Я все скажу! Только не убивайте! Я  честный, но несчастный
торговец.
     Гао  боялся не  смерти.  Он опасался, что  если капитан все  узнает, то
запретит ему торговать и того же потребует от маньчжур.
     - Трудно  все  сосчитать,  долговой  книги  нет... Когда  ты  вернешься
домой...
     Чумбока угрюмо молчал.
     - Давай его штрафовать! - закричали гиляки.
     - Я тебе все отдам,- умолял Гао.
     Чумбока стал вспоминать, в какой год и что давал он торговцу.
     Все уселись на  песок. Начались расчеты. Глухой гул шел по толпе, когда
Чумбока уличал купца в обманах.
     Гао обещал отдать всех соболей, взятых за мнимый  долг отца. Он пошел в
лодку и принес мешок. В нем было пять соболей.
     - Мне их не надо! -  ответил Чумбока.- Вот люди приедут и скажут брату,
что долга  за ним  нет больше. И  этих соболей возьми, Кога,  с собой, я  их
посылаю брату... А  теперь все же пойдем к капитану и подтверди при нем все,
что сказал тут...
     528
     Как Гао ни упирался, но его повели к палатке.
     - Это опять ты? - узнал капитан торговца.- Что ты еще наделал?
     - Это тот самый торгаш,- говорил Чумбока,- о котором я тебе еще на Иски
рассказывал...
     Невельской сидел на пеньке, курил и долго слушал.
     - Теперь  мы тебя накажем! - наконец сказал он торговцу.- А ну, братцы,
в линьки его! - приказал капитан.
     Фомка и Алеха подошли с линьками в руках. Гао схватили.
     - Капитан! -  сказал Чумбока.- Не удивляйся, но  я слыхал,  что русские
попы учат, что за преступление можно прощать. Пусть он вернет  долг брату, а
ты не наказывай его. Я прошу об этом...
     - Дурак, почему не даешь выпороть! - заорали гиляки.
     - Сына надо тоже хорошенько выдрать,- говорил дед Ичинга.
     - Выпороть их обоих! - сказал капитан. Он велел  вернуть сейчас же всех
маньчжур.
     Пришли маньчжуры,  собралась большая толпа. Ударил барабан. Гао-отца  и
Гао-сына отхлестали.
     - Вот это по-русски! Хохот стоял кругом.
     - Стервятник попался! - радовался Хурх.
     - Если еще попадешься,-  сказал капитан Гао-отцу,- накажем  не  так. За
такие преступления - виселица...  Да погоди... Будешь платить долги... Давай
разберемся...
     После обеда матросы сняли палатку. Русские готовились к отъезду.
     Чумбока простился с горюнцами, передал привет родным и отправился туда,
где готовилась к отплытию шлюпка капитана.

Глава 19 НОВЫЙ ПОСТ

     После целого года, проведенного в путешествиях по канцеляриям и складам
от  Петербурга  до   Аяна,  после   длительных  и  тягостных   разговоров  и
вынужденного безделья наконец все сразу сделано.

     "Представлю еще один рапорт о том, во что они никогда не верили!"-думал
капитан. Он торжествовал в душе. Теперь, очевидно,  придется признаться, что
правительство трусило  и верило заведомо ложным сведениям. Компания обманула
царя... Пусть Нессельроде и Сенявин схватятся за головы!
     Он внутренне ликовал, представляя себе, как взбесится канцлер, который,
когда  капитан  уезжал  из Петербурга,  с  таким  ученым  видом, ссылаясь на
множество  авторитетов,  объяснял  ему,  что  делается  на Амуре  и как  туг
осторожно следует себя вести.
     "Но открытие  совершено,  посты будут поставлены! Если  меня накажут за
то, что я  исполнил,  то  им  -  позор!  Правительству придется  признать  и
подтвердить все мои действия. Да и Николай Николаевич, если он жив и здоров,
не будет сидеть сложа руки... А хорош Амур",- продолжал размышлять капитан.
     Река опять  была в разливе. Сильный  встречный ветер вызывал порядочное
волнение,  и  шлюпку  подбрасывало.  На  крутых скалах  стоял густой  лес из
огромных  голенастых  белых  берез.  Толстые  длинные  стволы  стеснились  в
полосатую стену  над  камнями утесов.  Березы  сильно  качались,  стволы  их
гнулись,  зеленые  шапки  клонились на сторону.  Там, на крутых склонах гор,
видно,  отчаянно выл  ветер, но  здесь не слышно было  даже  шума  леса: его
заглушал грохот и плеск волн. Шлюпка пошла к левому берегу.
