блеснул  огонек  скрытого
торжества.

***

   Это выбило Френда из колеи, и на мгновение  его  контроль  над  событиями
поколебался. В воспоминании отец стал расти и двигаться  медленнее,  комната
на глазах  начинала  расползаться,  превращаясь  в  конуру,  и  мать  Френда
беспомощно залопотала:
   - Ты за что ударил Лео? Ты что всегда его бьешь?..
   И отец уже начал поворачиваться к ним. Высоко  над  палубой  Лео  стиснул
сияющие  кулаки,  собрал  остатки  воли,  и  медленно,  медленно  отец  стал
уменьшаться, спальня вновь  стала  роскошной,  хотя  панели  на  стенах  еще
оставались полупрозрачными...

***

   В этот момент Харвуд перестал притворяться  побежденным,  расхохотался  и
нанес удар.

***

   И отец, хотя все еще и стоял к нему спиной, вдруг невероятно  вырос,  так
что косяк  двери  стал  низок.  Он  обернулся,  и  перед  Фрейдом  оказалось
ухмыляющееся лицо Харвуда. Он открыл огромный рот и изрек фразу, которую так
отчаянно пытался забыть Френд:
   - Ты что делаешь со своей матерью, ты, урод! Гляди, ее  тошнит  прямо  на
пол.
   Охваченный животным  ужасом,  он  повернулся  к  матери,  которая  за  те
секунды, что он не смотрел на нее, ужасно изменилась: теперь она  напоминала
жирную, безволосую собаку, пятившуюся от него. Ее брюхо  ходило  ходуном  от
мучительных  спазмов,   она   выблевывала   на   грязный   пол   собственные
внутренности...
   Спальня не только превратилась в  ту  убогую  клетушку,  которой  была  в
действительности, она стала еще более мрачной, со спертым, вонючим воздухом.
Френд попытался вырваться обратно на чистый  морской  воздух,  на  "Шарлотту
Бейли", пусть даже на "Громогласный Кармайкл", но не мог найти выхода.
   - Ты чересчур быстро истратил резервы, -  изрекло  существо,  бывшее  его
отцом и Бенджаменом Харвудом и каждым сильным  взрослым  человеком,  который
когда-либо выражал ему свое презрение. И тут оно  кинулось  на  него,  стены
начали смыкаться, комната сжалась и поглотила Френда.

