отрел  через  плечо  и  увидел
лодку, а в лодке людей. Один из них держал в руках длинный багор  с  крючком
на конце, которым он Дойля и подцепил. Дойль расслабленно повис на крюке. Он
закинул голову, смотрел на луну и жадно вдыхал холодный ночной воздух.
   - Боже ты мой, Мэг, ты только посмотри!  -  Опять  мужской  голос.  Багор
стукнулся о планшир, чьи-то руки схватили Дойля за плечи. - Ну надо  же,  он
связан!
   Женщина что-то пробурчала, но что именно, Дойль не расслышал.
   - Да ладно, что же теперь делать, - продолжил мужчина. - Ведь не могли же
мы просто смотреть, как его несет течением мимо нас? Да  и  кроме  того,  не
сомневаюсь, что он оценит то, что мы для него сделали. Мы ведь люди  бедные,
простые торговцы, и нам вообще-то надо спешить.  А  мы  тут  попусту  теряем
время, изображая доброго самаритянина. - В этот момент  Дойль  почувствовал,
что его спаситель разрезал веревки. - Вот так,  а  теперь  поднимайся.  Так,
хорошо. Черт побери, Шейла, разве я тебе не говорил сесть там!
   - Я только хотела посмотреть, что с ним сделали. Его что, пытали?!
   - Ну еще бы! Не приставай, Шейла. Ему и так досталось. Подумать только  -
связали по рукам и ногам, бросили в речку  Челси,  потом  выудили  -  и  все
только затем, чтобы теперь слушать какую-то идиотку. Сядь немедленно!
   Мужчина поднял Дойля за воротник, откинул намокшие полы пальто, ухватился
за пояс брюк и перетащил его через планшир. Дойль  старался  помочь,  но  он
слишком ослабел и ему удалось только перекинуть руки  через  планшир,  когда
его проносили над ним. Он бездвижно лежал на банке, впитывая удовольствие от
того, что может расслабиться и дышать.
   - Спасибо, - ухитрился он выдавить. - Я не  смог  бы...  продержаться  на
плаву... больше минуты.
   - Мой муж спас вам жизнь,  -  сурово  сказала  картофелелицая  старуха  и
наклонилась, чтобы он мог ее видеть.
   - Ну, ну, Мэг, уверяю тебя - это  ему  прекрасно  известно.  Полагаю,  он
щедро выразит нам свою благодарность. А теперь, если  ты  не  возражаешь,  я
двинусь дальше, а то нас относит к берегу. - Он сел в центр банки,  и  Дойль
услышал, как скрипнули уключины, когда он взялся за весла.  -  Мне  придется
сейчас здорово потрудиться, чтобы нагнать то  время,  которое  мы  потеряли,
Мэг, - сказал он нарочито громко. - И все-таки я боюсь, что мы доберемся  до
места  слишком  поздно  и  не  сможем   занять   наше   обычное   место   на
Биллингсгетском рынке. - Он остановился на мгновение, потом лодка  дернулась
и ринулась вперед.
   Девочка Шейла с любопытством склонилась над Дойлем.
   - Какая хорошая одежда, прямо как у джентльмена.  Эх,  жалко,  что  такую
одежду попортили, - заметила она. Дойль кивнул.
   - Сегодня вечером я это надел в первый раз, - сказал он хрипло.
   - Кто вас связал и бросил в речку? Уже  отдышавшись  и  немного  придя  в
себя, Дойль сел, но тут же понял, что поторопился - закружилась голова.
   - Цыгане, - ответил он. - Они вдобавок еще меня и ограбили.  Не  оставили
мне ни цента... то есть я хотел сказать - ни пенса.
   - О Боже, Крис, - воскликнула старуха, - он говорит, что  у  него  совсем
нет денег! И говорит-то он не по-нашему - никак иностранец?
   Ритмичные всплески весел прекратились.
   - Откуда вы родом, сэр? - спросил Крис.
