ейном. Мост был шириной  в  шесть  футов  и  вымощен  широкими  плоскими
плитами, перила достигали уровня плеч, и хотя издали мосты казались крутыми,
теперь стало видно, что мост почти совершенно горизонтален, очень постепенно
поднимаясь к тому месту, где он исчезал в колышущемся облаке. Как ни странно
выглядел мост, Шэнди показалось, что он уже его видел.
   - Твой черед, - сказал Харвуд Тэтчу. Великан-пират,  чей  пояс  и  сапоги
дымились и искрились, словно тлеющие фитили в спутанной  бороде  и  волосах,
шагнул на мост...
   ...и, казалось, взорвался. Клочья серого тумана вдруг полетели у него  из
ушей, из носа, а одежда заходила волнами, задергалась. Руки  самопроизвольно
взметнулись вверх, когда из рукавов вырвались серые облачка. Тэтч зарычал и,
несмотря на конвульсии, умудрился повернуться к ним лицом.
   - Оставайся там! - закричал Харвуд. - Не сходи с  моста!  Это  твои  духи
обратились в бегство!
   Бурный  исход  привидений  шел  на  убыль,  но  Тэтч  все  еще  продолжал
дергаться. Его пояс и сапоги  загорелись.  Обжигаясь,  он  вырвал  из  ножен
раскаленную саблю, одним движением рассек ею пояс и отшвырнул ее  на  песок,
затем отбросил и пояс. Потом Тэтч стащил с себя сапоги,  встал  и  улыбнулся
Харвуду.
   - Вот теперь  оставьте  все  железо.  "...Всяк  сюда  входящий",  -  эхом
пронеслось в мозгу Шэнди.
   - Спускайся. Можешь подождать меня здесь вместе с  остальными,  -  сказал
Харвуд. - Твои привидения  сгинули,  а  черной  магической  травы  у  нас  в
избытке. С теми двумя факелами, которые у нас остались, ее вполне хватит  на
обратную дорогу, мы уже не рискуем подцепить новую заразу.  Я  выполнил  наш
уговор. Мы с Лео скоро вернемся и проведем вас всех к тому месту,  где  этот
мир соединяется с известным вам миром.
   Шэнди  облегченно  вздохнул  и  стал  оглядываться,  ища  место,  где  бы
присесть, когда заметил, что Френд и не собирается опускать Бет Харвуд.
   - К-кто, - заикаясь, спросил Шэнди. - Кто идет туда, а кто остается?
   - Лео, девушка и я, мы отправляемся вместе, - отрезал Харвуд нетерпеливо,
ставя лампу на  песок.  Он  снял  пояс,  сапоги,  потом  гротескно  интимным
движением присел перед Фрейдом  и  одной  рукой  расстегнул  пояс  толстяка.
Заляпанные грязью туфли Фрейда, по-видимому, не имели железных украшений.
   - Я тоже иду, - объявил Тэтч, не сходя с моста. - Два года  назад  я  шел
сюда совсем не затем, чтобы стать добычей привидений.
   Он глянул мимо Харвуда, и через секунду Боннет и гребец  шагнули  вперед.
Боннет принялся стаскивать пояс и сапоги, у гребца же одежда была зашита  на
нем, а на ногах не было никакой обуви.
   - Они пойдут со мной, -  сказал  Тэтч.  Дэвис  заметно  осунулся  с  того
момента, как они покинули побережье, но в глазах его промелькнул насмешливый
огонек, и он начал стягивать сапоги.
   "Мне это вовсе не обязательно, от меня ничего  не  требуется,  -  подумал
Шэнди почти спокойно. - Я и так уже на обочине реальности - я просто и  шагу
не сделаю дальше. Никто из них  уже  не  вернется,  и  мне  придется  самому
догадаться о магическом секрете лампы Харвуда, чтобы добраться до джунглей и
найти дорогу обратно. Почему вообще я пошел с ними?  Почему  вообще  оставил
Англию?"
