белых брызгах; сердцевина
его блестит на солнце, как граненое зеленое стекло.
     Видна огромная кошка, за ней  бескрайняя марь, с мелким лесом и гнилыми
пнями,  а дальше зубчатые голубые горы,  гряда  над грядой, усеянные мелкими
вершинами, как насыпанными из голубого песка.
     А зеленое колесо бежит по  берегу,  налетает на обломок  огромного пня,
ударяет, поднимается туча водяной пыли.
     Над  бухтой  и  над  крышами  Охотска  синяя  большая  гора  вдруг  вся
засеребрилась,  как в снегу; поднялась и разлетелась во все стороны огромная
туча чаек, кажущихся снежинками...
     Бар пройден,  опасное  место  миновали.  Невельской  бросает  последний
взгляд на порт, на синие  горы. Вряд ли он видит тучи чаек и зеленые колеса,
которые одно за другим катятся под кошкой.
     652
     - Командуйте,  Василий  Васильевич,- говорит он, обращаясь к  командиру
"Байкала".
     Капитан  козырнул. Высокий, сухой штурман Шарипов вытянулся  и приложил
руку к козырьку.
     Невельские отправились вниз.
     Вот Катя в  каюте с мужем. Ей все тут нравится. Она представляет  себе,
как он жил тут, что думал. .
     В сумерках она снова поднялась на палубу.
     Море  потемнело.  Вид  был  грозный.  Бесконечные  вереницы   волн  шли
откуда-то  издалека, из темного сумрака. Казалось, мрак двигается навстречу.
Ей стало жутко. А на западе море горит и клубится дым.
     Вечером на вахту заступил Бошняк. Ветер свежел.  Николай Константинович
втайне мечтал,  что  Екатерина Ивановна  подымется  на палубу  и  что-нибудь
спросит. Это было бы величайшим  счастьем.  Иногда Бошняку казалось,  что он
влюблен  в нее,  но  он старался  откинуть  эту  мысль  прочь.  "Я боготворю
капитана! -  говорил он себе.- "Играют волны, ветер свищет..." - в сотый раз
повторял он мысленно.
     Чем 1емнее становилась  ночь,  тем  сильнее чувства охватывали  Николая
Константиновича.  Невельской  дал  ему  мотив  и  тему  для  чувствования  и
размышлений.  Он жаждал подвига. Знакомые настроения  охватили  его  с новой
силой.  Он  понимал, что отправляется далеко  от своих,  что будет трудиться
вдали от родины.
     Предстоят великие открытия, со  временем люди узнают о них и поймут все
и  вспомнят  его,  юного  мичмана  Бошняка, который  уже сейчас все  отлично
понимает и готов пожертвовать собой.
     "Я здесь,  может быть, погибну, но я погибну ради  будущего". На миг он
подумал:  "А что,  если я в  самом  деле не вернусь? Как-то  странно  болело
сердце сегодня, когда покидали порт".
     "Играют волны, ветер свищет",-снова звучит в голове.
     - Ветер заходит! - недовольно произносит рулевой.
     - Пошел на брасы! - командует Бошняк так зычно, что никому бы никогда в
ум не пришло, что это голос человека, который недавно еще был разочарован.
     Темнеет. Охотский ветер не шутит. Потянуло стужей.
     - Одерживай! - громко и отчетливо командует мичман.
     - Есть одерживай! - отзывается рулевой.
     Бошняк решает переменить курс. И от сознания, что распо-
     653
     рядился правильно, что идет там, где плавание - редкость, к устью реки,
к Сахалину, что все будут удивлены его подвигом, даже одним тем, что он туда
отправился,  он  чувствовал  прилив  гордости.  Он  знал  дело,  видел,  что
Невельской доволен им, доверяет. Он готов был служить великой цели капитана,
готов боготворить его за то, что  в  скучной  и  однообразной жизни, которую
видел перед собой Бошняк, Невельской вдруг открыл ему цель.
     Он   мысленно  сочинял  письмо  своим  родственникам:  "Кто  плавал  по
Охотскому морю, тот может себе представить, какое наслаждение производит..."
     Бошняк  чувствовал  в себе здоровье,  силу, отвагу,  и он все готов был
отдать за Невельского  и его  цель. Он готов даже умереть на виду у него и у
Екатерины  Ивановны. Он представлял, как  ей будет  жаль тогда его,  как она
станет раскаиваться, что приняла его при первой встрече за труса.
     Играют  волны, ветер свищет,  И мачта гнется и скрипит. Увы, он счастия
не ищет И не от счастия бежит...
