о комнате, потирая
озябшие  руки. Подали водку и закуску. Генерал  и капитан выпили по  рюмке и
перешли в  другую комнату.  Там на большом столе лежали карты описи и старые
карты.
     - Итак,- сказал губернатор, как бы продолжая прерванный разговор,- Амур
открывает нам путь в мир. Я полагаю, конечно, что порт на Амуре возможен...
     Невельской  светло  взглянул на генерала. Он походил сейчас на молодого
ученого, который с воодушевлением готов поведать о своих замыслах.
     -  Вот вы спрашивали меня,  Николай Николаевич,  удобен  ли будет такой
порт. Вполне  удобен. Конечно,  устье Амура - это не Авача, но порт на Амуре
неуязвим и всегда может быть  подкреплен и продовольствием и  воинской силой
по скрытым  от противника  внутренним  путям. С  развитием тоннажа флота и с
открытием  других  гаваней, лежащих  к югу от  Амурского устья,  мы построим
порты еще более удобные!  Они будут открыты!.  Порт - флот,  флот - порт!  -
воскликнул он с таким видом, словно открыл новую формулу.
     Невельской, при  всем своем увлечении  Амуром,  понимал  прекрасно, что
вход в лиман  через бар северного фарватера не совсем удобен. Он сказал, что
очень  важно   произвести   дальнейшие   исследования  и,   главное,  искать
незамерзающие гавани на юге.
     Муравьеву  эти  гавани  южнее  устья  казались  ненужной и  несбыточной
фантазией. Зачем? В то  время  как  есть великолепная Авача п, главное, есть
высочайшее повеление; документы составлены, ведется переписка!
     - Эти гавани есть, Николай Николаевич! О  них рассказывали мне  гиляки.
Мы  должны прежде всего искать гавань Де Кастри, описанную Лаперузом. На юге
теплее, там удобнее жить людям, видимо, плодороднее земля.
     - Порт на Амуре в будущем, но сейчас  порт на Камчатке! Вот мое мнение,
Геннадий Иванович. Главное,  ресурсы Охотска сейчас пойдут  в Петропавловск.
Уже  в будущем  году  Камчатка  станет отдельной областью,  и  Охотский порт
целиком переносится туда. На Амуре же поставим пост.
     148
     Невельской ужаснулся,  его руки задрожали. Подтверждалось то, во что он
не хотел верить.
     - Николай Николаевич, Охотский порт нехорош,  нездоровый, но переносить
его нельзя!
     - Как нельзя? - удивился Муравьев.- Почему нельзя?
     - Порт плох, бухты нет, в отлив суда валяются на кошках, но Охотск надо
оставить  так, как он есть,  Николай Николаевич. Пока не  трогайте Охотского
порта, иначе погубим все амурское дело.
     Муравьев возмутился. "Да вы в своем уме? - хотелось спросить  ему.- Что
это, насмешка?"
     - Только на Амур, но не на Камчатку,-  умоляюще сказал капитан.- Вы все
погубите! Будет ужасная катастрофа.  Вы отдадите все  наши  средства прямо в
руки врагов,  а  питать  Амур,  возить  туда продовольствие, людей  окажется
нечем.
     -  Геннадий Иванович,  бог с  вами!  Что  вы говорите! -  не  сдержался
Муравьев.- В руки каких врагов? Какие средства? Да поймите, что нельзя далее
оставлять такого порта. Мы губим  суда, людей... А питать Амур первое  время
прекрасно  будем с Камчатки. Ведь сами же вы, не  доверяя Охотску, отправили
свой "Байкал" на зимовку в Петропавловск? Этим вы опровергли  то, что сейчас
говорите!
     - Это так, но Камчатка оторвана, сама вечно голодная и не сможет питать
Амура. И переселенцы  там  ничего не  сделают, пока у них  не будет связи со
всей Россией. Амур  будет питать Камчатку. А  без Амура она мыльный  пузырь.
Николай Николаевич! Христом богом молю вас! Еще два года - и весь порт будет
на Амуре. Я знаю, что Охотский порт плох, никуда не годен, знаю все... А два
порта - там п тут - мы не создадим, нет судов, людей, средств.
     -  Никогда  не  думал услышать  от вас  подобные суждения,-  воскликнул
Муравьев.- Никак не ждал. Да все возмущены  таким портом! Поговорите с любым
человеком - все проклинают Охотск! Это позор России, посмешище... Охотску не
должно было существовать и сто лет тому назад.
