ично. Так... я научился многим приемам и повторял их  сотни  раз,  но
только с куклами.
   Держась за бок, Дэвис вытаращил на него глаза.
   - Куклы, - наконец выдавил он. - Что ж, я... Надо же, куклы! - Скользя по
стене, он осел на палубу. - Черт, куда подевался Хансон?!
   - Я здесь, Фил! - заторопился к нему один из пиратов, на  ходу  раскрывая
складной нож. - Тебе бы надо прилечь, слышишь.
   Дэвис покорно лег, но оперся на локоть,  чтобы  видеть  Шанданьяка,  пока
Хансон, очевидно, бывший у пиратов за хирурга, разрезал одежду.
   - Что ж, - повторил Дэвис, - Веннер намекнул, что я был слишком... суров,
отдавая приказ убить тебя, и  наше  братство  мы...  ай...  дьявол,  Хансон,
поаккуратнее же, черт побери! - Он прикрыл глаза  и,  собравшись  с  силами,
продолжил: - ...а у нас принято обсуждать любой приказ, кроме как в бою. Тем
не менее ты ранил меня, и я не могу просто взять и... позволить тебе отплыть
вместе со всеми  на  шлюпке.  -  Дэвис  оглядел  остальных.  -  Я  предлагаю
предоставить ему выбор.
   Пираты закивали и криками выразили свое одобрение.
   Дэвис взглянул на Шанданьяка:
   - Итак, присоединяйся к нам и поклянись разделять наши  цели  либо  прими
смерть, здесь и сейчас.
   Шанданьяк оглянулся на Бет Харвуд, но  та  что-то  шептала  своему  отцу,
который, впрочем, не обращал на нее  никакого  внимания.  За  ними  высилась
массивная фигура Лео Френда.  Его  лицо  кривилось  в  недовольной  гримасе,
видимо, он был разочарован тем, что Шанданьяк до сих пор жив. Никогда прежде
Шанданьяк не чувствовал себя столь одиноким  и  беззащитным.  Неожиданно  он
ощутил, как ужасно ему не хватает отца. Он обернулся к Дэвису:
   - Я с вами.
   Дэвис рассудительно кивнул:
   - Что ж, ответ обычно таков, хоть я и засомневался было немного.
   Хансон поднялся и с сомнением посмотрел на сооруженный им бандаж.
   - Пожалуй, это все, что я могу сделать для тебя, Фил,  -  буркнул  он.  -
Проследи,  чтобы  его  милость  Харвуд  остановил  кровь  и  не   дал   ране
воспалиться.
   Шанданьяк с изумлением посмотрел на Хансона. Тот,  наверное,  оговорился.
Он, должно быть, имел  в  виду  Френда,  ведь  философия  вряд  ли  способна
залечивать раны.
   Услышав свое имя, Харвуд наконец вышел из задумчивости и поднял голову.
   - Где Тэтч? - громко спросил он. - Он должен быть здесь. Где же он?
   - Ему времени не хватило, - бросил Дэвис, не  поворачиваясь.  -  Как  раз
сейчас он добывает в Чарльстоне припасы, которые вы просили. Мы встретимся с
ним уже во Флориде. А теперь подойдите сюда и позаботьтесь, чтобы я не подох
от этой раны.
   Бет хотела было заговорить, но отец жестом остановил ее.
   - Он передал вам проводника? - недовольно поинтересовался  Харвуд.  Дэвис
поморщился:
   - Мумифицированную собачью голову?  Да,  конечно.  И  она  вчера  вечером
принялась хрипеть и вертеться  в  своей  банке  с  ромом,  а  около  полудня
застыла, повернувшись на юго-восток. С тех пор она двигалась,  только  когда
мы меняли курс. Так что мы  направились  туда,  куда  она  указывала.  -  Он
осторожно пожал плечами. - Она точно помогла выйти на вас, но отвратительнее
отброса еще поискать. Мне пришлось потрудиться,  чтобы  не  дать  крысам  ее
сожрать.
