время честно искал преследователя, но так и  не  увидел
низенького бородатого человека. Справа  послышались  выкрики,  но  Дойля  не
интересовала причина суматохи, и он предпочел вернуться к своему столику.
   - Я его не видел. - Дойль сел. Перед Беннером стояла чашка  чая,  которой
не было, когда он выходил. - Сколько он уже следит за тобой? Кстати,  а  где
ты его впервые заметил?
   - Н-да... - Беннер шумно прихлебывал  чай,  -  однако  они  здесь  подают
превосходный чай. Попробуй... - Он протянул Дойлю чашку.
   Выкрики на улице становились все громче,  и  Дойлю  пришлось  наклониться
поближе, чтобы слышать, что говорит Беннер.
   - Нет, спасибо. Ты мне так и не ответил.
   -  Да,  я  отвечу.  Но  сначала,  пожалуйста,   попробуй   немного.   Чай
действительно очень хорош. Я начинаю думать, что ты просто  не  хочешь  есть
или пить со мной.
   - О, ради Бога, Беннер! - Дойль взял чашку и поднес к губам. И как только
он открыл рот для глотка, Беннер неуловимо быстрым движением  приподнял  дно
чашки, и Дойлю пришлось-таки сделать изрядный  глоток  -  он  чуть  было  не
захлебнулся.
   - Черт тебя побери, - пробормотал он, едва отдышавшись, ты что, спятил?
   - Я просто хотел, чтобы ты как следует распробовал чай, -  сказал  Беннер
радостно. - Ну как? Ведь, правда, вкусно?
   Дойль скривился - это зелье оказалось ужасно горьким и  слишком  терпким,
наверное, слишком много танина, у него аж зубы свело.
   - Чай ужасен, - сказал он Беннеру. И вдруг его пронзила жуткая мысль... -
Ах ты, сукин сын! Я хочу посмотреть, как ты сам выльешь этот чай!
   Беннер приложил ладонь к уху:
   - Извини, что?
   - Сейчас же отпей  глоток!  -  Дойль  повысил  голос,  чтобы  перекричать
вопящих на улице.
   - Ты что, думаешь, я хочу тебя отравить?  Ха!  Смотри.  -  К  его  вящему
облегчению, Беннер осушил чашку без малейших колебаний. - Ты не знаток  чая,
Дойль, вот что я скажу.
   - Полагаю, что нет. Проклятие, что там творится на улице?  Да,  а  теперь
расскажи мне об этом бородатом...
   Тут за его спиной, у парадной двери кто-то дико закричал,  и  прежде  чем
Дойль успел обернуться, раздался оглушительный удар, и  витрина  разлетелась
на мелкие осколки. Похоже, скандал на улице разрастался. Пока Дойль суетливо
выбирался из-за стола, Беннер уже вскочил  и  выхватил  маленький  кремневый
пистолет.
   - О Боже! - закричал кто-то. - Остановите его, он отправился на кухню!
   Дойль видел неистово бурлящую толпу у  входа,  кто-то  размахивал  ножкой
стула, как дубиной, но в сумятице первых секунд он не  мог  разглядеть,  что
является центром  всего  этого,  но  тут  люди  расступились,  и  он  увидел
изготовившуюся к прыжку обезьяну с  шерстью  цвета  рыжего  сеттера.  Что-то
невнятно бормоча,  обезьяна  прорвала  оцепление  и  в  два  прыжка  покрыла
половину расстояния до столика Дойля и Беннера. За  мгновение  до  того  как
Беннер выстрелил, Дойль успел заметить, что  шерсть  обезьяны  в  нескольких
местах испачкана кровью и изо рта тоже сочится кровь.
   Дойль почувствовал хлопок воздуха на щеке, пуля попала в грудь обезьяне и
сбила с ног. Существо навзничь грохнулось  на  пол,  судорожно  выгнулось  и
обмякло.
