вал ростбиф, жесткий и обуглившийся по краям,  но  полусырой
внутри, а также бесконечный поток горячих булочек  с  маслом...  И  бутылки,
бутылки... в которых Дойль признал восхитительное сухое, крепкое "Бордо". На
десерт подали сливочный пудинг и херес.
   Когда тарелки опустели  и  сотрапезники  откинулись  на  спинки  стульев,
многие из них, к зависти Дойля, набили глиняные трубки и умело раскурили  их
от пламени свечей. Копенгагенский Джек подвинул свой стул к краю  подиума  и
хлопнул в ладоши, привлекая внимание публики.
   - Ну, - сказал он, - где Красавчик?  Дверь  отворилась,  и  вошел  юноша.
Дойль подумал, что это и есть Красавчик, но  из-за  стола  поднялся  угрюмый
небритый человек и ответил:
   - Здесь, сэр.
   Юноша, который только что вошел, снял шарф и, пройдя через зал, опустился
на ступени подиума.
   Капитан кивнул вновь пришедшему и посмотрел на Красавчика, который нервно
мял в руках старую кепку.
   - Вы были замечены сегодня утром за  крайне  неблаговидным  занятием.  Вы
прятали пять шиллингов в сточной трубе, Красавчик.
   - Замечен кем, сэр?
   - Не важно, кем. Вы отрицаете, что спрятали деньги? Красавчик задумался.
   - Хм... нет, сэр, - произнес он наконец. -  Только  я  их  не  прятал  от
Марко, видите ли. Я опасался, что меня ограбят.
   - Тогда почему вы сказали Марко, когда  он  зашел  после  обеда,  что  вы
выручили только несколько пенсов?
   - Я забыл... об этих шиллингах.
   Юноша, присевший на ступеньки, осматривал толпу, словно искал кого-то.
   Дойль гадал, кто он такой. Молодой, моложе двадцати, пальто явно с чужого
плеча, наверное, бывший владелец  пальто  умер  лет  двадцать  назад  и  был
несколько крупнее нынешнего.
   - Вы не единственный здесь забывчивый человек, Красавчик, - мягко  сказал
капитан, - кажется, я согласился забыть два подобных проступка за  последние
несколько месяцев. Молодой  человек  на  ступеньках  пристально  смотрел  на
Дойля, во взгляде его читались сомнение и тревога. Дойля  обеспокоило  такое
назойливое разглядывание, но тут как раз юноша отвернулся.
   - Боюсь, - продолжал Копенгагенский Джек, - что нам придется позабыть еще
кое-что: мы забудем, что вы когда-то были членом нашей  конгрегации,  а  вы,
конечно, должны будете забыть дорогу к моему дому.
   - Но, капитан... - испуганно  пробормотал  Красавчик,  -  я  не  нарочно.
Возьмите пять шиллингов. - Оставьте их себе. Они вам  пригодятся;  А  теперь
уходите.
   Красавчик вышел так быстро, что Дойль понял - капитан способен  применить
самые решительные меры для выпроваживания неугодных.
   - А теперь, - сказал капитан Джек улыбаясь, - перейдем к  более  приятным
делам. Есть ли здесь просители, желающие поступить в конгрегацию?
   Ролик поднял руку так высоко, как  только  мог,  что  оказалось  не  выше
уровня подсвечника на столе.
   - Я привел одного, капитан, - прорычал он. Его мощный  бас,  от  которого
задрожали все чашки на столе, восполнил недостаточность жеста.
   Капитан с любопытством посмотрел вниз, на стол.
   - Тогда пусть он встанет.
   Дойль поднялся на ноги и встал лицом к Копенгагенскому Джеку.
   - Хорошо, Ролик. Вид у него действительно достаточно  жалобный.  Как  вас
зовут?
   - Брендан Дойль, сэр!