   Он обнаружил, что непоколебимо уверен: выбраться он сумеет... И  тут  его
бросило в краску, когда он осознал - эта уверенность не  более  чем  остатки
детского убеждения: если долго и громко плакать, то  обязательно  кто-нибудь
возьмет его за руку и отведет домой.
   Какое право имели эти люди ставить его в такое унизительное положение?
   Он глянул на Бет Харвуд, которая все еще без сознания висела на плече Лео
Френда. Ее лицо  по-прежнему  сохраняло  для  него  свою  красоту,  но  было
осунувшимся и носило отпечаток пережитых испытаний. Невинность,  которой  не
угрожает ужасная опасность. Не было бы... разве не было бы гуманнее дать  ей
умереть сейчас, пока она без сознания и еще не подверглась мучениям?
   Все еще охваченный сомнениями, он поймал взгляд Лео  Френда.  На  толстом
лице доктора играла уверенная, презрительная усмешка, и он  передвинул  свою
пухлую лапу на бедре Бет.
   В тот же самый момент Харвуд принялся успокоительно напевать  вполголоса,
опустился на четвереньки, потом  распластался  на  песке,  бормоча  ласковые
слова, и затрепыхался на нем в нарастающем темпе.
   Лео Френд побагровел и отдернул руку от бедра Бет.
   - Мистер Харвуд! - взвизгнул он не своим голосом.
   Харвуд, не прекращая движений, довольно хихикнул.
   - Как я заметил, он быстро выходит из этих припадков, - заметил  Тэтч,  -
мы просто немного подождем.
   "Да что они все кругом, помешались, что ли, - подумал Шэнди. -  Харвуд  -
единственный шанс, чертовски ненадежный, выбраться обратно живыми. А  теперь
он даже более безумен, чем губернатор Сауни.  Нет  никакой  надежды  выжить,
если не вернуться немедленно. Я  не  хочу  раньше  времени  оказаться  среди
молчаливых серых легионов на этом неестественном горизонте.  Джек  Шэнди  не
сделает ни шагу,  дождется  темноты,  и  когда  вы,  обреченные  глупцы,  не
появитесь, я какнибудь найду способ воспользоваться лампой Харвуда  и  назло
всем доберусь до факела, джунглей, шлюпок, берега. Я, конечно, потом пожалею
о своей трусости, но по крайней  мере  я  смогу  сожалеть  при  ярком  свете
солнца, попивая вино".
   Шэнди шагнул прочь от моста и сел. Он не собирался ни с  кем  встречаться
взглядом, но, оглядываясь в поисках лампы Харвуда, поднял глаза  на  Дэвиса.
Тот смотрел прямо  на  него.  Старый  пират  весело  улыбался,  явно  чем-то
довольный.
   Шэнди улыбнулся в ответ, обрадовавшись, что Дэвис понимает его... и тогда
сообразил: Дэвис решил, будто он присел снять сапоги.
   И тут он с отчаянием понял, что не может просто отсидеться. Все это  было
глупо, так же глупо, как и порыв отца, обнажившего нож против  целой  банды,
подстерегавшей их в темной  аллее,  как  и  нападение  капитана  Чаворта  на
вооруженного пистолетом Дэвиса. Но Шэнди чувствовал, что, как  и  у  них,  у
него не осталось другого пути. Он рывком сбросил сапоги и поднялся.
   К тому времени как Лео Френд оторвал свой взгляд  от  нелепо  дергающейся
фигуры Бенджамена Харвуда, сапоги Шэнди валялись в песке,  а  сам  он  стоял
перед доктором.
   - В чем дело? - спросил Шэнди толстяка слегка дрогнувшим голосом. -  Что,
способен только лапать девиц, когда они в обмороке?
   Лицо Френда стало свекольного цвета.
   - Не б-будь-дь идди-ди...
   - Мне кажется, он хочет сказать: не  говори  чепухи,  Джек,  -  с  охотой
пояснил Дэвис.