   -  Черт  бы  побрал  этого  Тэтча!  -  взорвался  профессор.  -  Доверить
невежественным бандитам сложнейшее приспособление! Если крысы хоть  коснутся
головы, они сожрут тебя самого, Дэвис, обещаю. Легкомысленный глупец!  Часто
ли появляются на свет двухголовые псы?! Немедленно пошли кого-нибудь за ней.
   Дэвис слабо улыбнулся и откинулся навзничь.
   -  Ну  уж  нет,  -  сказал  он.  -  Вы  получите  вторую  половину  своей
отвратительной парочки лишь тогда, когда  я  сойду  на  берег  Нью-Провиденс
живым и здоровым, каким я был час назад. В противном случае мои парни сожгут
проклятое чучело. Так, парни?
   - Как скажешь, Фил! - отозвался кто-то; остальные одобрительно закивали.
   Харвуд негодующе глянул по сторонам, но все же  подошел  и  опустился  на
колени рядом с Дэвисом. Он оглядел повязку, сдвинул ее и взглянул на рану.
   - Проклятие, ты прекрасно мог бы, пожалуй, поправиться и без моей помощи,
- буркнул он, - но ради вящей безопасности моего проводника я позабочусь  об
этом.
   С этими словами Харвуд принялся рыться в глубоких карманах кафтана.
   Шанданьяк оглянулся. Взгляд его  упал  на  труп  Чаворта.  Морская  качка
перекатывала  мертвеца  с  боку  на  бок,  и  далеко   откинутая   рука   то
поворачивалась ладонью вверх, то ложилась вновь на  палубу  жестом,  странно
полным философского смысла. Все приходит и уходит,  казалось,  говорил  этот
жест, радость и горе, жизнь и смерть, хорошее и плохое, и  ничто  не  должно
удивлять.
   Зрелище почему-то показалось Шанданьяку постыдным, словно бы  у  мертвеца
остались спущены штаны. Ему страстно хотелось, чтобы кто-нибудь придал  руке
пристойное положение. Шанданьяк отвел глаза...
   Ему еще не приходилось видеть, как врач, каким, по-видимому, был  Харвуд,
обрабатывает рану,  и  ему  захотелось  посмотреть,  как  это  делается.  На
какое-то сумасшедшее мгновение ему показалось, что Харвуд собирается  начать
с приведения в порядок внешности Дэвиса, потому что  достал  он  из  кармана
нечто, похожее на кисточку для бритья.
   - Этот бычий хвост, - лекторским  тоном  объявил  Харвуд,  -  был  особым
образом подготовлен для того, чтобы  привлекать  нечто,  которое  вы  зовете
духом-покровителем. Будь оно более могущественным, то могло бы приглядеть за
всеми людьми на борту сразу,  а  так  оно  способно  уделить  внимание  лишь
одному-двум. В этой недавней стычке он заботился обо мне и  мистере  Фрейде.
Поскольку опасность для нас миновала, я  препоручаю  тебя  его  вниманию.  -
Харвуд засунул колючий хвост за ворот зеленой рубахи Дэвиса и принялся опять
рыться в карманах. - Так,  а  теперь...  Вот  оно!  -  Он  достал  маленький
полотняный мешочек. - Это дрогу,  благодаря  ему  все  органы  работают  как
должно. Сейчас ты в большей опасности, чем я, поэтому передаю  тебе  амулет,
но помни - с возвратом. - Он снял треуголку  с  головы  Дэвиса,  положил  на
макушку мешочек и вновь прикрыл треуголкой. - На этом  все,  -  объявил  он,
поднимаясь с колен. - Довольно терять время. Сажайте в  шлюпку  пленников  и
пусть они отправляются.