   - Из Калиф... то есть я хотел сказать - из Америки. На холодном  ветру  в
мокрой одежде его стала пробирать дрожь,  и  он  покрепче  стиснул  челюсти,
чтобы не клацать зубами.
   - Ну тогда, Мэг, у него наверняка есть  деньги  на  путешествие.  Где  вы
остановились, сэр?
   - На самом деле я... о черт! Холодно, не найдется ли у вас, во что  можно
завернуться? На самом деле я  только  что  приехал.  Они  забрали  все:  все
деньги, мой багаж, мой - ox! - мой паспорт...
   - Другими словами, он нищий, - подытожила  Мэг,  обратив  на  Дойля  взор
оскорбленной добродетели. - Ну и как же вы собираетесь расплатиться  с  нами
за все, что мы для вас сделали?
   Дойлю все это уже порядком надоело.
   - Почему вы не сообщили мне ваши  условия  предварительно,  до  того  как
понапрасну тащить меня из реки? Я бы так прямо и сказал, что  такие  условия
для меня  неприемлемы,  и  вы  могли  бы  отправиться  восвояси  и  поискать
кого-нибудь  более  достойного  быть  спасенным  вами.   Позволю,   впрочем,
заметить, что мне никогда не доводилось читать последнюю часть этой притчи -
ту часть, где  бережливый  самаритянин  подает  бедняге  счет  за  оказанные
услуги.
   - Мэг, - сказал Крис, - а  ведь  этот  парень  прав,  и  нам  не  следует
принимать от него деньги, даже если бы они у него и были. Я знаю,  он  будет
счастлив отработать долг - да, да, именно так, сэр, по  законам  божеским  и
человеческим, - помогая нам на рынке. Например, вы можете  таскать  корзины,
сэр. - Он глянул на ботинки и пальто Дойля. - А сейчас принесите ему одеяло,
чтобы он смог снять мокрую одежду. Мы ему разрешим, пожалуй,  взять  рабочую
одежду Патрика в обмен на его  вконец  испорченное  тряпье  -  мы  попробуем
продать это старьевщику как ветошь, сэр.
   Дойлю бросили одеяло, которое воняло луком, и Мэг раскопала в рундуке  на
носу лодки пальто и панталоны - все бывшее в  употреблении,  а  еще  немного
порывшись,  вытащила  латаные-перелатанные  плисовые  штаны,  некогда  белую
рубашку и пару башмаков, которые выглядели  так,  будто  они  украшали  ноги
старого Криса еще в те далекие времена, когда он был в возрасте Дойля.
   - Ax! - воскликнула Мэг, достав напоследок грязный белый шарф.  -  Патрик
так его любил.
   Холод  заставил  Дойля  не  только  без  отвращения,  но  и   с   видимым
удовольствием переодеться в эти жалкие, но сухие обноски. Он  выпихнул  свои
мокрые вещи из-под одеяла, Мэг собрала их и сложила столь бережно, что Дойль
теперь не сомневался - они рассчитывают получить хорошую цену.
   Он почти досуха вытер одеялом волосы и, уже немного согревшись и придя  в
себя, решил отодвинуться подальше от лужи, в которой все  это  время  сидел.
Эх, жаль, что сейчас нет трубки,  или  сигары,  или  хотя  бы  сигареты!  Он
заметил, что в лодке свалены какие-то бочонки и мешки.
   - Судя по запаху - это лук, а в бочонках?..
   - Гороховый суп, - сказала юная Шейла. -  Рыбаки  и  торговцы  рыбой  так
мерзнут на Биллингсгетском рынке,  что  с  радостью  выложат  два  пенса  за
тарелку супа. А зимой - три пенса.
   - Лук... это, э-э, главное предприятие, - пропыхтел Крис.  -  Суп  -  это
только... хм, ну, из вежливости, что ли. Мы едва ли получаем за него то, что
тратим на его приготовление.
   Ну еще бы, так я и поверил, уныло подумал Дойль.
