ишь  к
замещению умершего депутата новым. В таком случае, если  бы  законодательное
собрание оказалось не соответств
   ующим своему назначению, этому уже ничем нельзя было бы помочь. При смене
одного состава законодательного собрания другим народ,  не  расположенный  к
данному законодательному собранию, возлагает не без основания  свои  надежды
на то, которое придет ему на см
   ену,  между  тем  как  при  бессменности  этого  собрания  он  в   случае
испорченности последнего не ожидает уже ничего хорошего  от  его  законов  и
впадает в ярость или в равнодушие.
   Законодательное собрание должно собираться  по  собственному  усмотрению,
так как всякий политический организм признается обладающим волею лишь тогда,
когда он уже находится в сборе. Если бы  оно  собралось  не  единодушно,  то
нельзя было бы решить, какая часть  является  действительно  законодательным
собранием: та ли, которая собралась, или та которая не  собралась.  Если  же
оно имело бы право само распускать себя, то  могло  бы  случиться,  что  оно
никогда не постановило бы этого роспуска, что было бы опасно в случ
   ае, если  бы  оно  замыслило  какое-нибудь  покушение  на  исполнительную
власть.  К  тому  же  одни  времена  более  благоприятны  для   деятельности
законодательного собрания,  чем  другие;  необходимо  поэтому,  чтобы  время
созыва и продолжительность заседания этих собрани
   й  определяла  исполнительная  власть,  основываясь   на   известных   ей
обстоятельствах.
   Если исполнительная власть не будет иметь  права  останавливать  действия
законодательного собрания, то последнее станет деспотическим, так как,  имея
возможность предоставить себе любую власть, какую оно только  пожелает,  оно
уничтожит все прочие власти.
   Наоборот, законодательная власть  не  должна  иметь  права  останавливать
действия исполнительной власти. Так как исполнительная власть ограничена  по
самой своей природе, то нет надобности еще  как-то  ограничивать  ее;  кроме
того, предметом ее деятельности явля
   ются вопросы, требующие быстрого решения.  Один  из  главных  недостатков
власти  римских  трибунов  состоял  в  том,  что  они  могли   останавливать
деятельность не только законодательной, но даже исполнительной  власти,  что
причиняло большие бедствия.
   Но если в свободном государстве законодательная власть  не  должна  иметь
права останавливать власть исполнительную,  то  она  имеет  право  и  должна
рассматривать, каким образом приводятся в исполнение созданные ею законы;  и
в этом состоит преимущество такого п
   равления над тем, которое было у критян и в Лакедемоне, где космы и эфоры
не отчитывались в своем управления.
   Но к чему бы ни привело это  рассмотрение,  законодательное  собрание  не
должно  иметь  власти  судить  лицо,  а  следовательно,  и  поведение  лица,
отправляющего  исполнительную  власть.  Личность  последнего   должна   быть
священна, так как она необходима государству дл
   я того, чтобы законодательное собрание не обратилось в  тиранию;  свобода
исчезла  бы  с  того  момента,  как  исполнительная  власть  подверглась  бы
обвинению или была бы привлечена к суду.
   В таком случае государство  было  бы  не  монархией,  а  республикой  без
свободы. Но так как тот, кому принадлежит исполнительная власть, может дурно
пользоваться ею только потому, что у  него  дурные  советники,  которые  как
министры ненавидят законы, хотя и покр
   овительствуют им как люди, то  эти  советники  могут  быть  привлечены  к
ответу и наказаны. И в этом заключается преимущество  этого  рода  правления
над правлением Гнида, где закон не дозволял  привлекать  к  суду  амимонов72
даже по окончании срока их управления 7
   3, вследствие чего  народ  никогда  не  мог  добиться  удовлетворения  за
причиненные ему несправедливости.
   Хотя вообще судебную власть не следует соединять ни с какою частью власти
законодательной, это правило допускает три исключения, основанные на наличии
особых интересов у лиц, привлекаемых к суду.