   Новые хозяева "Кармайкла" небрежно спустили  на  воду  одну  из  лодок  и
сбросили вниз веревочную лестницу, чтобы пленники  могли  спуститься.  Из-за
качки шлюпка ударилась  о  борт  судна  и  тут  же  зачерпнула  воды.  Дэвис
утомленно отдал  необходимые  распоряжения,  корабль  развернулся,  и  качка
прекратилась.
   Дэвис поднялся на ноги, раздраженно поморщившись.
   - Все по местам, - рявкнул он.
   Со смешанным чувством Шанданьяк наблюдал, как  матросы  старого  экипажа,
поддерживая раненых товарищей, перелезают через борт.  Бет  Харвуд,  спрятав
медные кудри под черным капюшоном, шагнула вперед и, повернувшись, позвала:
   - Отец! Жду тебя в лодке.
   Харвуд посмотрел на нее и издал смешок, похожий  на  скрежет  несмазанных
шестерен.
   - Как бы они были рады этому там,  внизу.  Ведь  добрая  половина  убитых
погибла от моей руки! Нет, моя дорогая, я остаюсь, и ты тоже.
   Слова отца ошеломили ее. Не говоря ни слова, она повернулась  и  пошла  к
борту.
   - Эй, вы там, остановить ее,  -  нетерпеливо  скомандовал  Харвуд.  Дэвис
кивнул, и двое ухмылявшихся пиратов заступили ей дорогу.
   Харвуд еще раз хохотнул, но смех тут же перешел в надсадный кашель. Через
силу он выдавил:
   - Поднимайте паруса.
   - Верно, - отозвался Дэвис. - Эй вы, тупицы! Кидайте трупы  за  борт,  да
смотрите шлюпку не заденьте. Он задрал голову наверх:
   - Как дела, Рич?
   - Мы не можем маневрировать без половины парусов, но при  попутном  ветре
дойдем, если ты отправишь всех ребят тянуть шкоты.
   - Отлично. Эллиот, возьми двоих. Отведешь шлюп домой.
   - Есть, Фил.
   Бет Харвуд  перевела  взгляд  с  отца  на  Лео  Френда,  который  тут  же
заулыбался и шагнул к ней - Шанданьяк впервые заметил, что щегольской  наряд
Френда включал в себя  и  модные  туфли  с  высокими  красными  каблуками  и
лентами, завязанными бантом "ветряная мельница", - предлагая  руку,  похожую
на расшитый и слишком туго набитый  валик.  Однако  Бет  молча  отвернулась,
прошла и встала рядом с Шанданьяком. Ее губы были плотно сжаты, но Шанданьяк
заметил набежавшие на глаза слезы, которые Бет промокнула манжетой.
   - Проводить вас вниз? - предложил он тихо. Она покачала головой:
   - Я там просто не выдержу.
   Дэвис глянул в их сторону.
   - У вас пока нет обязанностей, - обратился он к Шанданьяку. - Уведите  ее
куда-нибудь на нос, чтобы не путалась под ногами. Можете к тому же  принести
ей рома.
   - Я не думаю... - начал было Шанданьяк, но Элизабет перебила его:
   - О ради Бога, конечно.
   Дэвис усмехнулся и поторопил их размашистым жестом.
   Через несколько минут они уже стояли на полубаке  у  правого  борта,  где
паруса грот-мачты защищали их от ветра. По пути Шанданьяк успел заглянуть на
камбуз и, наполнив глиняные кружки ромом, протянул одну Бет.
   Канаты,  скрипя,  ползли   через   блоки,   заскрипел   такелаж,   паруса
развернулись  под  ветром,  и  корабль,  описав  широкую  дугу,   пошел   на
северо-восток.  Шанданьяк  потерянно  созерцал,  как  переполненная   шлюпка
постепенно отдаляется от корабля, пока совсем не скрылась из виду за кормой.
По левому борту за "Кармайклом" не  отставая  следовал  пиратский  шлюп.  Со
своего места, где он, облокотившись о перила,  прихлебывал  тепловатый  ром,
Шанданьяк видел только мачту и паруса маленького суденышка. По мере того как
корабль набирал скорость, шлюп уходил все дальше, и теперь  Шанданьяк  видел
весь длинный, с низкой посадкой, корпус. Он слегка покачал  головой,  словно
все еще не веря в случившееся.