   Луна стояла низко над горизонтом - огромный золотой, затуманенный шар,  и
таинственный  лунный  свет  на  полях,  на  деревьях,  на  ряби  реки.   Мэг
потянулась, отцепила фонарь на  носу  лодки,  чиркнула  кремнем  и  повесила
фонарь на крюк.
   Русло стало шире, и Крис развернул лодку налево.
   - Вот и Темза, -  спокойно  отметил  он.  На  широком  пространстве  реки
виднелись две лодки, связанные вместе, -  тяжелогруженые,  низко  сидящие  в
воде, и на каждой что-то огромное, накрытое парусиной.
   - Барки с сеном, - сказала Шейла, пристроившись  рядом  с  Дойлем.  -  Мы
видели, как одна такая лодка загорелась, и горящий человек сиганул в воду  с
верхушки тюка с сеном. Вот это было здорово! Куда лучше, чем в  мюзик-холле!
И бесплатно.
   - Надеюсь... э-э... актеры тоже получили удовольствие, - сказал Дойль. Он
подумал, что маленькое путешествие - довольно забавная история, вполне можно
будет когда-нибудь рассказать за рюмкой бренди  в  клубе  -  в  "Будлс"  или
"Уайт"... когда-нибудь, когда он разбогатеет.
   А в том, что так и будет, он нисколько не  сомневался.  Первые  несколько
дней, конечно, придется трудно, но преимущество  его  знаний  из  двадцатого
века непременно склонит чашу весов в его пользу. Черт  подери,  конечно,  он
сможет найти работу в газете, ну, или будет делать потрясающие  предсказания
- когда будет война, например, или относительно литературных  направлений...
и Эшблес приедет в Лондон через недельку, наверняка  нетрудно  будет  с  ним
подружиться... и Байрон через два года вернется в Англию,  -  у  него  будет
время  завязать  знакомство  до  того,  как  "Чайлд-Гарольд"   сделает   его
суперзвездой. А почему бы мне, думал Дойль, не изобрести что-нибудь эдакое -
электрическую   лампочку   или   двигатель   внутреннего   сгорания...   или
ватерклозет? Нет, лучше уж ничего не  менять  в  истории  -  любое  подобное
вмешательство может аннулировать рейс,  которым  я  сюда  прибыл,  или  даже
обстоятельства встречи моих родителей. Надо быть очень, очень  осторожным...
но, пожалуй, я все-таки могу дать, к  примеру,  Фарадею,  или  Пастеру,  или
кому-нибудь еще парочку контрабандных советов. Он вспомнил, как спрашивал  у
портрета Вильяма Эшб-леса, были ли девочки,  виски  и  сигары  лучше  в  его
время. Ладно, теперь  уж  я  и  сам  как-нибудь  выясню  это.  Он  зевнул  и
растянулся на мешке с луком.
   - Разбудите  меня,  когда  прибудем  в  город,  -  сказал  он  и  отдался
убаюкивающему ритму движения лодки.

Глава 3

   Несмело он вступил в сей Град,
   Но только Клоуна там встретил...
   Старая баллада

   Здание крытого Биллингсгетского рыбного рынка уже существовало, но шумное
торжище  по-прежнему  выплескивалось  на  соседние   кварталы.   Тележки   с
турнепсом, капустой, луком и морковью и прочими плодами  земли  нескончаемой
вереницей тянулись по всей длине Темз-стрит - мимо Белого Тауэра  с  флагами
на башнях, мимо дорического портика здания Таможни, мимо восьми  причалов  у
реки и дальше - к Лондонского мосту.
   Пестрая рыночная толпа запрудила всю улицу  -  от  переулков  у  северной
оконечности Темз-стрит до крутого спуска к  реке.  Лодки  продавцов  устриц,
пришвартованные к  деревянной  набережной,  образовали  узкий  и  извилистый
проход - Устричную улицу, как обычно называли это место торговцы овощами.