     - Вот в этой деревне, капитан, китайцы торгуют! - сказал Позь.
     На песке стояла черная мачтовая лодка. На обрыве виднелись амбарчики на
сваях и несколько глинобитных юрточек.
     В небольшом  стойбище остановились. Матросы наменяли  у гиляков  свежей
рыбы и сварили обед.
     Торговца  еще не было дома. Он, по словам Позя, оставался на Тыре.  Это
был один из тех, кого там судили.
     Капитан вошел в  дом к  гиляку, где  жил торговец. Он смотрел и слушал,
как торговались  матросы с приказчиками.  Невельскому  пришло  в голову, что
китайцы  живей  маньчжур. Они  веселей,  все  время шутили и в то  же  время
держались просто и с достоинством.
     Хозяина  дома -  гиляка,  у  которого  выменяли рыбу,-  звали  Умгх. Он
рослый, с могучими плечами. Умгх знал по-китайски.  Сидя на  поджатых ногах,
он о чем-то рассуждал с приказчиками.
     - У него отец  был китаец,- сказал Позь,  кивая  на  Умгха.-  Его мамка
спала с китайцем. Про него все говорят - в нем китайская важность!
     "Действительно, в нем есть  важность",-  подумал капитан,  и тут только
понял, что и манерой держаться, и  всем своим обликом Умгх похож на китайца.
Китайцы  - земледельцы.  Гордая,  древняя  нация...  К  сожалению,  тут были
охотники легкой наживы,  не те, что  своим трудом создали одну из древнейших
цивилизаций.
     Китайцы угостили Невельского водкой.  Он  просил их  приезжать на  Иски
торговать. Они обещали.
     Все  жители  стойбища  долго  стояли под  обрывом  у  фанзушек,  видимо
беспокоясь за  судьбу русского суденышка, пустившегося под парусами в  такой
ветер. Но шлюпка шла уверенно.
     Позь  сидел  на корме подле капитана и говорил,  что удивляется, откуда
русские взяли, что здесь китайская земля.
     -  Миддендорф  тоже  про это  всегда спрашивал. И  раньше она  не  была
китайской.
     - А ты, Позь, держись за русских,-  сказал Шестаков,- тебя  тут большим
начальником сделают.
     - Я еще в Петербург поеду,- отозвался гиляк. Матросы  засмеялись. "Он в
самом деле пойдет далеко!" -
     подумал капитан.
     Матросы  после  Тыра,  где  гиляки   выказали  много   отваги  и   явно
сочувствовали русским, стали с ними порадушней.
     - А вот приказчик, первый-то раз отпускал нам товар в Аяне,- потихоньку
рассказывал товарищам Конев, сидя  на носу за парусом,-  так  сказывал, что,
мол, не все начальство за капитана.  Завойко  кричал  на нашего-то, дескать,
отпускаю товар, а сам не знаю, что мне будет за это, и, мол, есть  генералы,
что  нашим недовольны. И  так, видать, ему  не хотелось товар отпускать... А
капитан наш  этот товар размотал, раздарил да все  по дешевке роздал. Я  ему
вчерась  говорю - дешево отдаем, в Расее и  то за такую цену каждый схватит.
Мол, Завойко,  говорю,  обидится,  а  он говорит,  обойдется все,  мол, двум
смертям не бывать, а одной не миновать.
     - Вот, брат,  отчаянный  он стал! - отвечал Фомин.-  Как  он  маньчжура
ухватил!
     - Ладно, что не ждал, когда маньчжуры нападут, сам первый ударил, а  то
бы и его схватили и нам бы тогда...
     "Эх, я бы тут жил себе вольно!" -думал Конев, глядя на берега.
     34*
     581
     По службе  он был очень исправен и старателен, но офицеров не  любил  и
капитана  всегда поругивал.  Все удивлялись,  когда он попросился  с судна в
экспедицию. Еще на родине, под Пензой, наслышался Конев, как живут беглецы в
степи  у башкир и киргизов.  Видел он потом селения  выходцев из Европы  и в
Америке и на Гаваях и полагал, что люди в них живут не хуже, чем у башкир.
     После того как повидали на Амгуни землю и особенно  после Тыра, матросы
стали совсем по-другому смотреть  на здешние места.  И  хотя еще ни  единого
русского селения не  было на берегах Амура, а вольный  Степка  сам сбежал от
своих, матросы, спускаясь  вниз по реке, чувствовали себя так, словно вокруг
были  знакомые места,  хотя  знали  они  всего  лишь  несколько  стойбищ  да
промеривали нынче и в прошлом году фарватеры. Но  никто из них еще не ступил
в тот темный, грозно качавшийся лес, что стоял на сопках.