***

   Удар грома потряс воздух и не только оглушил успевшего встать Шэнди, но и
заставил ухватиться за канат, чтобы  удержаться  на  ногах.  Оглянувшись  по
сторонам, задыхаясь от вони раскаленного металла,  он  увидел,  что  корабль
вновь превратился в привычный "Кармайкл", а воскрешенные моряки  стали  едва
различимыми тенями. Руки, вцепившиеся в отвороты его камзола, пропали.
   Шэнди поднял глаза. Бет Харвуд по-прежнему висела неподвижно  в  воздухе,
футах в двадцати над палубой, но сам Лео  Френд  стремительно  возносился  в
безоблачную синеву, сияя нестерпимо ярким светом. Он отмахивался от чего-то,
как от роя разъяренных пчел. Даже несмотря на  звон  в  ушах,  Шэнди  слышал
пронзительный визг Лео Френда. Наконец там, в  вышине,  полыхнуло  так,  что
перед глазами заплясали красные пятна, а вскоре  с  неба  посыпались  хлопья
белесого невесомого пепла.
   Бет Харвуд плавно опустилась обратно в каюту, и разломанные доски, словно
змеи, поползли обратно на свое место, закрывая пролом.
   Над палубой скользили привидения  английских  и  испанских  моряков,  они
жадно тянулись к лужицам пролитой крови, на мгновение обретая материальность
от соприкосновения с  нею,  но  пепел  Френда,  гонимый  по  палубе  бризом,
отравлял все, чего касался, и призраки исчезали один за другим.
   Груда  досок  подле  дыры  продолжала  убывать,  и  вскоре   из-под   них
выкарабкались  две  окровавленные  фигуры.  Шэнди  уже   собрался   радостно
приветствовать их, но тут заметил  расколотую  голову  одного  и  вдавленную
грудь другого. Он глянул им в глаза и нисколько не удивился,  увидев  в  них
полнейшую пустоту.
   Рядом с Шэнди труп мистера Берда сел, неуклюже поднялся на ноги и  побрел
к блокам у грот-мачты. Один за другим  прочие  трупы  собрались  там  же,  с
выражением ожидания на мертвых лицах. Шэнди насчитал четырнадцать погибших.
   - Только не Дэвис! - У Шэнди перехватило горло, когда среди этой толпы он
увидел своего друга и понял, что Дэвиса больше нет. - Только не Дэвис!
   Харвуд выпорхнул из-за борта и, обогнув мачту, приземлился на юте,  рядом
с каютой,  в  которой  находилась  Бет.  Он  несколько  секунд  без  всякого
выражения смотрел на Шэнди, потом покачал головой.
   - Мне жаль, - сказал он. - Но моя команда  и  так  невелика,  я  не  могу
обойтись без него. А теперь все вон с моего корабля.
   Шэнди оглянулся на "Дженни", чьи мачта  и  опаленные  паруса  выглядывали
из-за борта. Дым превратился в редкие струйки, очевидно, оставшиеся на борту
сумели-таки погасить пожар.
   Около  двадцати  пиратов,  оставшихся  в  живых,  толпились   на   палубе
"Кармайкла" - в крови, в лохмотьях, израненные; они обратили взоры на Шэнди.
   Тот кивнул.
   - Все на "Дженни", - сказал он, стараясь придать голосу уверенность и  не
дать прорваться горечи, которую он испытывал. - Я скоро присоединюсь к вам.
   Пока матросы, шатаясь и хромая, добирались до борта, с которого  все  еще
свешивались абордажные крючья, Шэнди  сделал  глубокий  вдох  и  направился,
понимая, что действия его бесполезны и скорее всего опасны, к каюте Бет.
   Харвуд молча следил за ним. На его губах играла легкая улыбка.
   Шэнди остановился перед запертой на засов дверью и, несмотря на  то,  что
чувствовал всю нелепость этого, постучался.
   - Бет! - позвал он громко. - Это Джек Шэнди... то есть Джон Шанданьяк,  -
поправился он. Собственное имя прозвучало как чужое и странное. - Идемте  со
мной, и я обещаю, что высажу вас в ближайшем крупном порту.
   - Но как же я, - донесся из-за двери на удивление спокойный голос Бет,  -
как же я могу доверять человеку, который убил  офицера  королевского  флота,
дабы спасти убийцу от заслуженной кары, а позже приставил нож мне  к  горлу,
чтобы разлучить меня с моим отцом?
   Шэнди откинул волосы со лба и поднял взгляд на Харвуда, который улыбнулся
и с насмешливым сочувствием пожал плечами.
   - Этот капитан корвета, - сказал Шэнди, пытаясь сохранить спокойствие,  -
намеревался убить Дэвиса, убить его без суда и следствия.  У  меня  не  было
выбора. А что касается вашего отца, - он умолк,  понимая  всю  безнадежность
своей попытки в чем-то убедить  ее,  но  заставил  себя  продолжить,  бросая
слова, как экипаж тонущего корабля сбрасывает в воду пушки и  бочки,  -  ваш
отец намерен изгнать вашу душу из тела и заменить ее душой вашей матери.
   Внутри каюты было тихо.
   - Пожалуйста, покиньте мой корабль, - сказал Харвуд вежливо.
   Шэнди схватился за дверной  засов,  но  мгновением  позже  он  беспомощно
барахтался в воздухе, отлетая прочь от двери каюты. Сердце у  него  замерло,
он зажмурился, испытывая сильнейшее головокружение.  Шэнди  перелетел  через
планшир, затем на какое-то мгновение завис над водой  в  тридцати  футах  от
носа "Дженни", а потом неведомая сила исчезла, и он рухнул вниз,  с  головой
уйдя в прохладную воду.
   Он вынырнул в облаке воздушных пузырьков, устало доплыл до борта "Дженни"
и, ухватившись за протянутые руки, выбрался на палубу.
   - Это все вонючая магия, кэп, - сказал  Скэнк,  когда  Шэнди  обессиленно
навалился плечом на мачту, тяжело дыша. Под ногами растекалась лужа.  -  Нам
еще повезло, что мы сумели унести ноги.
   Шэнди скрыл свое удивление, услышав, что его назвали капитаном.  В  конце
концов Дэвис мертв, и Шэнди был его старшиной.
   - Да, пожалуй, ты прав, - пробормотал он.
   - Чертовски рад, что ты уцелел, Шэнди, - заверил  его  Веннер  с  широкой
улыбкой, которая не скрывала холодок в серых глазах.
   Двое пиратов отцепили абордажные крючья и  прыгнули  в  воду.  Когда  они
взобрались на борт "Дженни", то тут же потребовали рому.
   - Да, дать всем выпить, - сказал Шэнди, опять отводя волосы со лба.  -  В
каком состоянии шлюп?
   - Ну, - протянул Скэнк, - он и до огненного шара был не в лучшем виде. Но
до Нью-Провиденс мы должны добраться без труда.
   - Нью-Провиденс, - повторил Шэнди.  Он  бросил  взгляд  на  "Кармайкл"  и
увидел, как по вантам ползет труп мистера Берда. Он забрался на самый  верх,
вставил ноги в петли  и  принялся,  словно  автомат,  развязывать  крепления
паруса. Мертвецы на палубе потянули за канаты, парус наполнился  ветром,  и,
поначалу медленно, большой корабль принялся отдаляться от "Дженни".
   - Ныо-Провиденс, - в задумчивости повторил новый капитан "Дженни".
   А в каюте "Кармайкла" заклинание перестало действовать на Бет  Харвуд,  и
она выдохнула:
   - Я верю вам, Джон. Да! Да!  Я  согласна  плыть  с  вами!  Заберите  меня
отсюда, ну пожалуйста!
   Но к этому времени парус  "Дженни"  уже  превратился  в  крохотный  белый
лоскуток на сверкающей поверхности моря. И если не считать Харвуда, ее слова
слышал только мертвый экипаж "Громогласного Кармайкла".

