ляков, которые знают
кое-что по-якутски и даже по-русски!
     - Быть не может!
     - Клянусь богом, Николай Николаевич!
     - Вы входили туда на судне?
     -  Мы  исследовали реку на шлюпках,  транспорт остался в  лимане,  ждал
инструкции...
     Тут капитан осекся; казалось, он чего-то не договорил.
     Между тем пожилой штурманский офицер, возившийся  у штурманского стола,
достал оттуда пачку карт и развернул одну из них перед губернатором.
     -  Садитесь,  господа!  -  приказал  Муравьев  своим  спутникам  и  сам
опустился  в   затянутое  парусиновым  чехлом  капитанское  кресло.  Офицеры
"Байкала", уступая места  у стола i остям, держались у стен и даже отступали
в нишу,  задернутую занавесью. Все ожидали, тая дыхание,  и слышно было, как
шелестят разворачиваемые штурманом листы.
     - Где вход в лиман? - спросил Муравьев.
     - Вот и вот,- показал капитан в разных концах небольшой карты.
     71
     - Как? Два? И с юга?
     - Так точно, ваше превосходительство. Вот вид с юга...
     - Так Сахалин остров?
     - Так точно...
     - И пролив глубок?
     - Шесть сажен на баре в малую воду.
     - А с севера?
     - Вот вход в лиман с севера...
     - Это в лиман. А в реку?
     - А в реку из  лимана вход  удобен повсюду. На юг и на север  ведут два
широких фарватера...
     Усатые  юноши-офицеры заулыбались, чувствуя  восторг  губернатора: чуть
заметное оживление  пронеслось  по каюте, но тотчас  же все, как по команде,
стихли, выказывая  почтительность  и  дисциплину. Снова почувствовалось, что
это балтийский корабль. Офицеры тут, как  знал Муравьев, на выбор взяты были
капитаном  в  Кронштадте, и  большинство из них служило с  великим  князем и
Литке на знаменитой "Авроре".
     - Так где же решилось? - отрываясь от карты, спрашивал
     губернатор.
     - Вот, у входа в лиман, с севера; вот фарватер, оказалось,
     глубина двадцать девять футов.
     Завойко, положивши ладонь на стол, посмотрел на карту.
     - Так здесь ваше открытие? - тыча пальцем в карту,
     спрашивал губернатор.
     -  Здесь  наше  первое  открытие!  - отвечал  капитан.-  Мичман  Грот,-
представил он белокурого великана с румяными щеками,- первый  обнаружил этот
фарватер... А вот наше второе открытие. Пролив в Японское море...
     Все стали рассматривать карту. Раздались первые вопросы
     "свитских".
     - А-а! Так тут Сахалин... Позвольте, позвольте... Вот так
     его берег протянулся?
     - Остров?.. А глубина...
     - Ну что вы скажете!
     - Вы говорите, вот Сахалин? - раздавались голоса.
     - Нет, не здесь, это южный берег Амура. Вот Сахалин! -
     объяснил Муравьев.
     - Вот южный берег, господа, а вот северный,- заговорил Невельской.- Это
общая  картина. Есть подробные карты... Александр Антонович,- обратился он к
пожилому штурману, который понял его сразу.
     72
     Капитану задали еще несколько беспорядочных вопросов.
     __  Дозвольте, ваше превосходительство, изложить ход исследований в том
порядке, в каком они производились,-  обратился капитан к губернатору, когда
главное было ясно, но любопытство еще далеко не улеглось.
     -  Слушаю вас,  мой  дорогой Геннадий Иванович. Слушаю, со  вниманием и
нетерпением!
     Первый  жадный   и  тревожный  интерес  был  теперь  утолен.  Начинался
официальный доклад.
     Штурманский  офицер  доставал  новые   карты  и  быстро  и  почтительно
раскладывал их.
     -  Итак, ваше превосходительство, мы начали исследование устьев Амура у
восточного побережья Сахалина на  широте пятьдесят один градус тридцать семь
минут,- заговорил капитан.
     Нервное  лицо  его, незадолго перед тем веселое, необычайно изменилось.
Только темные синие глаза остро и живо поблескивали, как у бойца перед боем.
