. Он привалился  к  транцам,
покрепче перехватывая скользкий эфес пальцами.
   Веннер замахнулся саблей, метя в голову Шэнди. Тот заставил себя  поднять
руку, чтобы  отразить  смертельный  удар,  но  единственное,  что  он  сумел
сделать, так это изменить направление удара: Веннер снова ударил его плоской
стороной сабли, но на этот раз по уху. Резкая боль обожгла  голову,  в  ушах
зазвенело, колени подогнулись.
   Он попытался выпрямиться, но в этот момент Веннер сделал выпад вперед,  и
вместо этого Шэнди присел и едва  успел  отклониться:  сабля  скользнула  по
ребру, зацепила полу камзола и пригвоздила ее к дереву. Шэнди успел  поднять
свою саблю и хоть и с запозданием, но оказался  способен  нанести  удар.  На
дрожащих от нервного напряжения ногах Шэнди  выпрямился,  подавшись  вперед,
камзол с треском разорвался, лезвие вошло в  тело  Веннера  сначала  на  два
дюйма, потом на четыре. Чуть не упав,  Шэнди  вовремя  спохватился  и  успел
отступить.
   Внезапно побледнев, Веннер отшатнулся назад, рука выпустила  эфес  сабли.
"Дженни" взмыла на гребень волны, на мгновение резко  накренилась,  все,  за
исключением двух дуэлянтов, схватились за что-нибудь,  чтобы  удержаться  на
палубе. Шэнди же использовал этот момент и  бросился  вперед.  Палуба  резко
ушла из-под ног, и на лету Шэнди ударил в  широкую  грудь  Веннера  с  такой
силой, что лезвие с треском обломилось, и оба сквозь дождь и брызги полетели
за борт. Шэнди выпустил обломок сабли и  инстинктивно  успел  ухватиться  за
один из канатов, но Веннер, кувыркаясь на лету, скрылся за бортом. Потом нос
шлюпа пошел вниз, корма поднялась, канат выскользнул из онемевших рук Шэнди,
и он рухнул на палубу.

Глава 26

   Шэнди приходил  в  сознание  медленно,  постепенно,  с  большой  неохотой
расставаясь с видениями, которые были гораздо  предпочтительнее  холодной  и
неуютной действительности. Эти видения возвращали его в  прошлое,  когда  он
путешествовал со своим отцом и кукольным театром по всей  Европе,  он  видел
осуществление своей мечты: будто он находит Бет Харвуд и говорит ей все  то,
что давно уже собирался сказать. Поначалу ему даже показалось, что  если  он
сосредоточится хорошенько, то сумеет  изменить  реальность,  в  которой  ему
предстоит  очнуться.  Но  действительность  все  настойчивее  и  настойчивее
вторгалась в его сознание, и когда он наконец пришел в себя и открыл  глаза,
то обнаружил, что лежит на палубе "Дженни".
   Он попытался присесть, но внезапная тошнота подкатила к горлу, и он вновь
откинулся навзничь, совершенно обессиленный.  На  лбу  выступил  пот.  Когда
Шэнди опять открыл глаза, то увидел над собой озабоченное лицо Скэнка. Шэнди
попытался заговорить, но язык не повиновался, его бил сильнейший  озноб.  Он
стиснул зубы, а затем повторил попытку:
   - Что... что произошло?
   - Ты здорово припечатался о палубу после того, как покончил с Веннером.
   - Где Дэвис?
   Скэнк озадаченно сдвинул брови.
   - Он... э-э-э... мертв, кэп.  Погиб  еще  тогда,  когда  Харвуд  захватил
"Кармайкл". Разве ты забыл?
   Шэнди показалось, что он  действительно  помнит  о  чем-то  подобном.  Он
попытался сесть, но снова бессильно рухнул на  палубу.  Все  тело  сотрясала
крупная дрожь.
   - Что произошло?
   - Ну ты же был там, кэп. Да и я рассказал тебе  сегодня,  помнишь?  Ну  о
том, как один из мертвяков Френда убил его.