   Мгновение звенящей тишины - все замерли, Беннер схватил Дойля за  локоть,
потащил на кухню и через черный ход вывел в узенький темный переулок.
   -  Пошли,  -  сказал  Беннер.  -  По  этому   переулку   мы   выйдем   на
Корнхилл-стрит.
   - Подожди минутку, ведь это был Джо  -  Песья  Морда?  То  есть  я  хотел
сказать - волосатый человек... Почему он пришел?
   - Не имеет значения. Нам надо уходить отсюда.
   - Но это  значит,  что  теперь  он  уже  в  новом  теле!  Как  же  ты  не
понимаешь...
   - Я понимаю это лучше, чем ты, Дойль, поверь. Все  под  контролем.  Позже
объясню.
   - Но... ох, ну ладно. Эй, подожди! О черт, когда же я с тобой увижусь? Ты
сказал - вторник?
   - Да, да, вторник, - нетерпеливо отмахнулся Беннер, - поторапливайся.
   - Где во вторник?
   - Не беспокойся об этом. Я найду тебя. Ах,  ну  да...  Во  вторник  прямо
здесь в десять утра. Теперь ты успокоился?
   - Хорошо. Но не мог бы ты ссудить мне еще немного денег? Я не...
   - Да, да, конечно... не можешь же ты морить себя голодом. Вот, возьми. Не
знаю, сколько здесь, но думаю,  этого  будет  вполне  достаточно.  А  теперь
уходи.

***

   Седой официант нес  полный  совок  осколков  стекла,  а  из  салфетки  он
соорудил повязку наподобие чалмы - ну  прямо  Великий  Визирь,  принесший  в
подарок султану блюдо с алмазами.
   - Извини, сынок, но  все  это  меня  слишком  взволновало,  чтобы  я  мог
что-нибудь толком заметить.
   Он ссыпал осколки стекла в  ящик  для  мусора  и  нагнулся,  чтобы  опять
наполнить совок.
   - Но он направлялся к тем двум людям за столиком? Официант вздохнул:
   - Может, направлялся к ним, а  может,  просто  пошел  на  прорыв  в  этом
направлении.
   - А можешь ты вспомнить что-нибудь о  том  человеке,  который  пристрелил
его?
   - Только то, что я уже сказал - высокий и светловолосый. А парень  с  ним
был темный и тощий, болезненного вида. Мне уже пора идти домой.
   Похоже,  больше  ничего  здесь   узнать   не   удастся,   поэтому   Джеки
поблагодарила официанта  и  понуро  вышла  на  булыжную  мостовую  Биржевого
переулка, где несколько человек осторожно загружали в фургон  тело  Кении  -
каким бы там ни было его имя, - тело, оставленное  самим  Кении  уже  неделю
назад и только сегодня покинутое Джо - Песьей Мордой.
   "Проклятие, - подумала Джеки. - Он переместился, и  теперь  я  вообще  не
имею представления, в чьем теле он может быть".
   Она засунула руки поглубже в карманы пальто, обогнула  фургон,  посмотрев
через плечо на кучку зевак, и зашагала по Треднидл-стрит.

***

   На полдороге домой Дойля начала колотить дрожь, и, добравшись  до  своего
насеста на крыше, он выпил пива, покурил, потом закрыл лицо руками и глубоко
вздохнул. Теперь он немного успокоился и мог все обдумать. Боже мой, так вот
на  что  это  похоже,  когда  появляются  эти  проклятые  создания!   Ничего
удивительного, что бедняга Джеки слегка рехнулся, после того  как  прикончил
одного такого, да вдобавок ему показалось, что это  его  друг  Колин  Лепувр
смотрит на него из умирающих глаз этой твари. Или, черт побери,  оно  так  и
было на самом деле?
   Дойль поставил кружку и окинул взглядом окрестности. И где же теперь  Джо
- Песья Морда? Начал ли он уже обрастать шерстью, и подыскивает ли он  новое
тело?