   - Ты уверен? - спросил Шэнди саркастически. - А мне послышалось, он хотел
сказать: да, потому что только в таком состоянии их от меня не тошнит.
   Лео Френд попытался что-то сказать, но не мог произнести ни слова.  Затем
у него из носа хлынула кровь, яркие красные  пятна  расплылись  на  шелковой
манишке.
   Колени у него подогнулись, и Шэнди на мгновение показалось,  что  толстяк
вот-вот грохнется в обморок или скончается на месте.
   Однако Френд выпрямился, вздохнул полной грудью, поудобнее перехватил Бет
и шагнул на мост.
   Харвуд перевернулся на спину и  несколько  мгновений  блаженно  улыбался,
глядя  в  небо,  затем,  дернувшись,  осмотрелся,  поморщился  и   поднялся,
стряхивая песок.
   - Мы с Фрейдом пойдем впереди, - сказал он, вступая на мост.
   Шэнди и Дэвис последовали за ним, а замыкали шествие Боннет и гребец.
   Однако стоило гребцу ступить на плиты моста, как он исчез, и его  зашитая
одежда кучкой свалилась на камни.
   Харвуд вопросительно посмотрел на Тэтча:
   - Твой слуга, похоже, был мертвецом?
   - М-м-м... да, - отозвался Тэтч.
   - А, - Харвуд пожал плечами. - Следовало ожидать. Что из праха придет, то
в прах и обратится. Он повернулся к ним спиной и зашагал вперед.

Глава 13

   Некоторое время они шли молча. Единственным звуком,  нарушавшим  гнетущую
тишину, было шлепанье  босых  ног  по  плитам.  Чтобы  отвлечься,  а  заодно
удовлетворить любопытство, Шэнди принялся мысленно считать шаги. Когда  счет
перевалил за две тысячи, солнечный свет вновь стал меркнуть. У Шэнди не было
ни малейшего представления, сколько же длился светлый период.
   Они, казалось, проходили теперь  сквозь  перемежающиеся  полосы  света  и
тени, и один раз Шэнди  показалось,  что  он  уловил  запах  ладана.  Харвуд
замедлил шаги, и Шэнди невольно глянул в его сторону.
   Все они шли по центральному проходу церкви. Харвуд единственный был  одет
в длинный нарядный кафтан,  и  его  каштановые  волосы  оказались  тщательно
завиты; остальная часть процессии по-прежнему выглядела  так  же:  в  драных
лохмотьях, грязные, босоногие. Харвуд держал одну руку на деревянном  ящике,
а другой размахивал при ходьбе. Теперь у него снова обе  руки,  без  всякого
удивления констатировал Шэнди, словно во сне.
   Он посмотрел вперед, на  алтарь.  Там  приветливо  улыбался  им  какой-то
священник, но сбоку  стоял  мальчик-хорист,  смотревший  на  них  с  большим
ужасом, чем можно было бы объяснить просто их  растерзанным  внешним  видом.
Шэнди нервно оглянулся назад...
   ...И увидел, что мост, да и долина за ним погрузились в глубокие сумерки.
Он опять повернул голову к алтарю, но алтарь  уже  таял,  растекался  серыми
прядями, на Шэнди еще раз повеяло ладаном, и мост вновь стал мостом.
   "Что это было? - гадал он. - Сцена из воспоминаний Харвуда? Видели ли  то
же самое Дэвис и Тэтч, или же иллюзия коснулась  только  меня,  поскольку  я
взглянул на Харвуда именно в тот момент, когда он думал об этом?"
   Шэнди заметил на плитах моста кровавые пятна. По сгусткам и каплям крови,
по отпечаткам ладоней Джек заключил, что по  мосту  ползли  двое  истекающих
кровью людей. Он нагнулся и тронул пальцем одно из пятен -  кровь  была  еще
свежа. По какой-то причине это открытие очень его встревожило,  хотя  это  и
казалось пустяком по сравнению со всем  остальным.  Впереди  не  было  видно
никого, ни  идущего,  ни  ползущего,  но  Шэнди  продолжал  с  беспокойством
поглядывать вперед.