   Дойль уныло стоял, прислонившись  к  углу  рыбного  сарая.  Не  было  сил
сделать ни шагу - он уже успел изучить здесь каждый камень, пока  бегал  все
утро по проклятому рыбному рынку.
   Он с отвращением посмотрел на корзину с тощим луком и  порадовался,  что,
несмотря на жуткий голод, все-таки не соблазнился этой  сомнительной  пищей.
Дойль похлопал по карману,  проверяя,  на  месте  ли  четыре  пенса,  честно
заработанные тяжким трудом. "Все, что ты  выручишь  сверх  шиллинга,  можешь
оставить себе, - милостиво разрешил Крис, когда Дойль  и  Шейла  забегали  к
нему на лодку, - теперь ты дорогу знаешь и сам сможешь обойти весь рынок  по
обычному  маршруту".  С  этими  словами  он  всучил  Дойлю  корзину   самого
никудышного лука  и  велел  им  с  Шейлой  отправляться  в  разные  стороны.
Безусловно,   находиться   в   обществе   Шейлы,   создания   на    редкость
отвратительного,  -  удовольствие   сомнительное,   но   сейчас,   одинокий,
измученный и беспомощный, он был бы рад и такой попутчице.
   В шиллинге - двенадцать пенсов, безнадежно размышлял он.  С  этим  убогим
луком я никогда не заработаю  столько!  Ни  полстолька...  ни  шиша!  -  как
сказали бы его новые знакомые.
   Призвав на помощь всю свою волю, Дойль оторвался-таки от  стены  сарая  и
горестно побрел к Тауэру.
   - Лук! - робко прокричал он. - Кому лук? Отличный лук!
   Шейла научила его выкрикивать именно это.
   Мимо прогрохотала повозка с овощами. На козлах восседал  румяный  толстяк
на редкость цветущего вида. "У него-то наверняка торговля идет прекрасно!" -
с горечью подумал Дойль.
   Толстяк снисходительно смерил взглядом унылую фигуру  Дойля  и  почему-то
расхохотался.
   - Эй, парень! И это ты называешь луком? По-моему, это крысиный яд!
   Толпа уличных зевак ответила улюлюканьем -  шутка  явно  пришлась  им  по
вкусу.  Они  заинтересованно  подошли  поближе.  Парень   бандитского   вида
неожиданно пнул корзину ногой. Лук рассыпался по мостовой, а  одна  луковица
сильно ударила Дойля по носу. Толпа  шумно  выразила  одобрение.  Толстяк  в
повозке брезгливо поморщился - видимо, он хотел просто подшутить,  но  шутка
зашла слишком далеко.
   - Ну и козел же ты! -  ласково  сказал  он  Дойлю.  Тот  стоял  в  полном
ошалении, отстраненно созерцая, как уличные мальчишки играют  в  футбол  его
луком.
   - Эй! На, возьми! Здесь вдвое больше того, что  стоил  твой  жалкий  лук.
Черт тебя подери, да проснись же ты!
   Дойль машинально протянул руку за подачкой и поймал  две  монетки.  Всего
два пенса, подумал он. Жалкая плата за унижение.
   Процветающий торговец счел инцидент исчерпанным и двинулся дальше.
   Дойль положил монеты в карман и оглянулся вокруг. Толпа потеряла  к  нему
интерес. Нигде не было видно ни лука, ни даже корзины. Никакого смысла  идти
дальше, подумал он. Совершенно разбитый, Дойль потащился обратно к реке.
   - А, вот один из скорбных собратий! - пропищал странный, высокий,  как  у
Микки-Мауса, голос. - Посмотрите, он только что отправил  весь  свой  лук  в
уличную похлебку. Эй, сударь!
   Пораженный и смущенный, Дойль осмотрелся и увидел, что к нему  обращается
ярко  размалеванная  кукла.  Кукла  высовывалась   из   уличного   балагана,
разрисованного  разноцветными  изображениями   драконов.   Перед   балаганом
собралась  немногочисленная  публика  -  оборванные   мальчишки   и   старые
бездельники.
