осить что-нибудь ему на голову, однако его новое тело сыграло  с  ним
злую шутку: ветка, которая  под  весом  его  старого  тела  лишь  слегка
прогнулась бы, наклонилась, скрипнула и со страшным  треском  обрушилась
вниз.
   Тяжелый сук вместе с цеплявшимся за него Дойлем прорвал крышу шатра и
разгромил  то,  что,  судя  по  всему,   служило   цыганам   кухней.   С
оглушительным звоном во все стороны полетели чайники, миски,  кастрюльки
и горшки, внося свой вклад в общую какофонию.
   Дойль на карачках выбрался из-под рухнувшего шатра. Высокие костры за
шатрами раскачивались и ревели, как  горящая  бензоколонка,  и  -  Дойль
решил, что это ему померещилось, - напоминали по форме людей.
   Он вскочил на ноги и собрался удирать, но,  как  только  его  нога  с
цепью коснулась земли, чужое сознание снова коснулось его мыслей,  и  он
услышал, как нечеловеческий голос проревел:
   - Он снова здесь!
   - Привет! - отозвался похожий голос. - Брендан Дойль! Посмотри, какая
у нас игрушка!
   - Дойль здесь? - услышал он крик Ромени.
   - Иа-а-ах! - взревел кто-то низким до боли в зубах басом, и  один  из
огненных столбов  вытянулся  на  немыслимые  тридцать  ярдов,  превратив
ближайший шатер в пылающий факел. Дойлю  показалось,  что  сквозь  вопли
выбегающих из шатра цыган ему слышатся веселые звуки игрушечного пианино
и аккордеона.
   Шатаясь и оскальзываясь на своих  сандалиях-пружинах,  доктор  Ромени
сделал несколько шагов от огней, но застыл при виде Дойля,  стоявшего  у
горящего шатра.
   - А это кто? - поперхнулся он и тут же здобно  ухмыльнулся:  -  Какая
разница? - Он протянул  руку  с  растопыренными  пальцами  к  ближайшему
огненному столбу, словно всасывая его энергию,  и  нацелил  указательный
палец другой руки на Дойля. - Умри! - скомандовал он.
   Дойль почувствовал, как какая-то неведомая сила сковала  холодом  его
сердце и желудок, но в то  же  мгновение  эта  ледяная  энергия  потоком
схлынула по его правой ноге и ушла в землю.
   Ромени ошеломленно смотрел на него.
   - Кто ты, черт тебя подрал? - пробормотал  он,  сделал  шаг  назад  и
вытащил из-за пояса кремневый пистолет с длинным стволом.
   Тело Дойля среагировало автоматически - он прыгнул вперед и  вверх  и
ударил пятками в грудь Ромени. Чародей отлетел назад и рухнул  на  спину
футах в шести от места, где  только  что  стоял.  Дойль  перевернулся  в
воздухе и приземлился по-кошачьи, на четыре точки, при  этом  его  левая
рука легко и небрежно поймала в воздухе падающий пистолет.
   - Руа? - послышался голос у него за спиной. - Так убивать мне Байрона
или нет?
   Дойль круто повернулся и увидел цыгана с ножом  у  входа  в  соседний
шатер. Увидев, как чародей упал  на  землю,  цыган  поспешно  скрылся  в
шатре.
   Двумя скачками Дойль одолел расстояние до шатра и распахнул полог как
раз вовремя, чтобы увидеть, как цыган заносит лезвие над горлом Байрона,
который лежит связанный на кушетке с кляпом во рту. Прежде чем сам Дойль
осознал происходящее, рука его дернулась от отдачи, и  сквозь  пороховой
дым он увидел, как цыган отлетает к дальней стенке шатра с дырой во лбу.
   В ушах еще стоял звон от  выстрела,  а  Дойль  уже  бросился  вперед,
выхватил нож из мертвой руки  и  перерезал  путы  на  лодыжках  и  руках
Байрона.
