войска и наводить трепет на всякого, кому
пришлось предоставить какую-то власть  в  государстве.  Китайский  император
всегда имеет под рукой большой о
   тряд татар, готовый выступить при первой надобности. У Могола, у турок, в
Японии помимо армии, которая содержится на  доходы  от  земли,  есть  особые
полки, состоящие на жалованьи государя.  Эти  отдельные  силы  удерживают  в
повиновении общие силы.
   ГЛАВА XVII Продолжение той же темы
   Мы уже сказали,  что  государства,  завоеванные  деспотическим  монархом,
должны  быть  обращены  в  вассальные   государства.   Историки   восхваляют
великодушие  завоевателей,  которые  возвращали   корону   побежденным   ими
государям. С этой точки зрения надо считать особен
   но великодушными римлян. которые всюду  ставили  государей,  чтобы  затем
пользоваться ими как своими орудиями  в  целях  порабощения.  Подобная  мера
объясняется  необходимостью.  Если   завоеватель   присоединит   завоеванное
государство, то посылаемые им туда губернат
   оры не будут в силах  справляться  с  подданными,  а  он  сам  не  сможет
справляться с губернаторами. Ему  придется  ослабить  военную  охрану  своих
исконных владений ради упрочения за собою новых. Всякое бедствие в одном  из
государств станет общим бедствием обоих; междоусобие одного  распространится
и на другое. Если  же,  напротив,  победитель  возвратит  престол  законному
государю, то будет иметь в нем союзника, который увеличит  его  силы  своими
собственными силами. Так, на наших глазах Шах-Надир завоевал  у  Могола  его
сокровища, но оставил ему Индустан.
   КНИГА ОДИННАДЦАТАЯ О законах, устанавливающих политическую свободу  в  ее
отношении к государственному устройству
   ГЛАВА I Общая идея
   Я отличаю  те  законы,  которые  определяют  политическую  свободу  в  ее
отношениях к государственному устройству,  от  тех,  которые  определяют  ее
отношения к гражданину. Первые составляют предмет настоящей книги; о  вторых
я буду говорить в следующей.
   ГЛАВА II Различные значения, придаваемые слову "свобода"
   Нет  слова,  которое  получило  бы  столько  разнообразных   значений   и
производило бы столь различное впечатление на умы, как слово "свобода". Одни
называют свободой легкую  возможность  низлагать  того,  кого  они  наделили
тиранической властью; другие - право изб
   ирать того, кому они должны повиноваться; третьи - право носить оружие  и
совершать насилия; четвертые видят ее в привилегии состоять под  управлением
человека своей национальности или  подчиняться  своим  собственным  законам.
Некий народ долгое время прини
   мал свободу за обычай носить длинную бороду. Иные соединяют это  название
с известной формой правления, исключая все  прочие.  Люди,  вкусившие  блага
республиканского правления. отожествили понятие свободы с этим правлением, а
люди, пользовавшиеся благами мо
   нархического правления, - с монархией. Наконец, каждый именовал  свободой
то правление, которое наиболее отвечало его обычаям или склонностям. Так как
в республике пороки правления, на которые жалуются люди,  выступают  не  так
заметно и назойливо, причем
   создается впечатление, что там более  действует  закон,  чем  исполнители
закона, то свободу обыкновенно отожествляют с  республиками,  отрицая  ее  в
монархиях. Наконец, ввиду того что в демократиях народ,  по-видимому,  может
делать все, что хочет, свободу приур
   очили к этому строю, смешав, таким образом,  власть  народа  со  свободой
народа.
   ГЛАВА III Что такое свобода
   Действительно, в демократиях народ, по-видимому, делает,  что  хочет.  Но
политическая свобода состоит совсем не в том, чтобы делать то, что  хочется.
В государстве, т. е. в обществе, где есть законы, свобода может  заключаться
лишь в том, чтобы иметь возможн
   ость делать то, чего должно хотеть, и не  быть  принуждаемым  делать  то,
чего не должно хотеть.