Но и  этот взор постепенно менял свое выражение.  Большой белый  лоб, прямой
нос с горбинкой, глаза, глубоко запавшие под светлые брови, жесткие морщинки
у губ -  все выражало суровый фанатизм,  так  необычайно  преобразивший лицо
капитана. Сейчас  видно  стало,  что  у него  лицо большое.  Что-то  глубоко
славянское, степенное и вдохновенное было  в нем,  хотя, быть может, в то же
время  походил  он  несколько и  на  какого-то  жителя  северной  Европы, на
ирландца или норвежца,  или,  может  быть, в нем  было  что-то от  немецкого
капитана
     "Черт  знает,  как  он  меняется,-  подумал  Муравьев.-  Несмотря,  что
вышколенный, а, кажется, кипяток..."
     Ничто  не напоминало  сейчас того  живого,  сияющего  офицера,  который
только что, не в силах сдержать восторга,  хватал губернатора  за пуговицы и
торопился сообщить на трапе главнейшее...
     В ранние годы, да иногда  и потом, пылкость, порывистость приносили ему
много  горя.  Он  рано  почувствовал, что  должеи  воспитать в себе систему,
учиться все излагать терпеливо, последовательно, как это требовалось от всех
и всюду. Сколько горя перенес он в первый год,  в корпусе, когда приехал  из
деревни,  как  скучал, мучился! Было  очень трудно, и пришлось  переламывать
себя. Потом  - море...  Нет, кажется, на свете более совершенных средств для
исправления нетерпеливых людей, как плаванье на парусных судах.
     73
     И  он  научился  с   годами  смирять  свою  порывистость,  а  чтобы  не
заговариваться от возбуждения, заставлял себя излагать  последовательно свои
мысли товарищам или писал докладные записки начальству о проблемах научных и
политических,   важных  для  России,  с  тем  же  нетерпением,  точностью  и
последовательностью,  основываясь  на  научных  сведениях  и на  собственных
наблюдениях и статистических выкладках, как, основываясь  на квитанциях и на
расписках, иногда так  же  собственного сочинения, делали это другие морские
офицеры, составляя рапорты о  расходах и износах  казенного добра, снастей и
артиллерийских припасов.  И морское начальство, ценя  и те и  другие  бумаги
одинаково,  считало  Невельского  дельным и способным офицером.  Вот  именно
сейчас он взял себя в
     руки.
     - Почему мы, подойдя к восточному  берегу Сахалина, начали исследование
именно отсюда, с широты пятьдесят один градус тридцать семь минут, тогда как
инструкцией,  неутвержденную  копию которой  я  получил тринадцатого  мая  в
Петро-павловске-на-Камчатке,  повелевалось  мне  произвести  опись  северной
части острова Сахалина,  юго-восточного побережья Охотского моря и лимана, а
также устья  реки Амура? Иван Федорович Крузенштерн,  считавший, что Сахалин
полуостров, предполагал, что именно тут,  на девять минут севернее пункта, к
которому мы подошли, вытекает и впадает в Охотское море один из рукавов реки
Амур,  то  есть что одно из устьев  может находиться на восточном  побережье
полуострова,  о чем  он не раз  говорил нам в корпусе, однако утверждая, что
это требует тщательной проверки, что, быть может, Сахалин  разделен проливом
и  представляет  собой  два разных  острова.  Мы должны  были проверить  эти
предположения.
     Как странно и  смешно было слышать обо всех этих ученых ошибках сейчас,
когда только что все видели карту с поразительными новостями.
     - Поэтому,- отвечая себе, продолжал капитан,- мы начали именно с широты
пятьдесят  один  градус тридцать семь минут.  На рассвете двенадцатого  июня
"Байкал"-начал опись, двигаясь к северу по карте Крузенштерна...
     Капитан говорил, держа тяжелый карандаш на карте. Как-то странны были в
этом  молодом, здоровом,  загоревшем человеке  с  широким, твердым лицом,  с
опаленным  носом  и  с  небольшими,  но  сильными волосатыми пальцами  такая
ученость и такое спокойствие... Сейчас морщинки у губ придавали
     74
     ему  вид  черствости,   и  малый  рост  как  бы  подчеркивал   характер
необычайного упорства. Казалось, такой  человек  мог  быть  беспощаден,  мог
наказывать, драться жестоко...
     Невельской рассказал о первой  встрече  с  гиляками.  Она  произошла на
острове Сахалине, на песчаных косах у входа во вновь открытый залив.
     - И хороши они были с вами? - спросил Муравьев.
     -  Не  очень!.. Они страшились нас, приняв  за  китобоев. Называли  нас
"американ", но мы объяснили, что не американцы.