   Молодой лорд поднял руку и вытащил изо рта кляп.
   - Эшблес, я обязан вам жизнью...
   - Вот, держите, - оборвал его Дойль, сунув ему в руку  нож  рукояткой
вперед. - И осторожнее, сегодня здесь творятся дикие вещи. - Он поспешил
из шатра в надежде схватить Ромени, пока тот не пришел  в  себя.  Однако
чародей исчез.
   Теперь полыхали уже почти все шатры, и Дойль нерешительно озирался по
сторонам, не зная, куда лучше бежать. То ли глаза его переутомились,  то
ли что-то случилось с его чувством перспективы, но  он  увидел  двоих  -
нет, уже троих! - охваченных  пламенем  людей,  энергично,  даже,  можно
сказать, весело плясавших на траве между шатрами  и  дорогой.  Мимо  них
стремительно, как кометы, - так, во всяком случае,  показалось  Дойлю  -
пронеслись еще двое таких же.
   Похоже, надо уносить ноги, и побыстрее, причем через  северную  часть
лагеря, подумал Дойль, но, повернувшись, увидел огненных танцоров  и  на
севере. Боже, сообразил он, они же окружают лагерь!
   Он снова повернул на юг, и тут  же  стали  ясны  две  вещи:  огненных
призраков слишком много, и они двигаются слишком быстро, чтобы надеяться
проскользнуть через их круг; и пылающее кольцо сжимается на глазах.
   "Это все Ромени вызвал, - в отчаянии думал Дойль,  -  и  если  он  не
сможет остановить этого, не я буду тому  виной  -  если  понадобится,  я
выкручу ему руки... или сверну шею. Он должен скрываться в одном из этих
шатров".
   Дойль бросился к ближайшему шатру, а тени кружились и плясали  вокруг
него.

Глава 2

   Ты, о котором говорят: таков он,
   Что, если б он вел братьев
   В горний бой,
   Сынам Земли венец, был уготован,
   Спусти нас - и не хмурь надменный взгляд
   В глубины, где Коцит морозом скован. Виргилий, обращающийся к Антею.
   Данте. "Ад"

   "С энергией проблем не будет, - думал доктор Ромени, склонившись  над
бумагами у себя за столом и  стараясь  не  прислушиваться  к  воплям  не
успевших спастись цыган и реву теперь уже сплошной стены огня,  вышедшей
из-под контроля и стягивавшейся вокруг лагеря. - Так, здесь  угол  между
этими стеклянными стержнями, я задам время, в которое прыгну. Но как мне
вернуться обратно? Ведь для этого нужен волшебный талисман, связанный  с
этим  временем...  Куска  зеленого  сланца  с   нацарапанными   на   нем
координатами нашего времени хватило бы в самый  раз..."  Он  с  надеждой
покосился на статуэтку Анубиса, служившую пресс-папье,  -  она  как  раз
была изваяна из этого материала.
   Сквозь рев огня он услышал, как кто-то вломился в соседний шатер.
   - Ромени, черт возьми, где ты? Ты прячешься здесь?
   "Должно быть, это тот волосатый гигант, каким-то образом  оказавшийся
неуязвимым для моего смертельного заклинания, -  подумал  Ромени.  -  Он
вернулся за мной. Да, вырезать сейчас что-то из  камня  просто  некогда.
Придется расписать все на бумаге и попытаться выжать  еще  крови  -  чем
больше, тем лучше, - для того чтобы оживить".
   Торопливо царапая цепочки иероглифов эпохи Древнего Царства,  он  все
думал, кто такой этот бородатый мужчина? И где тогда Брендан Дойль?..