   Люди знатные всегда возбуждают  к  себе  зависть;  поэтому  если  бы  они
подлежали  суду  народа,  то  им  угрожала  бы  опасность  и   на   них   не
распространялась  бы  привилегия,   которой   пользуется   любой   гражданин
свободного государства, - привилегия быть судимым равны
   ми себе. Поэтому необходимо, чтобы знать судилась не обыкновенными судами
нации, а той частью законодательного собрания, которая составлена из знати.
   Возможно, что закон, в одно и то же время дальновидный и слепой, окажется
в некоторых случаях слишком суровым. Но судьи народа, как мы уже сказали,  -
не более как уста, произносящие слова закона, безжизненные существа, которые
не могут ни умерить силу
   закона, ни смягчить его суровость. Поэтому и в  настоящем  случае  должна
взять на себя обязанности суда та часть законодательного собрания, о которой
мы только что говорили как о необходимом суде в  другом  случае.  Верховному
авторитету этого суда предстоит
   умерять закон для блага самого же закона произнесением приговоров,  менее
суровых, чем те, которые им предписываются.
   Может также случиться, что гражданин нарушит  в  каком-либо  общественном
деле права народа и совершит преступления, которые не смогут и  не  пожелают
карать назначенные судьи. Но, как правило, законодательная власть  не  имеет
права судить; тем менее она может пользоваться этим правом в  том  особенном
случае, когда она  представляет  заинтересованную  сторону,  какой  является
народ. Итак, за ней остается только право обвинения. Но перед кем  же  будет
она обвинять? Не перед теми ли судами, которые поставлены ниже ее и  к  тому
же состоят из людей,  которые,  принадлежа,  как  и  она,  к  народу,  будут
подавлены  авторитетом  столь  высокого  обвинителя?  Нет:   для   охранения
достоинства  народа  и  безопасности  частного  лица   надо,   чтобы   часть
законодательного собрания, состоящая из н
   арода, обвиняла  перед  тою  частью  законодательного  собрания,  которая
состоит из знатных и потому  не  имеет  с  первой  ни  общих  интересов,  ни
одинаковых страстей.
   И в этом заключается преимущество такого рода правления перед  правлением
большей части древних республик, имевших тот недостаток, что народ там был в
одно и то же время и судьей, и обвинителем.
   Исполнительная  власть,  как  мы  сказали,  должна  принимать  участие  в
законодательстве своим правом отмены решений, без чего она скоро лишилась бы
своих прерогатив. Но она погибнет  и  в  том  случае,  если  законодательная
власть станет принимать участие в отправ
   лении исполнительной власти.
   Если монарх станет участвовать в законодательстве своим  правом  издавать
постановления, то свободы  уже  не  будет.  Но  так  как  ему  все  же  надо
участвовать  в  законодательстве  ради  интересов  собственной  защиты,   то
необходимо, чтобы его участие выражалось тольк
   о в праве отмены.
   Причина изменения образа правления в Риме заключалась в том,  что  сенат,
обладавший одною частью исполнительной власти, и судьи, обладавшие другою ее
частью, не имели, подобно народу, права отмены законов.
   Итак, вот основные начала образа, правления, о  котором  мы  ведем  речь.
Законодательное собрание состоит здесь из двух частей, взаимно  сдерживающих
друг друга принадлежащим  им  правом  отмены,  причем  обе  они  связываются
исполнительной властью,  которая  в  свою  очередь  связана  законодательной
властью.
   Казалось  бы,  эти  три  власти  должны  прийти  в  состояние   покоя   и
бездействия. Но так как необходимое течение вещей заставит  их  действовать,
то они будут вынуждены действовать согласованно.
   Так  как  исполнительная  власть  участвует  в  законодательстве   только
посредством своего права отмены, она не должна входить  в  самое  обсуждение
дел. Нет даже необходимости, чтобы она вносила свои  предложения;  ведь  она
всегда имеет возможность не одобрить зак
   лючения законодательной власти и потому может отвергнуть  любое  решение,
состоявшееся по поводу нежелательного для нее предложения.