   - Да нет, что произошло сейчас?
   - Ты грохнулся на палубу, я же только что сказал тебе.
   - А. - Шэнди сделал еще одну  попытку  присесть,  на  этот  раз  успешно.
Тошнота подкатила к горлу, но тут же отступила. - Тебе,  вероятно,  какое-то
время придется обо всем напоминать мне. - Шэнди поднялся, шатаясь, ухватился
за леер и непонимающе посмотрел по сторонам.
   - Э-э... шторм прекратился,  -  отметил  он,  гордый  тем,  что  способен
оценить обстановку.
   - Да, кэп. Кончился, пока ты  был  без  сознания.  Мы  легли  в  дрейф  и
переждали бурю. Твой плавучий якорь здорово тут помог. Шэнди потер лицо.
   - Мой плавучий якорь. - Он решил ничего не спрашивать. - Отлично. Какой у
нас курс?
   - Зюйд-ост.
   Шэнди поманил Скэнка и, когда пират наклонился к нему, негромко спросил:
   - Куда мы плывем?
   - На Ямайку, ты же сказал.
   - А-а. - Он сдвинул брови. - А что нам там нужно?
   - Улисс Сегундо, - пояснил Скэнк, все больше и больше нервничая, - и  его
корабль "Восходящий Орфей". Ты сказал,  что  он  на  самом  деле  Харвуд,  а
"Орфей" - это "Кармайкл". По слухам, он  крутился  где-то  возле  Каймановых
островов, но, когда мы добрались туда, ты узнал, что он вернулся  к  Ямайке.
Да, и Печальный Толстяк тоже хотел попасть на Ямайку, да умер.
   Скэнк печально покачал головой.
   - Что, Печальный Толстяк мертв?
   - Большинство из нас так думает. Этот гафель проткнул его  насквозь,  как
вертел курицу, и после того, как он выломал его, он  свалился  и  больше  не
двигался. Мы оттащили его в  трюм,  чтобы  похоронить,  когда  высадимся  на
берег. Мертвого бокора не станешь хоронить в море, если не уверен, что так и
следует. Однако двое парней говорят, что нащупали у  него  пульс,  а  Ламонт
утверждает, будто никак не может делать свое дело как  следует,  потому  что
Печальный Толстяк что-то напевает. Но сам я, кэп, ничего не слышал.
   Шэнди заставил себя сосредоточиться. Он смутно вспомнил кое-что из  того,
о чем говорил Скэнк. Он осознавал острую  необходимость  торопиться,  что-то
делать, но сколько ни пытался, так и не мог вспомнить,  что  он  должен  был
сделать,  откуда  такая  необходимость.  В  настоящую  минуту   им   владела
единственная мечта: найти сухое местечко, чтобы выспаться.
   - Эта буря, она налетела внезапно? - спросил он.  -  Разве  мы  не  могли
где-нибудь укрыться?
   - Мы могли бы вернуться назад и найти убежище у Гранд Каймана, -  сообщил
Скэнк. - Веннер как раз предлагал это, но ты велел плыть дальше.
   - А я сказал, зачем?
   - Ты сказал, что буря все равно нас настигнет, так что  лучше  продолжить
поиски "Орфея", а Веннер сказал, что ты лишь хочешь разыскать эту  девицу...
ну помнишь, дочь Харвуда.
   - А, - смутные мысли начали обретать какой-то порядок.  -  Какой  сегодня
день?
   - Не знаю. Вроде пятница. А в воскресенье Рождество.
   - Ясно, - задумчиво произнес Шэнди. - Продолжай напоминать  мне  изредка,
хорошо? А сейчас, раз буря миновала, распорядись-ка поставить все  уцелевшие
паруса.