   Необходимо уяснить себе, что такое свобода  и  что  такое  независимость.
Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин мог
делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так
как то же самое могли бы делат
   ь и прочие граждане.
   ГЛАВА IV Продолжение той же темы
   Демократия и аристократия не являются государствами, свободными по  самой
своей  природе.  Политическая  свобода  имеет  место  лишь   при   умеренных
правлениях. Однако она не всегда встречается и в умеренных государствах; она
бывает в них лишь тогда, когда там не злоупотребляют  властью.  Но  известно
уже  по  опыту  веков,  что  всякий  человек,  обладающий  властью,  склонен
злоупотреблять  ею,  и  он  идет  в  этом  направлении,  пока  не  достигнет
положенного ему предела. А в пределе - кто бы это мог подумать! -  нуждается
и
   сама добродетель.
   Чтобы не было возможности злоупотреблять властью, необходим такой порядок
вещей, при котором различные власти могли бы взаимно сдерживать друг  друга.
Возможен такой государственный строй, при котором никого не будут  понуждать
делать то, к чему его не обя
   зывает закон, и не делать того, что закон ему дозволяет. ,
   ГЛАВА V О цели различных государств
   Хотя у всех государств есть одна общая  им  всем  цель,  заключающаяся  в
охране своего существования, тем не менее у  каждого  из  них  есть  и  своя
особенная, ему только свойственная цель. Так, у Рима была цель -  расширение
пределов государства, у Лакедемона
   - война, у законов иудейских - религия, у Марселя - торговля, у  Китая  -
общественное спокойствие, у родосцев -  мореплавание;  естественная  свобода
есть предмет заботы дикарей, цель  деспотических  государств  -  наслаждения
государя, цель монархий - слава государя и  его  государства,  цель  законов
Польши ~ независимость каждого отдельного лица и вытекающее отсюда угнетение
всех.
   Есть также на свете народ,  непосредственным  предметом  государственного
устройства которого является политическая свобода. Обратимся к  рассмотрению
общих начал, на которых он  ее  утверждает.  Если  они  хороши,  то  свобода
отразится в них, как в зеркале.
   Нам не потребуется много труда для того, чтобы обнаружить  в  конституции
политическую свободу. Если можно увидеть ее там, где она есть, если она  уже
найдена, то зачем долее искать ее?
   ГЛАВА VI О государственном устройстве Англии
   В каждом государстве есть три рода власти: власть законодательная, власть
исполнительная,  ведающая   вопросами   международного   права,   и   власть
исполнительная, ведающая вопросами права гражданского.
   В силу первой власти государь или учреждение  создает  законы,  временные
или постоянные, и исправляет или отменяет существующие законы. В силу второй
власти" он объявляет войну или заключает мир, посылает или принимает послов,
обеспечивает безопасность, пр
   едотвращает нашествия. В силу третьей власти  он  карает  преступления  и
разрешает столкновения частных лиц. Последнюю власть можно назвать судебной,
а вторую - просто исполнительной властью государства.
   Для гражданина политическая свобода есть душевное спокойствие, основанное
на убеждении в своей безопасности. Чтобы обладать этой свободой,  необходимо
такое правление,  при  котором  один  гражданин  может  не  бояться  другого
гражданина.
   Если власть законодательная и исполнительная будут соединены в одном лице
или учреждении, то свободы не будет,  так  как  можно  опасаться,  что  этот
монарх или сенат станет создавать тиранические законы для того, чтобы так же
тиранически применять их.
   Не будет свободы и в том случае, если  судебная  власть  не  отделена  от
власти   законодательной   и   исполнительной.   Если   она   соединена    с
законодательной властью, то жизнь  и  свобода  граждан  окажутся  во  власти
произвола, ибо судья будет законодателем. Если судеб
   ная власть соединена с  исполнительной,  то  судья  получает  возможность
стать угнетателем.