     Муравьев, поднявши брови, выказал немое изумление. Жители таинственного
Сахалина произносят слово "американ". Американцы известны в краях, у нас под
носом!
     - В деревню были посланы  шлюпки, но жители ее не  подпустили нас к той
части, где были укрыты женщины.
     По  тому, как  сквозь загар зарделись  щеки  капитана и как  остро было
сейчас  его лицо,  чувствовалось,  что  этот  человек  рассказывает один  из
важнейших, чем-то особенно волнующих его эпизодов путешествия.
     - Александр Антонович, "Шхеры Благополучия"... Юнкер князь Ухтомский...
     Штурман  и юнкер князь Ухтомский  исполняли  все  живо, капитана вообще
слушались  беспрекословно,  это  было   очевидно,  хотя,  возможно,  еще   и
присутствие губернатора приводило всех в трепет.
     Появилась подробная черновая карта описи "Шхер Благополучия"...
     Меняя карты, откладывая одни и добавляя другие, капитан  объяснил, как,
исправив  замеченные ошибки предыдущих  исследований, описав восточный берег
Сахалина и обогнув его северную оконечность, "Байкал" подошел к лиману.
     - Таким образом, осмотревши все заливы на  побережье  Сахалина севернее
указанной широты, мы утвердились во  мнении, что  ни один из них не является
устьем Амура...
     Завойко, сидя прямо и держа на  виду, на ручках  кресла,  свои  сильные
руки, слушал с явным недоверием. Губернатор, почувствовав это,  оглянулся на
Василия Степановича, но тот не  переменил ни позы, ни взгляда, видно  чем-то
был сильно озабочен.
     - Итак,- словно приступая к  чему-то таинственному, продолжал капитан.-
"Байкал" шел к югу!
     Он умолк.
     75
     -  Курите,  Геннадий  Иванович!  - сказал Муравьев,  замечая,  что  ему
чего-то не хватает.- Вот у Василия Степановича сигары превосходные.
     Невельской поблагодарил и, пока штурман возился с  картами, раскладывая
их и прилагая одну к другой, достал трубку, сказавши, что так привык и что у
гиляков выменяли  на  устье Амура превосходный  маньчжурский табак,  не хуже
самых лучших манильских сортов. Он предложил гостям курить. Но  сам, набивши
трубку, отложил ее в какую-то огромную почти красную раковину.
     - Судно  подошло к  мысу  Головачева,  где берега материка  и  Сахалина
сблизились, на море  лег туман; судно  село на мель, снялись с трудом, когда
разъяснило, пошли вдоль косы, перегородившей лиман, разыскивая, где же можно
пересечь эту таинственную косу,  залегшую валом на  дне и отгородившую лиман
от моря.- Лицо капитана стало еще серьезней,  озабоченней.- Ветер крепчал, и
гребные  суда  заливало.  Мы  несколько раз  садились  на  мель.  Предыдущие
исследования  убеждали нас  в  тщетности  наших усилий.-  Он  опять  помянул
Крузенштерна, Лаперуза,  Браутона, тайную  опись Гаврилова,  карту, которая,
оказывается, была ему известна,  сказал  про общее недоверие, существовавшее
среди европейских  ученых к  сведениям из  японской географии, утверждавшим,
что Сахалин -  остров.-  Но,  глубоко веря, что не может не быть пролива, мы
все, как одна семья, решили  продолжать опись.  Мичман Грот и штурман Попов,
при  волнении и  свежем ветре,  следуя перед транспортом на шлюпке,  открыли
глубокий фарватер, просекавший эту обсыхавшую при малой  воде косу, и мичман
Грот,  высадясь,   встал  на  ее  оконечности.  Вход  в  лиман  был  найден.
Заблуждения предыдущих исследований оказались рассеянными!
     Капитан и хмурился и  улыбался, глядя на карту, потом рука его схватила
трубку из красной раковины.
     Между  тем штурман положил  новый огромный лист,  где,  вычерченные  по
клеткам, виднелись белые и  голубые  разводья лимана, как птицами  в перелет
усеянные вереницами цифр.
     Муравьев,  увидя  устье реки  с  промерами  фарватеров,  привскочил  на
кресле.  Эти колонки цифр были следами  шлюпочных походов. Они перебороздили
лиман  и  устье  в  нескольких  направлениях.  Губернатор  и  его  спутники,
наклонившись, тянулись к карте со всех сторон.
