тался  одним из самых  честных  сансинских
чиновников.  То,  что   он  увидел   у   русских   и  услышал  от  капитана,
заинтересовало его. Русские, конечно, решили занять эти земли! Он чувствовал
это  по  общей обстановке,  по  твердой  уверенности капитана, по настроению
гиляков,   которые   поголовно   передались   русским.   Как   они,  собаки,
переменились!
     Старик уж несколько лет не ездил сюда. На этот раз и он и его спутники,
бывавшие здесь раньше, почувствовали себя гостями, а не хозяевами.
     Старик знал,  что дружба с  иностранцами, интерес к их жизни  власти не
поощряют, что это унижает чиновника в глазах начальства.
     Но теперь  такое время,  что  и явно и  тайно  всех  начинают  занимать
чужеземцы. По  закону все  запрещено чиновнику, но  теперь  многие извлекают
выгоды за счет отступлений  от старых обычаев и порядков, от самых основ, на
которых стоит империя. Что-то  случилось, и  все стало расползаться.  Власть
строга  еще, конечно, крепка, сильна, но умный человек видит -  все идет  не
так,  и  не  мне,  полагал  старик,  маленькому  человеку, противиться  ходу
событий. Сама  судьба посылала и ему удобный случай.  Русские товары в Кяхте
дороги... А здесь они очень дешевы.
     В  душе  он давно  уже  осуждал  многие  законы в своей стране. Как  бы
просто, казалось, можно жить и торговать к обоюдной выгоде!
     509
     Противоречивые чувства владели старым маньчжурским чиновником, когда он
сидел в ожидании гостей, приказав повару приготовить самый лучший обед.
     Русские уже собирались, и Козлов сказал капитану:
     - А  как у старика  глаза разбежались на товары, Геннадий Иванович! Вот
уж он доволен будет подарками! Старухе отвезет красного-то сукна!
     "Он не токмо Амур, себя заложит..." - подумал Конев и сказал мрачно:
     - Торгашить горазды!
     Старик вышел  встречать гостей  с  улыбкой, вежливо поклонился,  развел
руками и пригласил их в шалаш,  сделанный из  елового корья. Пол был  устлан
белыми циновками из рисовой соломы.
     Капитан  передал  подарки: старику  -  красного сукна  и  ситца, а  его
спутникам - по отрезу от сукон попроще.
     Старик  принял  все  с  поклонами.  Капитан  заметил,  что  он  немного
озабочен.
     Все уселись на  низкие скамеечки. По обе стороны капитана  - Шестаков и
Козлов, а с ними рядом, прямо на циновках, поджав ноги,- Позь и Афоня.
     Перед  русскими   поставили   маленькие  лакированные  столики.  Старик
устроился напротив капитана.
     Служили  двое  бойких молодцов с черными косами.  Водку подали в медных
бутылях. Появилось красное  вино. Пили из маленьких фарфоровых чашечек. Одно
за  другим  подавались блюда: черепаховый  суп,  острые  соусы, рис, курица,
свинина, бобы. В одном из кушаний оказались и  свинина,  и курица, и  что-то
вроде рыбы, но было вкусно.
     Невельской  опять расспрашивал про край,  про реки и селения. Маньчжуры
отвечали на этот раз гораздо охотней и лишь изредка переглядывались, и тогда
капитану казалось, что они все еще чего-то опасаются.
     -  С  тобой  выгодно  торговать,- наконец  сказал старик,- мои товарищи
хотели бы продолжать с тобой торговлю.
     - На Иски у меня лавка и селение,- отвечал Невельской.- Приезжайте туда
на будущий год, и будем торговать. Вам нужны наши товары, а нам -  ваши.  Мы
будем рады, если ваши купцы будут приходить к нам. Мы будем очень довольны.
     510
     Мы будем соблюдать ваши  законы, когда будем у вас, а вы, когда бываете
здесь,- наши.
     - Это хорошо! - сказал старик.- Очень приятно слышать! Но вот что  меня
беспокоит:  скажите, правда  ли,-  продолжал  он,  несколько  волнуясь,-  не
ошиблись ли вы, сказав, что здесь русская земля?
     - Да, это правда! - спокойно ответил капитан.
     - Но почему же прежде об этом ничего не было известно?
     - Мы всегда знали об этом, только не занимали эту  землю, потому что не
было  причины беспокоиться. А теперь, когда сюда подходят на судах рыжие, мы
решили преградить им вход в реку.
     -  Но  почему  вы  говорите, что тут  земля  ваша? Как  вы  можете  это
доказать?
