навзничь,
уставясь на проплывающие своды туннеля. - Я решил  умереть  этим  утром.  Он
сказал мне приготовиться для  костюмированного  спектакля  вечером  -  юбка,
парик, лак для ногтей... и я точно решил - нет. Я не смогу сделать  это  еще
раз. Я решил попытаться убить его, если мне все равно  умирать.  Видишь  ли,
четыре года назад он установил - как он это назвал? - ах, да - односторонняя
связь. Это на магическом языке, а по нашему это значит, что, когда он умрет,
я тоже умру. Он думал, что это обезопасит его от меня. Оно бы и могло,  если
бы он не заставлял меня петь эти проклятые  песни  и  плясать  все  время...
Боже, я засыпаю. - Он умиротворенно улыбнулся.  -  И  для  меня  нет  ничего
лучше, чем провести последние минуты вот так: в лодке с юной леди.
   Джеки заморгала не веря своим ушам:
   - Ты... знаешь?
   - Ox, все время знал, девочка. Ты еще и тот Джеки. С фальшивыми усами. О,
да. - Он закрыл глаза.
   Джеки завороженно смотрела на  безмолвного  карлика.  Плот  крутанулся  и
ударился о стенку. Когда она решила, что он уже мертв, она тихо сказала:
   - Ты действительно его отец?
   И была очень испугана, когда он ответил.
   - Да, девочка, - еле слышно прошептал Тэй. - На самом-то деле я  не  имею
права винить его за то, как он со мной  обошелся.  Я  лучшего  не  заслужил.
Любой, кто... уродует собственного сына только для того, чтобы мальчик более
соответствовал ремеслу нищего... о, я получил по заслугам. -  Слабая  улыбка
тронула губы карлика. - Ох, и этот мальчик отплатил  сполна!  Он  принял  на
себя командование моей армией нищих... и затем поместил меня в госпиталь,  в
подвал... много, много раз... да, я был высоким когда-то... - Он вздохнул, и
его левая пятка выбила короткую барабанную дробь по  бревнам  плота.  Теперь
Джеки видела двух мертвых людей. Вспомнив предупреждения Тэя,  что  Хорребин
обязательно пошлет своих людей наперехват, - ведь  Тэй  говорил,  что  можно
спуститься по коллектору, - Джеки не стала ждать, пока доберется  до  выхода
какого-нибудь коллектора дальше по курсу, а решила прямо сейчас спуститься в
воду.   Бр-р-р...   какая   холодная   вода!   Но    все-таки    не    такая
обжигающе-холодная, как в тот раз - субботней ночью. А, вот  в  чем  дело  -
подземная река замедлила свой бег, да, она  течет  гораздо  медленнее,  если
сравнивать с субботним погружением. На миг она зацепилась за плот.
   - Покойся с миром, Теобальдо, - сказала она и оттолкнулась от плота.
   Джеки освободилась от облепившего балахона Ахмеда, сковывающего движения,
и теперь ей было совсем не трудно плыть против течения. Вскоре плот и  факел
остались позади, и она плыла вверх по течению в кромешной тьме. Впрочем, это
не была угрожающая тьма. Джеки инстинктивно знала, что  таинственная  темная
река, та, на которой она "видела" лодку, никак не связана с этим каналом  и,
возможно, даже с Темзой.
   Голоса отражались эхом от глади воды: "Кто, черт возьми, он  сказал,  это
был?.. Старый Данги и Индус... Ладно, парни Пита остановят их на выходе ниже
Ковент-Гарден". - И желтые отсветы на воде, на  мокрых  стенах,  на  потолке
впереди.
   Она резко повернула, описав дугу, и поплыла тихонько  по-собачьи.  Теперь
она могла увидеть далеко впереди док, из которого они садились в  лодку.  Их
было несколько, все они несли факелы, хотя, похоже, Хор-ребина среди них  не
было.
   - Они, должно быть, чокнутые, - прокомментировал один,  его  голос  гулко
разносился по туннелю. - Или может быть, они  думали,  что  у  Индуса  магия
сильнее. Интересно было бы их послушать... ой-я... черт  побери!  Как  здесь
оказалась пчела?
   - Иисусе, вон еще одна! Пошли отсюда, нечего нам  здесь  делать.  Давайте
поднимемся наверх и посмотрим, когда  их  приведут.  Вот  будет  потеха!  Вы
слышали - клоун-то приказал открыть госпиталь.