   - Скорее сюда!  Старина  Панч  тебя  утешит,  -  пропищала  кукла.  Дойль
почувствовал, что краснеет. Он покачал головой и собрался  было  идти  своей
дорогой, но кукла добавила: - Быть  может,  я  смогу  подсказать  тебе,  как
заработать деньги, ну?
   Дойль остановился.
   Бессмысленно-стеклянные глаза куклы пристально смотрели  на  него.  Кукла
снова закивала.
   - Что вам терять, ваша  светлость?  -  спросила  она  свистящим,  птичьим
голосом. - Вас уже высмеяли, а Панч никогда не сделает  того,  что  до  него
сделали другие.
   Дойль подошел поближе, старательно сохраняя скептическое выражение  лица.
А вдруг невидимый кукловод действительно предложит ему  работу?  Теперь  ему
все равно уже нечего терять, так почему бы и не выяснить, чего хочет  кукла.
Дойль становился в нескольких ярдах от балагана, скрестив руки на груди.
   - О чем это ты, Панч? - спросил он.
   - О! - воскликнула кукла, хлопая в деревянные ладоши.  -  Ты  иностранец!
Прекрасно! Но ты не  сможешь  поговорить  с  Панчем  раньше,  чем  окончится
представление. Садитесь, пожалуйста, ваша светлость. - Кукла радушно указала
на мостовую: - Ложа для вас и вашей спутницы!
   Дойль растерянно посмотрел по сторонам.
   - Моей спутницы? - спросил он, чувствуя себя партнером клоуна в  цирковой
репризе.
   - О да, - прочирикала кукла, - мне кажется,  я  узнал  Леди  Нищету.  Так
ведь?
   Дойль пожал плечами и сел, надвинув на  глаза  шапку.  "Какого  черта,  -
подумал он,  -  я  все  равно  не  собирался  возвращаться  к  лодке  раньше
одиннадцати, значит, у меня в запасе минимум полчаса".
   - Прекрасно! -  воскликнула  кукла,  пристально  изучая  немногочисленное
сборище оборванцев перед балаганом. - Теперь, когда ваша  светлость  почтили
нас своим присутствием, мы начинаем представление  Тайного  Волшебства,  или
Новое Представление Панча.
   Послышались унылые звуки старой шарманки -  хрипя  и  громыхая,  шарманка
неуверенно выводила нечто, возможно, некогда и  бывшее  бодрой  танцевальной
мелодией. Дойль подумал, что в балагане, должно быть,  не  один  человек,  а
больше - ведь на сцене  сейчас  уже  две  куклы,  а  кто-то  еще  играет  на
шарманке.
   Ну разумеется, как всегда, вторая кукла - это Джуди. Дойль, отупевший  от
голода и усталости, смотрел, как куклы то объясняются в любви, то бьют  друг
друга палкой.
   Все одно и то же. Интересно, почему эта заезженная дурацкая пьеса - Новое
Представление Панча? Сначала Панч, напевая, успокаивал плачущего младенца, а
затем швырял его головой о стенку и выбрасывал в окошко. Далее Панч сообщает
об этом Джуди, та лупит Панча чем ни попадя, и Паич ее убивает.
   Дойль зевал от скуки и  надеялся  только  на  то,  что  представление  не
слишком затянется. Солнце пробилось сквозь тучи, начало припекать, и  старое
засаленное пальто на солнцепеке тошнотворно завоняло рыбой.
   На подмостках появилась еще одна кукла - клоун Джон. Но в  данной  версии
этой вечной истории  имя  клоуна  звучало  как-то  иначе  -  Дойль  не  смог
разобрать, - нечто вроде Хорребин. Кукла вышла на ходулях.
   Действительно, актуальная сатира, подумал Дойль. Во время своих  утренних
скитаний по рынку он часто видел клоуна на ходулях, а  эта  кукла  была  его
точной копией, и в  ней  тоже  было  нечто  кошмарное.  Клоун  с  наигранной
суровостью расспрашивал Панча, что тот собирается делать дальше.