***

   На выветренном камне  порога  маленького  белого  домика,  почти  в  двух
тысячах милях к юго-востоку от орлиного гнезда Дойля,  сидел  лысый  старик,
флегматично покуривая трубку, и смотрел вниз на склон пыльной желтой  травы,
на галечный пляж и на воду. Теплый сухой ветер дул  с  запада,  гоня  мелкую
рябь по водной глади залива Патры, и когда ветер немного  стихал,  слышалось
тихое позвякивание овечьих колокольчиков с предгорий.
   В третий раз за этот долгий день мальчик Николо выбегал из дома. На  этот
раз он толкнул доктора, и тот чуть было не выронил трубку. Мальчишка даже не
подумал извиниться. Доктор натянуто улыбнулся, обещая себе,  что  если  этот
греческий гаденыш еще хоть раз себе такое позволит, то его любимый "падроне"
умрет мучительной смертью.
   - Доктор, - запинаясь, пробормотал мальчик, - идите скорее, он мечется по
кровати и говорит с людьми, которых нет в комнате! Он умирает!
   Он не умрет до тех пор, пока я ему это не  позволю,  подумал  доктор.  Он
посмотрел на небо - солнце уже  находилось  в  западной  части  безоблачного
греческого неба, и он решил, что сейчас самое время приступать. Не то  чтобы
действительно имело значение, в какой час дня  он  сделает  это,  но  старые
мертвые законы, которые сейчас воспринимаются всего лишь  как  суеверия:  не
произносить имя Сета на двадцать четвертый  день  месяца  Фармути,  и  лучше
избегать увидеть мышь на двадцатый день месяца Тьяби,  -  побуждали  его  не
приступать к черной магии, пока Ра над головой и может увидеть.
   - Прекрасно, - сказал доктор, откладывая в  сторону  трубку  и  с  трудом
поднимаясь на ноги, - я пойду посмотрю его.
   - Я тоже пойду, - заявил Николо.
   - Нет. Я должен быть с ним один.
   - Я тоже пойду.
   Смешной мальчишка положил руку на рукоять изогнутого кинжала, который  он
всегда носил за красным кушаком, и доктор едва не расхохотался.
   - Ну, если ты настаиваешь... Но ты должен уйти, когда я буду лечить его.
   - Почему?
   - Потому, - сказал доктор, зная, что подобное  обоснование  будет  хорошо
воспринято мальчиком, хотя, скажи  он  такое  английскому  милорду,  тот  бы
схватился за пистолет. - Медицина - это магия, и присутствие третьей души  в
комнате может нарушить целебные чары, и они принесут зло.
   Мальчик угрюмо размышлял, потом пробормотал:
   - Я согласен.
   - Ну, тогда пошли.
   Они вошли в дом, прошли переднюю и оказались в комнате  без  двери.  Хотя
каменные стены сохраняли прохладу, юноша, лежащий на узкой кровати, был весь
мокрый от пота, и  его  курчавые  черные  волосы  прилипли  ко  лбу.  Как  и
докладывал Николо, его хозяин беспокойно метался,  и  хотя  его  глаза  были
закрыты, он хмурился и что-то невнятно бормотал.
   - Сейчас ты должен нас оставить, - сказал доктор мальчику.
   Николо пошел к двери, но остановился, недоверчиво разглядывая  диковинную
коллекцию предметов - ланцет и чашу, цветные жидкости в маленьких стеклянных
колбах, металлический контур с деревянной дощечкой посередине - на столике у
постели.
   - Еще одно, прежде чем я уйду, -  сказал  он.  -  Многие  из  тех  людей,
которых вы лечили от этой лихорадки, умерли. В понедельник англичанин Джордж
Ватсон проскользнул сквозь ваши пальцы. Падроне, - он указал на человека  на
кровати, - говорит что от вашего лечения больше вреда, чем пользы. И поэтому
я должен вам сказать - если он тоже станет одной из многих ваших неудач,  вы
последуете за ним в смерть в тот же день. Вам понятно?