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

   - Который час?
   - Вот-вот пробьет двенадцать.
   Нас завтра ожидает судный день.
   Т.Л.Беддос

Глава 19

   Шестеро мужчин выбрались из шлюпки, ткнувшейся носом  в  песчаный  берег.
Стид Боннет выглянул из-за кизилового дерева,  росшего  на  вершине  склона,
защищавшего его лагерь от холодного ветра. Он облегченно перевел дух,  когда
узнал их предводителя. То был Уильям Ретт, тот самый  британский  полковник,
который взял Боннета в плен месяц назад и вот сейчас явно явился сюда  снова
захватить его после недавнего бегства из здания гауптвахты, которая  служила
городу Чарлстон тюрьмой. . Слава Богу, подумал Боннет, меня  опять,  похоже,
запрут, а если очень повезет, быть может, меня здесь сегодня убьют.
   Он отошел от дерева и  поспешил  на  другую  сторону  холма,  прежде  чем
кому-нибудь из его спутников пришла в голову идея  отправиться  за  ним.  По
пути он пытался подавить в себе радостное возбуждение, поскольку  чернокожий
мог улавливать чувства почти так же, как и сам Тэтч.
   Он нашел всех троих по-прежнему сидящими вокруг огня: индеец и  черный  с
одной стороны, Дэвид Хэрриот - с другой.
   - Что ж, Дэвид, - сказал он, стараясь говорить весело, -  погода  заметно
улучшается. Сдается мне, ты с нетерпением ждешь того дня,  когда  мы  сможем
наконец убраться с этого проклятого острова и заполучить новый корабль.
   Хэрриот, бывший исполнительным  помощником  Боннета  с  того  дня,  когда
"Возмездие" спустили на воду, и до захвата корабля полковником Реттом  возле
устья реки Фир, лишь пожал плечами. Его детский восторг по поводу того,  что
они сумели сбежать из Чарлстона, поугас и уступил место  суеверному  страху,
когда необъяснимо отвратительная погода заставила их искать  убежища  здесь,
на острове Салливан, и совсем впал в черную депрессию с того дня, как к  ним
присоединились индеец и этот странный негр.
   Индеец и негр объявились неделю назад, утром. Они просто стояли у палатки
Боннета, и хотя  ни  он,  ни  Хэрриот  их  никогда  раньше  не  видели,  они
приветствовали тех по именам и объяснили, что пришли помочь завладеть  новым
судном. Боннету показалось, что он видел  индейца  в  мае  на  борту  "Месть
королевы Анны", когда Тэтч  осадил  Чарлстон,  чтобы  заполучить  колдовскую
травку. А у негра  были  подозрительно  белые  десны  -  примета  настоящего
бокора. И даже для простодушного Хэрриота стало ясно, что  Тэтч  их  наконец
нашел.