***

   На следующий  день  на  рассвете  они  увидели  "Восходящий  Орфей".  Как
поступить, сомнений  ни  у  кого  не  возникло.  В  этом  вопросе  все  были
единодушны. Ночь  они  провели,  вычерпывая  воду  из  трюма  "Дженни",  но,
несмотря на то, что они забили  щели  мешочками  с  рисом  и  обтянули  борт
пластырем из парусины, вода с каждым часом  заполняла  трюм  все  быстрее  и
быстрее. Шэнди сомневался, что потрепанный стихией старый  шлюп  продержится
на плаву достаточно долго, чтобы достичь  берега.  Поставив  все  оставшиеся
паруса, "Дженни", поминутно зарываясь носом  в  волну,  рванулась  навстречу
кораблю.
   Шэнди вглядывался в подзорную трубу, щурясь от  ярких  бликов  солнца  на
воде.
   - "Орфея" тоже потрепало, - бросил он сгрудившимся вокруг пего  дрожащим,
усталым людям. - Рей  не  хватает,  на  бизань-мачте  сплошная  путаница  из
парусов и канатов... но  корпус,  похоже,  цел.  Если  мы  в  ближайший  час
проделаем все, как надо, то нам хватит рома, жратвы и сухой одежды.
   Гул  одобрительных  возгласов  был  ответом  на  его   слова,   поскольку
большинство команды провели бессонную утомительную ночь на помпах, выкачивая
воду из трюма, поддерживая себя лишь надеждой на короткий отдых и  пригоршню
размокших крошек от сухарей. Бочонок с ромом же  ударило  о  борт  во  время
шторма, щепки от него разметало по всему трюму, и  теперь  в  воздухе  витал
лишь аромат недостижимого напитка.
   - Как там с порохом, не весь подмочен? - поинтересовался Шэнди.
   Скэнк пожал плечами:
   - Кто ж его знает.
   - Хм, ну что же, мы же все равно не собираемся повредить "Орфей". - Шэнди
опустил подзорную трубу. - Если мачта не обломится, то мы сможем отрезать им
дорогу на юг, и тогда - на абордаж.
   - Верно, - подхватил молодой, с красными от  бессонницы  глазами,  пират,
одетый в какие-то лохмотья. - Либо  сражаться,  либо  вплавь  добираться  до
Ямайки.
   - Ты не боишься, что он попытается удрать, когда увидит, что  мы  гонимся
за ним? - выразил свои сомнения Скэнк.
   - Может быть, - вздохнул Шэнди, - хотя готов биться об заклад, что  мы  в
любом случае нагоним его даже в нашем теперешнем состоянии. К тому  же  вряд
ли мы сейчас кажемся особенно большой опасностью.
   Шэнди снова приставил подзорную трубу к глазу.
   - Впрочем, не важно, - буркнул он мгновением позже. - Он сам направляется
к нам.
   На секунду на палубе воцарилась тишина.
   - Видать, сильно их потрепало штормом, - заметил кто-то угрюмо,  -  нужны
лишние руки.
   Скэнк закусил губу и, морща лоб, глянул на Шэнди.
   - Кэп, когда последний раз ты с ним столкнулся, он тебя просто  поднял  и
бросил в воду. У тебя есть... основание думать, что этого снова не случится?
   Шэнди ломал голову над этим вопросом с тех самых пор, как они отчалили  с
острова  Нью-Провиденс.  "Соедини  свою  кровь,  -  вспомнились  ему   слова
губернатора Сауни, - с холодным железом шпаги, пусть атомы  крови  и  железа
выстроятся в одну цепь,  сольются  в  одном  стремлении,  как  игла  компаса
поворачивается на север. Или наоборот. Это все относительно, приятель..."
   Несмотря на приложенные усилия, улыбка у Шэнди вышла несколько кривой.
   - Будем надеяться. Я буду  у  нактоуза.  Пусть  кто-нибудь  принесет  мне
саблю, молоток и зубило.