     Невельской сказал, что есть договор, по которому земли между хребтом  и
морем не разграничены и что теперь решено эти земли занять.
     Старик стал говорить о  направлении гор и о границе. Он  доказывал, что
граница пошла по горам, велел подать кисточку, тушь и бумагу и  стал чертить
горный Становой  хребет. Он  нарисовал, как этот хребет  двоится,  не доходя
верховьев  Амгуни:   одна  ветвь  идет   на  север,  а  другая   к  Амуру  и
перебрасывается через реку.
     Капитан сказал,  что  тут и спора  быть не  может, и долго объяснял,  и
доказывал  старику  свое, и сказал, что граница  идет по южной ветви хребта,
что  там  главные горы, а не здесь,  и что русский император твердо держится
того, что эти земли русские и их ни за что не уступит.
     - Я  с  вами согласен,-  сказал старик вежливо.- Когда  я выслушал ваши
доводы, то вижу, что они верны. Но я боюсь, что у нас думают по-другому.
     - Надо  полагать, что наш император сам убедит в этом вашего  и не нам,
людям подчиненным, решать все это. Нам остается исполнять  то, что прикажут.
Я же, чтобы не подвести вас, дам вам бумагу, в которой все будет написано от
имени нашего правительства.
     Старик в душе обрадовался.
     - А как же быть теперь с данью? Ведь мы собирали тут дань. Каждый год в
казну государя поступало отсюда несколько сот соболей...
     -  Ни о каком сборе дани  я не слышал,- ответил капитан.-Если это было,
то производился незаконный сбор и мы
     511

     об этом не знали прежде.  И заранее скажу, что  мы не  потерпим никаких
сборов здесь... Торгуйте, но дань собирать нельзя.
     - Это большой ущерб для нашего государства.
     - Но что  значит сотня незаконно получаемых соболей по сравнению с теми
выгодами, что получат обе стороны от взаимной торговли... Разве вы не видели
наших  товаров?  А нам нужен рис, просо, водка, леденец, и мы все  это будем
покупать охотно.
     Старик  задумался.  Молодцы с  косами  убирали одни  блюда  и  подавали
другие.  Маньчжурские  купцы стали  рассуждать, где  лучше  встречаться  для
взаимной торговли.  Опять говорили о том, где и какие роки впадают  в  Амур,
где какие селения, когда в них ярмарки... Оказывалось, что ближайшее селение
маньчжур находится отсюда в двадцати днях пути вверх по течению.
     Старик объяснил, что плаванье в низовьях реки  частным лицам запрещено,
что  купцы идут сюда, давая  взятки  чиновникам, и  что он взял их с  собой,
получив на ото разрешение, но  неизвестно, допустят  ли  их еще раз  сюда  в
будущем году. Хотя, конечно, они постараются приехать на Иски.
     Он  сказал,  что  если  в  самом деле все  устроится так,  как  говорит
капитан, то надо русским привозить свои товары в верхние селения.
     - Там  лучше места, и  тебе  там понравится! - сказал старик.- На устье
Уссури мы могли бы с тобой торговать гораздо выгодней, чем на Кяхте. Так мои
товарищи говорят.
     Невельской чувствовал, что  сошелся  с настоящей Азией и сущим  Китаем,
который считается чем-то скрытым  и  недосягаемым.  А тут  как на ладони все
становилось  ясным: Кяхта с ее  глупыми  ограничениями будет со  временем не
нужна.  Ему  даже показалось,  что эти люди  тоже  тяготятся  своими  тупыми
повелителями и своими старыми законами и ищут общения с другими народами. Он
видел - народ этот неглуп, ясно и  остроумно выражает свои мысли,  совсем не
страшится иностранцев, как принято думать. Лица этих людей совсем  не такие,
как их рисуют. Были красивы и старики и молодые.  Он подумал, что с занятием
Амура, конечно, рухнут все привилегии торгующих  в Кяхте, что Россия и Китай
невольно сблизятся.
     Маньчжуры интересовались Россией и Европой. К их великому удовольствию,
Невельской велел принести атлас и по-
     612
     казал карту мира, на ней  Англию, сравнил ее с Китаем и сказал, сколько
там населения и сколько в Китае.
     Старик подвыпил и сказал, что тут есть еще одна статья дохода и капитан
может  ею  сам  воспользоваться.  От  простой  торговли  с  гиляками  доходы
невелики...
     - Мы  берем девок у этих собак и увозим в город. Вы видите,  что это за
народ...