   В  некоторых  древних  республиках,  где  дела  обсуждались   всенародно,
исполнительная власть, естественно, должна была  и  вносить  предложения,  и
обсуждать их вместе с народом,  так  как  иначе  получилась  бы  необычайная
путаница в постановлениях.
   Если исполнительная власть станет участвовать в постановлениях о  налогах
не одним только изъявлением своего согласия, то свободы уже не будет, потому
что исполнительная власть обратится в  законодательную  в  одном  из-  самых
важных пунктов законодательства.

   Если по тому  же  вопросу  законодательная  власть  будет  выносить  свои
постановления не на годичный срок, а навсегда, то она рискует утратить  свою
свободу, так как исполнительная власть уже не. будет зависеть от нее; а если
такое право приобретено навсегда,
   вопрос о том, кому мы обязаны этим приобретением  -  самим  ли  себе  или
кому-то другому, - уже становится безразличным. То же самое произойдет, если
законодательная власть станет выносить такие же бессрочные постановления  по
вопросам о сухопутных и морс
   ких силах, которые она должна поручать ведению исполнительной власти.
   Чтобы тот, кому принадлежит исполнительная власть, не мог угнетать, надо,
чтобы поручаемые ему войска представляли собою народ и были проникнуты одним
духом с народом, как это было в Риме до времени Мария. А чтобы это было так,
необходимо одно из двух: и
   ли те, кто служит в  армии,  должны  иметь  достаточные  средства,  чтобы
отвечать за свое поведение перед прочими гражданами своим имуществом. причем
служба их должна быть ограничена годичным сроком, как это  практиковалось  в
Риме; или, если имеется в виду пос
   тоянное войско, составленное из подонков народа,  законодательной  власти
должно быть предоставлено право распустить это войско, когда ей  вздумается;
солдаты должны жить вместе с народом;  не  следует  создавать  ни  отдельных
лагерей, ни казарм, ни крепостей.
   Армия, после того как она создана, должна находиться  в  непосредственной
зависимости не от законодательной, а от исполнительной  власти;  это  вполне
согласуется с природой вещей, ибо  армии  надлежит  более  действовать,  чем
рассуждать.
   По свойственному им  образу  мыслей  люди  более  уважают  смелость,  чем
осторожность; деятельность, чем благоразумие;
   силу, чем советы. Армия всегда будет  презирать  сенат  и  уважать  своих
офицеров. Она отнесется с пренебрежением к приказам, посылаемым ей от  имени
собрания, состоящего из людей. которых  она  считает  робкими  и  потому  не
достойными ею распоряжаться, Таким обр
   азом, если армия будет зависеть единственно от законодательного собрания,
правление станет военным. Если и были где-либо уклонения от  этого  правила,
то лишь вследствие каких-нибудь чрезвычайных причин:
   оттого, например, что армия была изолирована; оттого, что она состояла из
нескольких частей, зависящих от разных провинций; оттого, что главные города
страны были отлично защищены по своему  природному  положению  и  потому  не
содержали в себе войска.
   Голландия  еще  лучше  защищена,  чем   Венеция.   Она   может   потопить
взбунтовавшиеся войска или уморить их голодом. Там войска размещаются не  по
городам, которые могли бы снабжать  их  продовольствием,  поэтому  их  легко
можно лишить этого продовольствия.
   Но если в случае непосредственной зависимости армии  от  законодательного
корпуса какие-нибудь особенные обстоятельства  и  помешают  правлению  стать
военным  правлением,  то  этим  не  устраняются  другие  неудобства   такого
положения.
   Должно будет случиться одно из двух: или  армия  разрушит  правительство,
или правительство ослабит армию.
   И это ослабление явится следствием причины поистине  роковой:  оно  будет
порождено слабостью самого правительства.
   Всякий, кто пожелает прочитать  великолепное  творение  Тацита  о  нравах
германцев,  увидит,  что  свою  идею   политического   правления   англичане
заимствовали у германцев. Эта прекрасная система найдена в лесах.