   "Орфей" развернулся и несся  прямо  на  "Дженни"  с  востока.  Восходящее
солнце отбрасывало на паруса  тени  мачт  и  рей.  Поминутно  вглядываясь  в
приближающийся корабль, Шэнди срезал с  части  рукояти  сабли,  которую  ему
принес Скэнк, кожу, отколол дерево, оголив железный стержень,  чтобы  ладонь
соприкасалась с металлом. В этом месте он процарапал  узкий  желобок.  Шэнди
закончил работу, когда "Орфей" был в ста ярдах от них, и высоко поднял саблю
за лезвие.
   Шэнди выпрямился и посмотрел на "Орфей".
   - Если события повернутся против нас,  -  сказал  он  Скэнку,  который  с
удивлением следил за его действиями, - то постарайся обогнуть его с  востока
и правь прямо на Ямайку. В том состоянии, в котором находится "Кармайкл", он
не успеет вовремя развернуться.
   - Уж лучше пусть нам повезет, кэп. Шэнди улыбнулся, но улыбка  получилась
усталой и вымученной:
   - Это точно.
   Он стукнул молотком по стеклу компаса, потом отбросил молоток и  принялся
шарить среди стеклянных осколков, пока  не  зажал  в  окровавленных  пальцах
стрелку компаса.
   - Проверь, все ли на местах, готовы ли веревки и крючья. Если повезет, мы
атакуем его раньше, чем он сообразит, что мы собираемся напасть.
   Шэнди вставил конец стрелки компаса, указывающий  на  север,  в  желобок,
который процарапал в рукояти, и положив саблю на палубу, подобрал молоток  и
вогнал стрелку поглубже.
   Он осторожно засунул подготовленную таким образом  саблю  за  пояс  и  на
минуту замер, дыша как  можно  глубже,  стараясь  сосредоточиться.  И  когда
"Восходящий Орфей" врезался носом в левый  борт  "Дженни",  бросив  тень  на
палубу, Шэнди раскрутил абордажный крюк и  метнул  его.  Зубья  блеснули  на
солнце, крюк на мгновение застыл в воздухе, потом зацепился за борт "Орфея".
   "Дженни" в последний раз атакует "Кармайкл",  -  подумал  Шэнди  и  начал
карабкаться по веревке.
   От усилия у него носом пошла кровь, и голова раскалывалась от невыносимой
боли. Добравшись до конца веревки, он обессиленно повис на леере и никак  не
мог сообразить, зачем же он сюда полез. Что ему здесь  было  нужно?  Он  был
уверен, что перед ним "Громогласный  Кармайкл",  но  часть  ограждения  была
снесена, полубак отсутствовал напрочь. Они что, до сих пор не  добрались  до
Ямайки? И где же капитан Чаворт и эта болезненная девушка  с  сопровождающим
ее толстяком-врачом?
   Растерянность  несколько  уменьшилась,  когда  он   узнал   в   человеке,
спускавшемся по трапу с юта, отца девушки. Как там его  зовут?  Харвуд,  да,
Харвуд. Но тут Шэнди озадаченно нахмурился: он явственно помнил, что у  того
не было одной руки.
   Его внимание отвлек лязг сабель и крики. Шэнди перевел взгляд  на  палубу
и, щурясь, поскольку яркое солнце слепило глаза,  попытался  приглядеться  к
происходящему. Он подумал, что явно сходит с ума. Чумазые люди в драной,  но
яркой одежде сражались с ожившими трупами, и не верилось, что костлявые руки
мертвецов способны держать оружие, а молочно-белые запавшие глаза -  видеть.
Кровь, текшая из его ушей, биение пульса  в  висках  делали  окружающий  мир
почти  беззвучным,  придавая  всему  происходящему  гротескную  призрачность
ночного кошмара. Даже вопрос, с какой стати вдруг он вздумал  украсить  свой
камзол оторванными по локоть мумифицированными руками, казался совершенно не
важным.
   Шэнди боялся потерять равновесие и потому осторожно перебрался на палубу.
Человек, который, казалось, был Бенджаменом Харвудом, шел ему навстречу.  На
его лице играла приветливая улыбка...