   Перо повисло в воздухе - до него вдруг дошло. "Но как, -  подумал  он
почти в ужасе. - Ну конечно же  -  говорили  же  яги:  "Его  новое  тело
действует лучше"! Но ведь он казался таким беспомощным, когда я в первый
раз встретил его! Неужели это была только игра? Клянусь Сетом,  воистину
это так! Того, кто способен заставить Аменофиса  Фике  заключить  его  в
новое тело, и при этом не отравленное, и не только  вынести  мое  лучшее
холодное заклятие, но вдобавок ухитрился выбить  у  меня  пистолет,  уже
никак не назовешь... гм... беспомощным".
   Ромени  встряхнулся   и   продолжил   выписывать   древние   символы,
одновременно размышляя, в какое  время  лучше  прыгнуть.  Куда-нибудь  в
будущее?  Нет,  это  будет  означать,  что  сегодняшний  разгром  станет
свершившимся фактом истории. Лучше перенестись в прошлое и устроить  все
так, чтобы то, что должна была исправить сегодняшняя прерванная попытка,
и не возникало. Так, когда у Мастера начались  неприятности  с  Англией?
Конечно, значительно раньше, чем морское сражение у мыса Абукир  в  1798
году, после которого любому стало ясно, что контролировать Египет  будут
англичане, - даже при другом исходе битвы, даже если  представить  себе,
что генерал Клебер остался бы жив, Англия все равно заправляла бы сейчас
в Египте. Нет, если уж прыгать в прошлое, так в те времена, когда Англия
впервые заинтересовалась Африканским континентом, а это  имело  место...
где-то в районе 1660 года, когда Карл, взойдя  на  престол,  женился  на
португальской принцессе Катерине Браганской, в приданое за которой  дали
и порт Танжер.
   Ромени произвел  быстрые  подсчеты...  и  нахмурился,  поняв,  что  в
пределах двадцати лет от женитьбы Карла нет ни  одного  окна.  Ближайшее
было в 1684 году - он подсчитал точнее, - четвертого февраля, за год  до
смерти Карла. Каирский Мастер как раз пытался  тогда  посадить  на  трон
Англии недалекого  и  податливого  внебрачного  сына  Карла  -  Джеймса,
герцога Монмута. Фике в то время - уже почти двадцать лет -  поддерживал
состояние неопределенности, последовавшее за использованием ягов в  1666
году, и с этой целью напустил на остров неслыханные морозы - в сочетании
с  подрывом  соверена,  фальсификацией   якобы   "вновь   обнаруженного"
свидетельства о браке Карла Стюарта с Люси Уолтер,  матерью  Монмута,  и
тайным возвращением самого Монмута из Голландии.
   В очередной раз доставая ланцет, Ромени вспомнил,  что  же  тогда  не
завязалось в столь  тщательно  подготовленном  плане.  Смертельная  доза
ртути по недосмотру оказалась в желудке у одного  из  любимых  спаниелей
Карла...  и  Великие  Морозы,  предполагавшие  завершиться  триумфальным
вступлением Мопмута в  Фолкстоун,  оказались  сильнее,  чем  рассчитывал
Фике, и продолжались вплоть до марта...  и  поддельное  свидетельство  о
браке каким-то образом исчезло вместе со шкатулкой...  в  общем,  Мастер
был очень недоволен.
   Стены шатра просвечивали оранжевым от сияния огненного кольца ягов на
улице, и кровь, которой  он  старательно  залил  магические  символы  на
бумаге, смешивалась с каплями пота.
   "Да, - подумал Ромени,  торопливо  вставая  и  раскладывая  на  столе
стеклянные стержни, - вот куда - пардон, когда - я прыгну. И я  расскажу
Фике и Мастеру, что  несет  им  будущее,  и  посоветую  им  не  пытаться
контролировать Англию, но направить все свои  силы  на  ее  уничтожение:
пусть  морозы  продолжаются  и  усиливаются,  пусть   они   натравливают
католиков на протестантов, а тех и других - на евреев, пусть они убивают
будущих вождей, пока те еще дети..."
   Он улыбнулся, поправил стержни, разместив их под правильным углом,  и
вытянул открытую ладонь в сторону кольца духов огня на улице,  набираясь
их энергии, чтобы та перенесла его сквозь время.