     - Это напрасно, напрасно! Камчатка сама  по себе - без Амура - ничто  в
ее современном  положении,  как  бы прекрасна  ни  была  Авача,-  воскликнул
Невельской.-  Уж  если  действовать, так прямо!  Занять устье,  побережье  и
Сахалин!
     - Вы  успокойтесь,  Геннадий Иванович! Ведь все  будет  сделано.  Будет
экспедиция на устье Амура. Орлову уже послано распоряжение. Порт на Камчатке
не исключает занятия Амура.
     149
     Мы пойдем  и на то и на это. Что же вам еще надо? - с  оттенком досады,
словно  упрекая Невельского в упорстве, сказал он.- Мы сразу будем  занимать
два важнейших пункта...
     - Не надо выделять Камчатку в отдельную область. Это погубит само дело!
Я чувствую это.  Люди, силы, средства - все  пойдет туда. Камчатка не только
не поможет Амуру, но будет помехой. Это ясно как божий день!
     - Одно другому совершенно не помешает.
     Муравьев сказал, что  Федор Петрович ЛИТКР тоже за  Камчатку и советует
снабжать ее с островов Бонин-Сима.
     - Только Охотск н может дать Амуру жизнь. Вы погубите Амур!
     - Руку даю на отсечение -  начнись война, англичане пойдут на Камчатку.
Иначе их газеты не писали бы про Петропавловск, не расхваливали бы его.
     -  Смотрите: Амур - юг, жизнь, это хлеб, это  путь к  океану, это леса.
Камчатка - чудесная гавань, великий порт будущего. Нынче она почти мертва.
     - Англичане займут ее...
     - Англичане  пойдут туда, где  мы будем,-чуть  не  кричал  Невельской.-
Зачем   же   нам   иметь  главный  пункт  там,  где  мы  уязвимее  всего?  В
Петропавловске  мы окажемся в  безвыходном  положении.  Мало  ли  что  могут
англичане расхваливать! Зачем же нам плясать под их дудку?! А ведь мы именно
будем плясать под их дудку, если станем отзываться на всякое их чиханье.  Не
они,  а мы- должны диктовать. Мы должны  привлечь их  туда,  где мы  сильней
всего. Мало ли какие пустынные бухты могут занять они во время войны. Важно,
чтобы они  не поразили наши главные силы, чтобы вся война была выиграна.  На
Амуре мы будем неуязвимы, а на Камчатке - отрезаны...
     - Я не могу переносить порт на  Амур, который  еще не занят нами,  и не
могу возбудить  этого вопроса, пока  мы не встанем там. Я  могу  действовать
лишь на реальной почве. Ведь я гу-бер-на-тор! - воскликнул Муравьев.
     "Какое страшное поражение!  Камчатка будет областью,- думал Невельской,
идя домой.- Вместо  того чтобы  заниматься исследованиями, начнем  возить на
судах  чиновников, их семьи, попов, кормить всю эту свору,  строить ненужные
сооружения.  Хвастун  Лярский  или  Завойко  будет  губернатором...  А  я-то
надеялся, я верил ему!.."
     Он почувствовал, что  среди  этих лесов и бесконечных  снегов,  в  этой
стране он сейчас совершенно одинок и не нужен со всеми
     150
     своими замыслами, которым он  посвятил всю  жизнь. Невельской вспомнил,
как собирался в путь, объездил весь Питер,  искал  прессы  для  тюков, чтобы
удобнее все сложить и взять побольше груза,  как  в Портсмуте стал дальше от
порта  на  Мо-дер-банку,  чтобы  удобнее  было  скрыть  цель  вояжа, как все
подчинил любимому делу, н что не было у него иной цели, иной радости...
     Теперь рушилось все, что он любил больше себя, больше всего на свете.
     "Я не себе, не себе  этого хотел,-  с горечью подумал  он.- Ради чего я
здесь, в юртах,  в  тайге, бросаю море,  позорю себя, становлюсь  сухопутным
человеком, оставляю все, к чему привык?.."

Глава 23 КЛЫК МАМОНТА

     ...излагали вольные мысли,  за которые в  другое время  сами бы высекли
своих детей.
     Н. Гоголь, Мертвые души
     На  другой  день губернатор прислал записку  и просил капитана  к себе.
Через некоторое  "время  после  того,  как посланный ушел  и Невельской  уже
собрался, к воротам подкатили сани губернатора.
     - Геннадий  Иванович! Событие! -сказал Муравьев, входя  в  комнату,  по
которой разбросаны  были книги. На столе  виднелась куча исписанной бумаги.-
Клык привезли! Мои подарок-графу Льву Алексеевичу! Едем смотреть...