     Погода переменилась, и тучи разошлись. Ярко светило солнце, и Амур стал
опять синий, как морской залив. Огромные сопки, теперь уже без скал,  но все
так  же  покрытые буйным лесом, обступали  его. Шлюпка подходила  к знакомым
местам.  Вдали, весь  в яркой зелени,-  полуостров Куэгда. На нем в  прошлом
году  ночевали, выше  не  пошли,  от него  спускались  по правому берегу  до
Японского моря. Нынче опять высаживались на нем. Это то самое стойбище Новое
Мео на устье речки Каморы, где жили несколько дней тому назад, где встретили
Чумбоку. Отсюда через горы дорога на Иски.
     Видны знакомые юрты.
     "Хорошие места! - думает Конев.- Я бы  написал домой, заманил, и все бы
сюда переселились!"
     Все матросы с удовольствием смотрели на приближавшийся березовый лес.
     - Ну,  Степанов,  что задумался? - спросил  капитан  у Алехи.- Нравится
место?
     - Как же! Ндравится, вашескородие!
     - А что здесь будет?
     -  Тут?  - переспросил  матрос,  глядя  на тот  самый  берег,  что  еще
несколько  дней тому назад казался пустынным и наводил страшную тоску.  Лицо
Степанова просияло.
     - Не  здесь, Геннадий  Иванович,  а вон  там!  -  он показал  вдаль, на
полуостров.
     - Что же?
     - Там? Город! - залихватски воскликнул Алеха.
     532
     - Порт! - добавил Козлов.
     - Эллинги! - подхватил Алеха.
     - Да... Порт! - молвил озабоченно Козлов, как бы сознавая, что до того,
как  на месте  этих дремучих лесов  будет порт и город, с матроса еще сдерут
три шкуры.
     Невельскому казалось, что матросы живей интересовались всем окружающим.
"Дай бог, если после Тыра  они поняли, что свое отстаивают и что бояться тут
нельзя, если хочешь снести голову  на  плечах!" Правда, матросы ни  слова не
говорили о переселении, но похоже было, что эта мысль зашевелилась у них. Он
не раз толковал им, что сюда  будут переселять народ.  Прежде они пропускали
эти разговоры мимо ушей.
     "Конечно,-думал  капитан,-первых  людей сюда начнут населять  насильно,
как все у нас делается.  И вряд  ли  кому захочется ступать в эти  леса  без
принуждения, превращать их в плодородные поля. Люди не предпочтут эту  землю
"той", родной и любимой, с мечтой о которой часто даже  матрос не расстается
за долгие годы службы. Я и сам  люблю  свое, костромское, сольгаличское... А
хотелось бы  увидеть, как будут здесь  жить люди,  созреет ли тут хлеб... Но
падет крепостное право, будет подъем, движение, народ хлынет..."
     А день жаркий, летний.
     - Экая теплынь! - говорит Алеха.
     -   Ветер-северяк  подует,  так  сразу   осопатит!  -   отвечал  ему  с
невозмутимым видом тунгус Афоня.
     "Конев у нас  все  хулит,-  думал  Шестаков,- а уж сам прицеливается  -
почем меха, какая где рыба, он уж знает, чего и мы не знаем!"
     Шлюпка  пристала  к берегу  на устье речки Каморы. Хозяин одной из  юрт
гиляк Эльтун сказал, что четверо русских с оленями пришли вчера  через  горы
из Иски  и он  проводил  их сегодня дальше по  берегу  на полуостров Куэгду.
Эльтуну за труды дали несколько локтей материи.
     Чумбока  сказал, что завтра придет на Куэгду, забрал  мешок и вылез  из
шлюпки.
     С гиляками попрощались, и шлюпка пошла дальше.
     Вечерело.
     Подходили   к   полуострову   Куэгда,   названному   в   прошлом   году
Константиновским.  Совсем  стихло. Шли на  веслах.  Наверху  леса  и  травы.
Слеталась мошка. На берегу никого не вид-
     533
     но, ни на обрыве, ни на отмелях, и нигде  не  заметно дымка  от костра.
Вот уж и желтые песчаные, с камнями и скалами, обрывы.
     - Значит, тут будет город? - обратился вдруг капитан к Степанову.
     Матрос оглянулся. - Тут!
     Он  посмотрел  вверх  на  обрывы  и  опять  оглянулся  через  плечо  на
товарищей.
     -  Город  будет! -  вдруг, хитро улыбнувшись,  молвил и Конев.- С Аяном
место несравнимо!