   Доктор не знал, смеяться ему или сердиться.
   - Оставь нас, Николо.
   - Будь осторожен, доктор Романелли, - сказал Николо, повернулся  и  вышел
из комнаты.
   Доктор погрузил чашку в миску с водой, которая стояла на  столе,  и  взял
несколько щепоток растертых в пыль растений из мешочка на поясе,  высыпал  в
чашку и размешал пальцем. Затем он просунул руку под плечи юноши, поднял его
в полусидячее положение и поднес чашку к его губам.
   - Пейте, милорд, - мягко сказал он, наклоняя чашку.  Больной  рефлекторно
выпил содержимое и нахмурился, когда доктор Романелли  убрал  пустую  чашку,
потом закашлялся и затряс головой, отфыркиваясь,  -  видимо,  питье  ему  не
понравилось.
   - Да, оно горькое, не так ли, милорд? Я выпил чашку такого  зелья  восемь
лет назад и все еще помню этот вкус.
   Доктор встал, быстро подошел к столу - он торопился, так как теперь время
сочтено, - высек искры для маленького трута на блюде, раздул  пламя,  поднес
особую свечу и держал в пламени до тех пор, пока фитиль  не  оделся  короной
свечения, потом он установил свечу в подсвечник и стал сосредоточенно на нее
смотреть.
   Пламя не устремлялось, сужаясь, вверх, как у обычной свечи,  а  светилось
равномерно во всех направлениях,  как  если  бы  это  была  сфера,  подобная
маленькому желтому солнцу, и иероглифы на свече  нервно  подергивались,  как
скаковые лошади перед забегом.
   Теперь пора, если только его ка в Лондоне правильно сделает свою часть.
   - Ромени? - сказал он в пламя свечи.
   - Я готов. Чан с веществом подогрет до нужной температуры, - ответил едва
слышный голос.
   - Хорошо. Надеюсь, что так. Для него все подготовлено?
   - Да. Просьба об аудиенции была принята и утверждена на этой неделе.
   - Хорошо. Поддерживай связь на этом канале. Романелли взял  металлический
контур,  который  был  прикреплен  к  куску   тяжелого   дерева,   маленькие
металлические палочки и ударил. Зазвучала  долгая  чистая  нота  -  и  через
мгновение из пламени пришел ответ.
   Ответная нота была выше, поэтому он переместил деревянную бусину на  дюйм
выше и опять тихонько коснулся металлической палочкой контура. Теперь  звуки
были похожи, и шар пламени, казалось, исчез, хотя он засветился опять, когда
звук растаял в воздухе.
   - Я верю, у нас получится, - сказал он напряженно. - Еще раз.
   Две ноты - одна в Лондоне, другая  в  Греции,  прозвучали  опять,  теперь
почти в унисон; пламя стало тусклым, отливая взбаламученной мутной серостью,
и пока  контур  все  еще  звенел,  Романелли  осторожно  коснулся  шарика  и
передвинул на толщину волоса дальше. Теперь ноты звучали в  унисон,  и  там,
где раньше было пламя, теперь была дыра в воздухе, в которую он  мог  видеть
маленький  участок  земляного  пола.  Когда  двойной  звон  стих,   странный
сверкающий шар пламени вновь появился.
   - Так держать! -  взволнованно  сказал  Романелли.  -  Я  могу  отчетливо
видеть. Ударь опять, когда я скажу тебе, и я его перешлю.
   Он взял ланцет и блюдо и повернулся к лежащему на кровати - тот  был  без
сознания. Романелли поднял обмякшую руку, сделал надрез на пальце  и  поймал
быстрые капли крови на блюдо. Когда он получил пару ложек крови, он выпустил
руку и обернулся к свече.