     "Он, видно, не пал духом и с воодушевлением сочиняет докладную,-подумал
губернатор.-Надо брать быка за рога..."
     Поехали смотреть клык мамонта. Желтый бивень в человеческий рост  лежал
под  навесом на досках во дворе канцелярии  областного управления. Чиновники
собрались тут же.
     Урядник, доставивший клык в Якутск из низовьев Лены, давал объяснения.
     - И хорошо мясо сохранилось? Ты ел мясо мамонта? - спросил Муравьев.
     151
     -  Так точно, ваше  превосходительство, шибко  даже вкусное. Только вот
брюхо заболело!
     - Как же рискнул?
     - А что же! Я у чукчей раньше видел, как едят.
     - Мы  с вами зацепим этим клыком великое будущее,-  сказал  Муравьев на
обратном пути Невельскому.
     Капитан молчал.
     Приехали к Муравьеву.
     Губернатор  показал капитану  последний выпуск известий Географического
общества  со  статьей  Берга,  видимо,  родственника известного ученого. Тот
писал об Амуре, что река эта не принадлежит России...
     Муравьев был возмущен.
     - Вот вам еще одно проявление петербургского космополитизма!
     -  Доводы  этой  статьи  нетрудно  разбить  в  пух  и  прах,-  оживился
Невельской, прочитавши.- Я представлю вам письменные возражения.
     - Возмутительная пачкотня!
     - Не оставляйте этого, Николай Николаевич!
     -  У  меня  к вам еще  одна просьба,  Геннадий  Иванович.  Вы  когда-то
предлагали мне взять на службу своего приятеля, Александра  Пантелеймоновича
Баласогло. Я встречался с ним несколько  раз  в  Петербурге, и вы,  конечно,
слыхали об этом...  В свое время  я  не мог принять его на службу и отказал.
Должен вам сказать откровенно, были причины, от меня не зависящие, но сам  я
никогда не забывал о нем. Теперь такой человек будет мне необходим. Он знает
восточные языки! Жаль, что он по-китайски не знает.
     Невельской смягчился.
     - Он не знает, но изучает китайский язык.
     - А что вы еще скажете о нем?
     - Скажу, что жаль, что его не было со мной на описи.
     - Вы думаете, он вам пригодился бы?
     - Конечно, Николай Николаевич!
     Теперь, после  открытия, Муравьев был готов в самом  деле  пересмотреть
свой  взгляд  на эту рекомендацию Невельского. Сейчас кстати было поговорить
об этом.
     - Я не всегда и  не  все могу сделать, как хочу, Геннадий Иванович. Вот
вы  полагаете, что я  самовластен и действительно все  зависит от меня. Нет,
это  не так! Уже  помимо  того, что  вообще человек  ограничен, я  завишу от
людей, подчиненных мне,
     159
     не меньше,  чем они от меня.  Несмотря  на,  казалось  бы, огромную мою
власть, я  лишь исполнитель... Все мы более или менее отважные исполнители.-
Муравьев  помянул,  как  в  Аяне  он  был  вдохновлен  игрой  Христиани,  ее
переложением Шопена  для виолончели.- И я думал, какая же сила мы, если даже
Шопен с  таким могуществом протестует... Но весь  талант  его пока бессилен.
Наша полиция и Третье отделение сильней. Вот наши боги и ангелы-хранители. Я
- патриот,  Геннадий Иванович,- сказал  он полушутя.- И даже в музыке Шопена
вижу величие нашей империи... Не  верите? Ей-богу...  Впрочем, ваше  дело...
Так вот, поэтому, прежде чем осуществить свой замысел, я должен  принять все
меры, чтобы в  него  уверовал государь  и чтобы  он почувствовал  это  своим
замыслом...
     Он  заходил  по кабинету  и заговорил  серьезно: -  Сибирские чиновники
никакого  пристрастия  к  Петербургу   не  имеют,   хотя,  будучи  страшными
кляузниками, всегда готовы писать доносы друг па друга и  прибегать в борьбе
между собой  к  помощи  Петербурга. Многие  -  я  знаю - ненавидят  и меня и
петербургское правительство, а  всех служащих со  мной презрительно называют
"навозными", то есть выброшенными к ним в Сибирь из  столицы... А я подрываю
влияние  здешних  царьков.   Здесь  каждый  мало-мальски  выдвинувшийся  или
разбогатевший человек  хочет  стать  в  своем  роде  Кучумом.  Сибирь  нужно
завоевать  сызнова,  культурой   и  цивилизацией...  Вот  в  Иркутске  живут
сосланные  за четырнадцатое декабря.  Они сжились с местными, оказали на них
огромное влияние. Подают прекрасный пример! Сибирь - страна пришлых людей, и
все  пришлое   она   привычно  усваивает.  Надо   сказать,   что   сибирское
простонародье отлично от  европейского.  Тут вы найдете  качества, необычные
для нашего крепостного люда. Сибиряк сметливей и зажиточней. Тут страна  без
дворян,  купцы  и   золотопромышленники  сами  управляют  своим  хозяйством.