   Все  погибло  бы,  если  бы  в  одном  и  том  же  лице  или  учреждении,
составленном из сановников, из дворян или простых людей, были соединены  эти
три  власти:  власть  создавать  законы,  власть  приводить   в   исполнение
постановления общегосударственного характера и вл
   асть судить преступления или тяжбы частных лиц.
   В  большинстве  европейских   государств   установлен   умеренный   образ
правления,  потому  что  их  государи,  обладая  двумя   первыми   властями,
предоставляют своим подданным отправление третьей.
   У турок, где эти три власти соединены в лице султана, царствует ужасающий
деспотизм.
   В республиках Италии, где эти три власти также соединены, свободы меньше,
чем  в  наших  монархиях.  Поэтому  там  правительство  нуждается  в   целях
самосохранения  в  столь  же   свирепых   мерах,   как   турецкое,   о   чем
свидетельствуют государственные инквизиторы 69 и ящ
   ик, куда всякий доносчик может в любое время бросить  свою  обвинительную
записку.
   Подумайте, в каком положении находится гражданин такой республики. Каждое
ведомство обладает там,  как  исполнитель  законов,  всею  полнотой  власти,
которую предоставило себе, как законодатель. Оно может разрушить государство
своей волей, облеченной в форму
   общеобязательных законов;
   обладая, кроме того, судебною властью,  оно  имеет  возможность  погубить
каждого гражданина своей волей, облеченной в форму единичного приговора.
   Все три проявления власти являются тут в нераздельном  единстве;  и  хотя
там и нет той внешней пышности, которая отличает деспотического государя, но
дух его чувствуется ежеминутно.
   Поэтому государи, стремившиеся к деспотизму, всегда начинали с того,  что
объединяли в своем лице все отдельные власти, а многие  короли  Европы  -  с
того, что присваивали себе все главные должности в своем государстве.
   Конечно, чистая  наследственная  аристократия  итальянских  республик  не
воспроизводит в точности азиатского деспотизма. Многочисленность должностных
лиц иногда смягчает там самую должность; там не все дворяне бывают  согласны
в своих намерениях; там существу
   ют различные суды, взаимно ограничивающие  друг  друга.  Так,  в  Венеции
Большой совет обладает законодательной властью, прегадия - исполнительной, а
кварантии - судебной. Но дурно то, что все эти различные  трибуналы  состоят
из должностных лиц одного и т
   ого же сословия, вследствие чего они представляют собою в сущности одну и
ту же власть.
   Судебную власть следует поручать  не  постоянно  действующему  сенату,  а
лицам, которые в  известные  времена  года  по  указанному  законом  способу
привлекаются из народа  для  образования  суда,  продолжительность  действия
которого определяется -требованиями необход
   имости.
   Таким образом, судебная  власть,  столь  страшная  для  людей,  не  будет
связана ни с известным положением, ни с известной  профессией;  она  станет,
так сказать, невидимой и как бы  несуществующей.  Люди  не  имеют  постоянно
перед глазами судей и страшатся уже не су
   дьи, а суда.
   Необходимо даже, чтобы в случае важных обвинений  преступник  пользовался
по закону правом самому избирать своих судей или по крайней мере отводить их
в числе настолько  значительном,  чтобы  на  остальных  можно  было  бы  уже
смотреть как на им самим избранных.
   Обе же другие власти можно  поручить  должностным  лицам  или  постоянным
учреждениям ввиду того, что они не касаются никаких  частных  лиц,  так  как
одна из них является лишь выражением общей  воли  государства,  а  другая  -
исполнительным органом этой воли.
   Но если состав суда не должен быть неизменным, то в приговорах его должна
царить неизменность, так чтобы  они  всегда  были  лишь  точным  применением
текста закона. Если бы в них выражалось лишь частное мнение судьи, то  людям
пришлось бы жить в обществе, не и
   мея  определенного  понятия  об  обязанностях,  налагаемых  на  них  этим
обществом.