     Пока  Бошняк  размышлял столь  романтически  и ждал, что,  быть  может,
Екатерина Ивановна выйдет на палубу, ее жестоко рвало.  В каюте  был тяжелый
воздух. Дуня то и дело подавала тазик и затирала пол.
     Невельской  поднялся  на  палубу  очень  озабоченный.  Положение  жены,
которая, едва началась  качка,  опять заболела,  очень тревожило  его.  Она,
видимо, совершенно не переносила море. Но что же будет дальше! Все средства,
какие капитан знал, он пустил в ход, но ей не легче. Невельской думал о ней,
только о ней,  и все  вокруг казалось  ему укором, что  он  смалодушничал  и
согласился взять жену. Но уж теперь выход один - поддерживать в ней мужество
всеми возможными средствами. Если  же ничто не поможет, то на крайний случай
- оставить ее в Аяне.
     "Слава  богу,  что  со  мной  Бошняк.  Он  настоящий  офицер, прекрасно
держится в любом положении. Недаром его  рекомендовали известные моряки - он
привез их письма, но не хотел показывать..."
     Ветер ударил снова.
     - На фалы!
     Бошняк убрал часть парусов. Налетел шквал.
     654
     Капитан принял команду. Голос Невельского зазвучал в рупор.
     Ночь,  бегающие  люди,  фонари, хлопающие паруса, водяная  пыль, мокрая
одежда...
     Бошняк всюду успевает. Он уже не думает ни о себе,  ни о Лермонтове. На
судне аврал, топот ног по трапам, работа на реях, со смертельной опасностью,
но в ушах против воли все время звучит и звучит:
     Играют волны, ветер свищет... Увы, он счастия не ищет...
     Ему казалось, что он простился со  всем  старым миром и туда больше  не
вернется...
     Шквал ушел... Немного покачивает.
     Дуня  прибежала  на  палубу  и сказала,  что Екатерине Ивановне  совсем
плохо.
     Невельской сбежал вниз.
     Катя сказала слабо:
     - Геннадий, ты нужнее там.
     Она слыхала про железные законы морской жизни и согласна была подчинить
им себя совершенно. Ей стыдно было своей слабости, стыдно, что муж видит  ее
в такой немощи, такую растрепанную.
     Невельской почувствовал,  что она запугана  его морскими  рассказами  о
законах  на судне, подумал, что мужчины из  хвастовства  и желания  удивлять
своих юных возлюбленных наговаривают им не то, что надо. "И вот  бог наказал
меня за хвастовство. Она все терпит и ничего не хочет знать..."
     На счастье,  ветер стал утихать. Волны улеглись,  и качка прекратилась.
Екатерина  Ивановна  хотела встать, болезнь ее исчезла так же  быстро, как и
появилась.
     Муж помянул,  что ждет  встречи  с  Мишей  Корсаковым, который  ожидает
"Байкал"  в  Аяне.  Он  говорил,  что  ей  надо  больше  бывать   на  людях,
разговаривать, отвлекаться, иногда так легче переносить качку.
     Утром  в  иллюминатор  ярко   засветило  солнце.   Екатерина   Ивановна
пожаловалась, что все время слышит какое-то гудение.
     - Что это? - спросила она мужа.- Вот, слышишь? Невельской прислушался и
засмеялся.
     - Это Николай Константинович стихи читает,- сказал он.
     655

Глава 35 ТРЕВОЖНЫЕ ИЗВЕСТИЯ

     __ В Аяне, едва бросили якорь, явились Кашеваров и Корсаков.
     С  ними  приказчик  Березин -  он  должен  отправиться  в  Петровское с
Невельским.
     Миша такой же юный, как Бошняк, но куда осанистей;  он теперь майор.  У
него  такие  же  ясные,  голубые глаза и  такой же  румянец, как  у  Николая
Константиновича. Невельской все подсмеивался над ним в Петербурге, желая ему
вместе с чином и майорское брюхо, но Миша строен по-прежнему.
     -  Миша, милый Миша,-  пылко и восторженно  говорил Геннадий Иванович,-
вот она,  моя  жена!  Она едет  в пустыню нести со мной крест, услаждать мое
одиночество. Ах, Миша! Как я счастлив!.. Миша, Николаевский пост оставлен!
     Кашеваров поздравил Невельского и поцеловал ручку Екатерины Ивановны.
     Он тут же озаботил Геннадия Ивановича.
     - От Орлова зимой было одно письмо, и с тех пор ничего нет. "Охотск" до
сих пор  не пришел Дошли  слухи через  туземцев, что всю  нашу экспедицию на
Петровской косе вырезали.