   Они поспешили удалиться, и туннель погрузился во тьму; на мгновение  свод
арки осветился оранжевым, потом факелы удалялись все дальше и дальше, и  все
поглотила тьма. Джеки четко держала направление туда,  где  только  что  был
свет, и очень старалась не поворачивать голову, чтобы не сбиться с заданного
курса. Она не повернула головы, даже когда почувствовала, что  ее  фальшивая
борода отклеилась и ее  унесло  течением.  Через  несколько  минут  ее  рука
стукнулась о балку дока.
   Джеки втащила себя на эту балку и уселась, тяжело дыша. Только сейчас она
сообразила, что ведь на ней ничегошеньки нет  -  если  не  считать  коротких
панталон. Она подняла руку,  чтобы  отбросить  упавшие  на  лицо  волосы,  и
обнаружила, что усы уплыли вместе с бородой.
   Не самый подходящий костюм, чтобы разгуливать по Крысиному Замку. В таком
виде ей вряд ли удастся незаметно выбраться отсюда.
   Она крадучись прошла через арку, очень сожалея,  что  у  нее  больше  нет
кинжала. Все тихо, слышно только, как где-то жужжит пчела. Длинный  коридор,
очевидно, пуст, но она шла очень осторожно, то и дело прислушиваясь - нет ли
погони.
   Она вскарабкалась по ступеням к широкой площадке и, ощупывая все вокруг в
поисках следующего ряда ступеней, вдруг наткнулась на деревянную дверь.  Нет
ни малейших проблесков света, ни вокруг дверной рамы, ни  между  досками.  А
это значит одно из двух:  либо  комната  за  дверью  так  же  темна,  как  и
лестница, либо это глухая дверь и за ней вообще  нет  никакой  комнаты,  что
явно противоречит здравому смыслу.
   Она надавила на щеколду - не заперто! - и осторожно  открыла  дверь.  Да,
внутри так же темно, как на  лестнице,  поэтому  она  быстренько  проскочила
внутрь и закрыла за собой дверь.
   Ей все равно было нечем разжечь огонь, даже если  бы  она  и  осмелилась,
поэтому она вела разведку на ощупь, следуя вдоль стены. Так она  обошла  все
четыре стены маленькой комнатки и опять  оказалась  у  двери,  затем  решила
двинуться по диагонали. Здесь была узкая  кровать,  аккуратно  заправленная;
туалетный столик, и на нем пара книг; стол, на котором порхающие руки  Джеки
обнаружили бутылку и чашку - чашка была обнюхана,  и  в  нос  ударил  резкий
запах джина, - и, наконец, в углу был обнаружен стул, а на  стуле...  -  тут
Джеки возблагодарила Бога, когда, ощупав то, что было на стуле,  она  смогла
определить, что это такое: короткое платье, парик, сумочка с гримом  и  пара
старинных комнатных кожаных туфель.
   "Это не иначе как чудо, то, что эти  одежды  словно  специально  положены
здесь для меня", - подумала она. Потом она вспомнила, что  старый  Теобальдо
говорил, что ему было приказано играть спектакль в костюме сегодня  вечером.
Это, должно быть, его комната, и он, должно быть, приготовил заранее костюм,
а пока он его примерял, он принял решение умереть.  Хотя  она,  конечно,  не
могла ничего видеть, она все  равно  с  любопытством  осмотрелась  вокруг  и
пожалела, что никогда не узнает, какие книги лежали на туалетном столике.

***

   Лен Керрингтон уселся прямо  в  передней  комнате  и  отхлебнул  изрядную
порцию из карманной фляги, совершенно не заботясь, что его могут увидеть.  С
чего бы это, хотелось бы знать, его ни с того  ни  с  сего  вдруг  назначили
заместителем клоуна? И  мало  того,  они  еще  хотят,  чтобы  он  успокаивал
разгневанного доктора Ромени, который считает неудовлетворительными сводки с
места  событий,  поступающие  каждые  несколько  минут  от  группы  захвата,
посланной на поимку двух беглецов. Да, а еще вдобавок Хорребин беснуется  от
ярости,  и  надо  успокаивать  Хорребина,  который  валяется  в   гамаке   с
тяжелейшими ожогами и стонет от боли. Надо его убедить, что приняты все меры
и что делается все возможное для исправления ситуации. А Керрингтон даже  не
понимал, какова она, эта самая ситуация. Он, правда, слышал,  что  танцующий
карлик попытался убить клоуна, а потом сбежал по  подземной  реке  вместе  с
Индусом, но ради Бога, если это так, то  почему  доктора  Ромени  интересует
только Индус?
   Ха, а вот кто-то поднимается по лестнице  из  подвала.  Керрингтон  решил
было встать, но потом отверг эту идею.