   Нужно даже, чтобы судьи были одного общественного положения с подсудимым,
равными ему, чтобы ему не показалось, что он попал в  руки  людей,  склонных
притеснять его.
   Если власть законодательная предоставит исполнительной право заключать  в
тюрьму граждан, которые могут представить  в  обеспечение  своего  поведения
поручительство, то свобода будет уничтожена, за исключением  случаев,  когда
человека арестуют для того, чтобы без всякой отсрочки привлечь к  ответу  по
обвинению в уголовном преступлении. В этих последних случаях арестованные на
самом деле свободны, так как они подчиняются лишь власти закона.
   Но если  бы  законодательная  власть  оказалась  в  опасности  вследствие
какого-нибудь тайного заговора против государства или каких-либо сношений  с
внешним врагом, то она могла бы разрешить исполнительной  власти  арестовать
на короткое и ограниченное время под
   озрительных граждан, которые в таком случае утратили бы свободу на  время
для того, чтобы сохранить ее навсегда.
   И это - единственная сообразная с разумом замена тирании эфоров  и  столь
же деспотической власти государственных инквизиторов Венеции.
   Ввиду того что в свободном государстве всякий человек, который  считается
свободным, должен управлять собою  сам,  законодательная  власть  должна  бы
принадлежать там всему  народу.  Но  так  как  в  крупных  государствах  это
невозможно, а в малых связано с большими неудобствами, то необходимо,  чтобы
народ делал посредством своих представителей все, чего он  не  может  делать
сам.
   Люди гораздо лучше знают нужды своего города, чем нужды  других  городов;
они лучше могут судить о способностях  своих  соседей,  чем  о  способностях
прочих своих соотечественников. Поэтому членов законодательного собрания  не
следует избирать из всего населени
   я страны в целом;  жители  каждого  крупного  населенного  пункта  должны
избирать себе в нем своего представителя.
   Большое преимущество избираемых представителей состоит  в  том,  что  они
способны обсуждать дела. Народ для этого совсем непригоден, что и составляет
одну из слабейших сторон демократии.
   Нет  необходимости  в  том,  чтобы  представители,   получив   от   своих
избирателей общую инструкцию, получали от них  еще  и  частные  указания  по
каждому особому делу, как это делается  на  сеймах  в  Германии.  Правда,  в
последнем случае слова депутата были бы более ве
   рным отзвуком голоса нации; но это повело бы к  бесконечным  проволочкам,
дало бы каждому депутату власть над всеми остальными, и в  самых  неотложных
случаях вся сила народа могла бы быть парализована чьим-нибудь капризом.
   Сидней70  совершенно   прав,   говоря,   что   если   депутаты   являются
представителями сословий, как в Голландии, то они должны отчитываться  перед
теми, кто их уполномочил; но иное дело, когда они  являются  представителями
городов и местечек, как в Англии.
   Право подавать голос в своем  округе  для  выбора  представителей  должны
иметь все граждане, исключая тех, положение которых так низко,  что  на  них
смотрят как на людей, неспособных иметь свою собственную волю.
   Большинство древних республик имело один крупный недостаток:  народ  имел
здесь  право  принимать  активные  решения.   связанные   с   исполнительной
деятельностью, к чему он совсем неспособен.  Все  его  участие  в  правлении
должно быть ограничено избранием представит
   елей. Последнее ему вполне по силам, так как  если  и  мало  есть  людей,
способных  установить  точные  границы  способностей  человека,  то   всякий
способен решить в  общем,  является  ли  его  избранник  более  способным  и
сведущим, чем большинство остальных.
   Представительное собрание следует также избирать не для того,  чтобы  оно
выносило какие-нибудь активные решения, - задача, которую оно не в состоянии
хорошо выполнить, - но для того, чтобы создавать  законы  или  наблюдать  за
тем, хорошо ли соблюдаются те
   законы, которые уже им созданы, - дело, которое оно - и даже только оно -
может очень хорошо выполнить.