   И должно быть,  у  Шэнди  вновь  начались  галлюцинации,  потому  что  он
неожиданно оказался рядом с отцом на  затемненном  помосте,  над  освещенной
кукольной  сценой,  держа  в  руках  коромысла.  Он  смотрел  на  освещенное
пространство внизу и лихорадочно соображал, что, наверное,  они  разыгрывают
какую-то массовую сцену, потому что слишком уж много коромысел раскачивалось
одновременно. И тут, на мгновение забыв, что это  всего  лишь  галлюцинация,
Шэнди почувствовал подступающую панику, поскольку совершенно забыл, какую же
пьесу они сегодня играют.
   Он присмотрелся к крошечным марионеткам внизу и тотчас же узнал их -  это
были персонажи из пьесы "Юлий Цезарь". К счастью,  начинался  третий  акт  -
оставалось не так  уж  много  действий.  Они  дошли  до  сцены  убийства,  и
маленькие деревянные сенаторы уже сменили обычные  правые  руки  на  руки  с
кинжалами.
   Марионетка-Цезарь заговорил, и Шэнди в изумлении  широко  раскрыл  глаза,
потому что личико уже не было деревянным, оно было из плоти,  это  было  его
собственное лицо.
   - Иль  Олимп  ты  сдвинешь?  -  произнесло  его  миниатюрное  воплощение.
Куколки-сенаторы, которые теперь все были во плоти,  кинулись  к  нему...  и
сцена исчезла, и Шэндн вновь оказался на палубе "Кармайкла",  и,  щурясь  от
яркого солнца, смотрел в лицо Харвуду.
   Уверенная улыбка быстро исчезла с лица Харвуда, но он атаковал  снова,  и
Шэнди опустился на горячий песок на берегу острова Нью-Провиденс, критически
оглядывая четыре бамбуковых шеста, воткнутых в песок. Они стояли до тех пор,
пока он не попытался  скрепить  их  друг  с  другом  сверху,  и  теперь  они
накренились в разные стороны, словно пушки, готовые отразить атаку  со  всех
сторон.
   - Что, плетете корзину? - послышался за спиной голос Бет Харвуд.
   Он не слышал ее шагов и хотел  было  раздраженно  отмахнуться,  но  потом
улыбнулся:
   - Вообще-то это должно было быть хижиной, в которой я собираюсь ночевать.
   - Но проще построить шалаш. Вот, я вам сейчас покажу.
   Это был один из жарких дней  июля,  когда  они  производили  переоснастку
"Кармайкла". Бет показала ему, как можно соорудить более устойчивый  каркас,
и был момент, когда она, стоя на цыпочках, заматывала пеньку восьмеркой,  но
не удержалась и, потеряв равновесие, упала ему  в  объятия.  Карие  глаза  и
медно-рыжие волосы ее  оказались  совсем  рядом.  Его  охватили  чувства,  в
которых  физическое  влечение  было  лишь   частью,   как   партия   духовых
инструментов  в  звучании  огромного  оркестра.   Это   воспоминание   часто
возвращалось к нему в снах.
   На  этот  раз,  однако,  все  происходило  иначе.   Вместо   пеньки   она
воспользовалась молотком и гвоздями, она оскалила зубы,  глаза  были  широко
открыты. Она прижала его руки к бамбуковым  шестам,  приставила  к  запястью
гвоздь...
   ...и снова он стоял на палубе "Кармайкла", непонимающе  мигая,  глядя  на
Харвуда.
   Харвуд явно растерялся.
   - Что, черт возьми, с вашим рассудком? - проворчал  он.  -  Он  похож  на
полосатый волчок!
   Шэнди готов был согласиться. Он все пытался  вспомнить,  что  же  он  тут
делает, и каждый раз, когда его взгляд падал на кошмарное сражение, кипевшее
вокруг, он чувствовал изумление и ужас. И теперь,  словно  для  того,  чтобы
окончательно свести его с ума, палуба начала удаляться,  и,  к  собственному
изумлению, он обнаружил, что медленно поднимается в воздух.