   Все человеческое имеет  конец,  и  государство,  о  котором  мы  говорим,
утратит свою свободу и погибнет, как  погибли  Рим,  Лакедемон  и  Карфаген;
погибнет оно тогда, когда законодательная власть окажется более испорченной,
чем исполнительная.
   Не мое дело судить о том, пользуются ли в действительности англичане этой
свободой  или  нет.  Я  довольствуюсь  указанием,  что  они  установили   ее
посредством своих законов, и не ищу большего.
   Я не имею намерения ни унижать другие правления,  ни  говорить,  что  эта
крайняя политическая свобода должна  служить  укором  тем,  у  которых  есть
свобода умеренная. Да н как мог бы я сказать это, когда сам  считаю,  что  в
избытке даже разум не всегда желателен
   и что люди  почти  всегда  лучше  приспосабливаются  к  середине,  чем  к
крайностям?
   Гаррингтон74 в своей Осеапа стремился выяснить, какова та высшая  ступень
свободы, которой может достигнуть конституция государства. Но можно сказать,
что он разыскивал эту свободу,  отвернувшись  от  нее,  и  что  он  построил
Халкедон, имея перед глазами берег
   а Византии.
   ГЛАВА VII Об известных нам монархиях
   Монархии,  которые  нам  известны75,  не  имеют  своим   непосредственным
предметом свободу, подобно той монархии, о которой мы только  что  говорили;
они стремятся лишь к славе граждан, государства и государя. Но из этой славы
проистекает дух свободы, который мож
   ет в этих государствах творить дела столь же великие и. возможно, столько
же способствовать счастью людей, как и сама свобода.
   Распределение и соединение трех властей там осуществлено  не  по  образцу
того государственного устройства, о котором мы говорили выше. Каждая  власть
распределена там особым образом, который более или  менее  приближает  ее  к
свободе, без чего монархия выродил
   ась бы в деспотизм.
   ГЛАВА VIII Почему древние не  имели  достаточно  ясного  представления  о
монархии
   Древние совсем не знали правления, основанного на сословии знати,  и  тем
более правления, основанного на законодательном  собрании,  составленном  из
представителей нации. Республики Греции и Италии были  городами,  каждый  из
которых управлялся по-своему и зак
   лючал в своих стенах всех своих граждан. Прежде чем  все  эти  республики
были поглощены римлянами, королей не было почти  нигде;  в  Италии,  Галлии,
Испании. Германии - всюду были небольшие  народы  да  маленькие  республики.
Даже Африка находилась в подчинении у большой республики, а Малая Азия  была
занята греческими колониями. Городского представительства и  государственных
собраний не было нигде,  и  надо  было  добраться  до  Персии,  чтобы  найти
правление одного лица.
   Существовали, правда, федеративные республики; несколько городов посылали
своих представителей на общее собрание. Но монархии,  устроенной  по  такому
образцу, не было.
   Вот как возникли первоначальные очертания известных нам монархий. Племена
германцев, которые завоевали Римскую  империю,  как  известно,  пользовались
очень большой свободой. Стоит только почитать, что говорит  Тацит  о  нравах
германцев, чтобы убедиться в этом
   .  Завоеватели  распространились  по  всей  стране;  они  расселялись  по
деревням, и очень немногие жили в городах. Пока они жили  в  Германии,  весь
народ мог сходиться на общее собрание. После  того  как  они  рассеялись  по
завоеванной территории, это уже стало нево
   зможным. Но так как -народ все же должен был совещаться  о  своих  делах,
как  он  это  делал  до  завоевания,  то  он  стал  совещаться   посредством
представителей. Вот  зародыш  готического  правления  76  у  наших  предков.