     "Потрясающая картина!" - думал губернатор, меняясь в
     лице.
     76
     - Да, это  действительно  открытие! - торжественно сказал  он.  На этой
карте все выглядело опять по-новому.
     "Он  молодчина,- подумал Муравьев.- Ворвался! Вернее  сказать, вырвался
туда силой!  Без инструкции, без средств,  покинутый  всеми, даже  мной, при
всем моем сочувствии!"
     Муравьев готов  был  признаться, что  он  все же недооценивал убеждения
этого человека,  что  не  совсем  реальными,  не  подходящими  ко времени  и
невыполнимыми  казались ему планы Невельского. А с каким блеском,  отвагой и
самоотвержением он  все  совершил!  Муравьев  подумал, что  он сам,  глубоко
верящий в  русских,  невольно  поддался мнению,  которое  глухо,  но  упрямо
распространялось в некоторых слоях общества, что русские якобы не способны к
практическому делу, что они ничего не умеют делать как следует, могут только
строить обширные  планы  и  фантазировать.  Правда,  он сразу  ухватился  за
Невельского, поддержал,  не отверг  его планы,  но он принимал  из  них лишь
зерно, практически нужное  ему самому. Что бы ни было, Невельской уже сделал
для России больше,  чем  все предыдущие  исследователи подобного  рода.  Его
открытие   даже  важней,   чем  открытия   наших,   по  заслугам  увенчанных
знаменитостей - Литке, Крузенштерна, Врангеля.
     Невельской рассказал,  как  при описи  берегов  лимана Петр  Васильевич
Казакевич увидел огромную бухту в горах, из которой шло мощное течение.
     - Получив известие, что это устье  реки Амура, я немедленно пошел  туда
на  шлюпках  с отрядом матросов... Вот деревня Тебах на устье - четыре дома,
вот  Чарбах - шесть домов, Чобдах - два  дома. Мео...- Опять кинув дымящуюся
трубку, капитан  воскликнул: - Вот тут-то мы и  смогли выяснить, Китай здесь
или не Китай!
     -  Петр Васильевич первым вошел  в устье реки! -  обернулся  капитан  к
старшему  офицеру Казакевичу,  плотному,  коренастому  блондину с  такими же
коротенькими  бакенбардами, как и у  капитана.-  Он определил астрономически
местонахождение входного  мыса. Вот рисунки, исполненные  офицерами: входной
мыс, вот  деревня Тебах в трех верстах от  устья, где, согласно утверждениям
наших   дипломатов,  находится  крепость  с  флотилией  и  десятью  тысячами
гарнизона...
     Общий  смешок прошел по  слушателям. Рисунки стали передавать  из рук в
руки. Виды малолюдных гиляцких деревенек - в два-три дома, ютившихся кое-где
под скалами прибрежного обрыва; лодки на реке, а более - безлюдные, но ве-
     77
     личественные пейзажи, сопки и сопки, волнистыми террасами  вздымавшиеся
ввысь одна  над другой; огромные пространства воды, пустынные берега, скалы,
леса - так представлялась по этим рисункам та земля.
     -  На трех  шлюпках  я поднялся  вверх  по реке на  шестьдесят верст  и
осмотрел берега, желая знать,  что собой представляет край в политическом, а
также  в  морском,  военном  и  этнографическом  отношениях.   Особенно  нас
интересовало население, торговля, отношения гиляков с соседними народами, их
быт,  одежда, вкусы, потребности.  Мы стремились  изучать  все  эти вопросы,
исходя из того, что в будущем мы должны там
     торговать...
     - А где же граница с маньчжурами? Где гиляки полагают
     ее? - спросил губернатор.
     - Этого  нам  не удалось  выяснить,- отвечал  Невельской,  и все  снова
улыбнулись.- Мы  не  трогаем этого края. Китайцы, в свою очередь, не трогают
его.  Край правительственными силами не  занят, пренебрежен, без охраны, без
влияния.  Маньчжуры жестоки  с  гиляками  во  время своих  появлений, гиляки
страшатся и ненавидят их, хотя "иногда, видимо, и платят дань, но есть ли во
взимании ее какая-либо система - мы не могли
     выяснить...
     Трубка капитана запыхтела быстро, как маленькая паровая
     машина.