     В  первый  миг  Невельской подумал, что  и в прошлом году то  же  самое
говорили.  Он не желал поддаваться тревоге, хотя  отчетливо представлял, что
надо быть ко всему готовым.
     - Да, "Охотска" нет! - сказал Миша. Выражение лица его переменилось.
     Невельской  и  сам  был озабочен этим. Входя  в гавань,  он  видел, что
"Охотска" нет. Стоял "Шелихов" -компанейское судно, пришедшее  с пушниной из
Америки.
     Приехал капитан "Шелихова" Мацкевич - плотный мужчина среднего роста, с
белокурыми волосами и со вздернутым носом.
     Невельские пригласили гостей вниз.
     Вместе  с  офицерами  приглашен  был  и  приказчик Березин, еще молодой
человек  лет тридцати, рослый, плечистый,  с окладистой  бородой, с  желтыми
подстриженными волосами. У него серые глаза и большой нос.
     Появилось шампанское, хлопнула пробка. Все выпили за здоровье  молодых.
Кашеваров, казалось, повеселел. Он держался просто, без былой натянутости.
     656
     Екатерина Ивановна впервые в жизни сидела вот так - в каюте, в компании
молодых моряков. Голоса у всех резкие,  грубые.  Тут  не то, что в салоне  у
тетушки.
     Бошняк молчал, чем-то встревоженный, Березин сидел у  края стола, глаза
его сверкали. Ему от души понравилась жена капитана,  она держалась  просто,
словно не была племянницей губернатора.
     Невельской сказал,  что  он уговаривает ее остаться в  Аяне,  но она не
соглашается.
     Снова хлопнула пробка.
     Понемногу разговор перешел на неприятные известия из Петровского.
     -  Если экспедицию  в  Петровском вырезали,- сказал  Березин,  которому
хотелось  не  только  напомнить  об опасности,  но  и  громко  заявить  свое
мнение,-то...-он, хитро улыбнувшись, добавил, глядя на капитана:  - Орлиному
глазу,  Геннадий Иванович, воронья слепота не указ, но, по-моему,- он  опять
сверкнул  взором,-  надо выловить  этих гиляков, которые пошли на измену,  и
наказать!
     Березин,  единственный невоенный мужчина  в этой компании, настроен был
воинственнее всех. Невельской знал, что Орлов  его родственник. И Березин, и
Дмитрий  Иванович, и  Фролов, да  еще камчатский исправник Федоров, кажется,
женаты на родных сестрах, дли что-то в этом роде. Через  нескольких сестер с
их многочисленными  родственниками  чуть  ли не  все  служащие  в  этом краю
породнились между собой.
     В прошлом  году, когда Невельской встретил Березина в  тайге на тракте,
приказчик был  выбрит  чисто,  и  теперь  удивительно  было,  как  он  успел
отпустить  такую  бороду.  Тогда в  тайге грудь его  была  перепоясана двумя
белыми шарфами, наподобие лосиных ремней, что носят военные. Видно, он желал
казаться поважней и внушать якутам уважение своим видом.
     У Березина спросили, не приходилось ли ему встречаться с гиляками.
     - С гиляками не видался, но про них слыхал. И берусь идти с десантом. У
меня привычка: иду в  тайгу  с товаром  -  два пистолета и  кинжал  всегда с
собой!  Вхожу в  юрту, как  домой,  и  никто  меня  никогда  не тронет. Сплю
спокойно.  Пистолеты не показываю. Прежде,  бывало,  боялся, в Монголии  и в
Забайкалье. Если не чисто место, сплю, бывало, а палец держу на курке...
     Невельской еще в прошлом году слышал, как Березин ехал
     667

     с  монгольскими разбойниками тысячу верст и как дружно  жил с ними. Лет
пять тому  назад он служил в Кяхте у  богатого купца.  Он жил с женой  этого
купца, принудив ее к этому силой. Березин уверял,  что все время потом у них
была горячая любовь, купчиха  была красавицей... Видно,  из-за  этого и при:
шлось  Березину  убраться из благодатной для  торгашей Кяхты в  Якутск.  Тут
поступил он приказчиком в Компанию, объездил все закоулки обширного края. Он
с большой охотой шел на Амур, куда был назначен по просьбе Невельского.
     Известие о  том, что в Петровском  вырезали  отряд Орлова, было не  для
праздничного стола  и  не  для свадебного пиршества  с друзьями.  Невельской
шутил,  пил и угощал, но втайне сильно озаботился. Быть может, Березин прав,
придется брать Петровское штурмом, искать виновников и расправляться с ними.