   Как ни странно, это оказалась  женщина.  Ее  прическа  напоминала  гнездо
грызуна, а ее платье сидело, как кусок брезента на вешалке для шляп,  но  ее
лицо под толстым слоем пудры и румян было, пожалуй, хорошенькое.
   - Они мне посоветовали  поискать  Хорребина  внизу,  -  сказала  она  так
невозмутимо, как будто женщина в Крысином Замке не столь же  беспрецедентное
явление, как лошадь в Вестминстерском соборе. - Я его не видела.
   - Нет, - сказал Керрингтон, вскакивая на ноги, - Он... э-хм...  нездоров.
Какого черта ты здесь делаешь?
   - Я от Кэти Данниган, ну, у нее эти дома свиданий  в  районе  Пиккадилли.
Мне было предложено организовать совещание - очевидно, этот парень  Хорребин
хочет вложить деньги в это дело.
   Керрингтон удивленно заморгал. Насколько ему было  известно,  проституция
не входила в сферу деловых интересов Хорребина, но, безусловно, это как  раз
для него. И кроме того, совершенно невообразимо, чтобы юная  девушка  пришла
бы в такое место, как Крысиный Замок, без достаточных на то  оснований,  это
дело с домами на Пиккадилли - как раз самое оно.
   Он окончательно успокоился - разумеется, это  дело  никак  не  связано  с
двумя беглецами.
   - Ладно, но, боюсь, вы не сможете его сейчас видеть. Вам  лучше  покинуть
это место и сказать этой женщине Данниган, чтобы в следующий  раз  присылала
мужчину! Вам здорово повезет, если вас изнасилуют меньше,  чем  дюжину  раз,
прежде чем вы выберетесь из этого здания.
   - Ну, в таком случае одолжите мне нож.
   - В... Вот еще! Джеки подмигнула:
   - Вам доводилось бывать на Пиккадилли?
   Керрингтон ухмыльнулся, протянул руки и обхватил ее за талию.
   - Нет, нет, не я, - поспешила она развеять его иллюзии. -  Я...  хм...  у
меня болезнь. Но у нас есть чистые девочки на Пиккадилли. Хочешь, я дам тебе
пароль и ты сможешь в  любое  время  получить  девочку  бесплатно.  Ну,  что
скажешь?
   Керрингтон отскочил от нее, но, подумав, нехотя засунул руку за пазуху  и
вытащил кинжал в кожаных ножнах.
   - Вот, - сказал он. - Какой  пароль?  Джеки  сказала  самую  непристойную
трехэтажную непристойность из всех когда-либо слышанных ею.
   - Я знаю, это звучит странно, но это так и  есть.  Ты  просто  приходи  в
любое из этих мест, подойди к вышибале у парадного входа и шепни ему это  на
ухо. А дальше сам увидишь, что будет.
   Джеки неторопливо направилась к выходу из Крысиного Замка, демонстративно
чистя ногти кинжалом.

Глава 7

   Юность,  Природа  и  милость  Богов  поддерживали   яркий   огонь   моего
светильника, но Романелли победил всех трех и вот - задул его...
   Лорд Байрон.
   Из письма, написанного в Патрах.
   3 октября, 1810 года

   Утром в субботу Дойль проснулся на соломенном  тюфяке  в  жалкой  конуре.
Теперь он принял решение. Да, конечно, иного пути нет,  но  ясное  осознание
того, что ему предстоит, бросало в дрожь. Накатила волна холодного,  липкого
ужаса - в горле пересохло, руки дрожали, по телу пробегали мурашки. Он лежал
на спине, охваченный приступом предательской слабости, и разглядывал трещины
и потеки сырости на потолке. Но все-таки он почувствовал  явное  облегчение.
Последнюю  неделю  Дойль  терзался  сомнениями,   мучился   от   собственной
нерешительности и строил бредовые планы, то теша себя  радужными  иллюзиями,
то впадая в мрачное отчаяние. Да, теперь-то он все понял.
   Какая наивность возлагать столько надежд на Эшблеса! Он только зря  терял
время в ожидании прибытия поэта.
   Ну в самом  деле,  если  рассуждать  здраво,  что  бы  изменилось  в  его
ситуации, даже если бы он и нашел  Эшблеса?  Допустим,  они  встретились.  А
дальше что? С чего это он решил, что Эшблес станет вмешиваться в его дела  и
захочет помочь? А если вдруг и впрямь захочет, то сможет ли оказать реальную
помощь? Ведь совершенно очевидно, что это дело касается только  их  двоих  -
его и доктора Ромени. И только встреча лицом к лицу  может  внести  ясность.