     При этих слонах кровь  бросилась Позю в лицо, но он перевел все слово в
слово.
     - Можете и вы!-старик подмигнул  капитану.-  Гиляки - поганое  племя, и
нет греха отбирать у них баб.
     Невельской ответил:
     - Русский царь это знает и велел смотреть, чтобы этого не было.
     - Что тут плохого? Это не люди! - старик огорчился.- Они ведь и сами не
очень беспокоятся за своих девок. Мы только так же поступаем, как они сами!
     - Нет, этого больше делать  нельзя. Да и ваш закон  .запрещает отбирать
женщин у народа. А по нашему закону за это следует строгое наказание.
     "С капитаном трудно спорить... Жаль, конечно, что не во всем  удается с
ним договориться...  Вообще  с  этими землями  давно  не  все  ясно,-  думал
старик.- Сюда  одно  время запрещали ездить... Неужели  они не разграничены?
Всегда поминались какие-то государственные  тайны,  когда  речь заходила про
эти места.  Впрочем,  у нас всегда и всюду тайны... Как же можно  твердо и с
уверенностью  отстаивать то, чего даже я сам  не знаю толком. Теперь я  даже
возразить как следует не могу капитану!"
     Старик  признался, что  теперь,  когда капитан  обещал ему  бумагу,  он
согласен взять подарки, а то не знал, как быть, не желая обидеть гостя, но и
принять не мог со спокойной совестью...
     На прощанье  старик  расчувствовался,  хвалил  капитана,  что он  очень
хороший  человек.  Ему все еще  многое  было неясно, но заговаривать о своих
сомнениях он не  решался, опасаясь,  что  в  самом деле капитан  прав,  дело
решено правительствами п тогда  возражения лишь оскорбят гостей. Губернатору
он предъявит правительственную бумагу. Негодяев торгашей, которые сюда ездят
и грабят  гиляков и  тут  наживаются,  старик  сам  не любил. Пусть  русские
заберут у них все доходы и заставят исполнять свои законы!
     Маньчжуры проводили русских и дружески простились.



Глава 16. НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

     Было жарко и душно. Уставший капитан лег в палатке. С вечера слышал он,
как приехали в лодке Фомин и Чумбока.
     Пошел дождь. Ночью капитана разбудил Шестаков.
     "Я давно не спал так крепко",-подумал Невельской.
     Палатка трепетала  от  ветра. На  реке  бушевал шторм. Шлюпку  пришлось
перетащить повыше на берег. Часть товаров перенесли в палатку.
     На рассвете волны стихли.  Дождь  перестал. Ветер  переменился, набегал
слабыми порывами. В деревне выли собаки.
     Козлов подал к чаю китайский леденец. После завтрака, оставив у палатки
двух часовых, капитан отправился на шлюпке к Тырским утесам.
     Мимо проплывала  деревня  и шалаш  маньчжуров, их  лодки, вытащенные на
берег.  Кое-где виднелись  люди  у  вешалов. За деревней  ветер гнул заросли
тальников.
     Рыжий  Тырский утес высился над рекой. Шлюпка пристала у его  подножия.
Сверху шли две лодки.
     - Кто-то рано едет,- заметил Козлов.
     - Отовсюду, капитан, люди едут, тебя хотят посмотреть! - сказал Позь.
     Чедано провел  Невельского наверх.  Там, на площадке, над самой кручей,
стояли каменные  столбы. Гиляк стал счищать с  них мох и лишаи. На одном  из
камней стала видна цифра 1649 и буква Е.
     - Вот эти камни амба-лоча поставили,- рассказывал Чедано.
     Невельской задержался на площадке. Он осмотрел камни, списал надписи, а
потом  полюбовался с кручи  на  реку. За ней  видны были горы,  плыл туман и
облака.
     Под утесом слышались голоса.
     Две  лодки  с гиляками в  белых  шляпах,  видимо,  те,  что шли сверху,
пристали к подножию скалы.
     Когда   Невельской   спустился  вниз,   рядом  со  шлюпкой  стояли  две
плоскодонки. Люди с косами  в берестяных шляпах поднялись с песка.  Взоры их
были изумленно-радостны.
     - Вот,  капитан, к  тебе издалека  люди  приехали,-сказал тунгус Афоня,
оставшийся с матросами у шлюпки,
     514

     -  Ты  Невельской? -  подходя  к капитану  и протягивая  дрожащие руки,
спросил босой, смуглый дед в коротком халате.
     Толпа приезжих обступила капитана.