   В воздухе и до этого не было особой свежести, а теперь он  и  вовсе  стал
затхлым, с неясными запахами тушеной капусты и грязных  простынь.  Шэнди  по
очереди оглядел своих спутников, и когда он посмотрел на Френда, перед Шэнди
внезапно возникла сцена: толстяк был совсем молод, почти мальчишка,  и  хотя
он двигался, не отставая от остальных, он в то же  время  лежал  в  постели.
Шэнди проследил за взглядом мальчика и с изумлением увидел смутные очертания
женских форм за полупрозрачными занавесками. В этих  фигурах  присутствовала
наивно преувеличенная эротичность, как в  грубых  мальчишеских  рисунках  на
стенах. Но почему у них всех седые волосы?
   Сцена растворилась во всплеске белизны, и вновь  под  ногами  были  плиты
моста. Нога Шэнди наткнулась на что-то, похожее на камешек, но он  откуда-то
знал, что это зуб. Ему стало не по себе.
   Теперь под ногами был песок, и Шэнди видел Дэвиса при свете костра.  Лицо
того было круглее, волосы темнее, и на Дэвисе  была  рваная  куртка  офицера
английского флота. Шэнди огляделся. Они шли по берегу Нью-Провиденс,  правее
смутно различался Свиной остров, и костры усеивали дюны с левой стороны.  Но
костров было меньше, и кораблей в гавани было немного.  И  остовы  кораблей,
которые помнил Шэнди, отсутствовали. Дэвис разговаривал с Тэтчем.  Шэнди  не
слышал их беседы, но хотя Дэвис пренебрежительно качал головой и смеялся, он
все-таки казался чем-то расстроен и даже  напуган.  Казалось,  что  Тэтч  на
чем-то настаивал, Дэвис же не  отказывался  прямо,  а  скорее  просто  тянул
время, явно сомневаясь  в  искренности  предложения.  В  конце  концов  Тэтч
вздохнул, отступил назад, расправил плечи и сделал жест рукой,  указывая  на
песок.  Шэнди  обдало  жаркой  волной  запаха   нагретого   металла,   песок
зашевелился, кое-где стали проглядывать белеющие кости, их  становилось  все
больше, они сползались, соединялись вместе, пока не собрались в человеческий
скелет. Дэвис стоял и смотрел; его улыбка превратилась в напряженный  оскал.
Скелет  выпрямился  и  повернулся  к  нему...  Тэтч  что-то  сказал,  скелет
опустился на колени и склонил голову-череп. Тэтч взмахнул рукой, кости вновь
рассыпались бесформенной грудой,  а  Тэтч  снова  начал  в  чем-то  убеждать
Дэвиса. Дэвис по-прежнему  ничего  не  отвечал,  но  насмешливый  скептицизм
покинул его.
   И Шэнди опять шел по запятнанному кровью мосту. -  Скоро  же  мы  дойдем,
черт возьми? - спросил он.  Заговорив,  Шэнди  вдруг  испугался,  что  голос
выдаст его нарастающий страх, но мертвый, стоячий воздух заглушил его  слова
настолько, что он едва расслышал их сам.
   Не обращая на него внимания, остальные продолжали идти.  Пару  раз  Шэнди
казалось, что он слышит скрежет  металла  по  камням,  задыхающиеся  всхлипы
впереди на мосту, но серые призрачные сумерки не давали  ничего  разглядеть.
Воздух стал тягучим и густым, как сироп, когда еще одна крупинка сахара -  и
начнется кристаллизация. И хотя это вызывало у него ужас, Шэнди  все  же  не
удержался и отыскал глазами Тэтча... и на какое-то время перестал быть самим
собой.