Страшные  условия,  в которых выжили  предки сибиряков - каторжники, вольные
переселенцы, казаки,- закалили их. И эти пионеры  задали хороший тон всем, в
том числе и  нам с вами. Вечная борьба с природой, вечное ружье за плечами -
вот  каковы здесь люди! Этот  парод способен бог знает  на что...  Скажу вам
больше.   Я  убежден,  что  Восточной  Сибири  с  ее   богатствами   суждено
когда-нибудь стать отдельной республикой. Как вы думаете?
     Невельской несколько удивился, что губернатор задает такие вопросы.
     153
     -  Но зачем отдельной? -  спросил он с улыбкой. Сам  он смутно слыхал о
существовании  автономистских  настроений в Сибири, но будущее  этой  страны
представлял в единстве с Россией. Сибирь и Россия - не Америка и Англия. Там
свое, а тут другое.
     -  Мы стремимся  на океан,-  продолжал губернатор,-  на  другом  берегу
которого такая  великая страна,  как  Америка.  Мы  должны завязать  связи с
Америкой...  Великие народы  наши окажут огромное  влияние  друг  на  друга.
Разбои  американских  китобоев  -  ничтожно  малая  помеха,  но  торговля  с
американцами  выгодна, и мы должны всячески развивать ее.  Мы будем снабжать
Камчатку из  Америки!  Вот  в чем секрет! Василий Степанович в масштабе Аяна
разрешил  всю проблему сношений  с Америкой,  и нам  остается  шагать по его
стопам. Они  возят ему вина, мебель  с  Востока  и  превосходные  сигары. Он
прекрасно  знает, откуда  и  что следует  заказывать. И в  Охотске это знает
каждый служащий. Но дружба дружбой, а на ногу  себе наступать не позволим...
Не только они  у нас  должны  торговать, но и мы у них. Могут  все эти  наши
иркутские Баснины, Нестеровы, Кузнецовы? Наша Компания?
     - Сами же вы говорите, Николай Николаевич, что сибиряки написали на вас
донос, едва вы улучшили положение  декабристов. Мало, мало средств в Сибири.
Еще меньше -  на Камчатке. Она бедна, ничтожна! Богатство ее  в земле, и  не
Америка, а Сибирь должна ее поднять!
     - Будь в России республика, дело пошло  бы по-другому! Петербург Сибири
совершенно  не знает.  Это  губит  страну!  Двадцать  лет  шла  переписка  о
постройке деревянного госпиталя на Камчатке! А богатства вечно  будут лежать
в  земле  при  таких  порядках.-   И  Муравьев  пошел  ругать  петербургское
правительство.
     Он обнаруживал себя человеком, который судит совершенно свободно п даже
не  боится  крамольных мыслей. Он вообще  любил вести рискованные разговоры,
как любил острую игру.
     Муравьев снова заговорил о  враждебности Америки к Англии, заметил, что
не  идеализирует Америку, зная,  что там деспотизм  демократии, горлодеров и
демагогов и что он не верит в непогрешимость никакого строя...
     Это было  время,  когда Штаты бурно развивались, когда их  пример стоял
перед  глазами человечества,  когда  каждый, кто  желал  пробуждения родного
народа или независимости для  подавленной кем-либо страны, не мог  не видеть
примера Штатов.
     154
     Уже раздавались голоса, что и в Америке далеко не все совершенно, что в
этом  новом  мире  есть  свои  несправедливости  и  ужасы,  что  демократизм
американцев по-своему деспотичен.  Но  все  же  это  был  новый  мир,  и  он
развивался без  королей, дворян и,  как казалось некоторым со  стороны,  без
привилегий для  отдельных  классов  и личностей. Нельзя было  не видеть этот
новый мир, закрыть на него глаза.
     Невельской  тысячу раз встречался  с американцами и знал их. Америка не
представлялась  ему  отвлеченным  идеалом. Он судил о  ней по  тем  реальным
людям, которых встречал...