   - Что ж, могло быть и хуже, - сказал он вполголоса Бет, пытаясь убедить в
этом не только ее, но и себя. - Мне, повидимому, простили  нападение  на  их
предводителя, а вы защищены от этих существ... положением вашего отца.
   По палубе, ниже того места, где они стояли, сновал, насвистывая себе  под
нос, один из пиратов,  присыпая  песком  лужицы  и  пятна  крови.  Шанданьяк
поспешно отвернулся и продолжил:
   - И когда мы  наконец  выберемся  из  этой  передряги,  то  все  матросы,
уплывшие на шлюпке, засвидетельствуют, что мы с вами остались  здесь  не  по
своей воле.
   Шанданьяк ощутил гордость тем, что голос его прозвучал спокойно и  ровно.
Он торопливо отхлебнул рому, пытаясь унять нервную дрожь в  руках  и  ногах,
которая появилась теперь, когда кризис миновал.
   - Боже мой,  -  ошеломленно  пробормотала  Бет,  -  мне  остается  только
надеяться, что он погибнет здесь. Он  никогда  теперь  не  сможет  вернуться
домой. Его даже не отправят в сумасшедший дом - его повесят!
   Шанданьяк кивнул, думая о том, что даже и такая казнь слишком мягка после
всего, что натворил ее отец.
   - Я должна была заметить признаки надвигающегося  безумия,  -  продолжала
Бет. - Я же видела, что  он  стал...  эксцентричен,  в  последнее  время  он
занимался такими странными изысканиями... Но у меня даже в мыслях  не  было,
что он когда-нибудь сделается опасен, как бешеная собака, и  начнет  убивать
людей.
   Шанданьяку припомнился матрос, застреленный подле пушки, и  тот,  другой,
кого Харвуд убил выстрелом в лицо.
   - Это не было припадком... безумия, мисс Харвуд, - отрывисто сказал он. -
Все было проделано равнодушно и  методично  -  так  кок  давит  муравьев  на
кухонном столе, одного за  другим,  а  потом  моет  руки  и  принимается  за
стряпню. А этот ваш доктор-толстяк занимался тем же на другом конце корабля.
   - Френд, да... - прошептала она. - В нем всегда ощущалось нечто  мерзкое.
Без сомнения, именно он вовлек  моего  бедного  отца  в  эту  отвратительную
авантюру. Но мой отец все-таки безумен. Послушайте, как раз перед  тем,  как
мы оставили Англию, он отсутствовал почти всю ночь и вернулся  на  рассвете,
весь в грязи, без шляпы, с какой-то  вонючей  деревянной  шкатулкой.  Он  не
хотел говорить, что там находилось, а когда я спросила, он посмотрел на меня
так, словно никогда раньше не видел. С тех самых пор он не расстается с этой
шкатулкой, постоянно держит ее при себе.  Она  и  теперь  в  его  каюте,  и,
клянусь, он о чем-то шепчет ей по ночам. О Господи, ведь вы  же  читали  его
трактат! Он был таким блестящим мыслителем. Ну что еще, кроме  сумасшествия,
может объяснить тот факт, что он, автор  "Оправдания  свободы  воли",  вдруг
начинает плести околесицу про воловьи хвосты и двухголовых псов?
   Шанданьяк различил в ее голосе страх и сомнение,  хоть  она  и  старалась
сохранить самообладание.
   - Не стану спорить, - мягко согласился он. Бет допила ром.
   - Наверное, мне лучше спуститься вниз и... Джон, не могли  бы  вы  помочь
мне раздобыть еды?
   Шанданьяк оторопело уставился на нее.
   - Прямо сейчас? Э-э... конечно. Что вы...