   Он был пятнадцатилетним подростком, известным беглым чернокожим  рабом  в
горах,  как  Джонни  Кон,  хотя  с  того  самого  времени,  как  он  однажды
злоупотребил заклинаниями хунган, он перестал считаться подходящим  учеником
для уважающего себя  жреца  вуду  и  не  имел  больше  права  называть  себя
аджаникон. Эд Тэтч будет его настоящим именем, именем взрослого человека,  и
через три дня он может с полным правом носить его.
   Сегодня первый день его посвящения лоа, который станет его проводником по
жизни и чьи цели отныне он  будет  разделять.  Чернокожие  маррочы,  которые
растили его с младенческих лет, этим утром препроводили  Джонни  к  подножию
голубых гор к дому  Жана  Петро,  легендарного  колдуна,  который,  по  всем
свидетельствам, проживал здесь больше ста лет и, как утверждалось,  сотворил
многих лоа. Из-за этого ему приходилось жить в доме  на  сваях,  потому  что
земля от долгого соседства с ним  становилась  бесплодной.  По  сравнению  с
Петро все  прочие  бокоры  Карибского  моря  считались  простыми  каплата  -
уличными фокусниками.
   Марроны были беглыми рабами, родом из Сенегала, Дагомеи и  Конго.  Им  не
стоило труда привыкнуть к тяжелым  условиям  жизни  в  горах  Ямайки.  Белые
колонисты настолько опасались негров, что  даже  платили  ежегодную  дань  в
надежде уберечь свои поселения от  грабежа.  Но  даже  марроны  отказывались
приблизиться к дому Жана Петро ближе, чем  на  полмили.  Парень  в  одиночку
спустился по горной тропинке мимо хлевов, мимо сада, а затем вышел к  самому
дому. За домом протекала речка, и старик оказался там. За сваями Тэтч увидел
сначала его голые ноги, костлявые и узловатые, как палки из терна. Тэтч был,
конечно, бос, и, проделав  несколько  пассов  в  сторону  кур,  копошившихся
вокруг свай, заставляя их молчать, сам бесшумно перебежал маленький  дворик,
подкрался к углу дома и выглянул. Старый колдун Петро  медленно  ковылял  по
берегу то и дело наклоняясь и  вылавливая  из  воды  квадратные  бутыли;  он
внимательно всматривался в затуманенное стекло, встряхивал и прислушивался к
чему-то, побарабанив по стеклу длинными ногтями, потом снова опускал бутылку
в воду.
   Тэтч показываться не спешил и дождался, когда в конце концов лицо старого
бокора сморщилось в улыбке,  когда  он  прислушался  к  бульканью  очередной
бутыли. Он вновь побарабанил ногтями по стеклу, затем  прислушался  и  вновь
побарабанил, напоминая заключенного камеры-одиночки,  который  долгое  время
терпеливо простукивал стены и наконец услышал ответ.
   - Это уж точно наш парень, - дребезжащим старческим голоском  нарушил  он
вдруг молчание. - Здесь Геде, лоа, который... ну вроде  подручного  у  того,
которому ты нужен.
   Тэтч понял, что замечен и старик теперь обращается к нему.  Своего  места
он не покинул, но откликнулся:
   - Нужен? Но это я выбрал его.
   Старик хихикнул:
   - Что ж, его здесь, в речке, нет. И нам нужен Геде, чтобы его позвать. Да
и Геде у нас просто в виде намека. Здесь, в этой  бутыли,  лишь  часть  его,
пупок, можно сказать, ровно столько, сколько нужно,  чтобы  его  позвать.  -
Петро повернулся и шаркающей походкой направился во двор, где стоял Тэтч.  -
Видишь ли, мальчик мой, мертвые со временем  становятся  могучими.  Что  для
твоего  прадедушки  было  лишь  беспокойным  привидением,  то  твоим  внукам
предстанет могучим лоа. И  я  научился  направлять  их,  склонять  в  нужном
направлении, вот как виноградную лозу. Крестьянин сажает семечко в почву,  и
вот вырастает дерево - а я сажаю привидение в бутыль под  бегущей  водой,  и
получается лоа. - Старик улыбнулся, обнажив немногие оставшиеся зубы в белых
деснах, и махнул бутылью в сторону речки. - Я  вырастил  их  больше  дюжины,
они, правда, не такого качества, как лоа Рады, те, которые прибыли с нами из
Гвинеи, но зато я могу их вырастить для особых целей.