     Миша тоже задумался.  Он был  удручен  тем,  что Невельской  женился на
Екатерине  Ивановне. После отказа капитану у Зариных Миша решил, что  введет
его в  свою  семью,  выдаст за него свою  сестру Веру. Как бы это  прекрасно
было. И сестра так ждала, что Невельской приедет погостить вместе с братом и
познакомится с ней. А  он помчался  в Иркутск, видно,  не имеет  гордости...
Папенька  и маменька  тоже  ожидали. Лучшей жены, чем  Вера,  Невельскому  и
желать бы  не  надо!  Она тиха, скромна, домовита. Миша смотрит на Геннадия,
как на человека,  который нехорошо поступил, разрушив все его планы,  как бы
вторгнулся в семейную жизнь Корсакова и нарушил ее спокойствие. Правда, Миша
вежливый, исполнительный, воспитанный  и  для него  же старался, заказал для
Екатерины Ивановны в Якутске "качку", приготовил все, что нужно для переезда
Невельских в Охотск. Но закрадывалось  сомнение,  любит  ли его Катя, если в
прошлом  году ему отказала? Может быть,  даже и  не любит. А  как Вере будет
обидно!.. И вместе приезжали бы с ним  домой, отпускал бы нас иногда Николай
Николаевич погостить.
     Когда спустя часа два все поднялись, Невельской условился с Кашеваровым
на завтра  о военном  совете.  Миша несколько задержался по просьбе Геннадия
Ивановича.
     - Ты  знаешь,  Миша,- сказал Невельской,- не хотел  я  тебе говорить...
Печальное известие... Христиани умерла.
     - Как? - поразился Корсаков.
     - Да, на Кавказе от сыпного тифа. Она не поехала во Францию.
     "Она  не  хотела   уезжать   из  России",-  подумал   Миша.  Когда  все
разъехались, Невельской рассказал жене все, что
     658
     он думает об экспедиции, и о том, как придется теперь действовать.
     Катя  еще  неясно понимала,  что она может стать свидетельницей военных
действий, быть может, увидеть битву. Она подумала о раненых.
     - Будет ли с нами доктор? - спросила она.
     -  Да,  мы  берем  здесь доктора.  С нами  будет  морской  врач  Орлов,
однофамилец  Дмитрия Ивановича. Мы  берем здесь несколько казаков и грузы. Я
намерен забрать "Шелихова". У меня предписание на руках брать любое судно, в
случае  опасности. И  я  на свой риск и  страх  заберу "Шелихова"  и с двумя
судами  пойдем к  устью  Амура, чтобы иметь  возможность на  одном  оставить
грузы, а другое держать вооруженным на случай опасности.
     Утром Екатерина Ивановна поднялась на залитую солнцем  палубу. Сегодня,
при  хорошей погоде,  Аян  очень  понравился  ей. Все  дома были  новенькие,
чистые. Горы полукругом охватывали бухту. Всюду зелень.
     Кашеварова радушно приняла молодую капитаншу. Пока дамы проводили время
в разговорах, в кабинете Кашеварова шел военный совет.
     Невельской  потребовал  передать  "Шелихова"  в  его  распоряжение.  Он
сказал, что погрузит все  на этот корабль, посадит на него детей и женщин, а
"Байкал" пойдет  с  десантом и  первым  войдет  в  залив  Счастья.  Командир
"Шелихова"   Мацкевич  горячо  поддержал  капитана   и   сказал,  что  готов
содействовать.
     Кашеваров   приосанился  и  с  важностью  пожевал  губами.  Глаза   его
уставились на Невельского.
     - Корабль компанейский, и бумага генерал-губернатора не имеет  никакого
значения,-  заявил  он.- Василий Степанович  Завойко будет возмущен, если мы
отправим "Шелихова"  не  туда,  куда  следует, так  как этот  корабль должен
грузиться  для Петропавловска. Правление  Компании будет также  возмущено...
Однако, представляя  всю опасность, которая грозит делу, я согласен взять на
себя  ответственность. Только так мы выясним главную суть вопроса.  Назначаю
"Шелихова"  следовать  на  Амур!  Завтра  же  закончим выгрузку пушнины, и я
поставлю всех моих людей на перегрузку.
     Через  два  дня Невельские переехали  на  корабль  "Шелихов".  Туда  же
перебрались семьи  матросов. Женщины опять поместились вместе с матросами, в
жилой палубе, которая была тут грязней и тесней, чем на "Байкале".