     Позь в это время думал,  откуда и как капитан успел получить  повеление
от  своего  царя строить  тут  город.  Аянские русские  об  этом  ничего  не
говорили.  Даже напротив, сказали, что пост будет на Иски,  больше ничего не
сказали.  Что в Аяне не любят капитана, хитрый Позь приметил. Но что капитан
мог  делать  что-нибудь  своевольно,  вопреки  повелениям,  гиляк   не  смел
предполагать.
     Шлюпка пристала к берегу. Раскинули палатку. Афоня пошел за дровами.
     - А вон и наши, Геннадий Иванович,- заметил Козлов. Среди глубоких трав
и кустарников к берегу пробирались
     несколько человек с  красными лицами и  с белыми  платками на  головах,
обмахиваясь ветвями от комарья.
     -  Верно,  наши!  -  говорили матросы.  Невельской  различил офицерские
погоны топографа. Вскоре матросы обступили казаков Парфентьева и Беломе-
     стнова, которые сопровождали  офицера, а  топограф  подошел  к  палатке
капитана.
     - Ну, как в Петровске? - спросил его Невельской, приняв рапорт.
     - Все слава богу! -  отвечал пожилой скуластый офицер, одетый в шинель,
несмотря на жару.
     В  заливе  Счастья строили казарму,  магазин  и  флигель  для офицеров.
Сквозь эти  сведения и разговоры  о постройках,  запасах и  торговле повеяло
родным,  своим,  флотским.  Дела  команды и  поста были  как  бы  семейными,
дорогими и близкими.
     - Мы  оленей отводили  на ягель.  Их нельзя тут долго держать,- говорил
Парфентьев.
     - Шли обратно и с  горы  увидели шлюпку, Геннадий  Иванович, так скорее
стали спускаться,- молвил топограф, подкручивая усы.
     634
     Он  достал из своей сумки  карту, на  которую нанес  прямую  сухопутную
дорогу сюда из залива Счастья, через хребты.
     У топографа и казаков за мысом была разбита своя палатка. Они переехали
вечером поближе к капитану.
     -  Ну,  как съездили,  Геннадий  Иванович? - спросил  у капитана казак,
притащивший вьюки.
     - Слава богу, Парфентьев! - отвечал капитан.
     - Тебя бы с нами! - молвил казаку Козлов.- Чуть в переплет не попали.
     На  другой день с утра  выбрали  место  для поста. Решили строиться  на
удобной площадке неподалеку от палаток.
     Застучали топоры. Матросы валили деревья, вырубали кустарники.
     - Эх, ягоды  там, Геннадий Иванович,- говорили они, спускаясь к обеду с
обрыва.- Какой только нет... Малина, смородина... и черная...
     За день площадка  была  расчищена  от  зарослей. Козлов и Конев выбрали
длинную лесину, спилили ее, сняли с нее кору и поставили над обрывом мачту.
     Под флагштоком установили фальконет.
     Чумбока приехал  с  Эльтуном. Они пригнали  две лодки.  Гиляки  поехали
оповещать народ по деревням, чтобы завтра утром собирались все на Куэгду.
     Позю заодно  велено было купить хороший невод  для лова  осенней  рыбы.
Капитан  знал, что кета  скоро пойдет из моря  и забьет все  речки. Ход этой
красной рыбы он видел впервые в прошлом году.
     Позь вернулся поздно вечером, привез десяток серебристых кетин.
     - Уже  рыба  пошла!  -сказал он.- Невод завтра  привезут.  Я  сторговал
новый, его старик кончает вязать.
     Вечером Невельской собрал  своих людей. Матросы уже знали, что остаются
здесь при шлюпке и фальконете  держать  пост  на  реке  до осени,  а капитан
уходит. Вместе  с ним  отправлялись  и  Афоня  с  Позем.  Начальником  поста
оставался Козлов.
     -  Ты знаешь теперь, как обходиться с гиляками и с маньчжурами,- сказал
ему капитан.- Будь тверд с маньчжурами, ни на шаг не отступай.
     Невельской отдал Козлову объявления на трех языках о том,
     535
     что край до Кореи занят русскими, и велел предъявлять иностранцам, если
те войдут в реку.
     - В  случае  опасности пошлешь  человека  по суше  в Петровское.  Олени
остаются тут.  Держать  часового при пушке  и флаге  днем и ночью. Да  чтобы
ночью горел сигнальный огонь.
     Свечи для фонарей капитан получил с топографом из залива Счастья.
     - Кто заболеет - в Петровское! Если не в силах будет ехать или случится
ранение - пошлешь на оленях за фельдшером.