***

   Дойль  захлопнул  сундук   и,   не   обращая   внимания   на   цыган,
распластавшихся в страхе на полу, выбежал из шатра.  Вращающееся  колесо
вокруг лагеря сияло ярко, как  солнце,  и  он  задыхался  в  раскаленном
воздухе. Шатры по периметру лагеря горели все до единого, и даже те, что
стояли в середине, начинали уже дымиться. "Боже,  -  подумал  он,  -  но
почему Ромени не останавливает их?  Если  температура  здесь  поднимется
хотя бы на несколько градусов, мы все вспыхнем, как спички!"
   Он подбежал к следующему шатру - бахрома на пологе вспыхнула  от  его
прикосновения синим пламенем - и заглянул внутрь. Доктор Ромени стоял  у
стола, вытянув одну руку в сторону Дойля, а другой комкая  лист  бумаги.
Дойль прыгнул на него...
   ...и его закружил бешеный  вихрь.  Несколько  секунд  он  кувыркался,
сжавшись  в  ожидании  сокрушительного  удара  о  землю,  но  падение  в
беззвучной черноте все  продолжалось...  пока  вдруг  свет  и  звуки  не
включились одновременно.
   Он  увидел  себя  в  большом  помещении...  увидел  свечи  в   грубых
деревянных канделябрах... он  продолжал  падать  в  неожиданно  холодном
воздухе и вдруг оказался  на  столе,  угодив  одной  в  тушеную  утку  с
пряностями, а другой - в  полную  супницу.  Он  не  удержал  равновесия,
поскользнулся и с грохотом сел в блюдо с ветчиной.
   Забрызганные с ног до головы люди за столом  изумленно  заголосили  и
отпрянули, и Дойль увидел, что на соседнем столе распластался лицом вниз
среди тарелок и блюд доктор Ромени.
   - Простите... прошу прощения... - в  замешательстве  бормотал  Дойль,
сползая со стола.
   - Будь я проклят! - вскричал  тип  с  выпученными  глазами,  промокая
забрызганную сорочку салфеткой. -  Что  это  за  чертовы  шутки?  -  Все
понемногу оправлялись от первого шока, и настроение у  них  было  нельзя
сказать чтобы дружелюбное.
   - Это все колдовство вонючее, - услышал Дойль чей-то голос. - Их надо
арестовать.
   Ромени тоже слез со стола и простер руки столь властным  жестом,  что
все невольно попятились.
   -  Взрыв,  видите  ли,  -  выдавил  он  из  себя,  стараясь  говорить
убедительно и властно, хотя такое падение, надо сказать, с любого собьет
спесь. - Прочь с дороги, или я... - И тут-то он заметил Дойля.
   При всем конфузе от падения  в  супницу  Дойль  поразился  несказанно
больше, увидев, как побледнел чародей. Тот резко повернулся и  неверными
шагами направился к ближайшей двери. Прежде чем  раствориться  в  ночной
темноте, он обернулся и бросил на Дойля еще один полный ужаса взгляд.
   - За ним, Сэмми, и приведи  его  сюда,  -  приказал  спокойный  голос
откуда-то из-за спины Дойля. Дойль повернулся и встретил  подозрительный
взгляд дородного мужчины в фартуке, который поигрывал мясницким ножом  с
небрежностью, выдающей профессионала. - Я не слышал никакого  взрыва,  -
сказал он  Дойлю.  Тем  временем  молодой  толстяк  устремился  вдогонку
Ромени. - А вы погодите здесь, покуда мы не разберемся хотя  бы  с  тем,
кому платить за испорченный обед.