   Во всяком  государстве  всегда  есть  люди,  отличающиеся  преимуществами
рождения, богатства или почестей; и если бы они были смешаны с народом, если
бы они, как и все прочие, имели только по одному голосу,  то  общая  свобода
стала бы для них рабством и они отн
   юдь не были бы заинтересованы в том, чтобы защищать ее, так  как  большая
часть решений была бы направлена против  них.  Поэтому  доля  их  участия  в
законодательстве должна соответствовать прочим  преимуществам,  которые  они
имеют в государстве, а это может быть достигнуто  в  том  случае,  если  они
составят особое собрание. которое будет иметь право отменять решения народа,
как и народ имеет право отменять его решения.
   Таким  образом,  законодательная  власть  была  бы  поручена  и  собранию
знатных, и собранию представителей народа, каждое из которых имело  бы  свои
отдельные от другого совещания, свои отдельные интересы и цели.
   Из трех властей, о которых мы говорили, судебная в известном смысле вовсе
не является властью. Остаются две первые; для того,  чтобы  удержать  их  от
крайностей, необходима регулирующая власть; эту задачу  очень  хорошо  может
выполнить та часть законодательно
   го корпуса, которая состоит из знати.
   Законодательный корпус, состоящий из знатных, должен быть наследственным.
Он является таким уже по самой своей природе. Кроме того, необходимо,  чтобы
он был очень заинтересован в сохранении своих прерогатив,  которые  сами  по
себе ненавистны и в свободном
   государстве неизбежно будут находиться в постоянной опасности.
   Но так как власть наследственная может  быть  вовлечена  в  преследование
своих отдельных интересов, забывая об интересах народа, то необходимо, чтобы
-во всех случаях, когда можно опасаться,  что  имеются  важные  причины  для
того, чтобы ее развратить, как, нап
   ример, в случае законов о налогах,  все  ее  участие  в  законодательстве
состояло бы в праве отменять, но не постановлять.
   Под правом постановлять я разумею право приказывать самому или исправлять
то, что было приказано другим. Под правом отменять я разумею право  обратить
в ничто решение, вынесенное кем-либо другим, - право, в котором  заключалась
власть трибунов Рима 71. И
   хотя тот, кто имеет право отменять, имеет также и право одобрять,  однако
это одобрение  в  данном  случае  не  что  иное,  как  заявление  об  отказе
пользоваться своим правом отмены, и вытекает из этого права.
   Исполнительная власть должна быть в руках монарха, так  как  эта  сторона
правления, почти  всегда  требующая  действия  быстрого,  лучше  выполняется
одним, чем многими; напротив, все, что зависит  от  законодательной  власти,
часто лучше устраивается многими, чем
   одним.
   Если бы не было монарха и если бы  законодательная  власть  была  вверена
известному количеству лиц из  числа  членов  законодательного  собрания,  то
свободы уже не было бы:
   обе власти оказались бы объединенными, так как одни и те же  лица  иногда
пользовались бы - н всегда могли бы пользоваться - и тою. и другою властью.
   Свободы не было бы и в том случае, если бы  законодательное  собрание  не
собиралось  в  течение  значительного  промежутка  времени,  так  как  тогда
произошло бы одно из двух:
   либо законодательная деятельность совсем прекратилась  бы  и  государство
впало бы в состояние анархии, либо  эту  деятельность  приняла  бы  на  себя
исполнительная власть, вследствие чего эта власть стала бы абсолютной.
   Нет  никакой  надобности  в  том,  чтобы  законодательное  собрание  было
постоянно в сборе.  Это  было  бы  неудобно  для  представителей  и  слишком
затруднило бы исполнительную власть, которой  в  таком  случае  пришлось  бы
заботиться уже не о том, чтобы выполнять свои о
   бязанности, а лишь о том, чтобы защищать свои прерогативы и свое право на
исполнительную деятельность.
   Кроме того, если бы законодательное собрание было в постоянном сборе,  то
могло бы случиться, что все изменения в его личном составе  свелись  л