   Когда Дойль  произнес  лишь  первые  две  гласные  своей  реплики,  юноша
вскочил, быстро перепрыгнув через перила на площадку, где  сидел  за  столом
капитан, и что-то настойчиво зашептал ему на ухо.
   Капитан Джек внимательно выслушал юношу, оценивающе посмотрел на Дойля, с
сомнением покачал головой и что-то прошептал, наверное, что-то вроде: "А  вы
уверены?" Молодой человек усиленно закивал и что-то добавил.
   Дойль наблюдал происходящее со всевозраставшей тревогой, спрашивая  себя,
не работает ли этот усатый юнец на лысоголового шефа цыган.
   Он взглянул на дверь и отметил, что все это время ее  никто  и  не  думал
запирать. "Если они попытаются схватить меня, я буду за дверью  раньше,  чем
эти  ребята  успеют  встать  из-за  стола",  -  подумал   Дойль,   несколько
успокоившись.
   Капитан пожал плечами и обернулся к сотрапезникам, которые заинтригованно
ждали результатов тайных переговоров. - Молодой Джеки сказал  мне,  что  наш
новый товарищ Брендан Дойль только что прибыл в наш город из  Бристоля,  где
он весьма преуспевал, выдавая себя  за  глухонемого.  Под  именем...  э-э...
Немого  Тома  он  эксплуатировал  сочувствие  жителей  Бристоля  в   течение
последних пяти лет, однако был вынужден уехать оттуда, потому что  -  в  чем
там было дело, Джеки? - А, я  вспомнил,  он  увидел  друга,  выходившего  из
борделя, и девушка, с  которой  парень  провел  ночь,  наклонилась  из  окна
второго этажа, в руках у нее был... тяжелый мраморный ночной горшок, который
она собиралась сбросить на голову бедному малому, а он уже почти выходил  из
дверей. Быть может, они не сошлись в цене и девушка сочла себя обиженной.  А
может, была какая другая причина, не знаю. Это  все  не  важно,  но,  увидев
такое, Дойль закричал на всю улицу: "Осторожно! Назад,  дружище,  эта  шлюха
собирается размозжить тебе голову!"  Итак,  жизнь  друга  была  спасена,  но
бедный Дойль выдал себя с головой - ведь прохожие слышали, как он  вопил,  и
скоро все уже знали, что  он  может  говорить  не  хуже  любого  другого.  В
результате ему пришлось покинуть город.
   Нищие, сидевшие рядом с Дойлем за столом, заявили  ему,  что  он  хороший
товарищ. Ролик же добавил:
   - Ты должен был рассказать мне свою историю утром, парень.
   Дойль, проглотив удивление, открыл было рот, чтобы  ответить  Ролику,  но
капитан властно поднял руку, все глаза снова обратились к нему, и Дойль  так
ничего и не сказал.
   - И Джеки особенно настаивает  на  том,  что,  поскольку  Дойль  надеется
возобновить занятия ремеслом нищего здесь, в Лондоне, и поскольку  он  может
преуспеть, только если совсем не будет говорить, а если он  произнесет  хотя
бы  слово,  ему  грозит  повторное  изгнание,  он  должен  снова  привыкнуть
объясняться только жестами. Ведь вам необходимо потренироваться, чтобы снова
стать Немым Томом, не так ли, мистер Дойль?
   Все обернулись к Дойлю, и он увидел, что капитан слегка подмигнул ему.
   "Возможно, все это для того, чтобы скрыть мой акцент, - догадался  Дойль.
- Но почему и откуда  этому  мальчику  известно,  что  у  меня  должен  быть
акцент". Он неуверенно улыбнулся и кивнул.
   - Вы умный человек. Немой Том, -  сказал  Копенгагенский  Джек.  -  Джеки
сказал мне, что вы были с ним большими приятелями  и  в  Бристоле  частенько
встречались, поэтому я позволю ему похитить вас на время у нашей компании  с
тем, чтобы он  объяснил  вам  наши  обычаи.  А  теперь  выслушаем  остальных
кандидатов. - Следующий, встаньте!