   - Сейчас! - сказал он и ударил по контуру палочкой. И еще раз был получен
ответ, и когда пламя свечи опять стало дырой, он опустил  палочку,  обмакнул
свои пальцы в блюдо с кровью и, взмахнув руками, отправил брызги крови через
дыру.
   - Прибыл? - спросил он, и его пальцы приготовились к следующей попытке.
   - Да, - ответил голос с другой стороны,  пока  нота  не  отзвучала  и  не
вспыхнуло яркое пламя, - четыре капли, прямо в чан.
   - Превосходно. Я позволю ему умереть, как только услышу, что  у  вас  все
получилось.
   Романелли наклонился и задул свечу.
   Он сел и  стал  задумчиво  смотреть  на  спящего.  Найти  этого  молодого
человека - действительно удача. Он именно то, что нужно для  их  целей:  пэр
Британского королевства и - возможно, из-за своей хромоты  -  застенчивый  и
замкнутый, почти не имеющий друзей. И во  время  учебы  в  Харроу  он  очень
кстати опубликовал сатиру, которая вызвала раздражение некоторых влиятельных
лиц, в том числе  и  его  благодетеля  лорда  Карлисла.  Теперь  все  охотно
поверят, что он и в самом деле мог пойти на такое преступление, которое  его
заставят совершить Романелли вместе со своим британским ка.
   - Доктор Ромени и я  -  мы  выдвинем  тебя  из  неизвестности,  -  сказал
Романелли тихо. - Мы сделам твое имя знаменитым, лорд Байрон.

***

   Клоун Хорребин и доктор Ромени пристально смотрели на  ванну  размером  с
гроб  с  тускло  клубящимся  магическим  раствором,   в   котором   темнели,
затвердевая, капли крови где-то  на  среднем  уровне  и  где  сейчас  начала
разрастаться система прекрасных красных тканей, связываясь друг с другом.
   - Через двенадцать часов это уже будет узнаваемый человек, - тихо  сказал
Ромени, он стоял так спокойно, что даже совсем не подпрыгивал  на  пружинных
подошвах, - а через двадцать четыре часа он уже сможет говорить с нами.
   Хорребин переступил на ходулях.
   - Подлинный британский лорд, - сказал он задумчиво. - Крысиный Замок  уже
удостаивали посещением выдающиеся личности, но  молодой  лорд  Байрон  здесь
будет первый,  -  даже  под  слоем  грима  Ромени  заметил  усмешку,  -  пэр
королевства.
   Доктор Ромени улыбнулся:
   - Я ввел вас в высшие сферы. Несколько мгновений длилось молчание.
   - Ты уверен, что мы и впрямь должны осуществить этот бессонный проект, то
есть не спать вообще завтра ночью? - жалобно захныкал клоун. - Я всегда сплю
по десять часов в гамаке, или у меня будут ужасные боли в спине, а с тех пор
как мой проклятый папаша, - он указал на высушенную голову Теобальдо в  нише
окна над ними, молча наблюдавшую за всем происходящим,  -  сбросил  меня  на
землю, боли стали вдвое сильнее.
   - Мы будем дежурить посменно, четыре часа  сна  каждые  восемь  часов,  -
напомнил ему Ромени, - вполне достаточно, чтобы ты не сдох. Вот его жаль,  -
добавил, кивая на ванну с раствором, - он будет  все  время  бодрствовать  и
будет все время кричать.
   Хорребин вздохнул:
   - Послезавтра все это кончится, и мы наконец сможем отдохнуть.