     -  Я  их  языка не  знаю,-сказал  Позь.-  Сейчас  хорошего  переводчика
возьмем.  Чумбока из их стороны.  Эй,  Чумбока,  иди,  верховские приехали,-
крикнул он, прикладывая руки
     ко рту.
     Гольд задержался  в зарослях. Он  выбежал и, увидя чернолицего старика,
остолбенел.
     - Дедушка Иренгену!
     Рядом  с  дедом  стоял другой старик с  дожелта прокуренными усами  и с
темными, похожими на  трещины, впадинами  на щеках. Это  был дядюшка  Дохсо,
отец Одаки, убитой жены Чумбоки. И Кога, длинный, как журавль, дедушка Кога,
с тремя седыми волосками на подбородке, который когда-то так любил Чумбоку.
     "Уй-уй!  Как они постарели! Какая одежда на них бедная на всех! Рванье!
Кругом все  свои,  родные..."  Чумбока  готов  был  кинуться к ним, обнимать
всех... На миг он почувствовал себя  вернувшимся домой. Но тотчас же горькие
воспоминания охватили его. Он вспомнил, как жил с дядей на озере, как старик
радовался  счастью дочери и как потом  все они, вот эти его близкие, любимые
им  люди,  убили свою родную  сестру  и  племянницу,  а  его выгнали. Сердце
рвалось  к ним, к своим,  но  нельзя было забыть... И  так больно стало, что
Чумбока готов был заплакать.
     Он взглянул на капитана, ища поддержки.  -  А-на-на! -  пролепетал  тем
временем дядюшка  Дохсо, узнавши в переводчике  своего бывшего  зятя. Худые,
черные ноги дядюшки задрожали так сильно, словно Дохсо пустился в
     пляс.
     И  снова вспомнил  Чумбока былое.  Когда-то, еще парнем,  он  с  Одакой
любезничал и с дерева в лодку дядюшки Дохсо свалился - лесина треснула, и он
прямо к  Одаке полетел,-  и вот тоже тогда у дядюшки ноги затряслись.  Так с
ним бывает, когда  сильно испугается. И  сейчас он опять струсил.  А сын его
Игтонгка побледнел. Чумбоке стало немного жаль их.
     Дохсо не знал, как тут быть. Но дедушка Иренгену, который либо не узнал
Чумбоку, либо не хотел обращать на него внимания, заговорил с Невельским.
     - Так это ты Невельской?
     - Я!
     - Мы к  тебе приехали,-  сказал старик твердо.- Мы слышали, что  пришли
русские, что ты ездишь...
     Невельской не понимал его больше.
     - Ну,  помоги,- обратился  хитроумный  дедушка Кога  к  Чумбоке,- пусть
русский с нами поговорит.
     Чумбоке  достаточно  было  взглянуть  на капитана,  как  боль его  ушла
куда-то в глубь души. Вот и он  стал переводчиком, не только Позь! И Чумбока
теперь  наконец  пригодился  капитану.  Гордость  охватила  сердце  молодого
гольда. Он  стал тверд,  как железо. Он резал взглядом сузившихся глаз своих
родственников и стал переводить, стараясь  все подробно передать Позю, а тот
переводил капитану.
     Говорил дедушка Иренгену. Остальные все смотрели и слушали.
     Старик сказал, что  живется плохо, что они просят Невельского прийти на
Горюн, поселиться там и охранять их.
     Все горюнцы стали кланяться и просить, у многих на  глазах  были слезы.
Чумбока увидел, что жизнь его родных не была за эти годы счастливой.
     "Не стали вы счастливыми оттого, что жену мою убили! -  подумал он.-  А
вот говорили, что от нее злые духи рождались и что от нас все несчастья!"
     Переводя речь старика, который  стал перечислять беды горюнцев, Чумбока
чуть сам не заплакал, и жаль было их, и зло на них разбирало, и горько было.
     - Мы привезли  тебе подарки! --Дядюшка  - старик скуповатый, всегда все
прятал и всем родным  говорил, что у него нет ничего, а на этот раз  вытащил
соболя, черного, пушистого.
     Невельской не стал отказываться от подарков. Он пригласил всех к себе в
палатку на Тыр.
     - Поедемте туда,- сказал он,- и там мы обо всем поговорим.
     Чумбока отправился с Невельским.
     Когда шлюпка  Невельского  подходила  к деревне, на окраине ее  тырские
гиляки тянули невод. Напротив них,  на берегу, сидели на корточках рабочие с
маньчжурских лодок. Видно было, как гиляки бросили им несколько рыбин.