   Пока старик с  мутным  взглядом  пытался  подняться  из-за  стола,  Джеки
спрыгнул с платформы и бросился к  Дойлю.  Полы  его  несоразмерного  пальто
развевались, как крылья птицы. Ошарашенный Дойль сделал шаг назад  и  глянул
на дверь.
   - Брендан, - сказал Джеки, - послушайте, я все понимаю, я не держу на вас
зла, да к тому же она все равно через неделю променяла вас на другого.

***

   Красавчик потрогал закрытую дверь и некоторое время в задумчивости  стоял
перед столовой. Уже стемнело, и его пробирала дрожь от холода.
   Он нахмурился, потом повеселел, вспомнив о припрятанных  пяти  шиллингах.
На эти деньги он сможет  купить  пару  дней  беззаботной  жизни,  скрашенной
пивом, пирожками с мясом и игрой в кегли.
   Но он снова нахмурился,  вдруг  осознав,  что  будет  потом,  когда  пять
шиллингов кончатся. Что он будет тогда делать? Он мог бы спросить  капитана.
Но ведь капитан его выгнал, и теперь придется самому заботиться о  снискании
хлеба насущного. Хныча от жалости к себе, он  поспешил  вниз  по  Пай-стрит,
похлопывая время  от  времени  по  щекам,  видимо,  надеясь  столь  странным
способом пробудить хоть одну конструктивную мысль.

***

   - Вы знали, что  у  меня  акцент?  Дойль  плотнее  запахнул  пальто  -  в
маленькой комнатке было холодно, несмотря на тлеющий в камине уголь.
   - Конечно, -  ответил  Джеки,  подкладывая  поленья  к  тлеющим  углям  и
стараясь устроить хорошую тягу. - Я сказал капитану, что не надо давать  вам
говорить, и он придумал для этого историю. Вы не могли бы  закрыть  окно?  А
теперь, пожалуйста, садитесь.
   Дойль закрыл окно.
   - Так как вы узнали и почему меня не должны слышать?
   В комнате было два стула - по одному с каждой стороны маленького стола, и
Дойль предпочел тот, который стоял ближе к двери.
   Убедившись, что огонь разгорается, Джеки распрямился и подошел к шкафу.
   - Я скажу  вам,  когда  вы  ответите  на  несколько  вопросов.  Дойль  аж
задохнулся от такой наглости. Да что этот сопляк себе позволяет! Да  как  он
смеет! Нахальный щенок. Его студенты и то старше,  а  этот  паршивец...  тут
Дойль несколько смягчился, увидев в руках юноши бутылку.
   Сюда доносился приглушенный  шум  аплодисментов  и  свистки,  но  они  не
обращали на это внимания. Джеки сел, взглянул на Дойля  как-то  загадочно  и
сурово, налил бренди в два бокала и протянул один Дойлю.
   - Благодарю, - сказал Дойль, поднял бокал, поболтал бренди, поднес к носу
и понюхал.  Судя  по  запаху,  это  лучшее  из  всего,  что  ему  когда-либо
доводилось пить. - Хорошо живете, - нехотя признал он.
   Джеки пожал плечами.
   - Милостыня - ремесло  не  хуже  .любого  другого,  -  сказал  он  слегка
раздраженно, - и Копенгагенский Джек - лучший организатор этого дела.  -  Он
отхлебнул бренди и решил перейти прямо к делу: - Скажите мне правду,  Дойль.
Что вы натворили? Почему доктор Ромени за вами охотится?
   Дойль заморгал в полном недоумении.
   - Кто такой доктор Ромени?
   - Он главарь самой могущественной цыганской банды в Англии.
   Дойль похолодел от ужаса.
   - Высокий лысый старик? В ботинках на пружинах?