Первоначально оно представляло собой смесь арис
   тократии с монархией и имело то неудобство, что  простой  народ  был  там
рабом. Но  все  же  это  было  хорошее  правление,  обладавшее  способностью
сделаться лучшим. В нем установился обычай давать освободительные грамоты, и
вскоре гражданская свобода народа, пре
   рогативы  знати"  и  духовенства,  власть   королей   были   так   хорошо
согласованы, что я не знаю, было ли когда-нибудь на земле  правление,  столь
хорошо уравновешенное, как то, которым пользовались все части  Европы  в  то
время, когда оно там существовало. И не пор
   азителен ли тот факт, что самое разложение  правления  народа-завоевателя
породило лучшее из правлений, которое люди могли только себе вообразить.
   ГЛАВА IX Воззрения Аристотеля
   Видно,  что  Аристотель  испытывает  затруднения,  когда  он  говорит   о
монархии. Он устанавливает  пять  родов  ее  и  различает  их  не  по  форме
государственного устройства, а по случайным  признакам,  каковы  добродетели
или пороки государя, или по признакам внешним,
   каковы захват тирании или ее преемственность.
   Аристотель* причисляет к монархиям и государство  персов,  и  государство
лакедемонян. Но кто не видит, что первое было деспотическим государством,  а
второе республикой?
   Не зная распределения трех властей в правлении одного, древние  не  могли
составить себе верного представления о монархии.
   ГЛАВА Х Воззрения других политиков
   Аррибас, царь Эпира. видел в республике средство умерить  власть  одного.
Молоссы, не зная, как ограничить ту же самую власть, поставили  двух  царей;
этим они более ослабили  государство,  чем  государей;  они  думали  создать
соперников и получили врагов.
   Существование двух царей могло быть терпимо лишь в  Лакедемоне;  там  они
были  не  сущностью  государственного  устройства,  но  лишь  одним  из  его
элементов.
   ГЛАВА XI О греческих царях героической эпохи
   У греков в героическую эпоху установилось нечто вроде  монархии,  которая
продержалась недолго. Лица, которые создавали ремесла, вели войны за  народ,
соединяли людей в общества или наделяли их землями, получали царскую  власть
и передавали ее своим детям. О
   ни были царями, жрецами и судьями. Это один из  пяти  родов  монархии,  о
которых  нам  говорит  Аристотель,  и  единственный  действительно   имеющий
сходство с монархическим строем.  Но  характер  этого  строя  противоположен
устройству наших нынешних монархий.
   Распределение  трех  властей  было  в  нем   таково,   что   народ   имел
законодательную власть, а царь - исполнительную власть  вместе  с  судебной;
между тем  как  в  известных  нам  государствах  государь  обладает  властью
исполнительной и законодательной или по крайней
   мере частью законодательной, но сам не судит.
   В правлении царей  героической  эпохи  распределение  трех  властей  было
проведено очень дурно.  Эти  монархии  были  недолговечны,  так  как  народ,
обладая законодательной властью, мог уничтожить их по малейшему капризу, что
он повсюду и сделал.
   У народа, свободного и обладающего  законодательной  властью,  у  народа,
заключенного в  стенах  города,  где  все  ненавистное  является  еще  более
ненавистным, высшее  искусство  законодательства  состоит  в  умении  хорошо
распорядиться судебной властью. Но ею нельзя было  распорядиться  хуже.  чем
поручив тому, кто имел уже исполнительную власть.  С  этого  момента  монарх
становился  страшным.  Но  так  как  в  то  же  время  он  не  участвовал  в
законодательстве и потому был перед ним беззащитен,  можно  сказать,  что  у
него было и с
   лишком много, и слишком мало власти.
   Тогда еще не было обнаружено, что истинная деятельность государя  состоит
в том, чтобы назначать судей, а  не  судить  самому.  Противоположная  этому
политика сделала власть одного невыносимой. Все эти цари были изгнаны. Греки
не составили себе правильного пр
   едставления о распределении трех властей в правление одного; они дошли до
этого представления  только  в  применении  к  правлению  многих  и  назвали
государственный строй такого рода политией.
   ГЛАВА XII О правлении царей Рима и о том, как там были  распределены  три
вла