   - Ну как же, я собираюсь пойти к констеблю и попросить его упрягать  меня
под замок, - печально отвечал Панч. - Такому подлому убийце, как я, место на
виселице.
   Панч читает мораль? Это что-то новенькое, подумал Дойль.
   - А кто надоумил тебя  идти  к  констеблю?  -  спрашивал  клоун,  кое-как
освобождая одну руку от ходули и тыча ею в  Панча.  -  Кто  сказал,  что  ты
должен быть повешен? Полиция? Или тебе жить надоело? Панч покачал головой.
   - Судьи? Да они  просто  стадо  жирных,  старых  дураков,  которые  хотят
помешать тебе развлекаться! Подумав, Панч не нашел, что возразить.
   - Тогда, может быть,  Господь  Бог?  Некий  усатый  великан,  живущий  на
облаках? А ты когда-нибудь видел Его, или, может быть, Он сказал  тебе,  что
ты не должен делать то, что тебе нравится?
   - Нет.
   - Тогда пойдем со мной.
   Обе куклы зашагали на месте, и вскоре  появился  судебный  пристав.  -  Я
пришел арестовать вас,  мистер  Панч.  Панч  выглядел  смущенным,  но  клоун
вытащил из рукава крошечный блестящий нож и воткнул  его  приставу  в  глаз.
Когда пристав упал, мальчишки, сидевшие вокруг Дойля, зааплодировали.
   Довольный Панч отплясывал джигу.
   - Мистер Хорребин, - обратился  он  к  клоуну,  -  не  раздобыть  ли  нам
чего-нибудь на обед?
   Представление вошло в привычное русло: Панч и клоун украли у  трактирщика
связку сосисок и сковороду.
   Пребывая в игривом настроении, Панч кружился в танце в обнимку со связкой
сосисок. На сцене появилась кукла  без  головы  и  тоже  пустилась  в  пляс,
обрубок шеи болтался из стороны в сторону  в  такт  разухабистым  завываниям
шарманки. Панч было испугался, но Хорребин объяснил, что это всего лишь  его
приятель Скарамуш.
   - Ведь весело быть приятелем того, кого все  боятся?  Панч  призадумался,
подперев кулаком щеку, потом засмеялся, кивнул и возобновил свой танец. Даже
Хорребин отплясывал на своих ходулях, и Дойль испытывал благоговейный трепет
при мысли о том, как кукловоду удается заставить их всех синхронно двигаться
в такт мелодии.
   И тут появилась четвертая кукла - женщина с карикатурно пышными  формами,
нечто похожее на то, что любят рисовать на стенах подростки. Хотя  ее  белое
лицо, темные глаза и длинное белое покрывало ясно  давали  понять,  что  это
призрак.
   - Джуди, дорогая моя! - воскликнул Панч, по-прежнему отплясывая.  -  Тебя
просто не узнать! Красавица, да и только!
   Панч  доскакал  до  края  сцены.  Неожиданно  музыка  смолкла  и  занавес
опустился, скрыв остальных кукол.  Панч  сделал  еще  несколько  неуверенных
шагов и остановился. На сцене возникла новая кукла - мрачная фигура в черном
капюшоне толкала перед собой виселицу.
   - Палач Джек! - воскликнул Панч.
   - Да, Палач Джек, - ответил вновь прибывший,  -  или  Мистер  Гребл,  или
Грайлиз Рипэ. Не важно, как ты назовешь меня, Панч. Я пришел, чтобы  казнить
тебя именем Закона.
   Голова Хорребина высунулась на миг из-за кулис.
   - Подумай, как ты можешь его убить, - сказал он и исчез.
   Панч захлопал в ладоши. Затем, заговаривая ему зубы и  придумывая  разные
ухищрения, заставил Палача Джека самого сунуть голову в петлю, якобы  только
затем, чтобы тот показал  Панчу,  как  это