Да, и чем скорее это случится, тем лучше. Нет  смысла  длить  и  увеличивать
страдания, ведь с каждым днем Дойль чувствовал себя все хуже и хуже.
   Он попросил у Казиака выходной, и  старик  с  видимой  радостью  исполнил
просьбу. Присутствие Дойля уже начинало плохо  сказываться  на  коммерции  -
посетители чувствовали некоторую неловкость и старались  держаться  подальше
от этого доходяги - страшные приступы сухого,  выворачивающего  внутренности
кашля скручивали его все чаще и  чаще.  Неудивительно,  что  добропорядочные
обыватели опасались подхватить заразу и выражали неудовольствие  хозяину  за
причиняемые неудобства.
   Итак,  ничто  не  препятствовало   Дойлю   приступить   к   осуществлению
задуманного.  Он  отправился  в  лавку  старьевщика  и  на   жалкую   сумму,
составляющую на данный момент все его достояние, приобрел то, что  и  должно
было послужить гарантией успешного осуществления задуманного предприятия,  -
помятый и ржавый кремневый пистолет. Дойль испытывал некоторые сомнения, что
такая рухлядь может выстрелить, но старьевщик клялся и божился  -  пистолет,
мол, в полной исправности и метко попадает в цель. Ну уж, во всяком  случае,
один-то раз, может, и впрямь выстрелит, а большего мне и не надо, с  горечью
подумал Дойль. Замысел был предельно прост - взять с собой  пистолет,  когда
станет говорить с Ромени, и  пригрозить,  что  если  тот  только  попытается
схватить его, то Дойль, не задумываясь, покончит с собой выстрелом в голову.
Вчера на Лондонском мосту Джеки рассказал о неудавшейся попытке покушения на
Хорребина. Сейчас Дойль сожалел, что у него нет той пилюли с  ядом,  которую
карлик предлагал Джеки. Ведь насколько проще держать в зубах пилюлю с  ядом,
чем привешивать на шею пистолет да еще так его закрепить, чтобы он точно был
направлен в голову!
   Обдумывая детали предстоящей  операции,  Дойль  понял,  что  рука  быстро
устанет, если он в продолжение  всего  разговора,  который  вполне  может  и
затянуться, будет держать тяжеленный пистолет приставленным к виску. Поэтому
Дойль снял пояс и пропустил один конец  к  курку,  а  другой  конец  обвязал
вокруг шеи. Сверху он надел пальто,  застегнулся  на  все  пуговицы,  а  шею
обмотал шарфом. Так, теперь ничего не заметно - он  только  чувствовал,  как
холодное дуло упирается в нежную кожу под подбородком. Дойль остался доволен
- придуманное устройство позволяет не привлекать к себе внимание, пока он не
доберется до Ромени, и в то же время удерживает пистолет в таком  положении,
что стоит только просунуть большой палец между второй и третьей пуговицами и
слегка дернуть, как пуля разнесет голову вдребезги.
   На Бишопгейт-стрит Дойлю повстречался нищий из  команды  Капитана  Джека.
После обмена приветствиями Дойль без  труда  выяснил,  что  цыганский  табор
доктора Ромени все еще  находится  на  старом  месте.  И  цыгане  бродят  по
окрестностям, предсказывая будущее жителям  Вест-Энда  и  продавая  любовное
зелье в трущобе Голден-лейн.
   Дойль трогательно поблагодарил его, попросил не забывать и направился  на
восток, в сторону Лондон-Волл-стрит. Он углубился в приятные думы,  что  как
раз здесь родился Ките, и прошел в задумчивости еще  целый  квартал,  прежде
чем до него дошло, что он слышит  пронзительный  свист  с  северной  стороны
улицы. Высокая нота и две низких - три первые ноты "Yesterday".
   N противоположной стороны улицы ответили следующие девять нот.
   На сей раз сомнений не оставалось - он не единственный здесь,  в  1810-м,
человек из двадцатого века. Сердце тяжело билось, стучало в висках -  он  не
мог справиться с волнением, стал суетливо метаться  и  перебежал  на  другую
сторону улицы, дико озираясь по сторонам. Прохожие недоуменно  оглядывались,
видимо, принимали его за сумасшедшего. Он старательно  изучал  каждое  лицо,
пытаясь по неким неуловимым признакам выявить человека из  другого  времени.
Напрасные попытки - все выглядели так, как если бы прожили здесь всю жизнь.