     659
     Невельским капитан  судна Мацкевич  уступил свою просторную  и  удобную
каюту из двух  отделений. Екатерине Ивановне не очень нравился  "Шелихов" со
всеми его удобствами. Ей жаль было покидать "Байкал" с его  маленькой уютной
каютой, к которой она уже привыкла.
     - "Шелихов"  нужен  на Камчатке,-  с  досадой  говорил  Невельской,-  с
Кашеваровым мы делим ответственность за это судно. Если все благополучно, то
"Байкалу" не придется  дважды ходить в Петровское. Мы сразу берем здесь все,
и  оба  судна  после  рейса  на  Амур  отправляются в  распоряжение  Василия
Степановича. Я не могу поступить  иначе. Я не верю здешним  чиновникам... Им
нельзя верить.  Даже Кашеваров, по-своему честный человек, и то  бывает, что
меняет  мнение.  Тут  люди  сплошь  ненадежны.  Если  мы  с  тобой уедем  на
"Байкале", а потом это судно вернется сюда за  второй половиной  груза,- бог
весть, попадет ли  оно  снова  к  нам. Пришлют не то, что  надо, или  совсем
ничего не пришлют.
     На другой день  Невельские простились  с Мишей, с Кашеваровым и  Аяном.
Оба судна с попутным ветром вышли в плавание.
     - Я приехал в Аян в прошлом году. Смотрю  -  березок нет,-  рассказывал
Березин  капитану,  сидя  в  кают-компании.-  Я к Кашеварову. Он  взъярился,
шерсть дыбом. Пошли мы хлестаться... Я говорю: "Как?.." Он: "Не  твое дело!"
Я:  "Постой,   ваше  высокоблагородие!"  Ну,  дай,  думаю,  попробую  с  ним
,по-хорошему.  "Зачем,  говорю, было  березы  рубить?  Я,  Березин, не  могу
видеть, когда зря березы губят..."
     Березин  держался  со  всеми   офицерами  как  ровня,  сыпал  народными
выражениями  и   чаще,   чем  кто-либо,   овладевал  всеобщим   вниманием  в
кают-компании. Заметно было, что он хочет казаться оригинальным.
     Геннадий Иванович  объявил всем,  что каждый  обязан подавать  ему свое
мнение о действиях экспедиции независимо и открыто.
     По  его  приказанию  Березин был помещен  в  офицерской  каюте.  А  тот
недоволен  был,  что  его не посадили на "Байкал", где шел  десант, которому
предстояла схватка.
     - Еще неизвестно, Алексей  Петрович,  которому судну больше достанется,
если начнется драка,- говорил ему капитан.
     На  этот раз  Невельской был доволен Кашеваровым. Боялся ли  тот  Миши,
который сидел  в Аяне целый месяц, или он в прошлом году настроен был кем-то
против Невельского -
     660
     трудно было сказать. Но нынче Кашеваров приготовил для экспедиции все.
     ...Прошли Шантарские острова.
     Бошняк  по-прежнему  читал  стихи  Лермонтова,  нес  вахту  и  с  немым
благоговением смотрел на Екатерину Ивановну.
     Березин  выбрился,  оставил  лишь  усы  и  опять  стал  совсем  молодым
человеком. Он все чистил пистолеты и  выходил на палубу, заткнув их за пояс.
Он  умолял Невельского дать ему  шлюпку и  десять  матросов, когда придут на
Петровский рейд, и вызывался первым высадиться на берег.
     Бошняк надеялся, что первым с десантом на косу отправят его...
     Понемногу воинственное настроение овладевало всеми.
     Березин  часто  разговаривал с боцманом Тихоновым о  стрельбе из пушек,
выказывая познания в артиллерии.
     - Воронья  слепота не указ, Геннадий Иванович, но  уж близко... Надо бы
на всякий случай пушки зарядить.
     Березин вел  дневник и вечером кратко записывал  все, что  произошло за
день. Он  производил  на  Невельского  впечатление человека, преисполненного
сил, которому некуда девать на корабле свою энергию.
     Однажды раздался свисток боцмана, труба проиграла сигнал, весь  корабль
задрожал от топота ног.
     Екатерина  Ивановна  услыхала раскатистый грохот выстрела. Наверху били
из орудий. Она весь день ожидала этого с замиранием сердца.
     Муж  предупредил, что назначает сегодня артиллерийские учения, и просил
не пугаться.
     Глав а 36 ПЕРВЫЙ КРЕЙСЕР
     Видимо, ветер ослабел, но еще покачивало.