   Инстинктивно он попытался за что-нибудь ухватиться,  и  странным  образом
рука его ухватилась не за леер, не за канат, а за  эфес  сабли.  Выступающая
стрелка компаса вонзилась ему в ладонь, но тот  же  самый  импульс,  который
заставил его ухватиться за какую-нибудь опору,  не  дал  ему  разжать  руку.
Медленно его подъем сменился спуском, и через несколько секунд он уже  снова
стоял на палубе.
   Он вновь огляделся.  Сражение  кипело  с  неубывающей  яростью,  хотя  ни
ударов, ни бряцания оружия он по-прежнему не слышал. Однако к ним  никто  не
приближался:  очевидно,  то,  что  происходило  между  Харвудом   и   Шэнди,
сражающиеся считали личным поединком.
   На лице Харвуда промелькнуло тревожное удивление, он  что-то  пробормотал
себе под нос, но слишком тихо, чтобы  Шэнди  мог  расслышать.  Затем  старик
выхватил свою рапиру и атаковал.
   По-прежнему стискивая эфес, который острой стрелкой  впивался  в  ладонь,
Шэнди все-таки успел выхватить саблю из-за пояса в самый последний момент  и
неловко отбить выпад Харвуда, отпрыгнуть  назад  и  уже  спокойнее  отразить
новый выпад, а потом и еще один. Омерзительные руки, вцепившиеся в  лацканы,
раскачиваясь из стороны в сторону, стукались друг о друга локтями.
   От крови, текущей из пораненной ладони, эфес  стал  скользким,  и  каждый
раз, когда оружие Шэнди натыкалось на лезвие Харвуда, игла компаса впивалась
в плоть, скрежеща по костям, и боль как молния пронзала руку до плеча.
   С хриплым смешком Харвуд кинулся вперед,  однако  Шэнди  яростно  стиснул
эфес, от боли в глазах на мгновение потемнело, но он все же сумел  захватить
концом сабли рапиру Харвуда и  последним  усилием  вырвать  оружие  из  руки
противника; рапира со звоном отлетела и упала за борт.  Тяжело  дыша,  Шэнди
застыл на месте, ожидая, пока не прояснится в глазах.
   Харвуд отпрянул назад и, глянув куда-то в сторону,  повелительно  показал
на Шэнди. Очевидно, это уже перестало быть только их дуэлью.
   Один из истлевших мертвецов послушно двинулся по палубе навстречу  Шэнди.
Грязные лохмотья едва прикрывали его, и  солнце  просвечивало  сквозь  кости
одной ноги, но мертвец был высок, широкоплеч и размахивал саблей с такой  же
легкостью, с какой парусных дел мастер управляется с иглой.
   Шэнди с ужасом чувствовал, что силы его уже на исходе. Компасная  игла  в
ладони причиняла ему обжигающую боль, и казалось, стоит лишь мотыльку  сесть
на саблю, как он не выдержит и потеряет сознание. Однако Шэнди заставил себя
сделать шаг вперед и поднять саблю,  хотя  от  одного  этого  движения  весь
покрылся холодным потом.
   Мертвец тоже сделал шаг вперед. Харвуд улыбнулся, приказал: "Убей Шэнди!"
- и смертоносное оружие взлетело над головой моряка, готовое нанести удар.
   Шэнди заставил себя сосредоточиться, приподнял саблю, с  усилием  стиснув
эфес.
   Но клинок не опустился на Шэнди, он метнулся в  сторону  и  обрушился  на
Харвуда, швырнув его на палубу. И в то самое мгновение,  как  мертвый  моряк
рухнул на палубу грудой костей и серые мертвые руки  испарились  с  лацканов
камзола  Шэнди,  его  взгляд  встретился  с  взглядом  мертвеца,  и  искорка
понимания промелькнула между ними. Они узнали друг  друга,  в  этом  взгляде
было все: привет