   Куры в тени дома уже оправились от заклинания Тэтча и принялись кудахтать
и хлопать крыльями. Петро мигнул, и они опять замолкли.
   - Конечно, - продолжил Петро, - тот, кому ты нужен или  кого  ты  хочешь,
коль тебе так больше нравится,  -  старый  Барон  Суббота,  существо  совсем
другого сорта. - Он покачал головой, и глазки его благоговейно сощурились. -
Раза два или три за всю мою жизнь мне случайно  удавалось  сотворить  нечто,
что обладало сильным сходством... с  той  или  иной  тварью  в  мире  духов,
понимаешь?  Сходство  оказывалось   слишком   большим,   чтобы   они   могли
существовать порознь. И вот тогда у меня в бутыли появлялось нечто, для чего
она оказывалась тесна, очень тесна... пусть даже в виде намека. Мой  домишко
чуть было не снесло со свай - когда Барон Суббота чересчур разросся,  бутыль
взорвалась. Рвануло так, что деревья повырывало  с  корнем,  а  русло  речки
пересохло на целый час. Вон там до сих  пор  глубокая,  широкая  заводь,  на
берегах ничего не растет, и  каждую  весну  приходится  мешками  вытаскивать
дохлых головастиков. Молодой Тэтч вызывающе уставился на бутыль.
   - Так что, в твоей пивной бутылке всего лишь слуга Барона Субботы?
   - Более или менее. Но Геде могучий лоа. Он номер два здесь только потому,
что Барон уж очень велик. И как всех других лоа, Геде необходимо пригласить,
а затем умилостивить,  прибегая  к  обрядам,  какие  он  требует,  чтобы  он
снизошел до нашей просьбы.  Ну  вот,  я  уже  раздобыл  простыни  с  постели
умершего злодея и черный балахон для тебя, и  сегодня  суббота  -  священный
день Геде. Мы зажарим для него цыпленочка и  козленочка.  И  где-то  у  меня
припасен целый бочонок рома - ведь Геде много выпивает. Сегодня мы...
   - Я не за тем тащился сюда с  гор,  чтобы  иметь  дело  с  лакеем  Барона
Субботы. Жан Петро широко осклабился:
   - А-а-а. - Он протянул бутылку парню. - Что ж, почему бы  тебе  самому  с
ним не поговорить? Подними  бутылку  к  солнцу  и  попробуй  разглядеть  его
внутри... тогда ты сможешь высказать ему свое мнение.
   Тэтч сам никогда не имел дело с лоа, но попытался скрыть это за напускной
уверенностью, с которой он выхватил бутылку из рук старика.
   - Так и быть. Ну что ж, привидение, - презрительно сказал он, хотя во рту
у него пересохло и сердце бешено колотилось, - покажись.
   Сначала он  не  мог  разглядеть  в  бутылке  ничего,  кроме  отсветов  от
неровностей стекла,  но  потом  заметил  некое  движение.  Он  присмотрелся.
Сначала  ему  показалось,  что  в  бутылке   в   мутной   жидкости   плавает
неоперившийся птенец с жалкими крылышками и лапками.
   А потом в голове у него раздался голос, визгливо тарахтевший  на  ломаном
французском. Тэтч уловил лишь малую часть, но и по этому  малому  сообразил,
чего требовал лоа: не только цыпленка и рома,  но  и  причитающихся  ему  по
праву сладостей, в каких  он  захочет  количествах.  Го