     Из  шалаша, кутаясь  в  халаты, вышли  маньчжуры.  Когда шлюпка подошла
ближе, они стали усердно кланяться. Невельской велел пристать.
     -  Маньчжуры  загуляли, вашескородие! - заметил  Козлов.-  Вон один  на
ногах не стоит...
     516
     - Им теперь не фартит! - подтвердил Шестаков.- Гиляки говорят, что бить
их собираются.
     Невельской вышел на берег.
     Старик  встретил  его.  Он  поклонился  капитану.  Маньчжуры  обступили
Невельского, приглашая к себе.  Вид у них был невеселый. От  некоторых несло
вином. Усатый маньчжур, похожий на ученого, едва держался на ногах.
     - Мне  очень нужно поговорить  с тобой,- сказал старик. Капитан вошел в
шалаш. Матросы остались на берегу, проводники последовали за капитаном.
     Маньчжуры предложили водки.
     - Надо и вам  согреться, сегодня ветер  и день холодный! - перевел Позь
слова старика.- А вы все время в разъездах.
     - Мы очень рады тебя видеть,-продолжал  маньчжур.- Всю  ночь мы  были в
тревоге и я совсем не спал.
     - Что случилось?
     - Гиляки пытаются делать  насилия над нами! - сказал старик. Глаза  его
зло блеснули.- Разве вы не сказали нам,  что будете охранять нас и торговать
с нами?
     - Да, я так сказал.
     -  Мы это говорили  гилякам, а они не верят и  оскорбляют  нас. Говорят
нам, что мы собаки  и что русские нас прогонят.  Сегодня ночью в наши шалаши
кидали камни. Они кричат нам обидные слова, никто не продает юколы, не хотят
ловить  рыбу,  и  гребцы,  взятые  нами, разбежались.  Мы  так не  можем тут
торговать.  С  голоду  умрем.  Когда  мои  люди стали  уговаривать  их,  они
посмеялись и разошлись.
     Капитан пообещал принять меры.
     Он сказал, что сегодня будет читать объявления от имени правительства и
даст обещанную бумагу, поэтому просит чиновника  с товарищами прибыть  через
некоторое время к его палатке.
     Он еще посидел немного у маньчжур.
     - Вы не знаете, что за народ гиляки,- жаловался старик.- Вот вы жалеете
их семьи. А у них нет семей. Они долгов не отдают, при всяком удобном случае
хватаются за ножи.  Вам очень трудно жить с ними будет, капитан. Напрасно вы
за них заступаетесь. Они этого не заслуживают. Кроме воровства и  обмана, вы
от них ничего не  увидите. И вас они охотно предадут, если будет выгодно. Вы
видели, как они вчера перебегали от вас к нам и от нас к вам,  они всегда за
тех, кто сильней.
     Невельской терпеливо выслушал старика.
     517
     -  Приходите в полдень к моей палатке, я сделаю там объявления, а потом
разберем  все, о чем вы просите, и если найдутся виновные, то я накажу  их,-
сказал капитан.
     Когда он вернулся к своей палатке, там его ждала огромная толпа. Тут же
были горюнцы.
     Капитан пригласил их в палатку.  Чумбока опять переводил. Угощали чаем,
вином,  сластями,  табаком, не  хуже,  чем  маньчжур.  Старики  получили  от
капитана подарки.
     - Сколько же дней ехать сюда от Самагирского озера? - спросил капитан.
     Пока  Позь переводил  это  Чумбоке,  дед  Иренгену сморщил лоб,  как бы
мучительно напрягая память. Старик не дождался гольдского перевода.
     -  Семь ден!  -  вдруг  выпалил он  по-русски и,  привскочив  в испуге,
оглядел  всех сидящих  справа и  слева, как бы совершив ужасную оплошность и
опасаясь, не замечена ли она ьем не следует.
     - Так ты знаешь по-русски? - с удивлением спросил Невельской.
     - Знаю! - все еще в испуге ответил старик.
     Уже  давно-давно не говорил он по-русски. Когда-то дедушка Иренгену жил
по ту сторону хребтов и считался русским тунгусом.
     - Как же! Конечно, знаю! - повторил старик, глядя на капитана по-детски
ясным взором, а губы его тряслись.- Ведь я крещеный.
     Никогда  прежде Чумбоке не приходилось слышать,  что  дедушка  Иренгену
крещеный и знает по-русски. Только теперь понял он, как это ухитрялся старик
узнавать, что  говоря