   - Он самый. Им наняты все нищие и воры в садке  Хорребина,  чтобы  искать
человека, похожего на вас по описанию, с иностранным, вероятно, американским
акцентом. И он предложил большое вознаграждение за вашу поимку.
   - Хорребин? Этот клоун? Боже, я видел его сегодня  утром,  когда  смотрел
его проклятый кукольный спектакль. Он не производил впечатления...
   - Доктор Ромени велел всем искать вас только  сегодня  вечером.  Хорребин
упомянул о том, что видел вас на Биллингсгет.
   Дойль  колебался,  стараясь   разобраться   в   сплетении   разнообразных
интересов. Если бы перемирие могло  быть  установлено,  он  бы  не  возражал
против того, чтобы поговорить с доктором Ромени, - только так он мог  узнать
время и место появления дыры. У Дойля сохранился мобильный крюк, и  если  бы
ему удалось выяснить, где и когда откроется дыра и  оказаться  внутри  этого
пространства в тот момент, когда оно захлопнется, - он бы снова  появился  в
том же месте в Лондоне в 1983 году. Дойль почувствовал  приступ  ностальгии,
когда подумал о Калифорнии, - занятия со студентами, биография Эшблеса...
   С другой стороны, этот доктор Ромени не производит  впечатление  человека
услужливого, судя по его сигаре и прочему. И что интересует этого  мальчика?
Может быть, большое вознаграждение.
   Должно быть, Дойль с  тревогой  посмотрел  на  Джеки,  так  как  юноша  с
отвращением покачал головой и сказал:
   - О нет, я не собираюсь выдать вас ему. Я бы не отдал и дохлой  собаки  в
руки этой твари... даже если бы он  сдержал  слово  о  вознаграждении,  что,
впрочем,  маловероятно.  На  самом  деле  вряд  ли  стоит  рассчитывать   на
вознаграждение, - если, разумеется,  не  считать  вознаграждением  милостиво
предоставленную возможность поискать обещанные деньги на дне Темзы.
   - Простите, - сказал Дойль, отпивая глоток  бренди,  -  но,  кажется,  вы
присутствовали на собрании этих людей?
   - Присутствовал. Капитан Джек платит мне за  то,  чтобы  я  следил  за...
конкурентами. Хорребин устраивает собрания в той дыре под Бейнбридж-стрит, и
я частый их посетитель. Но довольно вопросов... Чего он от вас хочет?
   - Хорошо, - начал Дойль, с отсутствующим видом любуясь на отсветы пламени
сквозь темный топаз коньяка. - Я не совсем уверен, но думаю,  что  он  хочет
кое-что от меня узнать... - Он начинал пьянеть. - Лысый старик хочет узнать,
как я прибыл на поле вблизи Кенсингтона.
   - Ну а дальше? Как вы туда прибыли? И почему это его беспокоит?
   - Я скажу тебе правду, Джеки, мой мальчик.  Я  путешествовал  посредством
магии.
   - Да, здесь должно быть что-то в этом роде. Посредством  какой  магии?  И
откуда вы прибыли? Дойль был смущен.
   - Вам это не покажется невероятным?
   - Мне бы показалось невероятным, если бы доктор Ромени так беспокоился  о
чем-нибудь, что не имело бы отношения к магии. И я,  конечно,  не  настолько
наивен, чтобы утверждать, что магии не существует.
   В его улыбке было столько горечи,  что  Дойль  изумился:  что  такое  мог
видеть этот мальчик?
   - Посредством какой магии? - повторил Джеки.
   - Я действительно не  знаю.  Я  только  входил  в  группу,  а  магическим
двигателем всего предприятия был другой.  Но  какое-то  заклинание,  видимо,
все-таки было, наверное, это  заклинание  и  позволило  нам  перенестись  из
одного... места в другое, э-э... пространство.
   - А откуда вы перенеслись? Из Америки? Почему бы нет, подумал Дойль.
