чтобы отвечать на брань презрением. В монархии государь
стоит так высоко, что стрелы сатиры не
   досягают  до  него,  между  тем  как  аристократического  сановника   они
пронизывают насквозь;
   поэтому-то децемвиры, представлявшие  собой  аристократию,  и  наказывали
смертью за сатирические произведения.
   ГЛАВА XIV Оскорбление стыдливости при наказании преступников
   Существуют определенные  правила  стыдливости,  соблюдаемые  почти  всеми
народами мира, и было бы нелепо  нарушать  их  при  наказании  преступлений,
которое всегда должно иметь предметом восстановление порядка,
   Жители Востока, отдававшие женщин в жертву слонам,  выдрессированным  для
совершения  чудовищной  казни,  кажется,  задались  целью   нарушать   закон
посредством закона.
   Древний обычай Рима запрещал предава