***

   Почти полтора месяца после того ужасного  путешествия  к  Фонтану  юности
Боннет не имел никакого влияния на свои  собственные  поступки.  "Возмездие"
сопровождало "Месть королевы Анны" в плавании на север, к Вирджинии, и  хотя
Боннет отдавал приказы и  управлял  кораблем,  на  самом  деле  его  голосом
командовал Тэтч. Словно во сне Боннет принял  амнистию  из  рук  губернатора
Северной Каролины, Эдена, и намеревался отплыть  на  юг,  на  Барбадос,  где
собирался вернуться в привычный круг богатых плантаторов, насколько это было
возможным. Тэтч, планировавший оказаться убитым, чтобы потом  возродиться  в
новом теле, явно чувствовал, что было бы неплохо иметь  под  рукой  богатого
джентльмена  или  пусть  даже  экс-джентльмена  -   в   качестве   послушной
марионетки.
   С момента получения амнистии Боннет все больше и больше становился  самим
собой. Тэтч явно полагал, что Боннет больше всего на свете мечтает вернуться
к своей прежней жизни, и поэтому не слишком давил на старика.
   На самом же деле Боннет страшился возвращения  на  Барбадос  больше,  чем
смерти. В свое время  он  был  там  уважаемым  гражданином  как  вышедший  в
отставку армейский майор и  как  зажиточный  плантатор.  И  потому  мысль  о
возвращении в родные края в качестве бывшего пирата, да еще такого,  который
предпочел спрятаться от правосудия под юбкой королевской амнистии, была  ему
просто невыносима.
   Всякие надежды, которые он мог питать, что  обитатели  этого  отдаленного
острова останутся в неведении относительно его пиратской  карьеры,  рухнули,
ибо второе судно, которое он захватил в свое время, было "Торбет", корабль с
Барбадоса. Хоть он и знал, что ему не следует оставлять свидетелей,  у  него
не хватило духу отдать приказ перебить всех  пленных,  а  кроме  того  Дэвид
Хэрриот не остался бы в стороне, если бы людей, с  которыми  он  плавал  всю
свою жизнь, убивали у него на глазах.
   Вдобавок ко всему прочему при мысли о встрече с женой он  едва  не  терял
сознание от ужаса. Она была  сущей  мегерой,  и  до  сих  пор  он  частенько
просыпался весь в поту, и в ушах звучал ее пронзительный голос:
   "Убирайся, ты, дрянной слизняк! Свинья вонючая!", и всегда  он  бежал  из
собственного дома, пылая желанием убить и ее, и себя заодно.
   Будущее обещало лишь  одно:  возвращение  на  Барбадос  и  к  жене,  если
только... если только он не сумеет расстроить планы, которые Тэтч  вынашивал
на его счет. И вот четырнадцатого сентября  он  отправил  Хэрриота  в  город
отыскать и собрать как можно больше членов старого экипажа  -  он  не  хотел
брать с собой ни одного, кто плавал с Тэтчем или Дэвисом, - а потом  собрать
их на борт "Возмездия". Этот корабль не был пиратским призом, захваченным  в
бою, Боннет оплатил каждую дощечку, каждый ярд канатов, и чиновники порта не
имели ничего против его отплытия на "Возмездии". Выбравшись в открытое море,
он тотчас же велел соскрести старое название "Возмездие" и  написать  новое:
"Король Джеймс".
   А потом Боннет принялся нарушать условия амнистии. Не успело солнце сесть
в тот день, как он уже взял на абордаж корабль, а в последующие десять  дней
захватил еще одиннадцать. Добыча была мизерная:  табак,  свинина,  гвозди  и
иголки - но он занимался пиратством на глазах у всех.  Экипажам  ограбленных
кораблей он представлялся как капитан Томас, ибо не хотел, чтобы слухи о нем
дошли до Тэтча прежде, чем он окажется вне пределов досягаемости.
   А чтобы достичь этого, он  решил  воспользоваться  планами  Тэтча  насчет
собственного поражения. Поскольку Боннет был полностью во власти Тэтча,  тот
только с ним одним  обсуждал  детали  своего  плана.  Правда,  Боннет  хотел
воспользоваться им в более скромных целях. Тэтч  собирался  в  конце  концов
получить бессмертие, а Боннет искал лишь скорой смерти  в  бою,  а  если  не
повезет, то суда и виселицы. Он поднялся на "Короле Джеймсе" по реке Фир для
ремонта, но отпустил капитана и экипаж последнего захваченного корабля  лишь
после того, как они увидели, где он встал на якорь.
   Губернаторские войска под командованием  полковника  Ретта  не  преминули
прибыть в устье реки вечером двадцать шестого числа. И Боннет позаботился  о
том, чтобы его попытка сбежать пришлась утром на время отлива. Хотя  Хэрриот
опешил  от  последних  команд  своего  капитана,  Боннет  преуспел  в  своих