   - Нет, - ответил  Дойль,  стараясь,  чтобы  его  новый  голос  звучал
убедительно. Это было не так просто, ибо он заметил,  что  некоторые  из
окружавших  его  людей  щеголяют  ботфортами,  сюртуками  до  колена   и
короткими париками, говорят на  практически  непонятном  диалекте,  -  в
общем, он начинал понимать, что  с  ним  случилось.  -  Мне  надо  выйти
отсюда, поймите. Вы, конечно, можете попробовать помешать мне, но я  так
напуган, что действительно постараюсь выйти отсюда, что, в свою очередь,
может весьма неблагоприятно сказаться на всех присутствующих, а  сейчас,
как мне лично кажется, не самое подходящее время, чтобы я мог  позволить
себя изувечить.
   Для вящего эффекта он взял со стола пустую оловянную  пивную  кружку.
Ну, Беннер, подумал он, сдавливая  ее  в  кулаке,  будем  надеяться,  ты
способен на такие штуки. Он сжал кружку изо всех сил, аж пальцы побелели
- разговоры в комнате стихли, и все, даже хозяин заведения, с  интересом
наблюдали за его действиями, - потом удвоил  усилия.  Все  шероховатости
кружки впились в его ладонь и пальцы, руку до плеча свело...  но  кружка
не поддавалась.
   В конце концов он ослабил хватку и осторожно поставил кружку на стол.
   -  Крепко  сработано,  -  пробормотал  он.  Те,  кто   стоял   ближе,
ухмылялись, а за дальними столами уже хохотали в открытую.  Даже  хмурый
трактирщик невольно улыбался. Дойль сделал несколько шагов к двери,  чем
вызвал  новый  приступ  всеобщего  веселья.  Вот   так,   сопровождаемый
насмешками и улюлюканьем, он вышел, сгорая от стыда, но  зато  никто  не
пытался задержать его.
   Едва он перешагнул порог, как лицо  и  руки  обжег  лютый  мороз.  Он
сделал вдох и чуть не задохнулся; показалось даже, что от  холода  пошла
носом кровь. Дверь за спиной захлопнулась. О  Господи,  да  что  же  это
такое? Это не может быть Англия - этот сукин сын закинул нас на Огненную
Землю или еще куда-нибудь в этом роде.
   Если бы все в трактире не смеялись над ним, он бы туда  вернулся,  но
теперь он сунул покрасневшие от холода руки в карманы тонкого -  слишком
тонкого! - плаща и устремился по узкой, темной улице в надежде  отловить
Ромени и силой заставить его найти хоть какое-то теплое место,  где  они
могли бы отогреться.
   Он не нашел  Ромени,  зато  это  сделал  Сэмми.  Дойль  наткнулся  на
паренька, съежившегося у стены в квартале от трактира; в  слабом  лунном
свете Дойль не заметил его и прошел  бы  мимо,  но  услышал  беспомощное
всхлипывание. Замерзшие слезы приклеили щеку Сэмми к кирпичной стене,  и
когда Дойль нагнулся и осторожно поднял голову юноши, послышался  слабый
хруст.
   - Сэмми! - произнес Дойль громко, чтобы вывести  парня  из  состояния
прострации. - Куда он пошел? - Не получив ответа, он  встряхнул  его  за
плечи. - Скажи, куда? - Дыхание вырывалось у него изо рта клубами пара.
   - Он... - всхлипнул юноша, -  он  показал  мне...  змей  во  мне.  Он
сказал: посмотри на себя, - и  я  послушался,  и  увидел,  как  они  все
извиваются. - Сэмми снова заплакал. - Я не могу вернуться и  домой  тоже
не могу - они тогда заберутся во всех.
   - Они исчезли, - твердо заявил Дойль. - Ты  понял?  Исчезли.  Они  не
выносят холода. Я сам видел, как все они - слышишь, все!  -  выползли  и
умерли. А теперь скажи, куда пошел этот ублюдок? Сэмми шмыгнул носом.
   - Правда исчезли? И умерли? Правда? - Он осторожно оглядел себя.
   - Правда, черт возьми. Так ты видел, куда он пошел? Осмотрев себя еще
раз и ощупав одежду, юноша начал дрожать.