   - Возможно, ближе к вечеру. Мы будем упорно работать над ним  по  очереди
всю завтрашнюю ночь и  весь  день  после.  К  вечеру  у  него  не  останется
собственной воли, потом мы позволим ему денька два  побыть  на  виду,  потом
дадим ему инструкции и этот миниатюрный пистолет и отпустим его.  Затем  мои
цыгане и ваши нищие выйдут на работу, и примерно через  час  мой  человек  в
Государственном Казначействе объявит, что пятая часть всех золотых соверенов
в стране - фальшивые, мои капитаны совершат  набег  на  Английский  Банк.  И
затем, когда наш мальчик Байрон проделает свои трюк, страна фактически будет
поставлена на колени. Если Наполеон не будет в Лондоне к Рождеству,  я  буду
очень удивлен. - И он удовлетворенно улыбнулся.
   Хорребин потоптался на своих ходулях.
   - Ты... действительно уверен,  что  это  будет  улучшение?  Я  не  против
устроить хорошенькую  встряску,  но  разумно  ли  уничтожать  до  конца  эту
страну?
   - Французами легче управлять, - сказал Ромени. - Я знаю, я  имел  с  ними
дело в Каире.
   - А-а... - Хорребин затопал к дверям, но остановился и заглянул в  ванну,
где красные нити уже  образовали  некое  подобие  скелета.  -  О  Боже,  это
отвратительно, - заметил он, укоризненно покачал головой в клоунском колпаке
и удалился из комнаты.
   Доктор Ромени тоже уставился на то, что  происходило  в  этом  колдовском
тигле.
   - О-о, - сказал он спокойно, - есть вещи куда хуже, Хорребин. Скажешь мне
через месяц - так это или нет, удалось ли тебе найти вещи и похуже.

***

   Утром во вторник,  двадцать  пятого  сентября,  Дойль  стоял  у  прилавка
табачного магазина Вэзарда, пытаясь выбрать приемлемый табак, и пока он  так
стоял в задумчивости, он понял,  что  невольно  прислушивается  к  разговору
рядом.
   - Да, конечно, он настоящий лорд, - сказал лавочник  средних  лет.  -  Он
напился как свинья, ведь так?
   Его собеседник засмеялся, потом вдумчиво сказал:
   - Я не знаю. Скорее он выглядел больным... или чокнутым, да, пожалуй  что
так.
   - Он элегантно одет.
   - Да, но он скорее похож на актера в костюме лорда в  мюзик-холле.  -  Он
покачал головой.  -  Если  бы  не  все  эти  золотые  соверены,  которые  он
разбрасывает... но, пожалуй, он это делает, чтобы вызвать  интерес  к  этому
чертову спектаклю... Так ты говоришь, что слышал об этом  лорде...  как  его
зовут? Бриан?
   - Байрон. Он написал  небольшую  книжку,  где  высмеял  всех  современных
поэтов, даже Литтла, к которому я сам неравнодушен. Этот Байрон  -  один  из
университетских умников. - Да сопляки они все, надутые маленькие ублюдки.
   - Вот-вот, я и говорю, все они такие! Ты видел его усы?
   Дойль, весьма озадаченный всем этим, решил уточнить:
   - Прошу прощения, но, если я правильно понял,  вы  говорите,  что  видели
лорда Байрона? И это было недавно?
   - О, да! Видели. Мы и половина делового района. Он в  таверне  "Насест  и
курица" на Ломбард-стрит, совершенно пьяный - или  сумасшедший,  -  подумав,
предположил он. - Этот лорд сидит там и ставит всем выпивку.
   - Может, у меня найдется время пойти и воспользоваться гостеприимством, -
сказал Дойль, улыбнувшись. - У кого есть часы?
   Один из говоривших выудил  из  жилетного  кармана  золотую  "луковицу"  и
глянул:
   - Половина одиннадцатого.
   Дойль поблагодарил за любезность и поспешил из магазина. Еще полтора часа
до того, как я встречусь с Беннером, подумал он. Времени  достаточно,  чтобы
проверить  этого  самозваного  Байрона  и   попробовать   догадаться,   кому
понадобилось проделывать такие дешевые трюки. Впрочем, Байрон  не  такой  уж
плохой прототип для третьесортного имитатора - ведь реальный Байрон все  еще
по