   - Нет, не сейчас. Когда наступит время обеда. Теперь мне, наверное, будет
еще труднее уклониться от диеты, которую  предписал  Френд,  а  теперь,  как
никогда, я должна сохранять ясность рассудка.
   Шанданьяк улыбнулся и снова подумал о том, что  бывает,  когда  пожалеешь
бездомную собаку.
   - Сделаю все, что смогу. Но Бог знает, чем эти  дьяволы  питаются.  Может
статься, что травки Френда окажутся предпочтительнее.
   - Вы их просто не пробовали. - Бет шагнула к трапу,  но  остановилась.  -
Это был действительно мужественный поступок, Джон, то, как вы вызвали  этого
пирата.
   - Это не было вызовом, просто сработал рефлекс. - Шанданьяк  почувствовал
раздражение. - Мне нравился старый Чаворт. Он мне напоминал другого старика.
Ни у одного из них не было ни на грош здравого смысла.  Боюсь,  я  тоже  его
лишен, иначе плыл бы сейчас в шлюпке вместе с остальными. - Он залпом  допил
остатки рома. - Что ж, увидимся позже.
   Он смотрел вперед, мимо бушприта, на голубеющий под солнцем  горизонт,  а
когда оглянулся, она уже ушла. Только тогда Шанданьяк немного расслабился  и
принялся следить за работой новой команды. Пираты ловко шныряли  по  вантам,
быстрые, точно пауки, ругаясь на английском, французском, итальянском и паре
других языков, которые Шанданьяку еще не доводилось слышать.  С  грамматикой
они были явно не в ладу, но следовало признать - по степени  непристойности,
богохульства и изобретательности оскорблений  пираты  выжимали  максимум  из
доступных им языков. Он невольно улыбнулся и вдруг сообразил,  что  вся  эта
многоязычная и в общем-то добродушная ругань сильно напоминает  то,  что  он
привык слышать в тавернах Амстердама и Марселя, Брайтона и  Венеции.  В  его
памяти они слились в единый образ портовых кабаков, где они с отцом, бывало,
грелись у жаркого огня, потягивая вино и  обмениваясь  новостями  с  другими
путешественниками. Временами юному Шанданьяку казалось, что их марионетки  -
компания аристократов, путешествующих в сопровождении двух слуг-людей. И вот
теперь, семь лет спустя, Шанданьяк вдруг понял, что куклы, пожалуй, были  не
такими уж и плохими хозяевами. Правда,  плата  была  нерегулярной,  но  ведь
великие дни кукольных театров уже закончились к  1690  году,  году  рождения
Шанданьяка, когда правители  Германии  отменили  наконец  свой  десятилетний
запрет на исполнение пьес живыми актерами. И все же  временами  наступали  и
благословенные дни, когда деньги буквально шли им в  руки,  и  тогда  сытные
обеды и теплые постели казались куда как приятнее в сравнении с  предыдущими
месяцами холодных комнат и пропущенных завтраков. Пират,  посыпавший  палубу
песком, закончил  свою  работу,  но,  проходя  мимо  грот-мачты,  неожиданно
поскользнулся и чуть не упал. Он с вызовом огляделся - не смеется ли кто над
ним, потом высыпал остатки песка на скользкое пятно и ушел. Не на  крови  ли
Чаворта тот поскользнулся, подумал Шанданьяк.  И  ему  припомнилась  ночь  в
Нанте, когда его отец  попытался  обороняться  ножом  против  банды  бродяг,
поджидавших их за винной лавкой. Франсуа Шанданьяк тогда  как  раз  был  при
деньгах, но ему было уже под шестьдесят и он  не  питал  никаких  надежд  на
будущее. И вот  вместо  того,  чтобы  отдать  деньги,  как  он  благоразумно
поступал раньше, когда их пару раз так же грабили,  он  вынул  нож,  которым
вырезал кукол для новых представлений...