     Грядущие  опасности  отчетливо  представлялись  матросам.  Они  глядели
настороженно  и  слушали,  стараясь  все  запомнить,  чувствуя, что  на  них
возлагается важное дело.
     Определены  были размеры пайков.  Матросы тут же  обсудили с капитаном,
что надо прислать сюда из Петровского, а  что попросить в Аяне для зимующих.
"Охотск" должен был  доставить  туда капитана  и вернуться.  Спорили  много.
Конев сказал капитану, что надо немедленно прислать соли из Петровского.
     -  Ты  бы сам, Геннадий  Иваныч,  посидел без соли! Чудаки! - ругал  он
казаков.- Соль позабыли! А рыба пойдет. Уж соленая рыбка не то, что вяленая!
     Невельской сказал, что пришлет. Шестаков разглядывал карту.
     - А где Корея? - спросил он.
     Капитан показал. Матрос прикинул расстояние.
     - Можно в одну навигацию описать! - сказал он. Капитан и Позь старались
угадать, где примерно те заливы
     и  гавани,  о  которых было так  много разговоров в эти дни и о которых
гилякам было давно известно.
     - Видишь, Шестаков, какая  широта!  Примерно Италия,- говорил капитан.-
Помнишь Италию, Козлов?
     - Как же!
     Когда-то Козлов был в Италии с "Авророй". Утром, меж пеньков от берез и
елей, на вырубленной площадке собралась толпа гиляков.
     Матросы с ружьями и казаки выстроились у флагштока.
     -  Братцы!  -  заговорил  капитан,  обращаясь  к  своей   малочисленной
команде.-  Мы  подняли  на этих  берегах русский флаг. Берегите его честь  и
славу. Не спускайте глаз с реки. Обращаюсь к вам не как к моим  подчиненным,
а как к дорогим и родным моим товарищам и братьям, в отваге и преданности
     536
     которых  я не  раз уверился. Помните, стоять тут, пока не пойдет  шуга,
смотреть в оба и, если  кто явится,- дать объявления, а нападут - биться, не
щадя живота. Гиляков и маньчжур не обижать. Живите с ними дружно.
     Позь все перевел толпе гиляков.
     Невельской сказал,  что называет пост Николаевским  во имя царствующего
императора. Переводчики объявили об этом толпе. Гиляки  стояли  ни  живы  ни
мертвы.
     - Хранить вход в реку зорко, братцы!
     - Р-рады стараться! - к удивлению гиляков, враз гаркнули матросы.
     По  команде   "шапки  долой"  головы  обнажились.  Невельской  прочитал
молитву.
     -  К  подъему флага приготовиться! -  скомандовал он. Шестаков встал  у
флагштока. Все стихли в торжественном
     молчании.
     Позь объявил  гилякам, что  в  знак того,  что русские сюда вернулись и
навсегда занимают эту землю, они поднимут флаг.
     - Пошел флаг! - раздалась команда.
     Шестаков  стал быстро  перебирать руками,  и  андреевский  флаг  пополз
вверх.
     Раздался залп. Ухнул фальконет. Матросы закричали Глава 20 ВЕЛИКАЯ ТАЙГА

     Вдруг лес  поредел,  раздвинулся, п небо открылось.  Выехали на старую,
зараставшую  молодняком  гарь. Огромные рыхлые  и  мягкие  стволы  догнивали
повсюду  среди сильных  свежих  побегов,  некоторые еще  были крепки.  Тропа
огибала упавший ствол
     539
     толщиной выше роста крупного оленя. Начались заросли  ольшаника,  потом
пошла мелкая береза, но чем дальше, тем лучше и крупней был лес.
     - Тут есть две тропы, капитан. Одна идет по речке, а другая через горы.
По речке ехать удобней, а через горы прямо, но трудно и маленечко дальше. Но
если хочешь, то посмотришь, там есть место, сверху видно и Амур и море.
     - Конечно, поедем верхней тропой. К приливу успеем?
     - Конечно! Мы  хорошо выехали, капитан,- ответил гиляк.- В тайге ночуем
и завтра доберемся на Иски, как раз будет прилив,  большая вода,  а  то  все
равно будем сидеть, в отлив лодка не пойдет...
     Олени  стали подыматься в гору.  Лес становился  гуще.  Попадались ели,
высокие  пихты,  лиственницы  с  косматыми,  растрепанными  ветром  ветвями.
Огромная древняя ель стояла  с разорванной корой, видно ее голое белое тело,
у некоторых мертвых  елей ветви в зелени, но  это  не хвоя, а какие-то мхи и
лишайни