   В растерянности Дойль  сделал  пару  шагов  к  Коулман-стрит,  как  вдруг
заметил экипаж,  остановившийся  напротив  у  тротуара.  Боковое  окно  было
открыто, в темноте кареты Дойль попытался разглядеть пассажира  -  и  увидел
направленное на него дуло ружья.  Он  не  успел  ничего  понять,  сделал  по
инерции еще шаг и увидел вспышку. Но то, что он  услышал  в  это  мгновение,
вовсе не было  звуком  выстрела  -  все  его  тело  содрогнулось  от  взрыва
пистолета у него на груди под  рубашкой.  Пуля  разбила  пистолет,  и  порох
загорелся. Но, по  счастью,  в  момент  удара  пистолет  развернуло  и  дуло
оказалось рядом с челюстью, вместо того чтобы быть под ней. И в тот  момент,
когда пистолет на груди Дойля выстрелил, докрасна  раскаленная  пуля  только
оторвала правое ухо, вместо того чтобы разнести голову.

***

   Дойль лежал скрючившись на тротуаре  и  не  слышал  грохота  отъезжающего
экипажа. Он смутно понимал - что-то взорвалось, вокруг  все  залито  кровью,
наверно, это его кровь. Грудь нестерпимо болела. Руки не слушались, но он  с
трудом подтянул оцепеневшую руку к груди и сбросил обожженные порохом клочья
рубахи и дымящиеся обломки пистолета. Вроде бы раны не смертельны  -  только
ожоги да незначительные царапины. В  ушах  звенело,  причем  справа  гораздо
сильнее.  Действительно,  вся  правая  сторона  головы  омертвела,  как   от
лошадиной дозы новокаина. Дойль осторожно ощупал голову  и  почувствовал  на
руке горячую кровь - уха на месте не оказалось. Боже мой, что же произошло?
   Он откатился в сторону и попытался встать на ноги. Чьи-то руки подхватили
его и достаточно грубо  потянули  вверх.  Дойль  ошеломленно  прислушался  к
разговору.
   - Ну как, приятель, ты жив?
   - Что ты  глупости  говоришь!  Как  он  может  быть  жив?  Посмотри,  ему
прострелили голову. В него стреляли из той кареты.
   - Чепуха! Я все видел - у  него  грудь  взорвалась.  Он  нес  бомбу!  Это
французский шпион.
   - Да нет, смотри-ка!  У  него  на  шее  висит  разбитый  пистолет.  -  Он
развернул Дойля так, чтобы видеть лицо, и настойчиво спросил: - Какого черта
ты таскаешь пистолет на шее?
   Дойль хотел только одного - поскорее убраться отсюда.
   - Я... только что купил его, - невнятно пробормотал он. - Я хотел...  мне
казалось, так будет удобнее донести пистолет до  дому.  Ох...  я  ничего  не
знаю... наверное, он нечаянно выстрелил.
   -  Ну,  что  я  вам  говорил,  -  немедленно  отреагировал   добровольный
следователь, - этот малый просто идиот! Видишь, что ты натворил, - продолжал
он, обращаясь к Дойлю. - Тебе удалось приобрести прекрасное оружие Этот твой
пистолет развалился на части, выстрелив только один  раз.  Ладно,  приятель,
что уж теперь рассуждать. Ты сейчас пойдешь со мной к доктору, и  он  быстро
приведет в порядок твою голову.
   - Нет! -  Дойль  не  мог  сейчас  припомнить,  использовались  ли  вообще
антисептики в 1810 году, и хотя он понимал, что не в состоянии  сейчас  ясно
соображать, понимал он также и то, что не испытывает  ни  малейшего  желания
подхватить какую-нибудь проклятую инфекцию от немытых рук  или  нестерильных
ниток для наложения швов. Поэтому он твердо сказал: - Не  надо  меня  никуда
вести. Просто дайте мне немного бренди. Крепкого бренди... Можно и  виски  -
что угодно, лишь бы побольше спирта.
   - Все понятно! Знаю я эти  штучки,  -  вмешался  старик.  Он  только  что
подошел и никак не мог видеть, что на самом  деле  произошло.  -  Он  просто
хочет нас обдурить. Похоже, этот проходимец остался без уха давным-давно,  а
теперь шляется то тут, то там и изображает, что ему, видите ли,  только  что
оторвало ухо. Так  и  ходит  по  всему  Лондону  -  выпивку  выклянчивает  у
доверчивых людей. Знаем мы таких! Нас так просто не обманешь.
   - Нет, ему оторвало ухо только что, - возразил кто-то. - Смотри,  у  него
кусок уха болтается.. Ой! Что это с ним? Похоже, его тошнит.
   К сожалению, это было действительно так. Сочувствующее бе