   Шанданьяк облокотился о так и  не  выстрелившую  пушку  и  только  теперь
позволил себе почувствовать удовлетворение от того,  как  пригревает  солнце
спину, как по всему телу от рома разливается приятная истома и что он цел  и
невредим.
   Нож выбили сразу, точным ударом  башмака,  а  потом  были  кулаки,  зубы,
колени, пинки, и когда бандиты наконец  удалились,  пересчитывая  серебро  в
туго набитом кошельке и шумно радуясь богатой добыче, им наверняка казалось,
что они оставили лежать пару трупов. В  последующие  годы  Шанданьяк  иногда
жалел, что это оказалось не так: ни отец, ни он сам полностью не  оправились
после той ночи.
   В конце концов они все же добрались до своего номера  в  гостинице.  Отец
потерял передние зубы  и  левый  глаз.  Сам  Джон  долгое  время  не  владел
парализованной правой рукой, по которой прошелся чей-то каблук. Целый  месяц
он опирался при ходьбе на трость и лишь через год перестал мочиться  кровью.
Поврежденная рука, пусть даже потом он и научился ею пользоваться  в  полной
мере, послужила поводом, чтобы навсегда оставить кочевой  образ  жизни.  Ему
удалось выклянчить у дальнего родственника  в  Англии  деньги  на  проезд  и
согласие поселить его в своем доме, и к двадцати двум годам  он  нашел  себе
место бухгалтера в текстильной фирме.
   Отец же, здоровье которого все ухудшалось, в  одиночку  продолжал  давать
кукольные представления еще пару лет, пока не умер  в  Брюсселе  зимой  1714
года. Он так никогда и не узнал о тех  деньгах,  которые  могли  продлить  и
скрасить его жизнь, о деньгах, которые так коварно присвоил его  собственный
младший брат Себастьян.
   Шанданьяк бросил взгляд через правое плечо,  и  ему  показалось,  что  он
различает на востоке темную  полоску,  которая  вполне  могла  быть  берегом
Эспаньолы.
   "Я бы прибыл туда уже через неделю, - с тоской подумал он, - после  того,
как получил бы кредит в банке на Ямайке. Когда же я туда теперь  попаду?  Не
умирай, дядя Себастьян. Не умирай, пока я до тебя не доберусь".

Глава 2

   Даже в сумерках, когда на берегу начинали загораться костры,  на  которых
готовили пищу, мели, окружающие гавань, были отчетливо видны, и  прибывающие
лодки и корабли то и дело меняли курс, держась темной воды, на своем пути из
открытого   моря   к   поселению   Нью-Провиденс.   Большинство   суденышек,
принадлежащих жителям поселка, уже встали на ночь  на  якорь  либо  прямо  в
гавани, либо вдоль обветшавшей пристани, однако же большинство лодок  просто
вытащили на берег. В этот час  запахи  человеческого  жилья  соперничали  со
свежим морским бризом, ибо к обычной вони смеси смолы, серы, протухшей еды и
бесчисленных  гальюнов  присоединялись  ароматы  неумелой  готовки:  горелых
перьев, поскольку обитателям острова  было  лень  ощипывать  цыплят,  жутких
рагу, в которые щедрая рука накидала побольше ворованной  мяты  и  китайской
горчицы,  чтобы  отбить  вкус  несвежего  мяса,  а  также   странные   пары,
образовавшиеся  в  результате  смелых   и   временами   даже   взрывоопасных
экспериментов в приготовлении пунша.
   Бенджамен Харвуд забрал свою дочь и Лео  Френда  с  "Кармайкла"  четырьмя
часами раньше, вскоре после того,  как  корабль  после  долгого  лавирования
все-таки вошел в гавань, и задолго до того, как  пираты  принялись  килевать
судно. Он окликнул первую же шлюпку, которая подошла к борту, и  потребовал,
чтобы его перевезли на берег. Ему не только повиновались, но, как показалось
Шанданьяку, его узнали.
   И  теперь  "Кармайкл",  завалившись  на  од