     "Нельзя,-  полагал он,-  из-за  того  что  у  нас  монархия,  а  у  них
демократия, позволить их торговцам, китобоям и шкиперам грабить нас".
     Муравьев, вернувшись из путешествия и повидавший, как горят подожженные
американцами  Шантары, при всей  своей симпатии  к американцам  тоже  многое
понял. Штаты стояли у берегов Сибири, их хищники  рыскали  всюду. Они быстро
распространяли  свое  влияние  на весь  океан.  Прежде  чем  завести с  ними
торговлю и дружбу - знал он теперь,- надо занять твердую позицию...
     Наконец лед на Лене окреп.
     Муравьевы  уезжали.  За  последние  дни  до  губернатора  дошли   новые
неприятные  слухи. Он  получил письма из Иркутска  от Зарина,  который прямо
ничего  не  сообщал.  Но,  читая  между  строк,  можно  было  догадаться  об
опасности. "Так это или не так, домысел ли это мой или реальная неприятность
-  узнаем в  Иркутске",-  полагал  Муравьев. Пока что  надо  было  набраться
терпения, чтобы опять не мучиться сомнениями всю дорогу,  весь этот  дальний
путь по суровой  ледяной  реке при леденящих  морозах.  Правда, возки  очень
удобные, они походят на маленькие домики  с застекленными  окнами, в  каждом
маленькая печка...
     На прощание губернатор сказал Невельскому, что многое будет зависеть от
дел, как  они  решатся в  Иркутске, и  что только там  он начнет  составлять
доклад  императору  и тогда снова  вернется  ко  всем соображениям,  которые
высказывал капитан.
     - Ну, а вы следом! - сказал он, поцеловавши капитана.
     В его расчеты не входило ни огорчать Невельского, ни брать
     его с собой. Под предлогом, что нет коней, он решил задержать
     и капитана  и всех  его офицеров в Якутске, чтобы, явившись  в Иркутск,
подать новости в Петербург из своих рук.
     Муравьев  никогда  и  никому  не  верил.  Неизвестно, что ждало  его  в
Иркутске, какой клубок неприятностей свит там за время его отсутствия.
     "Я  должен сам все видеть и  сам все сделать,- сказал он себе.- И тогда
милости просим, господа честные, жду вас в Иркутске".
     Губернатор  уехал.  Через  две  недели,  изучивши   якутские  архивы  и
наслушавшись  рассказов якутских обывателей, вычертив карты начисто, побывав
на  местных  балах  и научившись плясать знаменитую  сибирскую  "восьмерку",
Невельской с офицерами также пустился в дальний путь по замерзшей Лене.
     ВТОРАЯ ЧАСТЬ "И Р К У Т С К"
     Мне стоит забыться мечтой -  И,  силе ее уступая Живьем  восстают предо
мной Картины родимого края .
     О м у л е в с к и й (11. Федоров),

Глава 24 В ПУТИ

     Невельской  ехал в  Иркутск  в  светлом  настроении,  несмотря  на  все
неприятности, которые он пережил в Якутске.
     Дорога ли его успокоила, сибирская ли природа, Муравьев ли открыл перед
ним завесу,  показавши свой внутренний  мир,  или просто он многого ждал  от
будущего, но у Геннадия Ивановича  было ощущение,  что  все  его многолетние
страдания окончились и что произошло это именно теперь.
     Как ни любил  он  страстно море,  флот и  путешествия, но служба всегда
ограничивала. Ему запрещено было  в  течение многих лет исполнить то, к чему
стремился.
     Дальний путь - сплошные заботы и непрерывные неприятности для капитана.
Визит к английскому  адмиралу, обед и тесть часов  непрерывных разговоров  с
ним, задержка  в  иностранном порту,  липшие расходы по  ремонту - ко  всему
могут придраться  по возвращении.  Транспорт  отпускали с  большой неохотой,
опасались,  что  в  Европе разгорится революция,  вспыхнет война,  требовали
скорей  пройти европейскими водами, как можно меньше задерживаться в портах.
Собирались  советы  стариков  адмиралов,  решали,  что  идти  судну  не  под
государственным, а под компанейским флагом.
     Крайняя  настороженность,  с которой отпускали  "Байкал"  высшие лица в
Петербурге,  их  придирки,  подозрительность  побуждали  капитана  писать  в
Петербург  о  каждой  мелочи,  выказывая верность, уважение и  благодарность
начальству.