     -  Карту  Константиневского,-  повелел  он,  обращаясь  к  штурманскому
офицеру.- Вот  полуостров,  в шестидесяти верстах  вверх по реке от входного
мыса. Мы тщательно осмотрели его. Вот вид. На этом полуострове, так же как и
на южном  берегу  напротив него, возможна установка батареи тяжелых  морских
орудий.  Требуются  простейшие  фортификационные   работы,  и   Амур   будет
простреливаться во всю ширь, ни одно вражеское судно не войдет в его устье и
не спустится по нему.
     Муравьев,  считавший  себя  опытным военным человеком,  заинтересовался
полуостровом.   Он   задал   капитану   несколько   вопросов.  Тот   ответил
обстоятельно. Вопросы посыпались со всех
     сторон:
     - Каковы глубины у полуострова Великого Князя Константина?
     - Затопляется ли прибережье?
     -- Есть ли лес для кораблестроения?
     - Тепло ли на Амуре?
     - Каков берег?
     78
     - Берега крутые и скалистые, но  есть  места, удобные  для  заселения,-
говорил  Невельской.-  В  горах  растет  великолепный  кедр,  течение  несет
вывороченные с корнями огромные дубовые  деревья... Иначе говоря, на берегах
Амура есть все для кораблестроения.
     Называя гиляцкие деревни, цифры промеров, пункты  обсерваций, градусы и
минуты, капитан рассказал, как был открыт южный  пролив из лимана в Японское
море.
     - Но есть опасность, ваше превосходительство,- сказал капитан,- все это
может оказаться впустую...
     - Почему? - встрепенувшись, спросил Муравьев.
     - Беда в том, Николай Николаевич, что иностранцы уже там!
     - Как?!
     Все были поражены.
     Муравьев взглянул в глаза капитана.
     - Иностранцы знают о проливе?
     - Нет, пока  не знают, и в этом наше счастье. Но буквально за несколько
дней до нашего прихода  туда  являлось военное судно. Опасность  тысячу  раз
грозит нам.
     - Так в чем же дело? Вы видели его?
     - Нет, я слышал от гиляков.
     - Так это, видимо, китобои. Они повсюду.
     - Да, там бывают китобои. Гиляки опасаются их и ненавидят. Оружие у них
всегда  поблизости, а  жен и детей они прячут... Тычут в грудь  и показывают
нам знаками, что, мол, вы с корабля и бьете китов, и приговаривают "инглиш".
Гиляки очень удивлялись, что. мы пришли из лимана.  Когда же  мы  объяснили,
что  мы русские  и пришли,  чтобы защищать  их,  как мы  всюду говорили, они
засмеялись  и стали показывать на  мою куртку. А надо сказать, что мы купили
себе в Лондоне синие английские куртки. Они очень удобны, и я был в такой же
на описи. Гиляки безошибочно  узнают англичан по этим курткам. Они объясняли
знаками, что люди в таких куртках приходят на кораблях и грабят их, и меряют
землю,  и пытаются  найти пролив.  На  наше  счастье, с нами  все время были
гиляки с устья, и они упреждали своих соседей, объясняя, что мы в самом деле
русские.
     "Ну так  это  еще полбеды",- подумал губернатор. Впрочем, все это  было
неприятно.
     - А в другом месте, у входа в пролив с юга, пожилой гиляк, знавший уже,
что мы русские, вдруг тоже заметил на мне
     79
     эту  куртку, и надо было видеть, как он обмер! Остановился и смотрит на
меня  с  ужасом. Я, не  понимая такой  перемены,  обещаю ему подарок и прошу
продолжать рассказ, но он,  к моему  удивлению, хватается  за нож... Тогда я
сорвал  с себя эту куртку и швырнул в сторону, как бы  давая тем знать,  что
это не наше одеяние.  Он,  ободренный  и  мной  и своими  сородичами,  начал
обнимать  меня и  объяснять, что боится людей,  приходящих  с  моря, и тут я
понял,  что  недавно,  за  несколько  лишь  дней  до  меня,  в  заливе  было
огромнейшее, как он показывал руками, судно и оно палило из множества пушек,
видимо производя артиллерийские учения, так как иной цели для такой стрельбы
быть не могло и китобои  этим не могли  заниматься. Невельской на миг умолк,
вперившись  в  Муравьева.  Тот  глядел несколько  растерянно.  Острые  глаза
капитана сверлили его.
     - Более того, скажу вам, ваше  превосходительство, старик, испугавшийся
моей  куртки,  потом объясн