   - М-мне надо вернуться, - сказал он, неуверенно поднимаясь на ноги. -
Чертовски холодно. И... да, вы хотели узнать, куда он пошел?
   - Да! - Дойль приплясывал на мостовой от холода.  Правой  лодыжки  он
почти не ощущал и начинал всерьез опасаться, что цепь намертво примерзла
к коже.
   Сэмми опять шмыгнул носом.
   - Он перепрыгнул через вон тот дом на соседнюю улицу.
   - Что? - переспросил Дойль, решив, что он ослышался.
   - Он прыгнул через тот дом, как кузнечик. У него на подошвах  пружины
железные, - пояснил Сэмми.
   - Ах, да. Ну... спасибо. - Ромени загипнотизировал  паренька  на  всю
катушку, решил Дойль. И это всего за  пару  секунд!  Пожалуй,  не  стоит
слишком  обнадеживаться,  что  он  меня  боится...  -  Да,   кстати,   -
спохватился он, когда Сэмми уже собрался идти, - где мы? Я заблудился.
   - Боро-Хай-стрит. Саутварк. Дойль поднял брови:
   - Лондон?
   - Само собой, Лондон, - буркнул  парень,  начиная  пританцовывать  на
месте.
   - Ага, а год какой? И число?
   - Боже,  мистер,  откуда  мне  знать?  Вот  зима,  это  точно.  -  Он
повернулся и, не в силах больше  стоять  на  месте,  побежал  обратно  в
трактир.
   - А король сейчас какой? - крикнул Дойль ему вслед.
   - Карл! - донеслось в ответ. Угу, Карл Энный, подумал Дойль.
   - А до него кто правил? Сэмми предпочел не расслышать, но над головой
Дойля со стуком распахнулось окно.
   - Оливер Блаженный, - прорычал мужской голос, - и при  нем  никто  не
позволял себе горланить по ночам под окнами!
   - Прошу прощения, сэр, - спохватился Дойль,  поднимая  слезящиеся  от
холода глаза и пытаясь разглядеть,  какое  из  дюжины  маленьких  окошек
приоткрыто. - Я страдаю от... - а почему бы и  нет,  подумал  он,  -  от
мозговой лихорадки и лишился памяти. Мне некуда идти. Не пустите  ли  вы
меня переночевать на кухню или не одолжите ли мне одежду потеплее? Я...
   Он услышал стук закрывающегося окна - он так и не  разглядел,  какого
именно. Чертовски типично для эпохи Кромвеля,  подумал  он  и  вздохнул,
выпустив изо рта облачко пара. "Выходит,  -  прикидывал  он,  двинувшись
дальше, - я попал  куда-то  между  1660-м  и...  когда  там  умер  Карл?
Кажется, около 1690-го. Час от часу не легче. В 1810-м у меня по крайней
мере имелся шанс найти людей Дерроу и вернуться с ними  домой  или  -  в
противном случае - принять то, что суждено мне судьбой  в  девятнадцатом
веке, и без особых проблем прожить остаток  дней  как  Вильям  Эшблес...
черт, холодрыга какая!.. Ну что ты за идиот такой, куда тебя занесло?  И
зачем? Написал  бы  по  памяти  стихи  Эшблеса,  съездил  бы  в  Египет,
пользовался бы умеренной популярностью и  пристойным  состоянием...  что
еще? Ах, да: красавица жена. Но нет, угораздило  же  тебя  приставать  к
чародеям, и вот результат: история утратила Вильяма Эшблеса,  а  сам  ты
торчишь в Богом проклятом столетии, где не чистят зубов и  не  принимают
ванны, а человек в тридцать лет, можно сказать, старик".
   Совершенно случайно он поднял взгляд,  и  как  раз  в  это  мгновение
узенькую полоску неба в просвете  между  крышами  пересекла  причудливая
фигура, и он вжался в стену, так как это  был  ни