   - Ага, из Америки. И этот доктор  Ромени,  должно  быть,  видел,  как  мы
появились на том поле, - я  думаю,  он  наблюдал  за  тем  местом,  так  как
невозможно  вдруг  перенестись  в  любое  произвольное  место,  просто  куда
захочется, понимаете? Надо уединиться и ждать в определенном месте,  которое
знающие люди называют "дырой". Я думаю,  Ромени  знает,  где  находятся  все
такие "дыры", и он, возможно, следил за нами  в  этом  месте,  поскольку  он
внезапно схватил меня, когда я ненадолго отстал  от  группы,  и  притащил  в
цыганский табор.
   Дойль отпил еще немного бренди, чтобы продолжить рассказ,  который  вновь
пробудил в нем страх перед лысым стариком.
   - А что случилось с теми людьми, с которыми вы прибыли?
   - Я не знаю. Полагаю, что они вернулись в дыру и перенеслись обратно в...
э-э... в Америку.
   - Зачем вы прибыли? Дойль замялся.
   - О, это длинная история... Мы прибыли послушать лекцию.
   Джеки нахмурился.
   - Лекцию? Что вы имеете в виду?
   - Вы когда-нибудь слышали о Сэмюэле Тейлоре Кольридже?
   - Конечно. Он должен говорить о Мильтоне в "Короне и якоре"  в  ближайшую
субботу.
   Дойль поднял брови. Нищий юноша начинал его удивлять.
   - Правильно. Но он перепутал дату и пришел, чтобы прочесть лекцию,  вчера
вечером, и мы все там были. Так что лекция состоялась. В самом  деле,  очень
интересное выступление.
   - Вот как? - Джеки допил свой бренди и задумчиво налил себе еще  немного.
- А как вы узнали, что он перепутал дату?
   Дойль развел руками.
   - Руководитель знал.
   В течение нескольких минут Джеки хранил молчание, осторожно  теребя  свои
усы, затем поднял глаза и широко улыбнулся.
   - А вас наняли, чтобы смотреть за лошадьми или что-то в  этом  роде,  или
вас интересовала лекция?
   Дойль почувствовал искушение сообщить этому самонадеянному юнцу,  что  он
опубликовал биографию Кольриджа. Он удовлетворился тем, что сказал  с  очень
важным видом:
   - Я прибыл, чтобы  объяснить  гостям,  кто  такой  Кольридж,  и  ответить
впоследствии, по возвращении домой, на вопросы о Нем. Джеки явно  позабавило
это сообщение.
   - Так вы интересуетесь современной поэзией? Вот уж никогда бы не подумал,
судя по вашему виду!

***

   Дверь за спиной Дойля открылась, и вошел Копенгагенский Джек. В маленькой
комнатке он показался слишком громоздким.
   - Мы приняли  двух  новеньких,  -  сказал  он,  садясь  у  края  стола  и
пододвинув к себе бутылку бренди. - Хороший Гнилой Джентельмен  и  лучший  в
году  сочинитель   -   вы   должны   были   оценить   способ,   которым   он
продемонстрировал вам свой стиль. Удивительно. А  как  поживает  Немой  Том?
Дойль вздрогнул.
   - Я что, и вправду должен теперь все время молчать?
   - Придется, если вы останетесь. Что у вас за история с Хорребином?
   Капитан глотнул бренди прямо из горлышка. Джеки заговорил:
   - Это  хозяин  Хорребина,  доктор  Ромени.  Он  подумал,  что  Немой  Том
разбирается  в  колдовстве,  но  он  ошибся,  хотя   и   назначил   огромное
вознаграждение, и теперь каждая дворняжка  из  крысиного  погреба  Хорребина
будет разыскивать Брендана Дойля. - Он обернулся к Дойлю. - Имейте  в  виду,
приятель, ваша роль Немого Тома - это единственный шанс остаться в живых.
   Капитан засмеялся.