намерениях и посадил корабль на мель. В последний  момент  Боннет  попытался
взорвать пороховой погреб, взрыв которого разнес бы в клочья  его  самого  и
весь его экипаж, но его остановили прежде, чем он успел подпалить фитиль.
   Затем было обратное путешествие в Чарлстон в кандалах. Его экипаж тут  же
заперли в церкви анабаптистов в южной части города под  охраной  целой  роты
милиции, но Боннета и Хэрриота отправили на гауптвахту на берегу  реки  Эшли
под охраной лишь двух часовых.
   Через две недели оба сторожа одновременно отправились в город обедать,  а
дверной замок проржавел настолько, что один пинок ногой вышиб его напрочь. В
глубине души Боннету все же не хотелось испытывать унижения суда и публичной
казни, поэтому,  вдохновленные  такой  небывалой  удачей,  они  с  Хэрриотом
выбрались из камеры, украли лодку, проплыли  под  стенами  форта  Джонсон  и
вышли в море.
   Погода тут же испортилась, поднялся ветер, нависли дождевые  тучи,  и  им
пришлось высадиться на острове Салливан к северу от порта.  И  только  тогда
они задумались:  не  слишком  уж  легко  им  дался  этот  побег.  Погода  не
улучшалась. Беглецы умудрились соорудить  палатку  из  паруса  лодки  и  две
недели жили на черепахах  и  камбале,  зажаренных  на  костре,  который  они
тщательно укрывали от посторонних  глаз.  Боннет  надеялся,  что  рассеянный
дымок не будет заметен во время ненастья. Очевидно, он ошибся.
   Боннет сорвал сухой лист пальмы и бросил его в  костер;  огонь  затрещал,
разбрасывая  искры.  Боннет  надеялся,  что  эти  звуки  скроют  шум   шагов
полковника Ретта и его людей.
   - Да, - продолжал Боннет громко, - нам с тобой  обоим  пойдет  на  пользу
возможность распоряжаться новым кораблем, Дэвид! Мне не  терпится  захватить
несколько богатых купеческих судов - теперь уж я не повторю прежних  ошибок.
Никогда больше не оставлю я  ни  одного  человека,  который  мог  бы  давать
показания против меня, в живых. - Он надеялся, что Ретт и его  отряд  слышат
эти его признания. - Куда лучше попользоваться женщинами, расстреляв мужчин,
а потом и тех и других отправить за борт на корм акулам!
   Хэрриот явно не был обрадован такими планами  своего  капитана,  а  бокор
смотрел на Боннета с подозрением.
   - Что это ты затеял? - спросил он. Бокор был особенно  настороже,  потому
что от благосклонных карибских  лоа  их  отделяли  многие  мили.  Чернокожий
поднял руку и пошевелил пальцами, словно проверяя ветер на ощупь.
   "Где же вы, Ретт? - с отчаянием подумал Боннет. Ему становилось все более
в тягость притворяться веселым. - Неужели  еще  не  заняли  нужную  позицию?
Неужели ваши ружья еще не заряжены, курки не взведены, и вы не взяли нас  на
прицел?"
   Индеец поднялся и оглядел прогалину между дюнами.
   - Да, - сказал он негру, - у него есть какая-то скрытая цель.
   Пальцы бокора все еще плели сложные  узоры  в  воздухе,  но  теперь  рука
протянулась в сторону холма, закрывающего их со стороны моря.
   - Там... Чужие! Близко! - Он быстро  повернулся  к  индейцу.  -  Защитные
чары! Скорее!
   Рука индейца метнулась к расшитой кожаной сумке на поясе.
   - Стреляйте! - завопил Боннет.
   Дюжина почти  одновременных  выстрелов  сотрясла  воздух;  песок  взлетел
фонтанчиками по всей прогалине, вихрь искр  взвился  от  костра.  С  вершины
холма донеслись крики, но Боннет не  разобрал  слов.  Он  медленно  повернул
голову и огляделся.
   Индеец сидел на песке, сжимая  руками  рваную  рану  на  бедре.  Бокор  с
изумлением смотрел на изувеченную правую руку - запястье  было  перебито,  а
пальцы оторваны. Дэвид Хэрриот лежал на  спине,  пристально  глядя  в  небо;
посередине лба зияла дыра, и кровь уже образовала на песке вокруг его головы
темное пятно.
   "Прощай, Дэвид, - подумал Боннет. - Я  рад,  что  смог  оказать  тебе  по
крайней мере эту услугу".
   Полковник Ретт и его солдаты, скользя в песке,  бежали  вниз  по  склону,
держа в руках заряженные пистолеты. Боннет с сожалением подумал о  том,  что
пуля - при первом залпе - миновала его.
   Это значит, что он останется в живых... Это значит, что теперь  его  ждет
суд, а потом казнь - гнусное развлечение для  жителей  Чарлстона:  индейцев,
матросов, трапперов, случайно оказавшихся в городе.  Он  будет  дергаться  и
кривляться в петле, у всех на глазах обмочит штаны...
   Боннет поежился и подумал: может, еще не позд