   - Будьте благодарны за то, что я не устраиваю свои дела подобно тому, как
это делал батюшка Хорребина.
   Джеки тоже засмеялся и, поймав вопросительный взгляд Дойля, объяснил:
   -  Отец  клоуна,  Теобальдо,  тоже  был  старшиной  нищих.  Он  не  любил
притворства - все его слепые действительно были слепы, все  его  дети-калеки
пользовались костылями не только ради эффекта. Очень похвально,  сказали  бы
вы, если бы не узнали, что он рекрутировал  здоровых  людей  и  калечил  их,
делая пригодными для ремесла нищего. У него  было  что-то  вроде  резервного
госпиталя в окрестностях Лондона и разработана техника превращения  здоровых
мужчин, женщин и детей в существа, способные вызывать ужас и жалость.
   Улыбка постепенно исчезла с лица Джеки, пока он говорил.
   - Так что, если бы Теобальдо Хорребин решил, что вы  должны  стать  Немым
Томом, - сказал капитан, - вдобавок к тому, что он отрезал бы вам  язык,  он
постарался бы сделать вас непритворно бесхитростным, проломив вам висок  или
придушив вас достаточно для того, чтобы мозг ваш успел погибнуть. Как сказал
Джеки, он был мастером своего дела.
   Капитан отхлебнул еще бренди из горлышка.
   - Говорят, он потрудился даже над собственным  сыном,  и  Хорребин  носит
клоунскую одежду и раскрашивает лицо для того, чтобы скрыть,  как  отец  его
изуродовал.
   Дойль вздрогнул, вспомнив наводящее жуть лицо клоуна тогда, в балагане.
   - Так что же сталось с батюшкой Хорребина? Джеки пожал плечами:
   - Это старая история. Меня в ту пору и на свете-то еще не было.
   - Говорят, он умер, и его место занял Хорребин-сын, - сказал  капитан.  -
Впрочем, поговаривают и другое... Возможно, сын убил Теобальдо и  занял  его
место. Я даже слышал, что старый Теобальдо еще жив  там,  внизу...  и  я  не
уверен, что он не предпочел бы лучше умереть.
   Он поймал вопросительный взгляд Дойля.
   - Старый Хорребин был очень  высокого  роста.  Он  не  мог  находиться  в
замкнутом пространстве, даже толпа в коридоре обычно его стесняла.
   - У этого парня есть один недостаток. Я боюсь, как бы это нам не помешало
сделать из него немого, - сказал Джеки,  перехватив  у  капитана  бутылку  и
наполнив два бокала. - Видите ли, капитан, он умеет читать.
   Капитан посмотрел на Дойля с интересом.
   - Правда можете? Свободно? Дойль энергично закивал в подтверждение  того,
что он может свободно.
   - Прекрасно! Вы сможете мне читать. Литература - это, может быть, главный
интерес моей жизни! Но мне никогда не удавалось извлечь  смысл  из  страницы
печатного текста. Вы знаете какие-нибудь стихи? Наизусть?
   - О, конечно.
   - Прочтите нам.
   - Гм... хорошо. - Он прочистил горло и начал:

   Уже бледнеет день, скрываясь за горою;
   Шумящие стада толпятся над рекой;
   Усталый селянин медлительной стопою
   Идет, задумавшись, в шалаш спокойный свой.
   В туманном сумраке окрестность исчезает...

   Капитан и Джеки, оба сидели в восхищении, слушая, как Дойль  декламировал
полностью "Элегию" Грея. Когда он  закончил,  капитан  зааплодировал  и  сам
начал читать стихи - отрывок из "Самсона-борца" Мильтона.
   Вслед за ним Джеки спросил:
   - Скажите, а что вы думаете об этом, - и прочел:

   Холодом улицы дышат,
   Бесплотна их тишина.
   Веселье вина - тише,
   Погасли светлые окна.
   А я пробреду - около,
   И эхо шагам ответит.